И даже не во врожденном чувстве справедливости. Этот загадочный Орлов с прозрачными рыбьими глазами просто ужасно ее разозлил. Она чувствовала себя оскорбленной, задетой за живое.
Какой-то паразит отбирает у нее убийство. Этого капитан Матросова никому не позволит! Не для того она работает как вол, торчит на дежурствах и на опознаниях, допрашивает свидетелей, как правило, тупых и невнимательных, чтобы кто-то другой всем этим воспользовался. Так что фиг ты от нас что-то получишь, товарищ Орлов.
А у нее есть кое-что. Этот Лысый Ленчик был очень скользким типом. Вроде бы на виду вертелся, а никто о нем ничего толком не знал. Ни с кем живет, ни имеются ли родственники. Однако ее ребятки кое-что нарыли. Вышли на его девушку. То есть не девушка она, а весьма бывалая тетя тридцати восьми лет. Оказывается, у Лысого Ленчика с ней давняя любовь. Сейчас любовь вся вышла по причине смерти партнера, но, возможно, тетя эта что-то знает о том, какие отношения связывали Ленчика с Севой Шрамом. Интуиция подсказывала капитану Матросовой, что Орлову интересен именно он, матерый уголовник Сева Шрам, а не шестерка Ленчик, хотя бы даже и Лысый…
«Как вы лодку назовете, так она и поплывет!» – пел неунывающий капитан Христофор Бонифатьевич Врунгель.
Капитан Матросова могла с уверенностью подтвердить, что имя человека влияет на его характер. Выяснила она это на своем собственном примере. Ее папа Иван Матросов, получив известие о рождении дочки, ни капельки не расстроился – хотя, как все отцы, ждал, разумеется, мальчика. Он назвал девочку Александрой и объяснял всем, что дал дочери имя в честь Героя Советского Союза Александра Матросова.
Шутник был папулька, царствие ему небесное, усмехалась Александра, вспоминая, какими только прозвищами ее не награждали в школе. Но мало-помалу она стала подмечать в себе черты характера героя. Маленькая Саша никогда не боялась ни учителей, ни мальчишек во дворе, она смело могла подраться с двумя и даже с тремя и выйти победительницей. Скорее всего противники не ожидали такой прыти от слабенькой с виду девчушки.
Когда умер отец, Саше было десять лет. Через два года мама вышла замуж за другого. Отчим работал бухгалтером и был полной противоположностью ее веселому общительному отцу. Стоило вернувшейся из школы Саше с порога услышать его скрипучий голос, как у нее начинало ломить в висках. На все случаи жизни у него имелись для нее добрые советы. Иногда от таких советов хотелось удавиться.
Но она и здесь не сплоховала. Отчим хотел, чтобы Саша после школы шла в финансово-экономический – неплохая, дескать, специальность для девушки. Но Александра подала документы на юридический. Отчим поднял брови, но тут же опомнился и дал падчерице очередной добрый совет, сейчас уже и не вспомнить, какой именно. Когда же родители узнали, что она попросилась на работу в полицию, разразился скандал. Мама падала в обморок и пила сердечные капли, отчим забыл все свои добрые советы и онемел на неделю. Потом они вообще перестали с ней разговаривать.
В полиции на Сашу сразу же положил глаз один крупный начальник и захотел посадить ее в свою приемную для украшения. После первого дня работы, когда начальник в кабинете позволил себе слегка коснуться ее бедра, пришлось снова обнаружить матросовский характер. Александра попросилась в самое затрапезное отделение полиции на оперативную работу. Начальник, разумеется, не препятствовал.
В отделении ее встретили не слишком любезно. Им нужен был оперативник, а прислали какую-то блондинку с голубыми глазами. Саше сразу дали понять, что никто не собирается с ней возиться. Смешные люди, они не знали о родстве душ, связанных одинаковыми именами.
Скоро об Александре Матросовой узнали все. Она работала лучше многих мужчин. В любую погоду ездила на место преступления, мерзла в засадах и на следственных экспериментах, пыталась выдавить из невменяемых свидетелей хоть какую-то полезную информацию. Эту работу Саша иногда просто ненавидела. Свидетели раздражали идиотизмом и невнимательностью. Некоторые уходили в глухую несознанку и тупо повторяли, что ничего не видели, а если видели, то не запомнили, а если и запомнили, то уже успели прочно забыть.
Вот как эта, с позволения сказать художница, Катерина Дронова. Хотя эта как раз не придуривалась в том смысле, что ничего не знает и ничего не видела. Сразу видно, что мозги у бабы куриные, только и умеет, что свои лоскуточки нашивать. Господи, и что только люди в этом искусстве находят? Но справедливости ради следует отметить, что Дронова эта не так чтобы слишком популярна. Народ от ее шедевров не столбенеет и тысячи баксов не спешит за картины отстегивать. Хотя кому-то же они понадобились, спер кто-то разноцветные тряпочки. Но не Сева же Шрам!
Капитан Матросова вспомнила, как подруга Дроновой, писательница детективов – как ее? – Ирина Снегирева с апломбом утверждала, что тот, кто художественные тряпки из галереи спер, тот и Лысого Ленчика пришил. В этом месте Александра аж заскрипела зубами от злости. Еще эта писака будет ее учить! Ох, вот уж кого она терпеть не может, так это писательниц, которых в последнее время развелось слишком много. Пишут и пишут, лапшу на уши вешают народу, хотя так им и надо, не будут ерундовые книжки читать. А уж полицейских такими представят, что жуть берет и хохотать хочется. Да только смех этот сквозь слезы. Взять хотя бы эту барышню-аналитика, у которой вечно спина ноет и давление скачет. Это же надо такое придумать! Милая, да как же тебя в полицию взяли, такую болезную, там же медицинский осмотр проходить нужно и нормы спортивные сдавать. А ты не то что пробежать или проплыть, ты в метро-то пару остановок проехать не можешь, чтобы в обморок не упасть. Да тебе инвалидность оформлять нужно в срочном порядке и на пенсию выходить, а не в полиции работать!
Одно слово, дурят эти писатели людей. И Снегирева эта, надо думать, такая же, хотя Александра ее книжек и не читала. Тоже выдумала – ее, капитана Матросову, жизни учить! Очевидно ей, видите ли! Александре очевидно, что здесь не рассуждать нужно, а бегать, разузнавать. Оперативника, как и волка, ноги кормят. Вот, кстати, этим она сейчас и займется.
Матросова полезла в ящик стола за блокнотом, где был записан адрес пассии убитого Лысого Ленчика, и в это самое время в ее комнатушку зашел подполковник Рыбкин.
– Что, побеседовала с господинчиком? – вздыхая, спросил он. – Как он, доволен остался?
– Не знаю, – буркнула Александра и склонилась над ящиком, чтобы ненароком не выдать себя ненужной гримасой.
– Что поделать, – еще горше вздохнул шеф. – С этими секретными конторами спорить – все равно что против ветра плевать, все на тебя рано или поздно попадет. Или на соседа.
– Да какого черта! – Александра с силой задвинула ящик, так что едва не прищемила шефу палец. – Что этот Орлов себе позволяет? Вечно они хотят на чужом горбу в рай въехать! Чужими руками жар загребать! Не бегал, не искал, все готовое взял…
– Александра, – заорал шеф, – чтобы я таких разговоров больше не слышал! Отобрали у тебя дело, значит, так надо!
– А я этому Орлову не подчиняюсь! – взвилась Матросова. – А от своего непосредственного начальства я никакого приказа не получала!
– Не получала, говоришь? – Шеф побагровел. – Так получи! Выброси этого Лысого Ленчика из головы и занимайся другими делами. Что у тебя там, кража в секс-шопе? Что украли-то?
– Резиновую куклу и три вибратора, – угрюмо сообщила капитан Матросова.
– Совсем у людей крыша поехала, – покачал головой шеф. – Вот кому эта резиновая дрянь понадобилась?
– Мало ли, бывают любители, – неуверенно протянула Александра.
– Вот и разбирайся, – решительно приказал шеф и обтер потный лоб, – раз ты такая подкованная. А я, к примеру, и знать не знаю, что за такие вибраторы и для чего они нужны.
Александра хотела ехидно посоветовать шефу спросить у жены, но решила не заедаться. Вместо этого она уставилась ему в душу преданными голубыми глазами и рявкнула:
– Слушаюсь!
Рыбкин махнул рукой и поскорее вышел из комнаты, а Александра немедленно снова полезла в ящик стола за блокнотом. Вот они, данные, все как в аптеке! Юрченко Людмила Петровна, проживает на улице Счетовода Косточкина в доме пятнадцать дробь семь. Есть номер квартиры и телефон. Но там никто не отвечает, еще утром предупредили Александру. Либо баба смоталась куда-то, либо телефон отключила. Нет, вряд ли смоталась, поскольку Лысого Ленчика еще не похоронили, это же все-таки совесть иметь нужно. Скорее телефон отключила, чтобы никто соболезнованиями не доставал.
Капитан Матросова никого и ничего не боялась. Она твердо намеревалась сама расследовать убийство Ленчика. Ее героический тезка поднял голову и пообещал Александре всяческую поддержку. Он всегда воодушевлял ее своим примером. Что с того, что у нее отняли дело и строго-настрого запретили им заниматься? Вперед, грудью на амбразуру и вражеские пулеметы! Она никого не боится: ни собственного начальства, ни людей из страшной секретной конторы. Враг будет разбит, победа будет за нами!
Катя медленно шла по тротуару и думала о том, почему некоторым людям так нравится портить другим настроение.
«Кажется, я не сделала этой Матросовой ничего плохого. За что она так на меня?»
Она еще немножко подумала и пришла к выводу, что капитан Матросова не любит свою работу и поэтому злится на всех людей, чье занятие кажется ей более интересным, более увлекательным.
В это время рядом с Катей притормозила блестящая черная машина.
– Здравствуйте, Екатерина Михайловна! – окликнул ее вежливый, довольно приятный голос.
Катя вздрогнула и обернулась. Из опущенного окна машины выглядывал улыбающийся мужчина. Он был одет в черный костюм и белую рубашку, глядел приветливо и манил к себе.
«Боже мой, – подумала Катерина, – что за наказание! Снова кто-то по мою душу! Неужели Люсьену снова от меня что-то понадобилось? Нет, это кто-то чужой, наверное, из этих в черном…»
Ей совершенно не улыбалось разговаривать сейчас ни с кем: ни с посланцами культурного атташе, ни с людьми в черном. Катя бросилась в сторону. Еще немного, и она добежала бы до подворотни, в которой можно было скрыться от преследователя, но он и не думал гнаться за ней. Он просто крикнул ей вслед:
– Разве вы не хотите узнать о судьбе Валентина Петровича?
Катя застыла на месте, как будто ее остановила пуля. Она повернулась и на негнущихся ногах вернулась к черной машине.
– Что… что с ним случилось? – спросила она, с трудом шевеля губами. Рот неожиданно пересох, а сердце билось где-то в левой пятке.
– Садитесь, – мужчина широко улыбнулся и распахнул перед ней дверцу машины, – садитесь, я вам все расскажу!
– В машину не сяду! – вскрикнула Катя и попятилась. – Вы меня обманываете! Это ловушка!
– Ладно, как хотите, – искуситель прикрыл дверь, но не до конца, – но тогда вы ничего о нем не узнаете.
– Хорошо же. – Катя шагнула вперед, как будто бросилась в ледяную воду. – Будь что будет, я должна о нем узнать!
– Правильное решение. – Мужчина улыбнулся ей еще шире и подвинулся. – Я знал, что вы решительная женщина.
Катя плюхнулась рядом с ним на сиденье и повернулась, ожидая продолжения:
– Говорите! Я хочу знать правду! Что с ним?
– Вы уверены, что вы хотите это знать? – с сомнением проговорил мужчина. – Это может вам не понравиться.
Катя схватилась за сердце.
– Говорите! Говорите мне все! Неизвестность еще хуже, чем любая, даже самая страшная правда!
– Не говорите потом, что я вас не предупреждал, – и с этими словами незнакомец положил Кате на колени большую цветную фотографию.
На этой фотографии был ее муж, профессор Валентин Петрович Кряквин. Ее дорогой муж Валек. Но в каком виде!
Профессор был, можно сказать, голым. На нем были выцветшие холщовые шорты, поверх которых красовалась кокетливая юбочка из пальмовых листьев. Тело профессора украшал бело-красный узор. А еще Катин муж выглядел удивительно худым. Валентин Петрович и прежде не страдал избыточным весом, но теперь он походил на обтянутый загорелой кожей скелет из школьного кабинета биологии. Впрочем, это все было понятно и совершенно объяснимо, ведь профессор Кряквин, насколько это было известно его жене, в настоящее время кочевал по дебрям Африки с одним из диких племен.
Непонятно и страшно было другое.
Профессор находился за решеткой.
Он смотрел на Катю сквозь толстые бамбуковые жерди, обвязанные просмоленными канатами.
Валентин Петрович сидел в клетке, как обезьяна или хищный зверь в провинциальном зоопарке!
– Боже! – воскликнула Катя и уронила фотографию.
Она тут же наклонилась за ней, ударившись о приборный щиток машины, но не обратила на это внимания. Подняла драгоценную фотографию, прижала ее к груди и повернулась к водителю, ожидая от него объяснений. По Катиным щекам текли крупные слезы, подбородок мелко дрожал.
– Я же говорил, что вам лучше этого не знать, – протянул мужчина, внимательно наблюдая за ее реакцией. – Я же говорил, что вам не понравится!..
– Где он? Что с ним? – выдохнула наконец несчастная женщина. – Он в плену у дикарей?
– Скажем так, не совсем у дикарей, – неопределенно качнул головой этот ужасный человек. – Более того, я скажу вам одну вещь. Вы можете помочь своему мужу, облегчить его участь и открыть ему путь к свободе.
– Говорите, что я должна сделать! – воскликнула героическая Катерина, неожиданно почувствовав себя всеми женами декабристов сразу.
– И куда же, интересно, запропастилась Катерина? – раздраженно проговорила Жанна, взглянув на часы. – Наверняка запилила в какое-нибудь кафе и снимает стресс заварными пирожными.
– Что ты ее все время шпыняешь? – вступилась Ирина за отсутствующую подругу. – А вдруг ее до сих пор допрашивает эта пуленепробиваемая Александра Матросова?
– Да знаю я ее, – отмахнулась Жанна. – А пилю я ее для ее же блага. Если ее не пилить, она вообще ни в одну дверь не войдет.
Жанна была страшно зла на весь мир, потому что, пока они с Ириной ходили в фирму «Аргамак», важный клиент позвонил и сообщил, что отменяет встречу. Это могло означать только одно: он обратился к другому нотариусу, а стало быть, Жанна упустила выгодного клиента. Ирина уже выслушала все, что Жанна имела сказать по этому поводу, и теперь подруги молчали.
Неожиданно зазвонил телефон.
– Наверное, она объявилась. – Ирина сняла трубку.
Однако звонила вовсе не Катя.
– Это Померанцев, – раздался в трубке бодрый голос профессора. – Извините, что звоню вам, Ирина, но я отыскал у себя только ваш телефон.
– Здравствуйте, Сергей Леонидович!..
– Дело в том, что я вспомнил одну важную вещь, касающуюся нашего последнего разговора. Но я не хотел бы говорить об этом по телефону. Если можно, я к вам приеду. Если, конечно, это удобно…
– Разумеется, удобно! – Она положила трубку и объявила: – Сейчас приедет профессор. Профессор Померанцев, тот, из Африки…
– Так я, может быть, лишняя? – усмехнулась Жанна. – Я могу уйти.
– С ума сошла! – Ирина вспыхнула. – Он же старик!
– Не такой уж старик, если вспомнить, как ловко он в одиночку разделался с тремя крепкими «аргамаками». А небось он знаком и с негритянской сексуальной магией…
– Прекрати, Жанка! С тобой просто невозможно! Всегда об одном и том же!.. Он вспомнил что-то важное насчет тех камней, но не хотел говорить по телефону.
Профессор появился через полчаса. Оглядел комнату и озабоченно спросил:
– А где Екатерина Михайловна?
– Сами теряемся в догадках, – пожала плечами Ирина.
– Ну да ладно. – Сергей Леонидович уселся в кресло и положил руки на колени. – Видите ли, дамы, память – сложная штука. Ведь как иногда бывает: какая-то деталь ускользает из памяти, и нужен внешний толчок, чтобы снова ее вспомнить…
– Нельзя ли ближе к делу? – прервала профессора Жанна.
Ирина толкнула ее локтем и уставилась на профессора преданным взглядом студентки, которая изображает предельное внимание. Сергей Леонидович покосился на Жанну и продолжил:
– После нашего разговора я вышел на улицу и увидел переходящего улицу слепого с белой тростью…
Жанна тяжело вздохнула, но промолчала, увидев, как Ирина за спиной профессора показывает ей кулак.
– Не беспокойтесь, я уже подошел к сути дела. Эта белая трость заставила меня вспомнить ту ночь, о которой я вам рассказывал. Ночь, когда земля тряслась под ногами, а к нашей палатке пришел жрец из святилища милонго. Хранитель унга вароси.
– Да-да, мы помним эту душераздирающую историю, – не удержалась Жанна.
– Так вот, – профессор повысил голос, – я вспомнил, что жрец тоже опирался на посох.
– Понятное дело. – Ирина кивнула. – Вы же говорили, что он был при смерти, еле шел, вот и взял палку, чтобы на нее опираться.
– Нет, дорогие дамы, это была не простая палка. Это был резной посох, покрытый письменами. Посох-послание!
– Что? – не поверила Жанна своим ушам.
– Не удивляйтесь! На ранних стадиях развития письменности очень часто дорожные посохи использовали как письмо. На такой палке вырезали клинописными или другими значками текст послания, а потом почтальон брал палку в руки и отправлялся в путь. Удобно – и текст не забудешь, и опираться при ходьбе можно. Так вот, посох жреца был именно таким письмом. Правда, письмена на посохе были настолько старыми, что ни я, ни Валентин Петрович не смогли их сразу прочесть. Хотя мы особенно и не пытались, не придали этому большого значения. А теперь я думаю, что на посохе могло быть написано что-то важное и что жрец не случайно принес его нам.
– И что это нам дает? – разочарованно протянула Ирина. – Ведь этот посох остался там, в лесу. Даже если он не сгорел в том лесном пожаре, найти его в бескрайних джунглях труднее, чем иголку в стоге сена.
– Вот и нет! – Сергей Леонидович многозначительно округлил глаза. – Валя… Валентин Петрович взял этот посох с собой. Он опирался на него в дороге и положил в свой багаж, возвращаясь в Россию. Может быть, он сделал это не случайно, а под воздействием внушения жреца? Вполне вероятно, что этот посох сейчас в его квартире.