Линегарт никогда не был красивым. Даже старые его постройки, чудом спасшиеся во время многочисленных перестроек и модернизаций, выглядели невзрачно и серо. Новые же, выстроенные в стиле безжалостной функциональности, также не вызывали восхищения. Не завораживали, подобно изысканно-великолепным адигенским строениям, не поражали грандиозностью, как галанитские небоскрёбы.
Прагматичные и простоватые приотцы о красоте особенно не задумывались и даже частные свои виллы поручали «создавать» местным архитекторам, получая уменьшенные копии безликих городских построек. Но и этого им оказалось мало! Больше всего Арбедалочика раздражала привычка местных богатеев лепить роскошные виллы где придётся. Поле, выпас, элеватор, дорога для паротягов и тут же – двухэтажное здание, окружённое небольшим садом. Будто густые деревья способны защитить от «прелестей» бездумно подобранного окружения! Возможно, коренные приотцы и в самом деле обожали аромат аутентичного навоза, но Абедалоф сельскохозяйственные испражнения не терпел, гулом паротягов не восхищался и в качестве резиденции выбрал дом в десяти лигах от города, уединённо стоящий на лесистом берегу Хомы.
А «изыски» местной архитектуры стали у Абедалофа поводом для бесконечных шуток.
– Архитектурная мысль Приоты замерла на изучении прямого угла. Не спорю: строитель должен понимать, что это такое, и уметь воссоздавать пересечения под девяносто градусов в своих творениях, но здесь всё прямоугольное! Вообще всё, слово скаута! Даже кресла! Орнелла, ты видела сад? Дорожки выложены прямоугольной плиткой и пересекаются строго перпендикулярно! Как разлинованные тетрадки! Слово скаута: местные – идиоты!
– Вям!
– Да, Эбни: поголовно!
Арбедалочик любил «дикие» парки, искусно имитирующие естественное буйство природы, заблудившись в которых вдруг забываешь о том, что всё вокруг – плод усилий садовников, и чувствуешь себя в сердце неизведанного острова. Арбедалочику нравилось проваливаться в иной мир, и упорядоченные приотские сады наводили на него тоску.
– Селяне обрели цивилизацию и боятся показаться провинциалами. – Он удобнее устроился в кресле и вновь уставился на широкую Хому, лениво текущую мимо открытой террасы. Заходящее солнце подсвечивало воду искристым оранжевым, таким карнавальным, что губы сами растягивались в улыбке. – Но не будем о туземцах, надоело.
– Вям! – Саптер высказался с важностью спикера и с подозрением глянул на гостью. Словно намекая, с чего следует начать разговор.
– Простите, господин директор, я вас подвела, – со всем доступным ей смирением произнесла Орнелла.
– Ничего страшного, поражения случаются, – задумчиво отозвался Абедалоф, не отрывая взгляд от реки. – Ты ведь сделала всё возможное, не так ли?
– Так.
– И едва не погибла.
– Да, господин директор.
– Я тебе верю и ценю. Всё в порядке.
– Спасибо, господин директор.
Однако поселившийся внутри холодок пока не думал рассасываться. Григ была с Арбедалочиком на Шадоте и знала, что под маской жизнерадостного и добродушного весельчака скрывается жёсткий и даже жестокий человек. Абедалоф не терпел неудачников, требовал выкладываться на сто один процент и жестоко наказывал нерадивых. Григ помнила о судьбе барона Шапчика, ловеласа и гурмана, которого Абедалоф за одну-единственную ошибку загнал на далёкую, как соседняя галактика, Бакратийскую факторию.
– Эффект неожиданности полностью объяснил осечку, – продолжил Арбедалочик. – Но больше я не хочу о нём слышать.
– Да, господин директор.
– Теперь ты знаешь, что против тебя играет бамбадао, и должна быть готова.
– Да, господин директор.
Орнелла потупилась.
Абедалоф Арбедалочик её возбуждал. Без дураков – она с радостью прыгнула бы к нему в постель, но…
Абедалоф Арбедалочик был едва ли не единственным знакомым Григ мужчиной, который железной рукой управлял своими эмоциями. Он видел в Орнелле исключительно подчинённую, и никакие феромоны не могли это изменить. При первом знакомстве девушка даже решила, что Абедалоф – педераст, но вскоре убедилась в обратном. Арбедалочик любил женщин, но никогда не смешивал работу и развлечения.
– И ещё я очень рад, что ты подслушала разговор Помпилио и Махима. – Абедалоф решил перейти к «пряникам». – Это был поступок настоящего профессионала.
– Благодарю, господин директор.
– Я предполагал, что Помпилио ищет заказчика убийства своей ненаглядной Лилиан, а теперь у меня есть доказательства. – Арбедалочик усмехнулся. – Дело принимает презабавнейший оборот.
– Вям!
– Поскольку Махим жив, получается, что Помпилио ему поверил, и теперь у него два кандидата на роль злодея: я и Дагомаро.
– Нужно убедить адигена, что во всём виноват Дагомаро.
Пару секунд Абедалоф пристально смотрел на девушку, при этом Орнелле показалось, что в глазах директора промелькнула жалость, а затем обаятельно улыбнулся:
– Убеждать нет необходимости: это действительно сделал Дагомаро, и дер Даген Тур, как умный человек, обязательно докопается до правды. Но нам нужно, чтобы удар получился очень сильным… – Пауза, во время которой Григ усердно «ест» начальство глазами. В этой постановке Орнелле отводилась роль исполнителя, и девушка не собиралась из неё выходить. – У Винчера Дагомаро есть поверенный, самый близкий помощник, хранитель тайн – это его первый секретарь Друзе Касма. На Тахасе до Касмы не добраться, однако изредка Друзе прилетает в Унигарт, и там ты его похитишь.
– И отдам адигену? – проявила сообразительность Григ. И тоном выразила своё удивление.
– Да, Орнелла, ты отдашь Касму Помпилио дер Даген Туру, – подтвердил Абедалоф.
– Вям!
– Потому что я очень хочу, чтобы наш лысый друг докопался до правды.
Часть II Линегартский гарпун
Глава 1, в которой Помпилио ведет светскую беседу, Сантеро уносит ноги, Селтих уверен в успехе, а Хильдер готовится
– «Амуш» починили? – светским тоном осведомилась Кира Дагомаро, устраиваясь за столиком. – Было бы жаль потерять такой прекрасный ИР.
Она не была в восторге от необходимости видеться с дер Даген Туром. На этот раз не была. Дело в том, что во время предыдущей встречи, о которой Помпилио попросил после длительного перерыва в отношениях, когда его считали едва ли не наркоманом, Кира опрометчиво дала обещание… Опрометчиво дала, а потом исполнила. И именно поэтому испытывала теперь некоторую неловкость. Предыдущей встречи девушка ждала с нетерпением, обрадовалась, что Помпилио наконец-то возвращается к жизни, обрадовалась, что именно её он захотел увидеть первой, и обещание дала легко, оно показалось мелким.
Исполнила его. Обещание. И теперь, глядя на лысого адигена, не знала, с чего начать, вот и завела разговор о цеппеле Помпилио, самом быстром в Герметиконе исследовательском рейдере, который едва не погиб несколько месяцев назад, попав в устроенную галанитами засаду.
– Ремонт как раз заканчивается, – ответил Помпилио, рассеянно изучая меню. – Белое вино, сыр и фрукты?
– Я хочу фирменный салат, – протянула девушка. Утром она торопилась в штаб и не успела позавтракать. – С кальмарами и сыром.
– Не забудь о салате. – Дер Даген Тур передал меню Теодору – с официантами он общался крайне редко, – и вновь повернулся к собеседнице: – Если верить докладам, «Амуш» стал как новенький.
Ушерская промышленность заслуженно считалась одной из лучших в Герметиконе, однако ремонтировать повреждённый в бою цеппель дер Даген Тур предпочёл на родине. «Пытливый амуш» наспех залатали, вернули ход и в сопровождении доминатора отправили в весьма рискованное путешествие на Лингу: учитывая состояние цеппеля, межзвёздные прыжки были ему, мягко говоря, противопоказаны. Тогда Кира сочла решение прихотью капризного адигена, но время шло, а рейдер не возвращался, несмотря на общеизвестную привязанность Помпилио к своему цеппелю. Получается, не в капризе дело, или не только в капризе.
– Когда он прилетит?
– Не знаю.
– Не знаешь? – удивилась девушка.
– Скоро зима, Банир станет злым, так что «Амушу» здесь делать нечего.
– А ещё его могут реквизировать для нужд армии.
– «Амуш» ходит под флагом Герметикона, – мягко напомнил Помпилио, – даже твой отец не рискнёт связываться с Астрологическим флотом. – Помолчал и продолжил: – Но ты права: я не хочу рисковать. Война есть война, и цеппель может погибнуть даже на рейде.
Несмотря на время – три пополудни – и торчащее в безоблачном небе солнце, на главной набережной Унигарта было свежо: осень вступила в права, и Банир всё чаще напоминал о приближающейся зиме холодным ветерком. Северные вздохи огромного океана то просто окутывали набережную, то стремглав проносились по ней, струясь между столиками кафе, развевая шарфы, а иногда – срывая шляпы. Банир лишь начинал сердиться. Знаменитые хологаны, холодные ураганы, ещё не начались, до первых из них, смешных в своей слабости, оставалось не менее двух месяцев, и открытые кафе по-прежнему пользовались популярностью: кардонийцы любили океан и уходили с набережной, лишь когда он сердился.
– Ты никому не веришь? – Кира была готова говорить о чём угодно, лишь бы не об исполненном обещании.
– В последнее время возникли проблемы с доверием, – согласился дер Даген Тур. – Заметно?
– Но ты не покидаешь Кардонию.
– Я путешественник, мне любопытно происходящее.
– Изучаешь нас?
– Фиксирую для мемуаров.
– И ты…
– Как поживает Драмар? – бесцеремонно перебил девушку дер Даген Тур, которому наскучила пустая болтовня.
Адигена не особенно интересовал жених наследницы империи Дагомаро – блестящий офицер ушерской армии Драмар Накордо, – адигена интересовало обещание, которое девушка исполнила, но он понял, что двигаться в нужном направлении следует постепенно. И Кира в сотый раз попалась на уловку: тут же стала говорить о любимом, потому что для влюблённых молодых девушек нет темы важнее и приятнее.
– Драмара ждет новое назначение: заместителем Даркадо, начальником разведывательного управления Генерального штаба, – с гордостью сообщила она лингийцу.
– Прекрасная карьера… – одобрил Помпилио, смакуя вино. – Но к чему секретность?
– Потому что Драмар – разведчик. Теперь вся его жизнь будет связана с государственными секретами.
– Как же я не догадался.
– Ты опять паясничаешь.
Он смотрел на неё, улыбался, охотно поддерживал ничего не значащий трёп, но в какие-то моменты вдруг вспоминал: двадцать три года. Кире всего двадцать три, а она уже офицер, можно сказать – ветеран. Она носит форму, а на сукне мундира – боевые награды за храбрость и пролитую кровь. За чужую кровь.
И это вместо того, чтобы хлопотать, обустраивая дом, или носить под сердцем первого ребёнка.
Офицер.
Или всё-таки женщина?
Густые рыжие волосы по-уставному гладко зачёсаны, стянуты на затылке в узел, но строгая казённая причёска лишь придаёт шарма. Носик маленький, а вот рот – большой, но совершенно не портит девушку. В карих глазах сверкают золотые искорки, но взгляд чуть более серьёзен, чем должен быть у молодой женщины. Помпилио проверял: далеко не каждая шутка способна рассмешить глаза Киры, и счёл это плохим знаком.
Превосходно пошитый мундир подчёркивает достоинства фигуры, женственной, округлой фигуры только что распустившегося цветка.
Фигуры боевого офицера.
– Отец сказал, что Махим обосновался на Линге.
«Подбирается к серьёзному разговору?» Дер Даген Тур окончательно убедился в том, что девушка растеряна, прищурился, улыбнулся и подтвердил:
– Обосновался.
«Вопрос в том, из-за чего она растеряна? Узнала что-то неприятное или же стыдится необходимости говорить о Махиме? Интересно, кто её попросил: папа или жених-разведчик?»
Помпилио давно привык к тому, что его пытаются использовать в качестве источника информации. Иногда раздражался, иногда сам использовал собеседников, ответами направляя их в нужную сторону, но чаще оставался равнодушным. А вот попытка Киры поиграть в прожжённую интриганку вызывала у адигена добродушную улыбку, которую, правда, он тщательно прятал под напускной серьёзностью.
– Отец сказал, что ты убедил Махима принять предложение адигенов.
– Никакого предложения не было, – небрежно махнул рукой адиген. – Мы просто гарантировали Махиму и его семье защиту от Компании и бывших друзей.
– Зачем?
– Из человеколюбия.
Кира подняла брови, изо всех сил стараясь полностью, даже мимикой, соответствовать образу Игрока За Большим Столом. Помпилио ответил взглядом Серьёзнейшего Игрока Напротив.
– Отец считает, что с помощью Махима вы сможете давить на нас после победы.
– Сначала победите, – не удержался от предложения дер Даген Тур.
– Приота не устоит.
– А Банир скоро разозлится. Если вы не возьмёте Линегарт до зимы, исход войны станет непредсказуем.
– Не отклоняйся от темы, – потребовала Кира. – Мы говорили о Махиме.
– У него много сторонников, – неожиданно быстро ответил адиген. – Глупо не использовать такого человека и ещё глупее – убивать его.
– Это называется политикой.
– Совершенно верно.
Некоторое время они молчали. Кира покончила с салатом, Помпилио потягивал вино, разглядывал ещё спокойный океан. Тишина, как ни странно, не угнетала, они могли спокойно находиться рядом и молчать, что свидетельствовало…
Додумать мысль дер Даген Тур не успел.
– Ты встречался с Махимом в поезде? – Кира отодвинула тарелку и подняла бокал. – Поэтому хотел узнать об операции у Змеиного моста?
Соприкоснувшийся хрусталь издал мелодичный перезвон. Хрустальный гонг, знаменующий начало… Нет, не поединка, а самой неприятной части разговора.
– Меня интересует, кто приказал взорвать мост, – напомнил дер Даген Тур. – Я знаю, что это сделали ушерцы.
– Откуда?
– Мой кузен видел у моста «Азунды». – Помпилио сделал маленький глоток вина. – А в чём дело?
– Он мог ошибиться?
– Нестор? Нет, когда речь идёт о военной технике, Нестор не ошибается. В других вещах – очень редко… Нестор, раз уж мы о нём заговорили, соткан исключительно из достоинств и, кстати, спрашивал, нет ли у местного падишаха дочери детородного возраста на выданье…
– Помпилио!
– Расскажи, что ты узнала о событиях на мосту? Почему ты взволнована?
– Я абсолютно спокойна. – Девушка поправила причёску.
– Но тебе не понравилось то, что ты узнала.
Кира была дочерью Винчера Дагомаро, человека, которого даже смертельные враги никогда не называли дураком. Кира получила превосходное образование и воспитание, обладала острым умом, но ей было всего двадцать три, и она проигрывала там, где требовался элементарный опыт. Дер Даген Тур читал её, как книгу, но ведь глупо обижаться на нож за то, что он режет.
– Операция у Змеиного моста признана успешной, однако восторгов, которые были бы уместны в данном случае, нет, – тихо произнесла девушка. – Я не говорила с участниками, они все на фронте, но рапорты чрезвычайно скупы: «Приехали, вошли в боевое соприкосновение, победили, взорвали, уехали».
– О чём ещё писать в рапортах?
– Я процитировала их почти дословно. – Девушка отвернулась, помолчала, глядя на океан, и продолжила: – И нет никакой информации о том, кто отдал приказ на уничтожение Змеиного моста. Решение приняли на расширенном совещании Оперативного отдела штаба Южной Группы Войск. Я видела стенограмму: присутствовало тридцать человек, включая отца и адмирала Даркадо, Змеиный мост не обсуждался, но решение об уничтожении вписано в итоги.
И снова – тишина. Только на этот раз слегка угнетает, потому что ни Помпилио, ни Кире не нравится то, о чём они говорят. Тишина оставляет осадок недосказанности, но лучше он, чем поганые выводы, которые можно сделать из рассказа девушки.
– Знаешь, о чём я думаю? – осведомился адиген.
– Нет, и не хочу знать.
Но фраза всё равно прозвучала:
– Я думаю, что кто-то хотел взорвать Убинурский скорый, но не получилось.
И умолк, с интересом глядя на девушку.
Выдал мерзкое предположение и умолк, хитрый, лысый, адигенский… Не улыбается… Нет, улыбается, но глазами предлагает: опровергни! Улыбается, но улыбка невесёлая. Что может быть весёлого в столь мерзком предположении? В исполненном обещании? Кира нашла способ просмотреть нужные документы, но не захотела их обдумывать. Именно поэтому она без радости шла на свидание: знала, что Помпилио обязательно сделает выводы.
– Ты действительно веришь, что отец ненавидит Махима настолько сильно, что готов был взорвать пассажирский поезд? – тихо спросила Кира.
– Сейчас важно то, во что я не верю. А я не верю в совпадения.
– Которые иногда случаются!
Девушка прекрасно понимала, что с операцией у Змеиного моста что-то неладно, но гнала поганые мысли прочь, потому что идёт война и офицер не имеет права сомневаться в благородстве своей стороны. Война сурово обходится с теми, кто дрогнул, кто хоть на мгновение усомнился в собственных убеждениях.
И восклицание умоляло: «Не продолжай! Оставь всё на волю случая, не копай глубже…»
Но у дер Даген Тура была своя цель.
– Я не верю, что твой отец ненавидит Махима. И ещё я не верю в то, что твой отец боится Махима, боится, что мы его используем. Сейчас акции Махима низки, как никогда. Он бежал. Он не представлял опасности для твоего отца.
Прозвучало веско, но Кира поняла, что адиген недоговаривает. Он прямо заявил, что политика ни при чём, но намеренно акцентировал на ней внимание, подсказывая: есть кое-что ещё…
«Лилиан!»
– Какой же я была дурой, – с грустной улыбкой произнесла девушка. – Ты хотел увидеть Махима вовсе не для того, чтобы переманить его на сторону адигенов!
– Не только для этого, – уточнил Помпилио.
Он продолжал оставаться неофициальным адигенским эмиссаром, помогал своим родственникам укрепляться на Кардонии, но в первую очередь занимался собственным расследованием. Именно оно заставляло дер Даген Тура оставаться в Унигарте.