Я чувствую обиду. И возмущение. И даже, наверное, гнев.
– Ты могла со мной поделиться, – говорю спокойно, несмотря на бурю чувств. – Сьюз, ты всегда можешь мне доверять.
– Нет! У вас с Люком идеальные отношения. Вы бы меня не поняли!
Что? Неужели она и впрямь так думает?
– Мы в Лос-Анджелесе чуть не развелись, – недоверчиво возражаю я. – Ужасно поскандалили, Люк улетел домой в Англию, и я даже не знала, вернется ли он. Так что я прекрасно тебя поняла бы. Если бы ты дала мне шанс.
– О… – Она трет глаза. – Ну… Я не думала, что все так плохо.
– Я пыталась объяснить, но ты не слышала. Ты меня отталкивала.
– И ты меня – тоже!
Тяжело дыша и сжимая рюмки с текилой, мы смотрим друг на друга. Щеки идут пятнами. Меня словно прорывает, и я наконец высказываю Сьюз все, что накопилось в душе.
– Ладно, может, я тебя и отталкивала. Может, я вела себя в Лос-Анджелесе неправильно. Но я уже сто раз успела извиниться. Я поехала с тобой, делала все, что могу… А ты на меня даже не смотрела. Ты со мной не разговариваешь, избегаешь меня, критикуешь… Тебя одна Алисия волнует. – Застарелая боль обжигает глаза горячими слезами. – Сьюз, мы ведь друзья…
– Знаю, – шепчет она, глядя на рюмку. – Знаю.
– Тогда почему ты так себя ведешь? – Я вытираю лицо. – Мне не кажется, Люк тоже заметил.
– Боже, – кривится она, словно от боли. – Понимаю, я веду себя ужасно. Однако по-другому не могу.
– Почему? – едва ли не кричу я. – В чем дело?
– Потому что тогда бы ты обо всем догадалась! – орет она в ответ. – Бекс, ты хорошо меня знаешь. А Алисия – нет. С ней я могу притворяться. – Сьюз поднимает голову, и я вижу, что она плачет. Лицо у нее красное, распухшее, из носа течет. – От тебя я не могла бы скрывать правду.
– Брайса ты ругала, – напоминаю.
– Нарочно, чтобы ты не поняла. Боже, Бекс… – Она запускает руку в волосы. – Я столько времени была одна. Мне так хотелось тебе рассказать с самого начала…
Никогда не видела Сьюз в таком состоянии. Она будто усохла, от ее обычного оживления не осталось и следа. Щеки впали, волосы повисли грязными сосульками.
– Что теперь будет с моим браком, Бекс?.. – бормочет она, а у меня сжимает сердце.
– Ничего не будет, Сьюз. Точнее, все будет хорошо. – Я обнимаю ее. – Не плачь. Мы справимся.
– Я так сглупила, – рыдает она. – Ужасно сглупила. Правда?
Ничего не отвечаю, только обнимаю ее крепче.
Я часто совершала ошибки. Влипала в неприятности, порой очень серьезные. Сьюз ни разу ни в чем меня не упрекнула. Всегда протягивала руку помощи. Пора ответить ей тем же.
Мы сидим, в баре играет дурацкая мексиканская музыка, а я вспоминаю, когда именно между мной и Сьюз пробежала кошка. В случившемся ведь есть и моя вина. Я заботилась только о себе. Не думала даже, что у Сьюз могут быть проблемы.
– Господи. – Меня вдруг осеняет. – Поэтому тебе и не нравилось, что Брайс дружит с Тарки. Ты боялась, что он все расскажет.
– И это тоже, – признается Сьюз.
– Подожди-ка, – выдыхаю я. – Так насчет промывания мозгов ты все придумала?
– Нет! Я и правда переживала за Тарки. Он ведь такой наивный. А Брайс – настоящий хищник. – Она делает глубокий вдох. – Ему нужны деньги любой ценой. Сперва он хотел стрясти их с Тарки, поэтому и поехал вместе с ним. Потом узнал, что у меня есть свои личные средства, и вот взялся за меня.
– Не смей ему платить. Ты и сама знаешь. – Сьюз молчит, и я строго продолжаю: – Сьюз, о чем вы говорили?
– О том, что мы встретимся в семь часов, и я дам ему немного денег, – бормочет она.
– Сьюз!
– А что мне остается?!
– Если заплатишь хоть раз, попадешься к нему на крючок. Шантажистам платить нельзя. Это прописная истина!
– А если он расскажет Тарки? – Сьюз крутит пустую рюмку. – Бекс, если я в итоге облажаюсь? И мы с Тарки разведемся? Что тогда будет с детьми? – Голос у нее дрожит. – Вся моя жизнь на кону!
Парень из мексиканской группы подходит к нам и трясет перед лицом Сьюз маракасами. Протягивает их ей, предлагая сыграть, но она орет во весь голос:
– Отвали от меня! – и парень изумленно отшатывается.
Какое-то время мы сидим молча. Голова идет кругом, и не только от текилы. У меня сотни вопросов, например кто сделал первый шаг и что значит «не совсем изменила»? Однако сейчас куда важнее отделаться от Брайса.
– Сьюз, Тарки тебя не бросит, – с нажимом говорю я.
– С чего бы? Я бы на его месте бросила. – Она поднимает на меня несчастный взгляд. – Иногда я бываю настоящей стервой. Выхожу из себя и говорю всякое…
– Знаю, – неловко отвечаю я. – Он жаловался. Слушай, я должна кое в чем признаться. Тарки звонил мне, просил тебе не рассказывать…
Глаза у нее вспыхивают, и она набирает полную грудь воздуха. Наверное, вот-вот разорется. Но Сьюз тут же выдыхает, и ее злость тухнет сама собой.
– Понятно. Мне стоило бы догадаться. Наверное, он говорил: «Моя жена – та еще сука».
– Нет! Ни в коем случае. – Я осторожно подбираю слова. – Он говорил… хм… что с тобой иногда нелегко.
– Да уж, – горько фыркает она.
– Сьюз, выслушай, – продолжаю я. – Все хорошо. Таркин сильнее, чем тебе кажется. Они с папой разделились, у Тарки сейчас какие-то свои дела. Брайс не заморочил ему голову. Думаю, в Лос-Анджелесе он был таким по другой причине…
– Из-за меня.
– Не только. Просто в целом так сложилось. Но сейчас он уехал. Он чувствует себя нужным. И его отпустило.
Сьюз молчит, обдумывая мои слова.
– Таркин обожает твоего отца, – говорит она наконец. – Он хотел бы быть его сыном.
– Знаю.
– Он не сказал, чем они заняты?
– Нет, конечно, – закатываю я глаза. – Только что у папы личные дела, и что скоро они вернутся в Лос-Анджелес.
– Может, он и прав. – Сьюз упирается пятками в перекладину барного стула и обхватывает колени. – Зачем мы за ними едем?
Наверное, это один из тех вопросов, которые считаются риторическими. Так что вместо того, чтобы напомнить: «Мы ищем Тарки, потому что ты так захотела», я просто допиваю свою текилу.
– Я словно попала в какой-то кошмар. И тебя втянула.
– Не говори так. – Я смущенно пожимаю плечами.
– Это правда. – Взгляд у Сьюз до ужаса жалкий и несчастный. – Я вела себя отвратительно. Поверить не могу, что ты все еще со мной общаешься.
– Ну… – Я старательно подбираю слова. – Мы ведь подруги. И в Лос-Анджелесе я вела себя не лучше. Мы обе наломали дров.
– Таких гадостей, как я, ты не делала, – горячо возражает она. – Я нарочно играла на твоем чувстве вины. Сама не знаю зачем! И почему! – Сьюз почти кричит, по лицу вновь катятся слезы. – Словно безумие какое-то. В Лос-Анджелесе мне казалось, что надо скорее бежать от своей унылой британской жизни. А теперь я хочу… – Она трет глаза. – Я хочу…
– Ты хочешь вернуть свою прежнюю жизнь. Но сперва надо разобраться с Брайсом.
Сьюз замолкает, обнимая себя руками.
– А если он расскажет Тарки…
– Этого нельзя допустить. Ты должна рассказать Тарки сама. И как можно скорее.
Она вскидывает на меня испуганный взгляд, а потом, спустя целую вечность, все-таки кивает.
Наверное, я даже понимаю, что она сейчас чувствует. Мне и самой доводилось признаваться Люку в своих глупостях. Однако одно дело – продать десять часов «Тиффани», предназначенных для его партнеров, на интернет-аукционе, и совсем другое – целоваться с посторонним мужчиной.
И «целоваться» – это еще мягко сказано, потому что они, судя по всему, зашли намного дальше. (Интересно, как далеко? Вряд ли Сьюз скажет, а просить ее изобразить отношения с Брайсом в виде графика или диаграммы – это как-то по-детски. Придется довериться собственному воображению.)
(Хотя нет, лучше не стоит… Брр! Ну и бурное у меня воображение!)
Мы решили, что я наберу номер и отдам телефон ей. Пытаясь унять взбесившееся сердце, я нажимаю кнопку быстрого дозвона.
– Тарки, – тараторю я, как только он отвечает. – Слушай, сейчас я позову Сьюз. Если повесишь трубку, я больше никогда не стану с тобой разговаривать, и папу о том же попрошу. Хватит дурить. Нельзя все время звонить мне и прятаться от Сьюз. Она твоя жена. И должна сказать тебе кое-что очень важное.
В ответ – тишина. Наконец Тарки говорит:
– Хорошо, зови ее.
Если честно, голос у него какой-то обреченный.
Я отдаю ей трубку, а сама отхожу в сторону. В общем-то, я надеялась, что она попросит меня остаться и я смогу прижать ухо к телефону с другой стороны и услышу, что ответит Тарки. Но Сьюз сказала, что хочет поговорить с ним наедине.
Я понимаю. На кону ведь ее брак и все такое. Хотя без меня она ни за что не набралась бы смелости и не нашла бы нужных слов… В общем, я не обижаюсь. Совсем.
Все замечательно. Она выходит на улицу, а я заказываю кока-колу, чтобы запить текилу. Парень в пончо вручает мне бубен с такой трогательной улыбкой, что отказать я не могу. Так что сижу, звеню им и напеваю в такт «ахеа-ахеа-ахеа» на прекрасном испанском, стараясь не думать, как в случае чего Сьюз и Тарки будут делить детей.
И вдруг она снова влетает в бар.
Сердце переворачивается в груди, а бубен невольно выпадает из рук. Сьюз стоит возле входа, задыхаясь, вся красная, и вид у нее совершенно безумный.
– Что случилось? – подскакиваю я. – Сьюз, что такое?
– Бекс, деревья в нашем имении, – лихорадочно бормочет она. – Деревья. Ты их помнишь? Хоть одно?
Какие еще деревья? Что за бред?
– Эээ… нет, – медленно говорю я. – Не помню никаких деревьев. Сьюз, успокойся. Что случилось? Что он сказал?
– Не знаю. – Взгляд у нее темнеет.
– Как это не знаешь?! Ты ведь с ним разговаривала!
– Да. Я ему призналась. Правда, он сперва не понял, о чем я. – Сьюз трет кончик носа.
О да, представляю. Сьюз говорит: «Прости, Тарки, я очень виновата», а тот решает, что она потеряла кошелек.
– Так ты ему призналась? – не отстаю я. – Он понял, о чем речь?
– Да. – Сьюз сглатывает. – В конце концов, да. Правда, связь была не очень…
– И?
– Это его потрясло. Я боялась, что он догадывается, что-то подозревает, а он… В общем, нет.
Ну конечно, он ни о чем не догадывался. Это же Тарки. Впрочем, свои мысли я держу при себе – Сьюз и так невменяемая.
– Я твердила, что очень жалею о случившемся, и что все не так плохо, как он думает… и что мы… ну, до самого конца не дошли. А он спросил, надо ли сказать за это спасибо мне?
Молодец, Тарки. Сьюз тоже молодец. Ведь фактически, с правовой точки зрения, она не изменила.
(Хотя, пожалуй, этот момент лучше уточнить у Люка, он должен знать наверняка.)
(Впрочем, не стоит. Иначе он спросит, зачем мне это надо. Не хватало еще всяких недоразумений.)
– В итоге я сказала, что нам надо встретиться и поговорить лично, – дрожащим голосом продолжает Сьюз. – А он отказался.
– В смысле? – поражаюсь я.
– Заявил, что у него очень важное дело и отвлекаться ему нельзя. А потом связь вовсе прервалась. Вот так.
Сьюз пожимает плечами, вроде бы беспечно, но руки у нее трясутся.
– И на этом разговор закончился? – уточняю недоверчиво.
– Да.
– И ты не знаешь, что вас теперь ждет?
– Не знаю.
Она падает на стул рядом со мной, а я ошарашенно хлопаю ресницами. Все это как-то… неправильно. Зачем звонить мужу и признаваться в измене? Естественно, затем чтобы окончательно прояснить судьбу ваших отношений.
Так ведь?
Беда Тарки в том, что он не смотрит телевизор и понятия не имеет, как надо вести себя в подобных ситуациях.
– Сьюз, вам надо подключить кабельное, – всерьез предлагаю я. – Пусть Тарки знакомится с реальностью.
– Знаю. Наш разговор шел совсем не по плану.
– Он не сказал, что ему надо все обдумать?
– Нет.
– И не спросил, как теперь тебе можно доверять?
– Нет.
– Что же он тогда сказал?
– Он сказал, что понимает мой интерес к Брайсу, ведь и сам попал под его чары.
– Верно подмечено, – кивнула я.
– …но мы Клиф-Стюарты, а Клиф-Стюарты не терпят полумер, нам надо или все, или ничего.
– Все или ничего? – морщусь я. – О чем это он?
– Понятия не имею, – причитает Сьюз. – Он не объяснил. А потом стал говорить о каком-то известном дереве в Летерби-Холле, «Совиной башне». – В глазах у нее снова вспыхивает безумие. – Ты знала, что у всех старых деревьев в поместье есть имена?
Знала. У них в гостевой спальне валялся буклет, и я иногда листала его, всякий раз засыпая на истории о том, как лорд Генри Клиф-Стюарт в 1873 году привез семена из Индии.
– Хороший знак! – восклицаю я. – Он говорит о деревьях, значит, подразумевает: «Я хочу, чтобы наш брак рос и развивался». Сьюз, у вас все будет замечательно!
– Ты не понимаешь! – кричит Сьюз. – Я понятия не имею, что это за «Совиная башня»! У нас этих деревьев – тысячи, я их все не помню. Есть одно, которое погибло после удара молнии. Я боюсь, вдруг Тарки говорил о нем.
– Господи! – Моя уверенность тает без следа. – Правда?
– Может, Тарки намекает, что Брайс – это молния, которая убила наш брак, и от наших отношений теперь остался лишь обугленный пенек. – Голос Сьюз дрожит.
– Вряд ли, – не соглашаюсь я. – Скорее «Совиная башня» – это какой-нибудь большущий дуб, который выстоял, несмотря на все трудности и невзгоды. А ты Тарки не спрашивала?
– Я не могла признаться, что не помню это чертово дерево. Тарки всегда твердит, что мне стоит больше интересоваться поместьем. Поэтому я в прошлом году сказала, что занималась с главным лесничим и он многому меня научил.
– А на самом деле?
– А на самом деле я каталась верхом, – шепчет она, закрывая лицо руками.
– Давай-ка все проясним. – Я кладу бубен на стойку. – Тарки считает, что дал тебе подсказку, которую ты поняла благодаря вашему общему интересу к поместью?
– Да.
– А ты даже не представляешь, что он имел в виду.
– Именно!
Вот вам и главный недостаток жизни в величественном имении с долгой символичной историей. Жили бы они в маленьком домике с одной яблоней на участке – никаких проблем не возникло бы.
– Что ж, – вздыхаю я. – Значит, надо выяснить, что это за «Совиная башня». Позвони родителям, или тому лесничему… или еще кому-нибудь!
– Уже, – признается Сьюз. – Я разослала им сообщения.
– И что теперь?
– Будем ждать.
С ума сойти! Судьба Сьюз зависит от какого-то там дерева. Чертов Таркин!
Хотя могло быть и хуже. Он мог сослаться на сюжет какой-нибудь оперы Вагнера.
Сьюз сползает со стула и начинает вышагивать по бару, грызя ногти и каждые две секунды поглядывая на телефон. Вполголоса она бормочет:
– Может, это каштан? Или тот большой ясень?
Так она скоро и впрямь сойдет с ума…
– Сьюз, успокойся. Все равно от тебя больше ничего не зависит. Выбрось все из головы. Давай сходим на какую-нибудь выставку. Сьюз, пожалуйста! – Я пытаюсь ухватить ее за руку. – Тебе и так в последние дни нелегко пришлось. Повышенный уровень кортизола разрушает клетки.
Этому я научилась в «Золотом покое». Курс управления стрессом здорово изменил мою жизнь к лучшему. Правда, я постоянно опаздывала после него на йогу, и потому все занятия сидела словно на иголках (если честно, думаю, что не запишись я в эту группу, стресса в моей жизни было бы гораздо меньше).
– Ладно. – Сьюз наконец останавливается. – Наверное, мне и впрямь стоит развеяться.
– Вот и славно! Смотри, у нас еще есть время до нашего дежурства. Давай подумаем, чем бы заняться.
– Точно. Ты права. Интересно, у них здесь можно взять напрокат лошадь? Я бы хотела поучаствовать в родео.
Родео? Она что, спятила?
– Ну… не знаю, – осторожно начинаю я. – Я-то думала просто прогуляться. Посмотреть на выставки. У них есть какие-то уникальные породы цыплят, представляешь.
К цыплятам Сьюз питает особую слабость (которая кажется мне еще более странной, чем любовь к свиньям). Я достаю путеводитель и открываю нужную страничку, как вдруг взгляд у нее проясняется.
– Знаю! – Она хватает меня за руку и сдергивает со стула. – Придумала!
– Куда ты меня тащишь? – протестую я.
– Сама увидишь.
Она в таком состоянии, что спорить с ней бесполезно. Ну, хотя бы ногти грызть перестала. Мы вихрем проносимся мимо палаток с едой, арены, рядов с рукоделием (причем не один раз; похоже, Сьюз слегка заблудилась, но она в жизни не признается).
– Вот!
Она замирает перед шатром, на котором висит вывеска «С пятки на носочек». Изнутри доносится заводная мелодия. «Алабама – дом родной».
– Что это?! – глупо спрашиваю я.
– Мы купим сапоги, – объявляет Сьюз. – На сельской ярмарке обязательно нужны ковбойские сапоги!
Она затаскивает меня внутрь, и я вдыхаю терпкий запах кожи.
– Г-господи…
– Да здесь просто рай земной… – Сьюз поражена не меньше моего.
Мы стоим, обнявшись, и взираем на полки, точно паломники на святыню.
Мне, в общем-то, уже доводилось бывать в обувных, где продают ковбойские сапоги. Ну, вы знаете. Обувные магазины всегда одинаковые. Но это место даст им сто очков вперед! Полки высятся до самого потолка. В каждом стеллаже их штук пятнадцать, не меньше, и повсюду – сапоги. Коричневые, черные, розовые и даже аквамариновые. Со стразами. С вышивкой. Со стразами и вышивкой. Под вывеской «Люкс» стоит пара из белой питоньей кожи за пятьсот долларов, и еще одни из бледно-голубой страусиной – за семьсот. Есть даже сапоги выше колена, подписанные «последний писк моды», хотя, как по мне, выглядят они немного странно.
Это место такое классное, что мы обе теряем дар речи. Сьюз снимает старые коричневые сапожки, купленные в Ковент-Гарден, и примеряет бело-розовые. С ее синими джинсами они смотрятся изумительно!
– Лучше вот эти глянь!
Я хватаю бежевую пару, украшенную стразиками поверх тиснения по коже.
– Какая прелесть! – Сьюз задыхается от восторга.
– Или эти! – Я демонстрирую черно-коричневые сапоги, вкусно пахнущие кожей и лошадиной упряжью. – На зиму.
Каждая новая пара выглядит все заманчивее и аппетитнее. Следующие двадцать минут я только и делаю, что раскапываю для Сьюз новые и новые модели и охаю, когда она их меряет. До чего же красивые у нее ноги…