Новые идеи в философии. Сборник номер 4 - Коллектив авторов 5 стр.


Вместе с указанием на получение чувственных качеств при посредстве тела возникает вопрос, с чем специальнее связано то обстоятельство, что качества появляются в определенном пространственном порядке. Если можно доказать, что явление это изменяется при заболевании (например, при параличе musculus oculomotorius), то и нормальная «локализация» связана с определенными условиями телесной организации. Настолько и теории локализации имеют право на существование, но поскольку они таким образом оправдываются, они принадлежат, согласно изложенной точке зрения, к психологии, к психологии в указанном смысле этого слова. Они совершенно не имеют отношения к теории познания. Желание «объяснять» таким образом пространство (также и время) есть чистое недоразумение. Достигнутое до сих пор при помощи подобных психологических теорий локализации не может быть признано удовлетворительным.

Итак, единый объективный чувственный мир есть, разумеется, по понятию своего существования содержание или объект сознания, но такое содержание, которое, в силу свойственных ему самому законов, в известных случаях непременно должно появляться в каждом воспринимающем субъекте совершенно независимо от того, какая часть его каждый раз действительно воспринимается. Хотя для существования этого мира необходимо отношение к сознанию вообще, которое пробуждается в человеческом теле, все же от индивидуальности зависит, какой отрезок, какая часть этого мира и в какой модификации приходит в сознание каждому индивидуальному Я в каждый отдельный момент. Зависимость понятия мира от сознания вообще заключает в себе независимость его от индивидуального сознания; исследование объективного мира в его независимости от индивидуума и зависимости от сознания вообще, на чем основывается всякая истина и действительность, есть дело естественных наук, а не психологии. Те ограничения и модификации известного каждый момент всякому индивидуальному Я телесного мира, которые зависят от индивидуальности, никогда еще не составляли главы психологии, очевидно, только потому, что нас интересуют лишь законы, от которых это зависит. Для психологии не важно, в каком индивидууме проявляются теперь или проявлялись когда-нибудь, здесь или в другом месте, эти ограничивающие и модифицирующие условия.

В противоположность объективности, которую мы приписали воспринимаемым телам, одинаково видимым и осязаемым для обладающих ими и для всех остальных, существование чисто субъективного таково, что оно по своей природе может быть только содержанием определенного индивидуального сознания. То, как Я непосредственно находится и чувствует себя в своем теле, существует только как содержание этого сознания. Про все другие Я мы тоже предполагаем, что они подобным же образом чувствуют себя в своих телах; но это всегда другой экземпляр и никогда не есть одно и то же для всех.

Это тело принадлежит к внешней природе и следует ее законам, подобно всему другому, наполняющему пространство, но тот способ, каким возбуждение, которое мы будем называть возбуждением «изнутри», непосредственно приводит в движение части тела, существует всегда только один раз; это есть нечто, сознаваемое определенным индивидуальным субъектом; и если мы предполагаем одинаковый процесс существующим во всех индивидуумах, то это всегда другие явления того же рода, а не одно и то же. Воспринимаемое изменение тела есть, как нормальное восприятие, которое дается по законам внешней природы, одно и то же для всех, но чувство удовольствия или боли от него получает только индивидуальное Я, которое находится в этом теле. Оно может, как определенное чувство (в совершенно определенной индивидуальной окраске), быть только один раз, как чувство одного человека, но не может быть никогда одним и тем же для всех. Существуют бесчисленные экземпляры такого процесса, и если мы, воспринимая поранение человеческого тела, все одинаково представляем себе причиненную этим боль, то представление о ней есть все-таки нечто совсем другое, чем сама боль, которую чувствует только носитель этого тела. Таково то, что происходит от индивидуальности и к ней относится; это есть субъективное.

Если во всем, что Я находит и переживает, можно различить то, что имеет объективное существование и значение, и то, что в указанном смысле есть субъективное, так что взаимное понимание достигается только таким образом, что многие сознают не одно и то же, но всегда только одинаковое по содержанию (мысли, чувства); если, далее, оказывается, что как раз то, что до сих пор бесспорно относили к психологии, а не к другой науке, принадлежит к этому субъективному и индивидуальному сознанию, как индивидуальному, и если обыденное словоупотребление под словом психея или душа (несмотря на многие неточности) преимущественно разумеет именно то, что в нашем исследовании признано за субъективную сторону индивидуального сознания, то теория познания и логика, этика и эстетика имеют в такой же степени мало отношения к психологии, как математика, все естественные науки и мировая история.

В таком случае психология не есть основная наука. Правда, мы находим предметы всех наук вначале только, как собственное переживание, собственное восприятие, чувство, мысль, вывод, но все-таки различение объективного и субъективного ясно и неизбежно.

Но, конечно, при этом нужно еще рассмотреть два пункта, или сделать две оговорки.

Теория познания и логика, как и этика и эстетика, едва ли могут быть изложены, если не использовать при этом своеобразных особенностей развития индивидуального сознания, именно того, как отдельные возбуждения вступают во времени по психологическим законам в зависимости от тех или других обстоятельств в светлую точку сознания. Учение об умозаключении не могло бы быть оценено, если бы мы совершенно упускали из виду образование отдельных познаний, постепенное согласование отдельных наблюдений и суждений, например, суждения «М есть Р» с давно известным суждением «S есть М», и обстоятельства, которые направляют внимание на тождественность Я, таким образом приводя к знанию, что «S есть Р». Здесь, как и во многих других пунктах, изложение нормативных наук предполагает психологические факты. И если главное при этом, в нашем случае, например, принудительное начало в умозаключении, не относится к субъективности и не может быть объяснено из психологических оснований, как мы выше определили это понятие, то все же ясно, что мы, неспособные, так сказать, вылезть из своей кожи, принимаем эту точку зрения всегда, как исходную, как естественную основу и предпосылку.

И именно поэтому, с другой стороны, психологическое навязывается нам, как самое важное, от чего в конечном счете все зависит. И в самом деле, для нас прежде всего важно и в конечном счете также сохраняет значение то, как все совершается в каждом отдельном человеке, как могло случиться, что я, мои дети, мои ученики, другие люди вообще в данном случае сознаем в себе те или иные суждения, убеждения, чувства, волевые акты, и как мы, другие люди, понимаем их поведение, может быть даже лучше можем взвесить его. Но это все-таки не дает нам права ввести психологию в систему наук, как основную фундаментальную науку.

Если понимать название психологии в том первом выше указанном смысле науки об индивидуальном сознании и обо всем, что в нем есть, т. е. в том смысле, что к ней относится все, то все же пришлось бы, в силу характера предмета, изложенного нами, строить еще и психологию в более узком смысле. Интересы терминологии требуют сохранения названия психологии за последней.

То действительное, что можно разуметь под словом душа, и к чему можно отнести это слово, не примешивая метафизических учений, есть индивидуальное сознание, индивидуальное в виду пространственной и временной определенности, но тем не менее мыслимое без принадлежащего ему тела, которое, ведь, относится к сфере объективного. Что индивидуальное сознание не имеет реального существования без тела, но только может быть мыслимо в абстракции без него, само собой вытекает из сказанного выше; но обыденная метафизика, помимо веры в бессмертие, мыслит свою душу так, как будто она обладает телом и находится в многообразном взаимодействии с ним. Моя поправка к метафизическим догмам о субстанции души и необъяснимом commercium animae et corporis не может помешать тому, чтобы сделать индивидуальное сознание объектом исследования, отвлекаясь от определенной части пространства, занимаемой телом, и принимая во внимание только то, какие субъективные содержания сознания обусловливаются данным телом, его особенными качествами и внешними влияниями на него.

Задача психологии, таким образом, состоит в исследовании законов и условий, от которых зависит то, что у каждого индивидуума как раз такие, а не иные содержания занимают наиболее светлое поле сознания. Что это в самом широком размере зависит от телесных явлений и свойств, известно. Но как ни ценно знание этих зависимостей, мы все-таки не должны упускать из виду, что никогда нельзя понять из самих таких телесных явлений, что за ними должны следовать такие-то субъективные содержания сознания, например, такая-то мысль, такое-то настроение; все это мы должны раньше узнать из нашего сознания и тогда уже приблизительно познать в определенных границах зависимость этих явлений от жизни тела. Но эта признанная «зависимость» далеко еще не означает, что тело есть нечто первоначальное и из себя производит те содержания сознания. Поэтому существует неотложная задача исследовать названные содержания или, как говорят, явления сознания, расчленить их, установить на основании опыта все, что есть в этой области, описать их, сгруппировать и сделать, разумеется, расчленение так, чтобы при этом выступила вперед внутренняя зависимость различенных элементов и моментов.

Задача психологии, таким образом, состоит в исследовании законов и условий, от которых зависит то, что у каждого индивидуума как раз такие, а не иные содержания занимают наиболее светлое поле сознания. Что это в самом широком размере зависит от телесных явлений и свойств, известно. Но как ни ценно знание этих зависимостей, мы все-таки не должны упускать из виду, что никогда нельзя понять из самих таких телесных явлений, что за ними должны следовать такие-то субъективные содержания сознания, например, такая-то мысль, такое-то настроение; все это мы должны раньше узнать из нашего сознания и тогда уже приблизительно познать в определенных границах зависимость этих явлений от жизни тела. Но эта признанная «зависимость» далеко еще не означает, что тело есть нечто первоначальное и из себя производит те содержания сознания. Поэтому существует неотложная задача исследовать названные содержания или, как говорят, явления сознания, расчленить их, установить на основании опыта все, что есть в этой области, описать их, сгруппировать и сделать, разумеется, расчленение так, чтобы при этом выступила вперед внутренняя зависимость различенных элементов и моментов.

Физиологические факторы сохраняют свое право, но бывают связи душевных явлений, которые ясны сами по себе и не дают основания предполагать даже отдаленную сводимость к физиологическим условиям или не требуют эксперимента в психологической лаборатории.

Если бы мы не переживали непосредственно принудительности в умозаключении (т. е. принципа тожества), то не было бы вообще науки, и если бы мы не знали прямо, как чувство связывается с представлениями или восприятиями, или как желание принуждает и толкает совершить поступок, если бы мы не знали всего этого и без доказывающих экспериментов, то понятие психологии не могло бы совсем возникнуть13.

Перевела Е. С. Хацкельс

К. Штумпф. Явления и психические функции

Гносеологическая оценка чувственных явлений подвергалась в новейшей философии своеобразным изменениям. Для рационалистов до школы Вольфа чувственные качества представляют нечто в самом себе неясное, и потому недействительное. Даже пространственную протяженность, которую Декарт еще считает ясным и отчетливым представлением, Лейбниц и – еще более решительно – Вольф понимают, в виду разностного порога, как спутанную перцепцию. Кант, напротив, в явлениях, оформленных пространством и временем, видит истинные предметы науки и признает за ними эмпирическую реальность. Наконец, влиятельные современные мыслители, как Мах, вообще уже не знают другого бытия, кроме бытия явлений. Они и суть искомая действительность, единственные «элементы» вселенной. Ни за, ни перед, ни над ними нет ничего ни физического, ни психического, что не входило бы без остатка в явления. Атомы и энергия математической физики – для них лишь абстрактные вспомогательные конструкции без всякого реального значения. Таким образом реабилитируется в сущности старый реализм, принимающий вещи, как они являются, за действитель– ные, и последняя мудрость учения о познании совпадает с примитивной исходной точкой всякого размышления.

Рассматриваемый здесь основной вопрос, в котором коренятся все дальнейшие разногласия, касается отношения явлений к психическим функциям. Он ведет в область психологии. Так как различные взгляды на этот вопрос делят также и психологов на разные лагери, то я хотел бы в дальнейшем выяснить противоположность их воззрений и обосновать, поскольку это возможно в общем разборе, позицию функциональной психологии сравнительно с феноменалистической. Окончательное же выражение такие принципиальные разногласия получают разве лишь в вековой борьбе за существование, благодаря плодотворности определенных воззрений для прогресса науки.

I. Пояснение терминов и точек зрения

Мы употребляем в дальнейшем слово «явления» прежде всего, совершенно не касаясь проблемы реальности, лишь в качестве общего названия для след.: а) Для содержания чувственных ощущений. К ним новейшая психологи справедливо относит также пространственную протяженность и распределение зрительных и осязательных впечатлений, так как количественная сторона этих содержаний ощущений дана таким же образом, как и качественная. По большей части продолжительность во времени и последовательность также рассматриваются, как чувственное содержание. Хотя относительно времени еще встречаются затруднения, все же мы отнесем их здесь к чувственным содержаниям, в виду того, что все дальнейшие размышления можно таким же образом применить к временным свойствам, как и к чувственным содержаниям14. Напротив, мы оставляем в стороне так называемый момент удовольствия и неудовольствия, так как теоретические взгляды на чисто чувственную приятность и неприятность еще слишком сильно расходятся. Однако, я ничего не имею против того, если и их тоже просто отнесут к явлениям, не в качестве атрибутов, а как особый класс.

в) Для одноименных образов памяти, для «только представляемых» цветов, звуков и т. д. Не предрешая вопроса об отношении этого класса к первому, назовем их явлениями второго порядка в отличие от первых, как явлений первого порядка.

Между явлениями существуют известные отношения. Они даны вместе с каждой парой явлений и в них, не вкладываются нами, а воспринимаются в них. Они относятся к материалу интеллектуальных функций, сами же не суть ни функции, ни их продукты.

Психическими функциями (актами, состояниями, переживаниями) мы называем «подмечивание» (Bemerken) явлений и их отношений, соединение явлений в комплексы, образование понятий, акты понимания и суждения, движения чувств, желание и хотение. Мы не даем здесь исчерпывающей классификации, а ограничиваемся обзором важнейших примеров. Отличая интеллектуальные функции от эмоциональных, мы также придерживаемся этого старого и удобного разграничения, не предрешая вопроса об его окончательной точности.

Итак, «функция» понимается здесь не в смысле следствия какого-нибудь процесса, подобно тому, как о кровообращении говорят, что оно – функция движения сердца, а в смысле деятельности самого процесса или переживания, в таком смысле, как самое сердечное сокращение обозначают, как органическую функцию. Я подчеркиваю это потому, что иногда постановка вопроса, по буквальному смыслу слов тожественная с нашей, или сходная с ней, понимается в совершенно ином смысле15.

На вопрос, каким образом мы получаем знание о психических функциях, даются различные ответы. Для одного – только явления даны непосредственно. Для другого – кроме них, дано еще сознание вообще, которое может еще стать само для себя предметом, но не находить в себе никаких различий. Все, якобы, различные функции определяются или как различие явлений, или же как бессознательные функции, которые открываются нам только в явлениях. Для третьего – эмоциональные функции даны нам непосредственно, интеллектуальные же мы находим путем умозаключения16. Для четвертого – функции обоих родов даны непосредственно.

Первую позицию занимает вся ассоциационная психология. И не только она одна. Утверждение, что все, что дано нам в психическом опыте, кроме чувственных ощущений, можно объяснить правилами ассоциации, – есть лишь особая форма общего учения, что все, что нам доступно в психическом опыте, это – явления. Для явлений второго порядка могли бы существовать еще и другие законы, кроме законов ассоциации. Большинство современных физиологов и психиатров и многие психологи экспериментального направления придерживаются этого чисто феноменалистического воззрения относительно непосредственно данного.

Последние три точки зрения ведут к функциональной психологии, но первая из них стоит очень близко к чисто феноменалистической, так как об этом общем недифференцированном сознании почти ничего нельзя сказать. Только в форме психологии бессознательного можно с этой точки зрения еще допустить исследование психических функций. Поэтому, когда мы в дальнейшем говорим о феноменалистической и функциональной психологии, то мы имеем в виду преимущественно обе крайние точки зрения, первую и четвертую, в которых это различие выражено острее и точнее всего. Так как я намерен защищать четвертую, то прежде всего сделаю по поводу нее несколько пояснений.

Непосредственно данным мы называем то, что непосредственно очевидно, как факт. Не следует удивляться тому, что относительно непосредственно данного можно спорить: ибо существование какой-нибудь вещи может быть вне всякого сомнения, а между тем описание ее ближайших подробностей все-таки может представлять затруднения. Так обстоит дело также относительно непосредственно-очевидных общих законов, логических аксиом. Описание непосредственно данного с исчерпывающей полнотой я считаю возможным только тогда, когда сюда причисляют: 1) явления, 2) функции и, наконец, 3) отношения между элементами каждого из этих родов и между элементами разных родов. Неполным описанием, несомненно, будет, например, такое, когда говорят, что «суждение» всегда состоит в простой наличности суммы явлений, правильно связанных между собою или находящихся в каких-либо других отношениях. Когда мы хотим описать, что мы внутренно узнаем в акте суждения, то при простом перечислении явлений (также и явлений второго порядка) и их взаимных отношений, всегда получается остаток, как бы полно мы ни старались это сделать. С арифметическими остатками его, конечно, сравнить нельзя, поскольку его нельзя получить отдельно от явлений. Мы находим, таким образом, теснейшим образом переплетенные с явлениями и соотносительные с ними функции. И мы находим также специфические и общие различия функций: расчленение, соединение, утверждение и отрицание, желание и отклонение – суть качественные различия в психическом состоянии, – в способе работы душевного организма.

Назад Дальше