Когда упала еще какая-то тряпка, Данилов посмотрел в ту сторону скорее по инерции. Ему было наплевать на то, что там падает, но он вдруг понял, что кресло с утра было пустым, и что-либо туда навалить мог только он. А он этого не делал. По крайней мере, это никак не зафиксировала его память. Спиртное, безусловно, вымывает некоторые воспоминания, но утром Толик был трезв, и это значило, что…
«Там кто-то прячется, – словно молния, вспыхнула опасная мысль в его мозгу. – Там прячется пацан», – громыхнуло в ответ.
Будто в подтверждение его мыслям тряпки в кресле зашевелились. Его оружие выпало и покатилось к креслу, словно оно притягивало не только внимание. Анатолий посмотрел на бутылку, остановившуюся у тапок. Из-за мертвенной белизны Данилов не сразу понял, что в тапки обуты распухшие старческие ноги.
Мы ее в шлепки обули. У нее ноги опухли, как у слона.
Откуда-то издалека, из прошлого долетели до него слова. Толик сделал шаг вперед и поднял взгляд туда, где должна быть голова. Теперь в кресле не было никакого тряпья. Там была простыня, накинутая на распухшее тело старухи. Она, как и слова, прозвеневшие в его голове, были из его детства, с тех жутких похорон.
14
Маргарита давно не спала. Она тихо лежала и думала. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, и поэтому она даже притворилась пару раз, когда входила Наташа, спящей. Она думала о своем нынешнем положении. Ей было жалко себя, но сейчас она хотела здраво рассудить и, возможно, найти выход из сложившейся ситуации. Даже в фильмах ужасов кто-то выживает. Может, в их сценарии именно ей суждено выжить. Рита хотела выжить и ради этого готова даже была «переписать сценарий». Но для начала она хотела вспомнить, что именно пожелала. Вряд ли просто забеременеть. Она пожелала ребенка. «Я хочу родить ребенка», – сказала она. Родить! Рита едва сдержалась, чтобы не подскочить. Она не должна говорить об этом. Это ее лазейка, и хотя ею вряд ли кто-нибудь мог воспользоваться, она решила хранить ее в тайне. Она пожелала родить, ни больше ни меньше. И ввиду некоторых физиологических особенностей человека она сможет это сделать через девять месяцев. Раньше только кошки. Отсрочка в несколько месяцев не могла не порадовать. За это время можно найти выход.
Рита почувствовала, что кто-то вошел в комнату. Она не слышала, как открывалась дверь, даже звук шагов пропустила за своими победоносными мыслями. Рита просто поняла, что у дивана кто-то стоит. Ей хотелось посмотреть, кто именно. Наташа уже проявила бы себя, накрыв подругу либо поправив подушку. Лешка вообще не зашел бы без Наташи. Маргариту так и подмывало посмотреть на вошедшего, но не выдать тайну было делом куда более важным. Она притаилась. Даже перестала думать, чтобы расслышать происходящее вокруг. Человек, даже самый тихий, не мог ни обнаружить себя. Она никого не слышала, но присутствие было фактически осязаемым.
– Маргаритка, цветочек мой, ты спишь?
Несмотря на то, что это был шепот, эти слова прозвучали, словно раскаты грома. Рита подскочила и уставилась на дверь. Она была закрыта, а в комнате, кроме Поляковой, никого не было. Рита встала и снова села. Слова были произнесены, и это факт. Даже если она не узнала бы говорящего по голосу, то все равно поняла бы, кто был в комнате. Маргариткой и цветочком ее называл только один человек. Это ее отец, который умер три года назад. Внезапно страх сменила печаль, горькая жгучая скорбь сдавила грудь. Будто о смерти отца она узнала только сейчас. Тогда она даже не поехала на похороны. Маргаритка даже не простилась со своим папой. Она позвонила поздравить его с днем рождения и узнала, что его положили в больницу. Через неделю ей сообщили, что у него рак желудка, а еще через неделю… он умер на операционном столе. Она плакала и тогда, но сейчас в ее всхлипываниях и рыданиях было больше сострадания, потому как совесть проснулась только сейчас. Она зарыдала с новой силой. И плевать, что ее услышат.
Когда в комнату вбежала Наташа, а следом Алексей, Рита на секунду успокоилась, но разрыдалась вновь, когда Копылова спросила, в чем дело.
15
Авдеев не был храбрецом, но о том, как надо было бы поступить, несмотря на собственное малодушие, он задумывался чаще обычного. У Толика в квартире призрак – это сто из ста, а это значит, что Данилову грозит смертельная опасность. Что мог сделать Егор? Поехать к нему и прогнать мертвеца? Забрать Толика с собой? Но он уже, можно сказать, спас его, предупредив об опасности. Так что дело сделано, Толик спасен, и собственное самолюбие не пострадало.
Егор снова попытался вернуться к прерванному занятию. Клацал по ссылкам, приводящим не туда, куда он хотел попасть с утра. Через еще примерно час он уже потерял всякую надежду на то, что ему удастся найти хотя бы тот самый сайт, с которого он распечатал эту чертову игру. Но либо была подобрана правильная комбинация слов в поисковике, либо тот, кто до этого издевался над ним, не давая найти, в данный момент был занят, первая же ссылка вывела Егора туда, куда надо. Он даже привстал с кресла, не веря своей удаче.
Он перечитал статью о вызове призрака и только к концу понял, что дело их безнадежно. Ответа, как спастись, не было. Тут не было даже упоминания о том, что их ждет смерть в любом случае. Да, предостережения были, мол, игра опасная. И все. Конечно, как выбраться из этой ситуации, мог знать автор статьи, но его найти шансов меньше, чем иголку в стоге сена. Под статьей никто не подпишется «Сидоров Семен Григорьевич», да и адрес с индексом тоже вряд ли кто оставит. Егор опустил глаза на авторство. Так и есть. Рядовой Швейк. Черт! Персонажи всевозможных произведений заполонили Сеть, попробуй докопайся, кто скрывается под кадетом Биглером или рядовым Швейком на самом деле. Но Егор все равно решил попробовать выяснить настоящее имя сетератора. Ник был кликабелен, поэтому Егор решил начать со статей на этом сайте, написанных рядовым Швейком. Их было три. Две об играх с призраками, а одна скорее история, байка. С играми было более или менее понятно – обе прятки, только в одной прячешься от призрака, а во второй – от изувеченной куклы. Егор даже подумал, почему ему первой на глаза не попалась игра с куклой. Сейчас ему казалось, что с ней расправиться было бы куда проще. Там даже какая-то защита от нее была. Может быть, в появление призрака верят еще меньше, чем в оживших кукол со вспоротым животом? Ладно, выбор уже сделан, и надо как-то выбираться.
16
Копылова поглаживала по голове начавшую успокаиваться Риту и смотрела на Одинцова. Он непонятно для чего кивал. Рита рассказала, из-за чего плакала, при этом не упомянув о появлении отца здесь. Она просто дала всем понять, что в ней вдруг проснулась совесть и начала грызть ее с утроенной силой за то, что она не простилась с отцом.
– Ну зачем ты? Тебе теперь надо беречься, – сказала Наташа.
И тут Рита вдруг вспомнила, что да, действительно, пока ребенок внутри, с ней ничего не случится. Полякова притихла и даже попыталась отстраниться от подруги, будто та могла чем-нибудь заразить ее и ее ребенка.
– Ты права, – сказала Рита и вытерла слезы. – Я, наверное, завтра поеду домой.
– Куда? – переспросила Наташа. – Ты не забыла?..
– Нет, я к маме поеду.
– К маме так к маме, – произнес Леша. – Но сейчас давайте спать.
– А сейчас нельзя? – спросила Рита.
– Что нельзя? – не понял Леша.
– Отвезти меня на вокзал.
Одинцов пожал плечами и посмотрел на Наташу.
– Послушай, Рит, – произнесла Копылова. – Сейчас уже девять. Пока до Москвы, да до вокзала – одиннадцать, а то и двенадцать.
– Я поняла, – грубо сказала Маргарита, легла и отвернулась к стенке.
Наташа понимающе кивнула и встала с дивана. Алексей последовал ее примеру. Рита подождала, пока за ними закроется дверь, потом перевернулась на спину и уставилась в темный потолок. Сбежать? А зачем? Она же еще не получила приз. Ну, не получила до конца. Почему она должна бояться? Потому что рядом с ней эти… люди, которых ждет смерть. Они трогали ее, опекали. А что, если призрак решит, что она с ними заодно, что она против него, и захочет убить ее, не исполнив желания? Черт! Рите захотелось помыться. Наверняка это что-то из области причуд беременных, там ананасов с селедкой или бананов с пивом. Черт, черт, черт! Сейчас ей казалось, что она измазана пропавшей селедкой и переспелыми бананами и облита пивом в тех местах, где ее касалась Наташа. Особенно волосы. Ей даже почудились влажные сосульки на голове. Рита, скривившись от отвращения, дотронулась до волос. Они были мокрыми и липкими на ощупь. Рита отдернула руку, а потом поднесла ладонь к носу и понюхала. Она едва сдержала рвотные позывы. Уткнулась в подушку, на удивление сухую и пахнущую туалетной водой Михаила. Но через минуту запах селедки с ванилью (да, ей почему-то и почудилась еще ваниль) проник и туда, отгоняя стойкий аромат туалетной воды «Lacoste».
Рита подскочила с дивана и попыталась прикрыть нос рукой. Но и рукав ее халата пропах какой-то дрянью. Она не была уверена в правильности названия, но ей показалось, что пахнет мазутом. Едва сдерживая рвотные позывы, Полякова выскочила из комнаты, а затем и из дома. Тошнота прошла, едва она оказалась у небольшой хозпостройки за основным зданием. Ее нос не улавливал ни единого запаха. Ни единого проклятого запаха.
Она подошла к сараю и села на лавочку у стены. Ночь была тихой, ей даже показалось, что слух ушел вместе с обонянием. Где-то вдалеке залаяла собака. Рита облегченно вздохнула. Ветерок зашуршал в голых ветвях яблони, коснулся головы Риты и исчез. Мгновенный порыв сменился легкими прикосновениями, будто она находилась в комнате, обдуваемой вентилятором, от чего стало спокойно. Рита начала успокаиваться, но вдруг вспомнила об ощущении влажных грязных волос. Будто в подтверждение никуда не девшемуся ощущению, на голове что-то шевельнулось. Паук? Или муха? Рита дернула головой, но шевеление только усилилось. Она медленно подняла руку вверх и положила ладонью на голову. То, что действительно шевелилось у нее в волосах, тут же облепило руку. Едва сдерживая крик, Рита опустила руку и посмотрела на живую перчатку. Сотни мокриц шевелились, сворачивались, бежали. Рита замотала рукой и только теперь поняла, что уже давно кричит.
17
Егор не был уверен в том, что это именно то, что им нужно, но все-таки это хоть какое-то продвижение вперед. Он трижды перечитал статью – один раз с экрана монитора, а два – уже распечатав. Статью мог связывать с играми только автор. Мог, но Егор почему-то думал, что здесь нечто большее. Во всех трех произведениях рядового Швейка присутствует игра в прятки, и во всех трех есть смерть. Надо непременно показать статьи друзьям. Завтра обязательно.
– Ты еще здесь?
В кабинет заглянул Смирнов.
– Ты собираешься идти?
Егор кивнул, и Смирнов скрылся за дверью, буркнув короткое «ждем». Все, что происходило с ним сейчас, замечательно, но не радовало лишь потому, что продлится недолго. Максимум… он что-то прикинул в уме. Максимум ему жить и наслаждаться дружбой даже с теми, кто над ним издевался, три дня. Ну а минимум – об этом даже думать не хотелось, – он умрет сегодня после полуночи. Выбивая страйк или напевая «Что ж ты, фраер, сдал назад», это будет зависеть от того, куда их дружная компания переместится после полуночи.
Егор хотел еще ввести в поисковик ник рядовой Швейк – была вероятность, что человек не мудрил с выдумыванием разных имен и подписывался на всех форумах одним, а там, возможно, и настоящее имя всплывет, – но передумал. Нельзя злоупотреблять дружбой, тем более заполученной таким странным способом. Он сложил две страницы со статьей вчетверо и убрал в карман джинсов. Завтра надо непременно показать друзьям. Одна голова хорошо, а… Он хотел перефразировать крылатое выражение с учетом количества друзей, но передумал. Сколько бы голов ни было на настоящее время, к утру их будет на одну меньше. И Егор надеялся, что это будет не его голова.
Коллеги, а по совместительству и новые друзья Авдеева покорно ждали его внизу в вестибюле. Никто не пошутил по поводу его отсутствия, никто не поиздевался над его видом. Они его ждали, будто Егор находился в дальней поездке, а теперь был желанным гостем у каждого из них. Он был одним из них, он был круче их. И все это, как ни странно, до самого конца жизни.
Они вышли из здания и направились к метро. Авдеев шел с каким-то парнем. Удивительно, но Егор не помнил, как его зовут, он даже не знал, кем его собеседник работает. Видел пару раз у кулера в коридоре. Парень молча набирал кипятка, окидывал Авдеева презрительным взглядом и скрывался в лабиринтах офисного здания. Теперь же суровый молчун заливался соловьем – что-то рассказывал из офисной жизни, перескакивал на женщин, возвращался к начальству, а потом снова вспоминал о противоположном поле. Рассказ его был ужасно запутан, но Егор его слушал с удивительным любопытством. Авдееву повезло перед смертью пожить как все нормальные люди.
18
Леша посмотрел на Наташу и поспешно отвел взгляд. Копылова выглядела уставшей, но казалось, что стала еще привлекательней.
– Слушай, Наташ, я хотел тебя пригласить…
Копылова оживилась, и плевать ей, что это заметил Леша. То, что их отношения сдвинулись с мертвой точки, было очевидно.
– Не сейчас… Когда все закончится… Ты сходишь со мной куда-нибудь?
Наташа улыбнулась и взяла Лешу за руку.
– Куда пожелаешь.
Они смотрели друг на друга и улыбались, когда услышали крик. Леша вскочил первым и выбежал на улицу. Он надеялся, что это не призрак. Одинцов ступил на дорожку, ведущую к хозпостройке, и на долю секунды остановился. Рита рвала на себе волосы. Никаких призраков рядом не было.
– Что случилось? – крикнул Леша скорее для того, чтобы обозначить свое присутствие.
Рита замолчала, но волосы рвать не перестала. Леша подошел к ней вместе с Наташей. Алексей не понимал, что происходит, поэтому замешкался. Копылова обняла Риту и попыталась убрать ее руки от головы.
– Они у меня в волосах! – закричала Рита и затопала ногами, словно непослушный ребенок. – Они везде! – Она начала сдирать с себя одежду и чесаться.
Леша отвернулся. Призрак стоял на углу дома. Вдруг мальчик затопал и задергал руками, как минуту назад Рита, потом улыбнулся и исчез. Одинцов посмотрел на девушек. Рита успокоилась, Наташа обнимала ее и что-то шептала. Они не видели кривляний мертвеца.
– Ну успокойся, успокойся, – приговаривала Копылова и поглаживала по голове Риту.
– Наташа, что происходит с нами? – хныкая, словно ребенок, спросила Маргарита. – Чего ему надо?
– Все будет хорошо, – выдавила из себя Наташа, не веря собственным словам. – Все будет хорошо, – повторила она и увлекла подругу за собой.
Леша помог им дойти до лавочки, усадил их, а сам сел на небольшое крылечко сарая.
– Они ползали по мне. Много… Их было много…
– Все будет хорошо…
Одинцов вскочил с места и пошел к палисаднику. Еще чуть-чуть, и он сойдет с ума. Повторяющийся бред из уст подруг, появляющийся призрак в самых неподходящих местах… Как будто все было против него. Он постоял какое-то время у изгороди и вернулся. Рита успокоилась, Наташа говорила что-то невпопад, скорее для того, чтобы успокоить себя.
– Ну что, девоньки, давайте в дом? Баиньки? Или чайку? – Леша не чувствовал присутствия призрака только в доме.
– Вы идите, – сказала Рита и встала. – Я пойду, вымоюсь.
Наташа тоже встала.
– Мы тебя ждем, – сказала Копылова. – В доме.
Одинцов взял Наташу под локоть и направил к дому. Остановился возле Риты и произнес:
– Все будет хорошо.
Обнадеживающе, но самому в это верилось с трудом. Почему-то.
19
Рита переступила борт душевого поддона и вздрогнула, ощутив боль в промежности. Она дотронулась до лобка, жгучая боль начала затухать. Полякова стояла и смотрела на свое бледное тело, удивляясь тому, что ее живот увеличился в размерах. Такого не могло быть. Она провела рукой по животу, внутри заурчало. Рита отдернула руку. Ей показалось, что в животе кто-то шевелится. Это вполне могло быть обычное вздутие и урчание, а не какой-то там призрачный ребенок. Кстати, отсюда и боль. Она удивилась, что так легко смогла убедить себя в этом. Даже живот спал, и урчание прекратилось.
Рита открыла кран и едва не вскрикнула. Вода была чуть теплая. Кожа покрылась мурашками, соски набухли и затвердели. Рита осторожно дотронулась до головы, опасаясь снова встретить насекомых. Но их не было, даже сами волосы не казались такими липкими и отвратительными на ощупь.
Она вымыла волосы трижды. Чувство гадливости так больше не вернулось. На удивление, даже общее самочувствие после принятого холодного душа улучшилось.
Рита ступила на площадку из лиственницы, служащую ковриком для ванн. Потянулась за полотенцем, и тут ее привлекло какое-то движение. Она дернулась и резко повернулась. Рита стояла перед зеркалом, держащимся на каких-то деревяшках на белой пластиковой стене душевой комнатки. Она не заметила его, когда раздевалась. Рита посмотрела на пол и увидела коричневое полотенце. Она подняла его и примерила к зеркалу. Вот поэтому она его и не заметила – полотенце висело на зеркале, закрывая его. Теперь Рита видела себя. Соски все еще были твердыми. Она провела рукой по небольшой груди и тут же скривилась от боли. Соски горели. Грудь у нее болела обычно перед месячными, но тут, скорее всего, была другая причина. И эта причина, возможно, не даст ей умереть ни сегодня, ни завтра, ни следующие месяцев семь точно.
Рита коснулась живота под грудью, провела ладонью по едва заметной выпуклости (скорее всего ее даже не было, но Маргарита почувствовала ее) и повернулась, сначала вправо, потом влево. Нет, живот определенно стал больше. Она попыталась втянуть его, но тут же скривилась от боли. Оставив попытки, Рита повернулась к зеркалу. Живот надулся справа, потом опал и надулся слева, при этом причиняя неимоверную боль. Боль пульсировала в яичниках, тугими потоками выдавливалась в матку и расползалась плавленым оловом по внутренностям. Рита не могла пошевелиться, даже согнуться пополам ей не дала вдруг появившаяся напряженность в спине, будто вместо позвоночника у нее титановый стержень.