Тем не менее он пошел за Катей. Им нужна была эта квартира на сегодняшнюю ночь, во что бы то ни стало. Кто бы в ней сейчас ни находился, Авдееву нужно вывести его оттуда. И он шагнул в темный коридор.
Девушка стояла в зале и протирала полки над телевизором. Схожесть с Катей была не такой сильной, но догадаться, что девушка приходится Катюше родственницей, было можно.
– Ну что ты встал? Давай, делай, что тебе надо. – Девушка оторвалась от протирания однажды только для того, чтобы сурово посмотреть на Егора.
Авдеев замер. Она знает, зачем он пришел, и не имеет ничего против? Да нет же! Она его с кем-то перепутала. Она, как будто тоже это поняла, замерла.
– Ты же ванну ремонтировать пришел?
Егору не хотелось ее разочаровывать, поэтому он кивнул.
– А мне тетя говорила, что ты завтра придешь.
Егор снова кивнул.
– Мы решили сегодня.
– Мы? Вы что, бригада?
– Да, сейчас еще двое подъедут. – Егор не любил ложь, но сейчас он был спокоен. Сейчас он не лгал, почти не лгал. Они решили сегодня, и они бригада. Все по-честному.
– И как долго вы здесь пробудете? – не унималась родственница.
– Утром уйдем.
– Ой!
Егор так и знал. Ему не могло везти постоянно.
– А как же я?
Авдеев не понял вопроса, и это отразилось на его лице.
– Я пока живу здесь, – пояснила девушка. – Пока приглядываю за квартирой.
Она говорила так, будто ее слова все объясняли, но Егор сомневался, что понимает ее. Авдеев сомневался, что она сама понимает себя.
– Понимаешь?
Нет, черт возьми, он не понимал!
– Слушай, да. – Егор вдруг все понял. – Тебе бы переночевать где-нибудь.
– Не хотелось, но придется тогда у тетки.
Черт! Вот этого он боялся больше, чем если бы девица заартачилась и отказалась выезжать из квартиры. Через сколько минут мать Кати вызовет наряд полиции после того, как узнает, что у нее ночные строители? В любом случае им придется доигрывать в полиции.
– Слушай, – быстро сказал Егор. – А ты не хотела бы сходить куда-нибудь?
– Ну не знаю, музеи ночью вряд ли работают, – кокетливо произнесла девушка.
Но Егор понял, что направление он выбрал правильное – она любит музеи, особенно ночные.
– У меня есть друг, – сказал Егор и достал сотовый. – Знатный экскурсовод.
Авдеев набрал номер Смирнова, уже начиная привыкать к тому, что у него есть друзья, есть на кого положиться.
16
Они не разговаривали друг с другом всю дорогу до станции Красногвардейская. Каждый думал об одном и том же. Почти. Наташе не давала покоя мысль о собственном самочувствии. О тошноте, о боли в животе и о моментальном выздоровлении. Это никак не было связано с ее желанием. Или было? Копылова не загадывала ни блузок, ни детей. Она хотела просто быть все время с Лешей. Черт! А желание сбылось! Она заерзала на месте, что не осталось незамеченным.
– Ты замерзла? – Леша нажал кнопку, и стекло поползло вверх.
– Нет, – слишком поспешно ответила Наташа.
– Что тогда?
Ей хотелось рассказать ему. Рассказать ему все. И о желании, и о том, что он это чертово желание. Но именно то, что он является призом, который мертвец непременно заберет, и остановило ее.
– Снова что-то дурно, – сказала она.
– Мне остановиться?
– Нет, просто открой окошко.
Леша открыл, Наташа отвернулась и снова погрузилась в свои мысли. Желание сбылось, а это значит, что мальчик заберет презент. Он убьет Лешу? Сначала его, а потом и ее. Слезы выступили на глазах. Их найдут, и вся эта идея с игрой по правилам здесь не сработает. И пробуют они все это дерьмо наобум, не зная наверняка, что им поможет. Безысходность. Полная безнадега. Казалось бы, сложи руки и жди кончины, но совесть, проклятая совесть не давала покоя. Она грызла, она терзала, она рвала душу. Наташу тяготило то обстоятельство, что Леша погибнет из-за нее. И даже то, что и ей не выжить, не могло стать оправданием. Как ни крути.
– Приехали, – произнес Одинцов.
Наташа проверила, высохли ли слезы, и повернулась к Леше.
– Мама уже, наверное, здесь?
Леша посмотрел на часы и пожал плечами.
– По времени автобус должен быть здесь, но… Пробки и все дела.
Наташа улыбнулась. Фраза «и все дела», совсем несвойственная речи Одинцова, почему-то рассмешила ее. Леша увидел ее веселье и улыбнулся.
– Тебе лучше?
– С тобой мне все лучше и лучше.
– Шутишь?
– Ни разу, – улыбнулась Наташа.
Одинцов обнял ее.
– А я думала, ты меня встречаешь.
Леша и Наташа повернулись на голос. Валентина Игоревна была превосходна.
– Мама, – улыбнулся Леша.
– Здравствуй, Наташенька. Какая ты стала.
После объятий Валентина Игоревна взяла Наташу за руку и начала рассматривать.
– Красавица, – резюмировала она и улыбнулась сыну. – Ну и чем вы тут занимались, детишки?
– В прятки играли, – сказал Леша.
«Наверное, он хотел пошутить, – подумала Наташа. – Но как шутку это восприняла только его мама». Должна была, по крайней мере. Но Наташе показалось, что она скорее горько усмехнулась, чем улыбнулась шутке.
– Мне никогда не нравилась эта игра, – пожала плечами Валентина Игоревна. – Не понимаю, за что ее дети любят.
17
Егор прошелся по квартире. На улице уже было темно, поэтому комфорт, который квартира дарила при свете дня, исчез. Мрачные тени сгущались, напоминая о предстоящей ужасной игре. Авдеев включил свет во всех комнатах и в туалете. Двери везде оставил открытыми. Ему было страшно. Он помнил, что играть они начали в зале, но что-то было не так. Мебель передвинули? Или накидку на диване сменили? Егор был уверен, что точного копирования планировки игра не требует, но все-таки ему хотелось, чтоб все было как тогда.
Он еще раз осмотрел комнату. Не было журнального столика. Точно. Они убрали столик. Егор начал успокаивать себя, что столик нужен ему не как элемент игры. Он просто ему был нужен. Авдеев вышел на балкон, когда до игры оставалось три часа.
18
Леша вышел из квартиры в девять сорок. До игры оставалось чуть больше двух часов. Наташа оставалась в машине. На все уговоры подняться и попить чаю Копылова отвечала отказом. У Леши тоже настроение было не для чаепитий. Он поднялся с мамой наверх, помялся, не решаясь сказать, что ему надо уходить.
– Иди уже, – улыбнулась Валентина Игоревна. – Ночевать-то придешь?
Алексей мотнул головой.
– Завтра приду. Сегодня надо.
Мама кивнула.
– В прятки играть будете?
У Леши замерло все внутри. Он уже собирался спросить, откуда она знает, когда понял, что мама шутит.
– Как доведется, – печально улыбнулся Одинцов.
Валентина Игоревна подошла к сыну, обняла и поцеловала в лоб.
– Будь осторожен, сынок.
– Я постараюсь, мама.
Одинцов спускался вниз с тягостным ощущением, что сегодня все решится, сегодня игра закончится. Несмотря на то, что он был скорее статистом, чем непосредственным игроком, Леша чувствовал какую-то особую цель, предназначение. Как бы напыщенно это ни звучало, но он знал наверняка: пацан является ему не напрасно.
Треск раздался, когда Леша спустился на второй этаж. Он узнал этот звук. Если честно, узнал он его только потому, что несколько часов назад они говорили о фонарике «жук». Трещало так, будто кто-то все сильнее и сильнее давил на клавишу, приводящую в движение динамо-машинку. Леша шаг за шагом спускался вниз. Мальчишка сидел в углу между квартирами 50 и 51. Треск не прекратился, хотя руки мальчика были хорошо видны, и в них ничего не было. Пацана трясло. Он обнимал голые колени руками и дрожал. Когда он поднял глаза на Одинцова, раздражающий треск прекратился. Бледное лицо с синюшными дрожащими губами показалось Леше знакомым.
– Кто ты? – шепотом спросил Одинцов.
– Мне холодно, – выдохнул вместе с ледяным паром мальчик. – Мне холодно.
Одинцов шагнул к мальчику. Треск динамо-машинки раздался вновь. Короткий звук, скорее чтобы отпугнуть. Леша замер. Мальчишка трясся. Вдруг раздался новый звук. Это тоже был треск, но… Было похоже на звук ломающегося льда. Леша осмотрел ребенка и отшатнулся. Босые ноги мальчика были покрыты ледяной коркой и напоминали морской язык в глазури.
– Мне холодно, – повторил мальчик.
– Я вижу, – сказал Леша и подошел к ребенку, позабыв о собственной безопасности.
Он снял куртку, опустился на колени и закутал ноги ребенка.
– Сейчас будет лучше.
Леша попытался поднять мальчика, но тот вскочил сам и оттолкнул Одинцова.
– Нет! – завопил он.
Кожа на лице разошлась кровавыми ранами, превращая мальчика в монстра.
– Нет!
Глазурь на ногах раскололась и начала таять, но превращалась не в воду, а в кровавую жижу, которая в свою очередь закипала и, пузырясь, испарялась.
– Это не мое! – завизжал пацан. – Мне нужно мое!
– Что?! Что твое?! Чего ты хочешь?!
Одинцов подумал, что после этих слов призрак нападет на него, поэтому приготовился отразить атаку.
– Это не мое! – завизжал пацан. – Мне нужно мое!
– Что?! Что твое?! Чего ты хочешь?!
Одинцов подумал, что после этих слов призрак нападет на него, поэтому приготовился отразить атаку.
– Леша?..
– Сынок?..
Алексей дернулся. Мертвец исчез, только бурые пятна на бетонном полу напоминали о нем. Снизу поднималась Наташа, а наверху стояла мама. Обе не сводили глаз с Леши.
– Мама, все в порядке, – сказал Одинцов и направился к Наташе. – Иди домой, мы завтра поговорим.
Взял под руку Копылову и вывел из подъезда.
– Что там случилось? – спросила Наташа.
– Я кое-что понял.
19
Он все рассказал Наташе.
– Он дарил вам подарки… Или исполнял желания… только для того, чтобы вы догадались и подарили что-нибудь в ответ.
Это звучало обнадеживающе. Наташа даже почувствовала себя спасенной. И спаситель ее рядом.
– Осталось выяснить, что именно он хочет.
– У меня есть несколько идей. Почти всегда, когда он появляется, слышен звук фонарика…
– «Жук»?
– Да. И это раз. Конечно, это может быть идея мимо кассы, но… На этот случай есть две другие. ОН ходит босиком. Нужно купить обувку. Ну и какую-нибудь курточку. Он мне сказал там, на лестнице, что ему холодно.
Наташа молчала. Неужели так все просто? Просто нужно было быть немного учтивей и подарить что-нибудь мальчику взамен его подарка. Что-то было не так. Неравноценный какой-то обмен. Ладно, Катюшина блузка в обмен на сандальки, но любовь Одинцова на динамо-фонарь «жук» нельзя менять. Значит, ему нужно что-то большее. Может, ему нужна жизнь? Собственную жизнь, по понятным причинам, он вернуть не может. Но он может забрать чужую. И если в случае с блузкой Катюша могла отделаться курточкой и фонариком, то у Ритки, да и у нее самой не было никаких шансов.
– У нас есть шанс, – будто прочитав ее мысли, произнес Леша. – И мы им должны воспользоваться.
– Беда только, что времени у нас совсем не осталось.
Одинцов посмотрел на часы.
– «Реал» и «Касторама»[2], по-моему, круглосуточные. Сейчас нам больше «Реал» подошел бы. Там и фонарики, и куртки, и обувка имеется.
Наташа, говоря о времени, не совсем это имела в виду, но все равно согласилась. «Реал» так «Реал». За последнее время в их жизни столько произошло фантастического, что реал остался только в названиях.
Они купили все. Даже немного больше. Они не знали наверняка, что именно им поможет. Наташа взяла пазлы на 3000 деталей – грузовик с хромированной решеткой. Пистолет с пульками взял Леша. Он даже взял диск с фильмом «Человек-паук». Когда они подошли к кассам, до начала игры оставалось чуть больше часа. Настроение заметно улучшилось. Егор позвонил и сказал, что с квартирой все в порядке. Похоже, что все шло по плану. По их плану.
20
В квартиру Катюши они вошли без пятнадцати двенадцать. Закрыли дверь и прошли в зал. Егор поставил на место журнального столика стол с кухни. Наташа и Алексей выложили все, что купили, на стол и сели на диван. Они проделали все это в полнейшей тишине. Потом Копылова будто спохватилась, похлопала себя по карманам и достала какой-то клочок бумаги. Им оказалась салфетка из «Макдоналдса».
– Ребят, я повторю. Важно: игра должна длиться не больше трех часов, иначе дух будет слишком сильным, чтобы уйти.
Она замолчала, будто переваривала прочитанное.
– Не выходите из квартиры, в которой играете. Ведите себя тихо, когда прячетесь. Отключите всю технику. Когда вы бежите, не оборачивайтесь. Не засыпайте. И самое главное: не забудьте взять с собой по стакану соли. После игры рассыпьте ее по углам.
– Без пяти! – воскликнул Егор и побежал выключать везде свет.
Леша выключил свой телефон, а потом и Наташин. Копылова зажгла свечу. Она не понимала, зачем им проделывать те же действия, что и четыре дня назад. Они начинали игру заново? Но спрашивать об этом времени не было.
Егор забежал в комнату и сел рядом с Лешей. Огонек свечи колыхнулся.
– Телефон, – сказал Одинцов.
Егор похлопал себя по карманам. Мобильника не было.
– Черт! Черт!!!
– Что не так?
– Телефон, похоже, в куртке.
– Беги, – сказал Леша.
– Он не успеет, – прошептала Наташа.
Сердце готово было выскочить. Егору даже стало трудно дышать.
– Не дрейфь, если все пойдет, как мы задумали, – Одинцов кивнул на стол с подарками, – то телефон твой не помеха.
– Кажется, началось, – прошептала Наташа. И свеча потухла. В следующий момент раздалось:
– Раз, два – это не только слова…
Голос был отчетливый и звонкий. И злой. Голос обиженного. Даже не ребенка, а взрослого, умеющего сделать больно, способного отомстить. Вот это-то и пугало. Пугало и перечеркивало к чертям собачьим весь их драгоценный список подарков.
– Три, четыре – меня нету в этом мире…
Возможно, он не знал еще о том, что они преподнесли ему. А когда узнает, игра закончится.
– Пять, шесть – у меня для вас есть весть…
Черт! Как хотелось, чтобы после этих слов пацан сказал: ребята, всем спасибо, все свободны. Но нет же, он непременно скажет:
– Семь, восемь – как наступит осень…
Долбаная считалка! Долбаная игра! И она может закончиться только одним способом. Одним долбаным способом.
– Девять, десять – вас всех повесят.
Когда мальчик перестал считать, молодые люди уже спрятались. Надежда на чудо начала угасать, когда раздался треск динамо-машинки. Не призрачной, а вполне себе реальной, той самой, что они ему подарили. Наташа поняла это лишь потому, что впервые с начала игры треск сопровождался трясущимся лучом света.
21
Толик понял, что сегодня ему не уйти, понял, что игра закончена. Они появились сразу же после полуночи. Старуха в саване держала за руку мальчика в оранжевой футболке. Прикованный собственным парализующим страхом, почувствовал: внутри черепа зарождается боль, когда мертвая старуха взяла его за руку. Ее рука жгла ему кожу. Застонав, Толик дернулся, освобождаясь, и прижал руки к голове, пытаясь приглушить боль, которая, пульсируя, давила на глазные яблоки изнутри. Он закрыл глаза, чтобы не видеть мертвеца, но тут услышал детский голос.
В голове зашумело, пульсация усилилась, и кровь брызнула из носа. Уши заложило. Толик знал, что пацан читает проклятую считалку, но ничего не слышал, кроме шума и барабанной дроби в голове. Данилов понял, что плачет. Боль в голове достигла такой силы, что онемели ноги. Открыл рот, чтобы позвать на помощь, но язык распух и не хотел шевелиться, будто ему вкололи новокаина. Кровь забурлила в горле. Руки безвольно упали.
Он задыхался, будто кто-то накинул ему на шею петлю и начал затягивать. Он на секунду даже почувствовал на коже обжигающую веревку. Попытался ухватить ее, но ничего не нащупал. В висках стучало, глаза вылезали из орбит, все тело начало слабеть. Тем не менее Толик каким-то чудом умудрился лечь на спину и, оттолкнувшись ногами от порога, отполз в глубь коридора. Он попытался зацепиться за что-нибудь на полу, а когда не вышло, громко выругался. И только теперь глянул на преследователей. Их не было. Боль сначала утихла, но как только раздался треск, она вернулась. За доли секунды превысила пределы терпения. Данилов попытался подняться на ноги, пошатнулся, сделал пару шагов и завалился на вешалку у стены. Хриплое дыхание его заглушало проклятый треск. Толик собрался с силами и, оттолкнувшись от стены, повис на ручке. Он дернул ее. Когда раздался щелчок, Толик толкнул дверь и с воплем выпал на лестничную площадку. Попытался подняться, но тут же перед глазами вспыхнуло багрянцем. Он снова упал, но зрение так и не вернулось. Ему показалось, что одна из дверей (скорее всего Макса) открылась, и на пороге появился человек. Толик видел только силуэт и пополз к нему.
Данилов почти дополз, когда его голову разрезало адской болью. Глаза, виски и затылок будто сдавило тугим ремнем. Ремень стягивался с неистовой силой, пока артерии не взорвались и мир не потух. Он умер с мыслью, что все-таки разобрался с этим сам, не впутывая никого. Толик был уже мертв, когда тело судорожно сотряслось и затихло, будто ставя точку.
– Стук-стук, Толя, – произнес призрак и исчез.
6 ноября, среда
1
Они валились с ног. Бессонная ночь, нервное напряжение, а в результате ничего.
– И это все? – спросил Егор у Леши, когда они вошли в зал.
Одинцов посмотрел на часы. Было четыре пятнадцать.
– Игра окончена. Очень надеюсь, что навсегда.
– Но почему он ничего не взял? – Наташа выглядела испуганной и уставшей.
Леша обнял ее.
– Он наверняка что-то взял, – с надеждой в голосе произнес Егор и подошел к столу. – Иначе все зря. Все зря?
Правильного ответа не знал никто.
– Мы же здесь собрались сыграть последнюю игру, – сказала Наташа и нервно хохотнула. – Ну и где же это ваше «стук-стук, за себя»?