— Как хотите…— Демин полистал уже заполненные бланки протоколов, искоса наблюдая за Жигуновым.— Видите ли, Михаил, дело в том, что мне, очевидно, придется все-таки поговорить с вашей женой…
— На кой?! Спрашивайте у меня, чего ее по вашим коридорам таскать?!
— Я вижу, вы что-то скрываете… Давайте сразу договоримся, о чем я не должен у нее спрашивать, что я не должен ей говорить, чтоб вас не подвести, а?
Жигунов подозрительно посмотрел на Демина, прикидывая, видимо, можно ли довериться.
— Ну, хорошо… Одна просьба будет… Не говорите ей, что я вчера был у отца, пил с ним… Общался… Не надо. Вот и все.
— Она запретила вам ходить к отцу?
— Да нет же, нет! Сложнее все, неприятнее… Нелады у них. Всерьез нелады, хуже не бывает. И если она узнает… Ну, получается, что вроде на поклон пошел… А она против. Вот так примерно.
— Хорошо. Договорились. Если же она об этом узнает от кого-то другого — моей вины тут не будет. А о том, что вы были у отца, о пожаре известно многим людям, вся улица знает, соседи…
— Вообще-то да,— уныло согласился Жигунов.— Я как-то не подумал… Заклинило маленько… Перебрал, явно перебрал вчера. Все думал, потолкую, объяснимся… В общем, объяснились. Лучше не бывает.
— Михаил… Я беру у вас подписку о невыезде,— Демин придвинул к Жигунову заготовленный бланк.— Пока идет следствие, вы можете понадобиться каждую минуту. Понятно?
— А если мы с женой прошвырнуться куда захотим?
— Приходите, что-нибудь придумаем. Но самовольно — не стоит. Последует изменение меры пресечения. Это означает, что я вас попросту посажу под стражу.
— А не боитесь, что сбегу?
— Боюсь,— признался Демин.
Ушел Жигунов. По коридору простучали его частые шаги, Демин услышал, как хлопнула входная дверь, а он сидел над плотно исписанными бланками протокола и чувствовал, как его втягивает в чужие судьбы, в отношения людей, в водоворот их жизни. Была ли она ему интересна или же только должностные обязанности заставляли искать правду? Задавая себе этот вопрос, Демин не мог не признать, что люди, с которыми он только знакомился, уже начали тревожить его. Он остро ощутил обреченность этих людей. С ними могло ничего не случиться, и до сих пор светились бы окна в доме, и стремились бы туда знакомые и незнакомые люди, но многое изменилось бы от этого? Будь он не следователем, а волшебником, убереги он всех от огня, от слесарного молотка, от злости и беспощадности, стала бы их жизнь лучше? Нет. Не случись пожара, кто-нибудь из этих людей простыл бы на снегу, попал под машину, а может, просто кончилось бы здоровье, как кончается бензин в машине и она останавливается, превращаясь в мертвую груду металла…
Демин набрал номер ремонтно-строительного управления, где работал Свирин — необходимо было узнать, что это за человек и как получилось, что всю пятницу он смог провести в доме старика Жигунова.
— Да! — раздался в трубке самоуверенный голос.
— Начальник РСУ? Простите, пожалуйста, я не знаю вашего имени-отчества…
— Если не знаете, значит, оно вам и не нужно. В чем дело?
— Видите ли, дело в том, что я вынужден обратиться к вам…
— Короче!
— Говорит следователь Демин. У вас работает Свирин?
— Простите… Я не мог даже предположить…
— О ваших предположениях мы поговорим позже в моем кабинете, когда вы получите повестку и придете в назначенное время. А сейчас меня интересует другое — работает ли у вас Свирин?
— Да, работает,— за какие-то доли секунды голос начальника невообразимо изменился, и теперь вместо откровенного хамства в него просочились чуть ли не угодливые нотки.
— Вчера Свирин был на работе?
— Да, был… А в чем, собственно, дело?
— Мы выясняем серьезное происшествие, и необходимо уточнить некоторые детали. До которого часа был вчера на работе Свирин?
— Как обычно… Впрочем, я сейчас…— В трубке наступила пауза, и Демин мог поклясться, что начальник ничего не уточняет, просто, зажав ладонью трубку, пытается предугадать дальнейший ход разговора.— Да, все в порядке! Он работал весь день.
— Кем он у вас числится?
— Бригадир в деревообрабатывающем цехе.
— Он сегодня на работе?
— Разумеется! Я видел его совсем недавно.
Демину захотелось попросить начальника пригласить Свирина к телефону, но он удержался. Все-таки в этом было что-то нехорошее — человек лежит в больнице, а он его именем пользуется… А впрочем, действительно ли в больнице Свирин? Может, он в своем цеху и спесивый начальник не врет?
— Вы не ошиблись, вы в самом деле видели сегодня Свирина на работе?
— Конечно! — воскликнул начальник, решив, что опасность миновала и все налаживается.
— В таком случае, я прошу пригласить его к телефону. Я позвоню через десять минут.
— Видите ли… Деревообрабатывающий цех не рядом… И за десять минут не удастся…
— Часа вам хватит?
— Вполне!
«За час он его из-под земли достанет,— подумал Демин.— Но из больницы вытащить не сможет».
5
Гольцов и Пичугин вошли в кабинет, уселись у стены и смиренно уставились на следователя, ожидая вопросов. Едва только взглянув на них, Демин понял, что им есть что рассказать.
— Ну ладно, показывайте свой улов,— сказал Демин, улыбаясь.
— Кое-что удалось выяснить,— нудным голосом протянул Гольцов.— Не знаю вот только, покажется ли тебе это интересным. Во всяком случае, если уж говорить всерьез, то надо признать, что никаких, собственно…
— Юра! — остановил его Демин.— Хватит. Я все понял. Слушаю тебя внимательно.
Гольцов рассмеялся.
— А я думал, сколько же у Демина терпения, сколько сможет слушать эту белиберду. Если сразу оборвет, гиблое дело, на мели сидим, если даст минуту — все не так уж плохо… Докладываю. По предварительным данным, вчера у Жигунова веселье продолжалось почти весь день. Чуть ли не с утра в доме был некий Свирин, работник РСУ. После обеда дом посетил кавказский гражданин с белокурой красоткой, которая работает в какой-то парикмахерской. Найдем. И кавказца, и его даму.
— Долго они были у старика?
— Около часа.
— Отпадает,— вздохнул Демин.— Пожар начался ночью.
— Нет, не отпадает,— невозмутимо вмешался Пичугин.— Кавказец через некоторое время снова вернулся в дом. Но без дамы. Когда ушел — не установлено.
— Установим,— заверил Гольцов.
— Договорились,— кивнул Демин, как бы застолбив это обещание.— Буду ждать с нетерпением. Дальше?
Пичугин вынул из кармана лист бумаги, развернул его, долго вчитывался в записи.
— Сын старика, молодой Жигунов… Был весь день в доме, выходил в магазин, снова возвращался, когда ушел — не установлено.
— Что они все, как подпольщики, расходились! — проворчал Демин.— Прятались?
— Нет, все проще. Они выбегали в магазин, снова возвращались… Некоторые выходы можно назвать точно, но когда кто ушел в последний раз, когда ушел и не вернулся — темнота.
— В каком смысле?
— В прямом. Наступила темнота.
— Что еще?
— Есть местная красотка по фамилии Борисихина. Да, именно так,— сказал Пичугин, сверившись с записью.— Какие у нее дела в этом доме, сказать трудно. Однако она там бывала. Изредка. Иногда уходит сама, иногда с помощью других людей. Вчера пришла часа в три, ушла около семи. На этот раз с помощью мужа и еще одного неустановленного гражданина.
— Знаю, это был отец мужа. Они вдвоем и пришли за ней,— заметил Демин.
— Валя, ты думай, конечно, как хочешь, но у мужа есть веские основания наказать всю эту компанию. Девку с толку сбивают. А если он ходит за ней по злачным местам, значит, ему не все равно, с кем она проводит свободное время.
— Выясню, доложу.— заверил Демин.— Все?
— Вот это,— Гольцов положил на стол лист бумаги,— описание прошлой ночи Борисихиной. Очень, на мой взгляд, показательная ночка у нее была. Наводит на размышления.
— Кстати,— скромно добавил Пичугин,— она сидит в коридоре. Ждет, пока ее примет товарищ следователь.
— Неужели доставили? — обрадовался Демин.— Ну, вы даете! Задолжал я вам, ребята, задолжал.
— Мы тоже так считаем,— сказал Гольцов, поднимаясь.— Ты пока побеседуй с девушкой, с ней приятно беседовать. У нее все в порядке за небольшим исключением…
— Каким?
— Выпить ей хочется, время опохмелки наступило. Ты не очень задерживай ее, мается девочка. Если нам повезет, ты сегодня и с ее мужем потолкуешь. Не против?
— Но тогда мне с вами вообще не расплатиться!
— Об этом поговорим в неофициальной обстановке,— ухмыльнулся тощий, с резкими движениями Гольцов и вышел из кабинета.
Вслед за ним вышел и Пичугин. В дверях он оглянулся и показал глазами в коридор, дескать, там есть кое-что для тебя.
— Об этом поговорим в неофициальной обстановке,— ухмыльнулся тощий, с резкими движениями Гольцов и вышел из кабинета.
Вслед за ним вышел и Пичугин. В дверях он оглянулся и показал глазами в коридор, дескать, там есть кое-что для тебя.
Демин внимательно прочитал рапорт о ночных похождениях Борисихиной и, подколов его в дело, выглянул в коридор. Прямо у его двери сидела красивая молодая женщина со светлыми волосами и твердым взглядом, сидела, закинув ногу на ногу и перебросив через плечо сумку на длинном ремне.
— Заставляете ждать, товарищ начальник,— сказала она.— Нехорошо. Журнальчик бы какой дали из следственной практики… И время бы скоротала, и образование свое повысила, подковалась бы перед допросом.
— Виноват,— Демин развел руками.— Буду исправляться.
— Что-то больно охотно вы свою вину признали… Настораживает столь быстрое раскаяние,— она улыбнулась.
«Действительно, красивая девушка, и улыбка красивая,— подумал Демин.— Может, напутали ребята? Нет, не должны…» Пропустив Борисихину в кабинет, он плотно закрыл дверь.
— У нас тут жарко, раздевайтесь.
— Как вы сказали?
— Я предложил вам раздеться.
— Что?! — с преувеличенным ужасом спросила Борисихина.— И это вы предлагаете мне? Прямо здесь?!
Демин улыбнулся понимающе, прошел за стол, сел.
— Ну как? — спросил он.— Вы уже оправились от смущения?
— Знаете, я оправилась от смущения лет десять тому назад. К большому моему сожалению.
— Возможно, оно еще вернется к вам.
— Смущение? Дай Бог… Хотя поверить в это трудно. Я, например, не верю. А хотелось бы…
— Если есть желание, можно постараться вернуть, только потребуется…
— Стоп!— Борисихина подняла руку, останавливая Демина.— Не надо. Все, что вы мне сейчас скажете, я слышу каждый день от своего мужа. Давайте к делу.
— Ну что ж, будем считать, что разминка закончилась. Меня интересует ваш вчерашний день.
— Это, наверно, в связи с пожаром? Должна вас огорчить… Ничего не помню. О событиях в доме Жигунова особенно. Жестокая публика там собирается, скажу я вам… Как поднесли мне стаканчик, причем проследили, чтоб я не сачканула… Так я и с копыт… Поэтому сейчас единственное мое желание — для поправки здоровья… А?
— К сожалению, не держим. Запрещено.
— Жаль! — искренне огорчилась Борисихина.— Говорят, Дергачев сгорел, это верно?
— Да, Дергачев погиб.
— Последний раз, значит, выпивал… Жаль, что я ничего не помню. Хоть посмотреть, какая бывает последняя пьянка у человека.
— Ничего особенного,— сказал Демин.— Можете мне поверить.
— Да, наверно, вы правы… Но я в самом деле ничего не помню.
— Не будем торопиться. Вы были вчера в доме Жигунова? Были. Зачем вы туда ходили?
— Вас интересуют мои личные дела? Выпивала с ребятами. Похоже, перебрала маленько. Ошибка вышла.
— Ну, с ребятами — это, наверно, слишком смело сказано… Некоторым из этих ребят под семьдесят.
— Вы имеете в виду старого Жигунова? Возможно, ему под семьдесят. Но, знаете, как относиться к ребятам, чего от них хотеть… Старый Жигунов вполне годился для хорошего застолья. Похлеще молодых лакал.
— Кто был, кроме вас?
— Постараюсь восстановить… Сам Жигунов — это раз. Его сынок. Это два. Я была. Потом эти… Дергачевы. Квартиранты… Вот и все.
— Подумайте, Борисихина, подумайте.
— Да! Чуть не забыла, его и немудрено забыть — был какой-то хмырь с голубенькими глазками. Точно. Он сидел у печи, то ли промерз, то ли простуженный… А может, от скромности. Такое тоже бывает. Но когда стакан подносили, не отказывался. Даже в магазин помню, мотанулся. Справился, все принес. Путем.
— Кто еще?
— Вроде все. Не знаю, на кого вы намекаете.
— Я не намекаю. Я прошу вас еще раз подумать — не забыли ли вы кого-нибудь из участников застолья.
— Давайте вместе проверим… Жигуновы, Дерга-чевы… Уже четверо. Хмырь голубоглазый из РСУ…
— Свирин,— подсказал Демин.
— Да, кажется, так его фамилия… Потом этот длинный…
— Какой длинный?
— А черт его знает! Первый раз видела… Хотя нет.— Борисихина обхватила ладонью рот, задумалась, но тут же уронила беспомощно руки на колени, развела их в стороны.— Не помню. Вроде видела где-то, а где именно, с кем, в какой компашке… Красивый парень, молодой… Но у меня с ним ничего не было, не думайте.
— За вами пришел муж?
— Пришел,— скривилась Борисихина.— На кой — ума не приложу. Но пришел, батю своего привел…
— Наверно, вид у вас был не блестящий.
— Могу себе представить!
— Он увел вас из дома Жигунова. Знаете, похоже, что он вас тем самым от смерти спас.
— А кто его просил? — неожиданно резко спросила Борисихина.— Он все спасать меня стремится, а зачем это ему понадобилось, ума не приложу. Спасает от дурной жизни, от дурной компании… А зачем меня спасать? Ради чего? Для какой такой надобности я нужна кому-то трезвая, правильная, завитая да напомаженная? Таких и без меня хватает, а по мне, так даже многовато. Для хорошей жизни он меня спасает? Неужели он такой дурак, что не может понять — это невозможно! Не стремлюсь я к хорошей жизни! Если уж на то пошло, я даже не знаю, что это такое. Она идет по какому-то другому расписанию… Что делать, не увлекают меня ни производственные дела, ни общественная деятельность, да и санитарное состояние города тоже не очень тревожит… Наверно, это плохо. Вы уж простите…
— Может быть, он вас любит?
— Муж? С него станется… Но это у него пройдет. Меня нельзя любить слишком долго. Вредно для здоровья.— Борисихина невесело улыбнулась.
— Как вы думаете, ваш муж мог вернуться в дом Жигунова и отомстить за то, что вас напоили, довели до безобразного состояния… Уж коли он вас любит, а?
— Я же сказала, что с тем парнем у меня ничего не было. Во всяком случае, я не помню… Это я бы помнила… Так что для ревности у мужа не было оснований.
— Опишите того парня,— попросил Демин.
— Длинный, молодой, ничего так парнишка… Ничего.— Борисихина усмехнулась, видимо, восстановив в памяти еще одного гостя Жигунова.
— Рыжий? — решил помочь ей Демин.
— Да какой он рыжий?! Черный.
— Толстый?
— Опять вы его с кем-то путаете. Тощий, узкоплечий, молодой, лет двадцать ему или около того. Веселенький такой мальчик, все улыбается, подшучивает… С деньгами.
— Откуда вы знаете, что с деньгами?
— Голубоглазого все посылал за выпивкой. И деньги давал.
— Где ваш муж провел ночь?
— Дома, наверно… Где же ему ночевать?
— Разве вас не было дома этой ночью?
— Не было.
— Расскажите тогда, как вы провели ночь.
— Плохо провела. Можно бы и получше.
— А подробнее?
— Не надо. Совестно,— Борисихина посмотрела Демину в глаза.— Ничего нового…
Ее времяпрепровождение в эту озаренную пожаром ночь Демин уже знал из рапорта Гольцова. Около двадцати часов за ней в дом Жигунова пришел муж. Свекор жил рядом, поэтому решили доставить ее к нему, чтобы не тащить через весь город. Борисихина к тому времени пришла в себя и пообещала, что, побыв часок у отца, сама приедет домой.
Через час, три, пять часов Борисихина домой не явилась. А от отца ушла, как и договаривались, через часок, умывшись, поставив на место глаза, губы, брови. Около девяти вечера Борисихину видели с каким-то хромым мужичонкой. Их отношения позволяли предположить, что познакомились они недавно, возможно, в этот же вечер. Они толкались у гастронома, у бакалейного отдела торгового центра, у ресторана, то есть в местах, где можно было рассчитывать на выпивку. В девять вечера на улицах уже темно и пустынно, разговор Борисихиной с хромым слышен был за квартал. Похоже, она не заметила ни хромоты своего попутчика, ни его усталости, заметила, осознала, что были у него деньги и что не прочь он опрокинуть стаканчик-другой.
Когда добрели до ресторана, Борисихина вошла внутрь, а хромой остался ждать на ступеньках. А через час, когда терпение его кончилось, он решился заглянуть и увидел, что Борисихина пьет прямо из бутылки, купленной на его кровные деньги. Единственное, что утешило бедолагу,— еще две бутылки у Борисихиной плескались на дне авоськи, посверкивая в свете ночных весенних фонарей.
Да, март. И надобно ж такому случиться — весна еще не пробрала хромого и душа его оставалась постыдно равнодушной. Обида толкнула Борисихину в объятия двух загулявших молодцов, которым приглянулась не столько она сама, сколько бутылки в авоське. Хромой пугливо отпрянул в тень и теперь двигался за троицей, прячась за углами, за столбами, припадая за урны, все еще надеясь на справедливость.
Печальное зрелище: два типа тискают его знакомую, а он, трезвый, как дурак, промерзший и несчастный, стоит за углом и ждет — не останется ли и на его долю чего-нибудь… А на крышах нахально, душераздирающе и страстно кричат коты, похрустывают лужи под ногами одиноких прохожих, гудит в голых ветвях весенний ветер, но все заглушает ненавистный гогот этих двух типов…