– Средневековье, – поддакнула я.
– Я бы не поверил, если бы двоюродный брат моей жены не попал под трактор. Она накаркала. – Кукушкин кивнул на меня. – А ресторан? Еще недавно процветал, а теперь оттуда люди бегут. Никто в нем работать не хочет, даже гастарбайтеры. А Колено, который ходит в гипсе? А…
– Случайные совпадения. – Я улыбнулась еще очаровательней. – Вам, право, не стоит придавать этому значение.
– Ближе к делу, – вмешалась Капка, которой не терпелось искупаться в бассейне. Но она прекрасно понимала, что, пока мы не выясним судьбу картины с ржавыми ключами, ни о каком купании не может быть и речи. Аксенкин настроен решительно.
– Где картина? – в упор спросил он у Кукушкина.
– Ка-ка-какая ка-ка-картина?
– Из-за которой ты грохнул Зиму!
– Я убил Сашу?! Да господи помилуй! – замахал руками Кукушкин. – Зачем?!
– Чтобы заполучить картину!
– Я мог бы заполучить все его картины! Причем даром! Он мне спор проиграл!
– Какой спор?
– Давайте сядем. – Кукушкин плюхнулся в шезлонг. Сил у него не было, так он меня испугался. До чего же суеверны люди!
– Рассказывай! – велел Аксенкин.
– Когда-то мы с Сашей не поделили девушку…
– Интересно, – сказала Капка и уселась в соседний шезлонг. Она страсть как обожает любовные романы, которые я терпеть не могу.
– Прошли годы. – Кукушкин тяжело вздохнул и потрогал лысину. – Надо сказать, что внешне Сашка мало изменился. Он всегда бабам нравился. А вот дела у него не пошли, – хмыкнул он. – И то сказать, скрипка не биржа: возни много, толку мало. Элемент везения отсутствует напрочь. А вот мне повезло.
– Можешь не рассказывать мне свою трудовую биографию, я ее прекрасно знаю, – хмуро сказал Аксенкин. – Ближе к делу. – Он посмотрел на меня и гостеприимно предложил: – Присаживайся, Аня. Вот здесь, рядом со мной.
Я поняла, что роли поменялись. Я уже не девочка для сауны, а военный трофей. Аксенкин берет меня в плен и выпустит только в случае обмена военнопленными. Деваться некуда, я села.
– Когда мы встретились, я сначала даже расстроился. Сашка-то орел! Аполлинария моя так на него пялилась! Но потом я понял, что денег у друга детства нетути. А Катюха его бросила. И решил расставить все точки на i, – важно сказал Кукушкин. Вот тебе высшее техническое! – Далась тебе, говорю, Сашок, эта Италия? Поживи у нас, дом большой, с бассейном, с огромным участком. Рыбалку организуем, шашлыки, хочешь – из баранины, а хочешь – из осетрины. Хочешь – гонки на джипах, а можно на катерах. Да хоть на танках! А достопримечательности, говорит, есть у вас? А сам, гад, на Аполлинарию мою пялится! Еще как, говорю, есть. И думаю при этом о Дашке Буханкиной. Есть мне чем крыть. Увидит ее Сашка и обо всем забудет, если он, конечно, художник. Я тогда еще не знал, что мы с ним поспорим. И рассказал о старинном монастыре, о природе нашей замечательной.
– Ты к нам не примазывайся, – хмуро сказал Аксенкин. – К нашей природе. Москвич.
– Обижаешь ты меня, Нил. Я в Москве давно уже все продал. Здесь корни пустил. – Кукушкин вздохнул. – В общем, уговорил я Сашку.
– Предмет спора? – деловито спросила Капка.
– Я сказал, что, если бы у Кати сейчас был выбор, она бы предпочла меня. Что в мужике главное – умение копеечку заработать, семью достойно содержать. А все остальное – романтика, которая молодости только свойственна. И, несмотря на мою лысину и нос картошкой, любая женщина выбрала бы мои деньги, а не его халупу и пустой холодильник. Сашка разозлился. А вот я тебе, говорит, докажу. Твоя жена уйдет от тебя ко мне. На что я ему сказал: это твоя бывшая жена пойдет со мной хоть на край света, стоит только свистнуть. Поймите, мы оба были пьяны, – начал оправдываться Кукушкин.
– Дальше, – нетерпеливо перебил Аксенкин.
– Дальше… Он мне дал Катькин телефон, а я закрыл глаза на его ухаживания за моей женой.
– Да как вы могли?! – ахнула я. – А если бы он ее соблазнил?!
– Переспал, – поправила Капка. И деловито спросила: – А они переспали?
– Еще чего, – хмыкнул Кукушкин. – Я Аполлинарии так и сказал: выбирай. Хочешь замужней в шиншилле ходить или стать свободной женщиной, но в козле. Это я намекнул на ее шубу из козлика, в которой она до замужества ходила. Я пообещал Аполлинарии, что при разводе раздену ее до козла. Если с Сашкой переспит и я этот спор проиграю…
– Так вы ей сказали о споре?! – вновь ахнула я.
– А как же?
– Но это же нечестно!
– Где ты видела честный бизнес, деточка? – снисходительно спросил Кукушкин. – И кто мешал ему сделать то же самое?
– Вы звонили Кате?
– А то!
– И что она?
– Я предложил ей прокатиться в Париж, – самодовольно заявил Кукушкин.
– И что она? – на этот раз вопрос задала Капка. И вся подалась вперед в ожидании ответа.
– Согласилась, разумеется.
– Врете! – не выдержала я. Потому что я бы не согласилась. Но таких, как я, видать, больше нет.
– Я показал Сашке бронь в отеле, – с обидой сказал Кукушкин. – Пять звезд. Театральные критики не больно много денег зашибают. К тому же на халяву. Я сказал, что все оплачу. Баба за парижские шмотки душу дьяволу продаст, не то что тело маленькому лысому толстяку. Такому, как я. Я, между прочим, и не таких красоток имел!
– Но она женщина с положением, – покачала головой я.
– Ты знаешь, сколько ей лет? – усмехнулся Кукушкин. – В ее годы и с ее, как ты говоришь, положением бабы сами кавалеров в Париж катают, но рассчитывать на кавалеров, которые предложат прокатиться в Париж, им уже не приходится. К тому же все бабы одинаковы. Все любят похвастаться перед приятельницами. «Ах, в меня влюбился олигарх! Весь мир обещал положить к моим ногам! Ездила с ним в Париж, вот кулон от «Тиффани».
– И сколько вы с него хотели получить, с Зимы? – не удержалась я. – Сделка-то не выгодная получается.
– Выгодная, – усмехнулся Кукушкин. – Никого я в Париж везти не собирался. Катька стала толстая и страшная, я на «Одноклассниках» фотки видел. Бронь снял, и все. Сашка признал, что проспорил.
– А на что вы спорили? – с интересом спросила Капка.
– Как на что? – удивился Кукушкин. – На деньги.
– А сумма?
– Сто тыщ.
– Долларов? – вяло поинтересовался Аксенкин, который уже стал терять к этой любовной истории интерес.
– Рублей. Откуда у него доллары? Он хотел в Италию махнуть, сто тыщ ему бы хватило.
– Чепуха какая, – не удержалась я.
– Ну уж как есть, – развел руками Кукушкин.
– Он отдал вам деньги?
– Нет. Откуда? Я повесил на него этот долг.
– Кстати, о птичках, – спохватилась я. – Это вы познакомили его со Станиславским?
Капка тут же насторожилась:
– А при чем здесь это?
– Бывшая жена Зимы – театральный критик, – пояснила я. – Наверняка у них с Александром Николаевичем есть общие знакомые. Зима что-нибудь об этом говорил?
– Смеялся, – хмыкнул Кукушкин.
– Смеялся?! – возмутилась Капка. – Над нашим Народным театром?!
– А причина? – жадно спросила я.
– Сказал, что мы – лохи. И все у нас здесь фуфло.
– Но-но! – вскинулся Аксенкин.
– Это не я сказал, а он.
– Они с Александром Николаевичем встречались? – уточнила я.
– Разок было. У меня. Они о чем-то там говорили, потом Станиславский сказал, что у него дела, и исчез. А Сашка стал смеяться.
– Дайте мне телефон Кати, – потребовала я.
– Это еще зачем? – спросила Капка.
– Надо.
– Мы так не договаривались! – Капка вскочила.
– Сидеть! – рявкнул Аксенкин. – Я хочу знать правду! Анька, можно на этой картине заработать?
– Можно, – сказала я чистую правду. У меня опять было видение.
– Телефон, – велел Нил Стратонович. И Кукушкин не посмел его ослушаться.
– У вас есть алиби на вечер воскресенья, когда убили Зиму? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Есть, – облегченно вздохнул владелец лесопилки. – Я был дома с женой.
И тут я начала хохотать. Ты стараешься изо всех сил, знакомым глаза мозолишь, гусем давишься с яблоками, мерзнешь до ночи на улице, прекрасно понимая, что мама – это не алиби. А тут – жена!
– А что я смешного сказал? – обиделся Кукушкин. – И где я, по-вашему, должен проводить воскресный вечер? Собрался народ, расписали пулю. Потом мы с Аполлинарией телик посмотрели. Дождались дочку и уснули. Она была на дискотеке.
– Значит, когда убивали Зиму, вы расписывали пулю, – задумчиво сказала я. – Играли в преферанс. Свидетели есть?
– Сколько угодно! А в чем, собственно, дело? – сообразил наконец Кукушкин. Видно, отпустило. – Что это вас так волнует, кто убил Сашку?
– Нас волнует не он, а картина, – пояснил Аксенкин.
– Да это же мазня, – убежденно сказал Кукушкин. – Сашок ничего путного не писал.
– Тогда почему его убили? И почему картина исчезла?
– Э-э-э… не знаю. В самом деле… – Кукушкин почесал лысину. – Загадка природы. Но денег она не стоит, это точно.
– Аня? – строго посмотрел на меня Стратоныч.
– Этот натюрморт – ключ к большим деньгам, – с уверенностью заявила я.
Кукушкин выглядел озадаченным. Капка, кстати, тоже.
– Раз мы все выяснили, может, нальем? – гостеприимно предложил хозяин.
– Аппетит что-то пропал, – вздохнул Кукушкин.
– А ты, Аня, домой не собираешься? – сладко пропела Капка. Я поняла, что ей не терпится остаться с Аксенкиным наедине.
– А зачем домой? – вмешался тот. – Она, насколько я знаю, женщина свободная…
– Уже нет, – хихикнула Капка. – За воротами ее наверняка дожидаются.
Что тут скажешь? Я кивнула.
– Ну, искупайся хотя бы, – хмуро сказал Аксенкин.
И я не посмела отказаться. Мне очень не хотелось иметь его в числе врагов. Но от чая с баранками я категорически отказалась. У Капки явно дело уже на мази, не стоит портить ей малину. Или как это культурно сказать?
В общем, я ушла. Позвонила Арсению, чтобы встречал, и вышла за ворота. Скоро мы уже целовались.
– Так больше продолжаться не может, – сказал он, задыхаясь. – Завтра суббота. Давай поедем на природу?
Я внутренне содрогнулась. Сейчас я вам расскажу, по какой причине ненавижу любовные романы. В них герои все время занимаются сексом, причем в разных местах. И одно из самых излюбленных мест романисток почему-то природа. Именно там влюбленные ловят самый крутой кайф и воссоединяются навеки. Ибо воспоминания эти незабываемы.
А я вам авторитетно заявляю, что водоемы средней полосы России для секса не приспособлены. Мои воспоминания об этом тоже незабываемы. Секс возможен лишь при одном условии, но ни одна из романисток почему-то не пишет, что герой и героиня были пьяны. Причем не выпивши, а нагрузились основательно.
Нет, она сидит на берегу с бокалом красного вина и задумчиво смотрит в камыши. Потом он ее раздевает, берет на руки и несет в воду. Они купаются нагишом, как Адам и Ева, а потом с упоением занимаются любовью.
Я как-то пыталась войти в воду. И увидела там ужа. То есть мне хотелось думать, что это уж. Хотя на змею было больше похоже. Говорят, что ядовитые змеи у нас не водятся, не в воде, во всяком случае, а только в лесу и в жару. Но возможны мутации, рождаются же телята с двумя головами. В нашу речку чего только не выливали, пока завод не закрылся. Вот о чем никогда не пишут в любовных романах. Об экологии. Подразумевается, что действие происходит в стерильном мире, где все соблюдают закон. В реальном же все немножко не так. Там еще есть лягушки, в воде. А в пруду пиявки. Дно бывает илистое, и ощущение премерзкое, когда бредешь между камышами. Вода пахнет тиной. А когда из нее выходишь, над тобой начинают кружить оводы, которые прямо-таки липнут к мокрому телу.
Однажды я все это уже пережила. Полкаша купил машину в кредит и предложил мне ее обкатать. Ну а где? На природе!
– Заодно и рыбки наловим, – сказал муж. Он же подарил мне на день рождения спиннинг! Который тоже нужно было обкатать.
И мы поехали. Дорога к реке лежала через поле, и вскоре нашу машину облепила огромная, в палец, саранча. Она уже сожрала посевы и теперь задумалась всерьез: чем еще поживиться? Саранча с таким отчаянием кидалась на нашу машину, что мне стало страшно. Я побоялась, что она ее съест и примется за нас. От страха я закрыла глаза.
– Правда, хорошо? – спросил муж.
– Прекрасно! – сказала я. Это был комплимент кондиционеру. Без него нам бы пришлось открыть окна, потому что стояла невыносимая жара. И мы бы на сто процентов стали добычей голодной, вконец оборзевшей саранчи.
Глаза я открыла только на берегу реки. Саранча отстала. Полкаша сказал:
– Милая, я разведу огонь, а ты принеси дров.
– Ты хочешь, чтобы я пошла в лес? – уточнила я.
– Да, но только далеко не заходи, милая.
А близко, милый, все дрова уже подобрали. Не один ты такой умный. Я поплелась в посадки. Увидев подходящее дерево, отодрала от него огромный сук и потащила добычу мужу. Вид у меня был как у овчарки, несущей хозяину палку, заброшенную им в кусты. Язык высунут, глаза преданные. Мне безумно хотелось награды. Хотя бы глотка воды.
– Это сырые дрова, милая, – нежно проворковал Полкаша. – Они не будут гореть в нашем очаге. Пойди и принеси мне других дров. Хороших.
– Ты хочешь, чтобы я опять пошла в лес? – Вид у меня был обиженный. Как же? А сахарок? Хотя бы напоил меня, прежде чем послать на новый подвиг!
– Да, милая. Нам нужен огонь.
И я отправилась искать подходящую палку, чтобы треснуть ею Полкашу по голове. И выбить из него это идиотское словечко «милая». Где он, интересно, его подцепил? Любовные романы тайно читает? А что, на него похоже. Поперся же он на природу заниматься сексом! И я побрела в лес за дровами для «очага». На этот раз я смотрела не наверх, а под ноги. Полкаша в это время пытался добыть огонь из той сырой палки, что я ему уже принесла.
Вернулась вся исцарапанная, в грязи и паутине, коленки ободраны, зато в руках – вязанка сушняка. «Очаг» так и не горел.
– Ты очень вовремя, милая, – важно сказал муж. – Разбери сумки и накрой на стол.
Я первым делом достала бутылку пива и ловко открыла ее ключом от нашей квартиры, зная, что Полкашу это бесит.
– Ты собираешься пить до того, как накрыт стол?! – в ужасе спросил он.
– Да.
Без толку объяснять идиоту, что, пока он разведет огонь, я умру от жажды.
– Может быть, ты мне поможешь? – спросил наконец он, поборов свою мужскую гордость. Ибо костер никак не разгорался ни с сырыми дровами, ни с сухими. У Полкаши уже глаза были красные от едкого дыма, а воздух в легких закончился, пока он с энтузиазмом раздувал огонь.
– Охотно!
Через минуту костер горел, а муж сказал:
– Правда хорошо?
После бутылки пива мне и впрямь стало неплохо. И я кивнула:
– Отлично!
– Это хорошая идея поехать на природу. Столько еще удовольствий нас ожидает! Пойду, пожалуй, искупаюсь.
Я не стала ему мешать. Мне так проще. Я успею и углей нажечь, и на стол накрыть, и мясо на шампуры насадить, хотя сомневаюсь, что оно съедобно. Вчера Полкаша сказал:
– Шашлык женских рук не терпит.
Он мастер штамповать прописные истины, но все время забывает, что в его исполнении это не работает.
– Эх, хорошо! – взвизгнул муж, заходя по колено в воду. И побрызгал на себя водой, набрав ее в ладошку. – И-и-и! – заверещал он.
Мне хотелось дать ему пинок под зад: ныряй уже! Вид только портишь! Тело у Полкаши было белое, рыхлое, какое-то бабье, с покатыми плечами и жирком на талии. Да-да! Именно на талии! Он медленно заходил в воду, сначала по пояс, потом по грудь, плеская на себя воду и взвизгивая. Я не выдержала и достала вторую бутылку пива. Надо ее прикончить, пока муж купается, выйдя из воды, он наверняка захочет заняться сексом, я что-то такое вчера слышала. Полкаша подробно расписал, как он собирается провести этот день.
Надо сказать, что спиртное – хорошее обезболивающее. Оводы не дураки, они тут же это смекнули и оставили меня в покое, атаковав Полкашу. К тому же он был мокрый, потный и надежно защищал меня от насекомых своей широкой спиной, поскольку я великодушно уступила ему позицию сверху. Вообще-то оводы специализируются на скотине. Я сейчас не о муже, а о крупном рогатом скоте, которому здорово достается от этих кровопийц. Летом оводы – главные враги сельского стада, да и отдельно взятых особей из личного хозяйства, пасущихся на лугу. Но Полкаша им тоже пришелся по вкусу. И то – круп у него широкий! А я худая, из меня много крови не добудешь, к тому же все говорят, что она ядовитая.
Уже после пары укусов планы моего мужа насчет секса изменились.
– Надо было закрыться в машине и поднять стекла, чтобы оводы к нам на ложе любви не падали. Групповой секс не входит в мои планы, – зевнула я. После пива меня клонило в сон. – И хорошо бы включить кондиционер, чтобы не задыхаться от жары.
– Что же ты раньше не сказала? – с обидой спросил Полкаша.
О чем? Что заниматься сексом надо в прохладном, хорошо проветриваемом помещении, а не на муравьиной куче? Это что, надо объяснять?
– Ты всегда говоришь не то, что надо, а то, что надо, не говоришь никогда!
Я не сказала, видите ли, что он выиграет в лотерею миллион! Зато сказала: не покупай машину, ты ее разобьешь. Он же хотел мне доказать, что и сам прекрасно владеет ситуацией. Машина, мол, это максимум удовольствий, которые можно получить от жизни. Доказал?
Ан нет! Не успокоился! Снова пошел окунуться. Дубль два. У нас ведь программа как у робота: секс после купания, а не наоборот. Я достала еще одну бутылочку пива. Ошибки в романах надо исправлять. Пусть мучается герой, а героиня насладится отдыхом на природе.
На этот раз мы сделали так, как сказала я: заперлись в машине и включили кондиционер. Но поскольку Полкаша был уже основательно искусан и трезв как стекло, удовольствия он не получил. Хотя попытку мы повторили дважды. Зато я словила кайф, за что в очередной раз получила по мозгам:
– Я знал, что все женщины – эгоистки!
– А ты расслабься, – посоветовала я. – Относись к жизни проще.