Такую же, как у милиционера, остановившего рядом с ней свой вполне цивильный «жигуль», любезно пригласившего сесть на заднее сиденье, а потом вдруг выбросившего руку вперед и...
И что? Что он сделал такого, после чего Алена провалилась в черную бездну?
Да уж, штамп из штампов, но вся их сила в том, что они безумно точны. Благодаря одному из них Алена теперь знает, что чувствует человек, когда к нему прикасается электрошокер.
Вообще даже странно, что она пришла в себя. Ткнув ее шокером в голую шею, вдобавок еще влажную от снега, этот разбойник вполне мог прикончить ее.
Прикончить...
«– Попадись она мне, я ее просто прикончу!
– Не дури, она нужна мне живая!
– Ладно, как скажешь. Хочешь, я тебя подвезу?
– На маршрутке доберусь. Ты лучше тут пошустри, понял?..»
Разговор двух тех людей, один из которых был одет в нечто напоминающее милицейскую куртку. Они ищут какую-то женщину... Один от злости готов прикончить ее, другому она нужна живая. Странно – почему у Алены возникает такое ощущение, что они отыскали эту женщину?...
Человек в короткой куртке... человек в милицейской куртке... электрошокер...
Ее заколотило так, словно все это время она пролежала в том самом сугробе, куда свалилась с балкона. Алена попыталась обхватить себя за плечи, чтобы не зябнуть, но обнаружила, что не может рукой шевельнуть. И, для полного комплекта, ногой...
Неужели шокер вырубил какие-то двигательные центры в ее организме?! Нет, в этом случае тело потеряло бы чувствительность. А Алена отчетливо ощущает, что лежит на чем-то не твердом, не мягком, не очень ровном, вроде как на диване, причем весьма продавленном. Под головой у нее подушка, причем довольно мягкая. От подушки пахнет духами, хорошими духами, дорогими. «Миракль», точно... Стоп, это ее собственные духи. Ну хоть одно приятное ощущение!
И оно так и осталось одним-единственным. Потому что Алена ощутила: в руки и ноги ее врезается что-то тугое.
Веревки, что ли? Она связана?
Да, связана, но не веревками. Лейкопластырем. Вот сволочи, насмотрелись голливудских киношек! Все зло в стране от этих американосов, Алена всегда была в этом убеждена, а сейчас ощутила к американосам просто-таки убийственную ненависть.
– Тяжело молчал валун-догматик... – внезапно раздался неподалеку мужской голос, уже слышанный Аленой раньше.
Она встрепенулась. Люди! Где-то рядом люди! Надо позвать на помощь!
Надо. Но – увы, невозможно. Потому что в голливудских киношках не только обездвиживают людей с помощью лейкопластыря, но и заклеивают им рты.
Крик, не в силах вырваться изо рта, душил Алену, а мужской голос бубнил:
Голос заело, как пластинку. То ли мужчина забыл текст, то ли был не в силах справиться с залипающим языком.
«Да он же пьян! – догадалась Алена. – Пьян вдрабадан!»
И тут же тренированная память человека, натасканного в нанизывании синонимов, как гончий пес натаскан на поиск следа, выдала на-гора целую пачку оных словечек, эквивалентных главному слову, словно перед Аленой третий том словаря Даля, раскрытого на нужной странице: «Пьяну быть » – напиться, наклюкаться, насосаться, натянуться, назюзиться, насуслиться, нарезаться, нахлестаться, настегаться, насыропиться, залить за галстук, за воротник, за ухо, убить муху, чертей слепить...»
«А не сошла ли я с ума?» – холодно, почти как о постороннем человеке, подумала Алена.
– Скалы встали... скалы встали... – врезался в сознание мужской голос.
Его топтание в словах взбесило едва ли не больше, чем собственная неподвижность и беспомощность.
«Волны меж собой не... не равны!» – закричала бы она... если бы могла.
– Люська, слышь! – позвал мужчина. – Ты что, уснула там? Эй, голая русалка алкоголя! Не спи, замерзнешь. Я стишок забыл. Как там дальше у Рубцова?
– Да пошел ты со своим Рубцовым, – отозвался женский голос, столь же неряшливый, заплетающийся, как у мужчины. – Что ты, что он – оба алкоголики.
– А ты сама кто? – резонно спросил мужчина. – Голая руса-алка...
– Еще раз обзовешь меня так – удушу. Понял, Леха? Удушу, как твоего Рубцова любовница удушила! – пригрозила женщина.
– А ты мне не любовница! – гордо отозвался Леха. – Не люб... не подруга, не любовница... ты мне собутыльница! Люська! Как там дальше у Рубцова?
– Откуда мне знать? – огрызнулась Люська.
– Принеси книжку. Синенькая такая, маленькая. Ты же знаешь, я пока слова не вспомню, не успокоюсь.
– Принеси книжку, Люська! – заблажил Леха, который явно не обладал способностью к телепатии.
– Ну, как ваши нижегородцы говорят, сдонжил [4] ты меня, чисто сдонжил! – с ненавистью пробормотала Люська. – Где эта твоя книжка?
– В той комнате, – пробормотал неугомонный любитель Рубцова.
– У квартиранта, что ли?
– Ну.
– Не-е, – лениво протянула Люська. – В комнату квартиранта я не пойду.
– Почему?
– Во-первых, он поставил замок. А ключа у меня нет. Во-вторых, сказал, если я туда залезу, он мне мало что вывеску начистит, так еще и наведет на меня ментов. А мне это зачем?
– Да брось, это он треплется, – с пьяной бравадой заявил Леха. – Не тронет он тебя. А тронет – я его...
– Заяц во хмелю, – брезгливо сказала Люська. – Охота была с этим мужиком скандалить из-за какого-то твоего Рубцова? Я с таким квартирантом живу, как у Христа за пазухой, никто ко мне не цепляется, никакой прописки-выписки не требует.
– Как это ты с ним живешь? – внезапно взревел Леха. – Ты ж говорила, между вами ничего...
– А тебе-то что? – перебила Люська. – Только что орал: не любовница, а собутыльница.
– Люська! – Голос Лехи набряк пьяной яростью.
– Да уймись, – равнодушно бросила Люська. – Ни с кем я не живу, нужны вы мне, кобели. Квартирант хороший, платит вовремя, ведет себя тихо, баб не водит, да и самого его практически нет никогда. Зачем я буду с ним ссориться и лезть в его комнату, когда ему этого не хочется?
«Может, твой квартирант баб к себе и не водит, – тоскливо подумала Алена. – Однако определенно носит их к себе. Меня он наверняка принес – я ж без сознания была. И в каком же состоянии, интересно знать, находилась эта Люська, что не видела ничего и не слышала? Не подозревает о делишках этого фальшивого милиционера?»
Фальшивого? Не факт. Уже столько написано и сказано о симбиозе правоохранительных органов с преступным миром, что это тоже превратилось в штамп. Однако факт есть факт: Алену приволок сюда и связал человек в милицейской форме.
Зачем?!
Судя по его словам, услышанным с балкона, мол, ускользнула от него эта сука, которую он рад бы прикончить, – судя по этим словам, он следил за Аленой.
Надо же! И он тоже! А еще ее выслеживал парень в черной косухе. Удивительно – сколько преследователей моталось по следам Алены в этот вечер, а она и не знала, и не видела!
Впрочем, она и по жизни такая – невнимательная. Никогда ничего не замечает, пока не столкнется с событием нос к носу.
Интересно знать, прежний преследователь Алены и этот мент – они подельники? Работают в связке? Организовали преступное сообщество, именуемое бандой?
Нет, вряд ли. Потому что, когда парень в косухе качал права в борделе, убеждая Катерину, что Алена находится там (и он, между прочим, не ошибался!), мент убеждал под балконом какого-то мужика в длинном пальто, что потерял «эту суку».
Боже ты мой! Да ведь там еще был мужик в длинном пальто, который и руководил действиями мента! То есть обладатель «жигуля» и электрошокера – всего лишь исполнитель чьих-то категоричных и жестоких приказов. Исполняя их, он захватил Алену, притащил в комнату, которую снимает у какой-то зачуханной алкоголички, привязал тут ее к дивану, убежденный, что хозяйка не пожелает ссориться с выгодным квартирантом и носа не сунет в его «покои», даже за такой безделицей, как томик Рубцова.
И, словно в насмешку, позабытые запьянцовским Лехой строчки ернического рубцовского стихотворения всплыли в ее памяти:
Мысль о спасении, о бегстве двигалась, как радиус в кругу, в голове Алены, снова и снова возвращаясь к исходной точке: все ужасное, необъяснимое, мучительное началось в ее жизни с тех пор, как ее бросил Михаил. Конкретно с того дня. Будь он проклят за то, что обрек ее на страдания физические и моральные! Только из-за него она стала тем, чем стала: гулящей бабой, загнанным зверем, беспомощной жертвой...
Чьей жертвой? Чьей, черт побери?! Ответа на этот вопрос по-прежнему не было. И на множество других – тоже: что происходит? Почему? За что?!
И что ее ждет впереди?
***«Я хотел, чтобы наш ребенок рос хорошим, добрым, умным. Я все делал, чтобы сохранить семью. Мне одному трудно было тянуть все это. Ты просто игралась со мной. А при первой же возможности изменила. Теперь это у тебя вошло в привычку. Подло это. Ну ладно, если бы просто переспала, а то ведь у тебя характер – раз и отрубила. Что в нем, если он такой хороший, почему его твоя сестра так боялась? Ты этот вопрос себе задавала: она ведь никого никогда не боялась, почему боялась его? Как бы и тебе страшно не стало. А разве со мной тебе было страшно когда-нибудь? Я тебя бил? Никогда. Я только все время твердил – не ври мне, пожалуйста. А ты все врала, завиралась, потом сама запутывалась. А я чувствовал, мучился, я все время чувствовал! Ты можешь говорить мне разные гадости, мол, я убийца, но разве ты не знала, кто я, когда замуж за меня шла? И посмотри теперь на себя, ты сама кто? Я же говорил, что не смогу жить без тебя. Тошно мне, пусть я попаду в ад, а где мне еще место? Ты измотала меня. Ну, теперь ты сможешь начать все сначала, только подумай: сможешь ли ты жить с этим человеком? Не знаешь ведь, что у него за спиной! Хочешь счастья, но зачем ты его отняла у нас? Помнишь, как мы мечтали дожить вместе до старости и умереть в один день? Может, мне надо было сначала тебя убить, только я не могу. Мне плохо, я не могу сказать, как мне плохо!..»
Володя утер слезы и тупо подумал, что не просто водит ручкой по бумаге, нанизывая уже бессмысленные слова, а как бы молит о помощи. Но никто не придет и не поможет, никто не отговорит его от того, что он задумал сделать. А он все цепляется за жизнь, которая теперь воплощена в этих размашистых синих строчках. Но сколько слов ни напишешь, все равно не выразишь ими того, что разрывает сердце. Боль притупить можно только водкой. А прекратить – смертью.
Ну ладно, надо же как-то закончить эту мазню.
«Не знаю, будешь ли ты читать все это. Не успела ты со мной развестись, как стала вдовой. Живи дальше, как сможешь!!!»
Он пересчитал восклицательные знаки. Их было четыре. Поставил еще один – пятый. Удовлетворенно хмыкнул, сделал еще один, последний глоток. Больше в бутылке не осталось ни капли. И сил у него тоже ни капли не осталось. Разве что взобраться на стул, сунуть голову в петельку, приладить ее на шее поудобнее, чтобы узел пришелся как раз над ухом, – ну а потом шагнуть со стула. Просто так шагнуть – и все.
И больше уже ничего не надо было делать, больше он просто ничего не смог бы сделать, даже если бы захотел.
Если бы мертвые могли видеть, что происходит после их смерти в мире живых!
Володя был бы доволен, если бы узнал, что Ольга упала в обморок при виде повесившегося мужа. Но он был бы возмущен, разгневан, если бы увидел, как пришедший с нею мужчина, поддерживая Ольгу одной рукой, другой торопливо перебирает неровно исписанные листки, читает одно письмо, другое, а потом... потом прячет их в нагрудный карман куртки.
Человек посмотрел на поникшую голову Володи, нахмурился, слегка пожал плечами. Опустил бесчувственную Ольгу на пол...
И быстро вышел из квартиры. Навсегда ушел из жизни этой женщины.
Только этого Володя и добился своей смертью! А его последние признания попадут к адресатам только шестого января 2002 года.
***– Добрый день. Вы дозвонились до телефона 37-38-87. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после гудка.
– Алена Дмитриевна, здравствуйте, это Анастасия из издательства. С Новым годом вас, с наступающим Рождеством. Мне срочно нужна ваша аннотация на «Бронзовую маску». У нас сегодня рабочий день, так что, если можно, передайте прямо сегодня по электронной почте или продиктуйте по телефону.
– Алена, это Перлов позвонил, добрый день. К сожалению, у меня командировка с восьмого числа, во вторник занятий не будет. Извините. Всего доброго.
– Аленочка, привет. Ты где? Целый день тебе названиваю, ты какая-то странная вчера уходила. Я не обидел тебя чем-нибудь? Извини, если так. Я еще позвоню. Пока-пока. Александр.
– Это Катерина. Помнишь меня? Просто хочу тебя предупредить: я буду молчать, пока ты молчишь. Но если что-то кому-то ляпнешь... Лучше не надо, поняла? Да, а ты, оказывается, еще и мелкая воровка? Ладно, оставь игрушку на память. И заткни ею себе рот, поняла, идиотка?
– Алена, здрасьте, это Ира Борловская из шейпинг-клуба. Вы почему сегодня на занятиях не были? Не заболели? Тут новые спорттовары привезли. Кстати, и ваши шейпки, помните, вы заказывали? Приходите в четверг, будем новую программу разучивать. Шейпки стоят 400 рубчиков, напоминаю. Всего доброго.
– Алена Дмитриевна, это опять Анастасия. Извините за настойчивость, но мне правда очень срочно нужна аннотация на «Бронзовую маску». Жду от вас звонка до семи вечера.
– Алена... Алена, добрый день. Не знаю, помните ли вы меня, но это Игорь позвонил. Мы с вами... мы с тобой возвращались вместе из Москвы, помнишь? Извини, что я тогда так исчез, меня встречала машина, очень срочные были дела. Но я все равно решил, что тебя найду. Фамилию твою на билете увидел, вот сегодня приехал в Нижний, позвонил в справочное бюро... Алена, может, встретимся? Я очень хочу тебя видеть. Еще позвоню попозже. Игорь.
– Аленушка, здравствуйте, это Александра Федоровна из архива облсуда. Ради бога, извините, что я вас так отшила, но у нас такой шум поднялся из-за того ужасного случая! Хочу сказать, что в понедельник, если надумаете прийти, я вас жду. Или в любой день. Когда вам удобно будет. Дела ваши я не убираю, в любой момент приходите и можете работать. До свидания.
– Алена Дмитриевна, я так и не дождалась от вас аннотации. Теперь уж после Рождества, а это не очень здорово! Было бы, конечно, идеально, если бы прямо утром восьмого вы прислали ее по электронке. Еще раз с наступающим Рождеством вас! Настя.
– Аленочка, это опять я, Александр. Ты куда пропала? Эй! Ты дома? Возьми трубку, слышишь? Алена, если ты дома, возьми трубку! Алло!.. Ладно, еще позвоню попозже.
– Ты, сучка, я ведь знаю, что ты дома и просто трубку не берешь. Думаешь, сбежала – и все, повезло тебе? Думаешь, отсидишься? Я тебя все равно достану! Я все теперь про тебя знаю: и адрес, и телефон, и где твой долбаный мужик работает. Никуда не денешься, тварь поганая. Из-за твоей болтовни погибаем. Кто тебя за язык тянул? Обвить бы твой длинный язык вокруг шеи да задавить тебя. Ну да ничего, я тебя всяко достану! Жди! И не отсидишься!
– Алена, это снова Игорь. Извините за беспокойство, я очень хотел с вами повидаться, но все, через двадцать минут последняя электричка, я должен уезжать обратно в Дзержинск. Дела одолевают. Снова буду здесь числа девятого или десятого, тогда опять вам позвоню. Хорошо? Вспоминайте меня иногда.
– Алена, Аленочка! Слушай, ты где? Загуляла, что ли? Уже полночь, почему тебя дома нет? Завтра позвоню, ладно? Может, сходим погуляем, если мороза не будет? А снова ко мне на дежурство не хочешь прийти? Я на телефоне доверия завтра с девяти утра. Если что, звони прямо туда, 19-50-00. Спокойной ночи. Целую тебя. Думаю о тебе. Очень хочу тебя... видеть. Алекс.
***В агентстве взяли трубку после первого же гудка, и Костя узнал Анькин голос. То есть дежурные представлялись одним именем – Катерина, но в действительности Катей звали только одну из них, которая помоложе, а вторая, лет под сорок, лесбиянка и свой в доску парень, именовалась Анютой. А впрочем, не исключено, что на самом деле она была Марина, или Тоня, или Ира, или Прасковья какая-нибудь. В агентстве ее знали как Аню – вот и достаточно. Остальное – ее личное дело! Не исключено, кстати, что первая Катерина тоже была никакая не Катерина, вот так-то!
– Ань, привет, это Костик. Извини, если разбудил, но ты вроде просила – срочно.
У нее сна в голосе не было ни грамма, только тревога:
– Слушай, Костик, у нас проблемы. Причем из-за тебя... Разговор не телефонный, конечно, но дело и правда очень срочное. Ты с мобильного звонишь? Тебя никто не слышит?
– Нет. Что там случилось? Что за проблемы?
– Перезвони мне на сотовый, тогда поговорим.
Она положила трубку.
Костя только плечами пожал. Анька вечно перестраховывается по части безопасности и в то же время такая наивная, как дите малое. Если кто-то слушает разговоры агентства, то слушает и мобильные телефоны, как пить дать. Костя в какой-то газете читал: даже цифровая связь расшифровывается, даже в электронную почту можно залезть! Как говорится, ежели один человек что-то придумал, то другой это всегда изломать может. Ну ладно, если ей так хочется...
Набрал номер мобильника.
– Это опять я. Говори, что там случилось.
– Слушай, ты знаешь такую Алену Ярушкину? – настороженно спросила Аня.
– Впервые слышу, – честно признался Костя.
– Точно? Не врешь?