– Для чего?!
– Ну, мы же артистки!
Встретила недоверчивый взгляд и заговорила еще быстрее, еще убедительнее:
– Мы с сестрой приехали на конкурс «Суперталант». Слышали, конечно? По Центральному каналу реклама все время идет. Там, чтоб на второй тур пройти, нужно жюри обязательно удивить. Вот мы и решили для своего номера купить камуфляжную форму. Тут где-то должен быть специальный магазин…
Полицейский прищурился:
– Не шьют на таких пигалиц форму.
– А нам только фуражки нужны! – продолжала изворачиваться Настя.
– А фуражки по удостоверениям продают, – пожал плечами он. И цыкнул на Анастасию: – Все. Кончай заливать.
И обращается к Зоиньке:
– А ты, милая, чего все время молчишь?
Настя бросила на сестру предостерегающий взгляд. Малышка застенчиво улыбнулась. А потом выставила вперед правую ножку и завела своим заливистым голоском:
– Наша служба и опасна и трудна!
Вот умничка!
Старшая с готовностью подхватила:
– И на первый взгляд как будто не видна!
Никогда прежде они этой песни не пели, Настя-то и слова вспоминала с трудом. Однако не зря же Зойка уже успела выступить на множестве официальных мероприятий. Девочка – очень «патриотичненько», как в хоре учили – выводила:
– Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…
Настя старательно подпевала.
И – наконец-то – полицейский улыбнулся – не одними губами, а всем лицом. А когда артистки смолкли, удивленно произнес:
– Смотри-ка ты. Правда, петь умеете. Не наврали.
А какой-то интеллигентного вида алкоголик, что брел по переулку и остановился послушать бесплатный концерт, услужливо добавил:
– И рэпэртуар какой правильный выбрали, в духе времени!
– Иди мимо, – строго велел ему полицейский. И снова обратился к девочкам: – Отбор на этот ваш «Суперталант» где проходит? В «Останкино»?
– Где ж еще, – важно отозвалась Настя.
– Если хотите, могу подвезти. Мне как раз в те края.
– Но мы же формы полицейской так и не купили, – пробормотала Настя.
– Ничего. Вы и без нее хороши, – заверил страж порядка. И повторил: – Давайте, давайте. Залазьте в машину.
Очень походило на ловушку – а куда деваться? Уж сейчас убегать – когда полицейский их фамилии знает, откуда приехали и зачем, – совсем будет глупо. Пришлось садиться. Настя (чтоб своего страха не показать) еще и потребовала:
– Давайте мигалку включим, сирену! Чтоб совсем уж круто!
– Да не вопрос! Но с мигалкой я только в тюрьму вожу, – в тон ей отозвался блюститель порядка.
– Тогда лучше не надо! – поспешно отозвалась Настя.
А Зоинька простодушно поинтересовалась:
– Но ведь уже поздно! Разве нас на конкурсе примут сейчас?
– Примут, – усмехнулся полицейский. – Я точно знаю. – И добавил с легкой досадой: – Вся страна, по-моему, с ума посходила с этим «Суперталантом». – Виновато улыбнулся: – У меня тоже сын есть. Такой же наглый, как вы. Правда, способностей меньше – знай, бренчит свои три аккорда! Но и он на конкурс подался. Рассказывал мне: там охотничков за славой – как собак нерезаных. К восьми утра сегодня туда приехал – до сих пор в очереди сидит.
– Ничего себе! – возликовала Настя. – Как тесен мир! А как вашего сына зовут? Я обязательно эсэмэску отправлю в его поддержку!
– Не трать время, – отмахнулся новый знакомый. И серьезно добавил: – А вот за вас, сестры Кузовлевы, мы обязательно будем голосовать. Всем отделением!
– Спасибо! А мы вам передадим привет. Когда в финале выступать будем! – заверила девочка.
* * *Однако в огромном холле, где конкурсанты дожидались вызова на прослушивание, оптимизма у нее сразу же поубавилось. Кого здесь только не было! Прекрасные, как богини, светловолосые девушки с точеными чертами лица (куда там до них Насте с ее несолидными конопушками)! Или дивы, не столь красивые внешне, но распевавшиеся – мощно, абсолютно по-оперному. Да еще и хвастались между собой: «Я три октавы беру!» – «Подумаешь! А я – три с половиной!» И голоса явно поставлены дорогими профессионалами, а не в скромной калядинской музыкалке.
А кто пел поскромнее, потише – другим брали. Парнишка (чрезвычайно обаятельный) ловко жонглировал серебряными мячиками, причем одновременно целых семь штук в воздух подбрасывал. Девочка не старше Зоиньки, одетая в блестящее трико, садилась на все три шпагата и завязывалась в узелок, будто у нее костей вовсе не было. У кого-то с собой скрипка, другие чечетку выбивают – куда круче, чем в «Зимнем вечере в Гаграх».
Пока девочки проталкивались к столику регистрации – будто побывали в цирке, театре и консерватории одновременно.
Мадам, что записывала участников, встретила их неласково:
– Вы б еще в полночь пришли!
Настя заискивающе улыбнулась:
– Да мы с поезда только… и сразу сюда.
– Гостиницу наш проект не предоставляет, – поджала губы регистраторша. И неохотно достала чистый бланк, потребовала:
– Фамилии? Возраст? Откуда приехали?
Анастасия ответила.
– А взрослый с вами кто? – прищурилась девица.
Настя и глазом не моргнула:
– Мама. Она в туалет отошла.
– Если на второй тур пройдете, будет нужен ее паспорт, – предупредила регистраторша.
Впрочем, на лице девицы было написано: она нисколько не сомневается, что сестры Кузовлевы из явно неведомого ей Калядина отсеются уже на предварительном этапе. Подавила зевок, занесла ручку над очередной графой:
– Что вы умеете?
– Петь.
– А еще? Музыкальное образование, спортивная, актерская, цирковая подготовка? – перечислила регистраторша варианты ответов.
– Нет, ничего такого.
– Инвалидность имеется?
– Чего?!
– Понятно, – вздохнула девица. Поставила очередной прочерк, велела: – Ожидайте в холле. Ждите, когда пригласят. Ваш номер тысяча семьсот шестнадцатый.
– А зачем инвалидность нужна? – прошептала Зоинька, едва они отошли от стола регистрации.
– Не знаю, – помотала головой Настя.
Зоя же (хотя считалась воспитанной девочкой) с неприкрытым любопытством уставилась на одну из конкурсанток – очень полную даму в инвалидной коляске.
– Не глазей! Неприлично! – дернула ее за руку старшая сестра.
А малышка вдруг пораженно пробормотала:
– Смотри, смотри! Она встала из кресла! И идет совершенно спокойно!
Впрочем, когда Настя обернулась, полная дама уже опять – с несчастным видом – сидела в своей каталке.
– Но зачем ей это? – удивленно вскричала малышка.
– Может, без очереди пропускают… – предположила Настя.
– …сразу на второй тур, – закончил из-за ее спины какой-то вертлявый парнишка. Понизил голос, произнес доверительно: – Для инвалидов специальная квота есть, вот народ и пользуется. Жалобит судей.
– Но так же нечестно! – возмутилась Зоя.
– И глупо, – поддержала сестренку Настя.
– Это телевидение, крошки, – снисходительно молвил парень. – Здесь нормальные – такие, как вы, – не в чести. Только фриков замечают.
Усмехнулся и отошел.
А Зоинька совсем засмущалась, прижалась к сестре, прошептала:
– Насть, а кто такие фрики?
– Ну… у кого с головой не в порядке.
Малышка затравленно огляделась. Дядька с ярко-красными волосами и тремя сережками в ухе перехватил ее взгляд – и вдруг вывалил изо рта огромный, до подбородка, малиновый язык.
Зоя вздрогнула, взмолилась:
– Насть, пойдем отсюда, а?
Однако старшая сестра неумолимо отрезала:
– Нет уж, Зойка. Раз доехали – будем с тобой побеждать. И пусть все эти фрики удавятся от зависти!
* * *В дверь позвонили, когда часы показывали девять вечера. И в бутылке оставалось чуть на донышке.
– Кого еще черт принес? – недовольно буркнула Леся, вторая жена Игоря Бородулина.
Ее троюродный брат и сожитель Николай взглянул на часы, хохотнул:
– А еще говоришь: в Москве друг к другу по-соседски не заглядывают!
И беспечно крикнул:
– Мишка, открой!
Сын – как всегда неторопливо – поставил на паузу мультик. Всунул ноги в тапки. Неспешно побрел в коридор. А в дверь тем временем трезвонят, не унимаются. Звонок в мозг впивается, будто иголка.
– Что он за тютя! Я б сама уже открыла сто раз! – поморщилась Леся.
– Сиди! – цыкнул Николай. – Пусть дите мамке с папкой помогает!
И торопливо разлил по рюмкам остатки. Явно – чтоб гостю не пришлось наливать.
Леся вздохнула. Выпить в субботу вечером – дело, конечно, святое. Но только раньше – в родном городе и когда покоряла Москву, и когда стали жить с Игорем – она никогда не пила так много. А с Колькой бутылку водки уговорить вроде как и нормально.
– Зато никаких антидепрессантов не надо! – успокаивает ее невенчанный супруг.
И тут он прав. Когда живешь в постоянном стрессе, ничего нет лучше алкоголя. Леся (обычно с похмелья) сама горько изумлялась, до чего судьба подшутила над ее планами и мечтаниями. Хотя формально все, чего она хотела, сбылось, не придерешься. Она замужем, супруг – москвич и богач. И любовник есть классный (Колька). Свой дом, сын, кое-какие деньги. Но только чуть не каждый вечер хочется ей забыться. Выключить мозг. И представлять, будто она – как все. Бедная, не выспавшаяся, уставшая, без машины и шубы.
За что ж ей кара-то такая?
Замужем-то она замужем – только супруг пропал без вести почти семь лет назад. И с тех пор ни весточки. Ни тела. И ни денег – все имущество было на Игоря оформлено. А пока его умершим не признали – и наследовать нечего. Спасибо, хоть адвокат Игорев смилостивился. Платит ей небольшую ренту.
Так, идем дальше. Любовник – в постели неподражаем. Юморит – почти как Ургант. Но лентяй. Протурить его на нормальную работу Леся уже и не пытается.
Теперь сын Игорев. Тоже не стал пока ей ни помощником, ни отрадой. Мишка – мямля, каких свет не видывал. Невролог даже хотел ему задержку психического развития ставить.
Ну и еще кое-что имеется в бэкграунде. О чем вспоминать ей совсем не хотелось.
…Дверь, наконец, хлопнула, в коридоре забурчали голоса.
– Миш, кто там? – выкрикнул Колька.
Леся же только сейчас подумала: зря они послали отпирать семилетнего мальца. Их поселок, конечно, хорошо охраняется и вообще тишайшее место в мире, но все равно: мало ли?
Она торопливо (чтоб Николай не вылакал) прикончила свою рюмку и поспешила в коридор.
Фига-се! Полицейский!
– Ч-что случилось? – пробормотала Леся.
Голова закружилась, пришлось схватиться за дверной косяк. Мужчина в форме взглянул с осуждением. Встрепал Мишке волосы, велел:
– Иди в свою комнату.
Мальчик послушно потопал прочь. Вот флегма! Даже не попытался узнать, зачем в дом полиция пожаловала.
– Так в чем дело? – уже более твердым голосом повторила она.
Полицейский ответил. И Леся поняла, что ей срочно нужно выпить еще.
* * *Очередь сестер Кузовлевых подошла – страшно сказать – в третьем часу ночи. Бедняга Зоинька к этому времени совсем истомилась, да еще и опять засипела, стала кашлять. Вот некстати! Не дай бог, перед самым выступлением голос потеряет!
К счастью, конкуренты оказались не совсем уж жестокосердными. Насте удалось и горячего чаю у коллег по очереди выклянчить, и таблетку от горла, и даже насквозь пропахшую табаком шаль. Уложила сестрицу на двух жестких стульях, и та буквально через минуту уснула. Сама же Настя – хотя устала адски – даже помыслить не могла, чтоб подремать. Возбуждение зашкаливает, руки трясутся. Бродила меж конкурсантов, где-то подслушивала, кого-то расспрашивала. Встречала тех, кто уже «отстрелялся».
Народ в большинстве выходил из зала прослушиваний смурной, цедил сквозь зубы:
– Завалили, придурки.
Только девушка с голосом оперной певицы и дама в инвалидной коляске похвастались, что прошли на второй тур.
«Жюри – отстой!» – болтали меж собой конкурсанты.
Настя уже успела выяснить, что состоит оно из трех человек. Во главе – Камиль Балашов, известный продюсер, – «Самый зверь». Ну и две дамы. Певица Роксолана – Настя ее глупые песенки не выносила. Сама поет однозначно под фонограмму, но на конкурсантов, говорят, смотрит с таким видом, будто те последние гопники, а она сама Монсеррат Кабалье.
Присутствовала также некая особа из мира моды. Эта качество исполнения не комментирует. Зато отпускает чрезвычайно едкие замечания по поводу походки и манеры себя держать (куда там до нее Эвелине Хромченко!), и Роксолана с Камилем к ней очень прислушиваются.
– А сейчас они устали и рубят всех – вообще мрак, – болтали в толпе.
И точно: после полуночи очередь пошла ощутимо быстрее. А лица у тех, кто покидал зал прослушиваний, были совершенно убитые.
– Мало что не взяли, еще и опустили ниже плинтуса! – обиженно вздохнул паренек-жонглер.
«Может, сбежать? – задумалась Настя. – Прийти завтра, когда жюри отдохнет, станет подобрее?!»
Но принять решение не успела.
– Номер 1715-й идет, 1716-й готовится. – возвестила регистраторша.
И Настя срочно побежала будить Зойку.
А когда вошла, волоча сонную сестричку за руку, в зал, – сердце ухнуло и провалилось в живот.
Оказалось, что она знает всех троих членов жюри.
Не только знаменитого на всю Россию продюсера Камиля Балашова и певицу Роксолану. Ту самую даму из мира моды — Настя знала тоже. Лично.
* * *Вера смотрела на свою дочку, и сердце не говорило ей ничего. Просто еще одна девчонка. Одна из многих. Все они одинаковые – сплошная от них пелена уже перед глазами. Ради успеха из себя готовы выпрыгнуть. К дьяволу в очереди стоят – чтоб душу купил. И не важно, сколько ей лет – семь или семнадцать. Если яд – сцена! признание! слава! – в кровь попал, болезнь неизлечима.
Она еще раз взглянула в профайл: нет, ошибки быть не может. Сестры Кузовлевы, Настя и Зоя. Город Калядин. Провинциальные, зажатые, обе в грошовых джинсиках. «Алька могла бы своих девчонок и получше одеть!» – усмехнулась про себя Вера.
– Что будете петь, красавицы? – дежурно улыбнулся девочкам Камиль, председатель жюри.
Те (и без того перепуганные) смешались еще больше.
– Ой… – начала младшая.
И тут же осеклась, раскашлялась.
– Микстурки тебе налить? – немедленно съязвила Роксолана – третья из коллегии.
– С-спасибо, не надо! – на полном серьезе отозвалась девчушка.
И продолжает кашлять.
– Господи боже ж мой! – устало закатил глаза Камиль.
Лицо его выражало невыразимую скуку. Председатель жюри (в отличие от них с Роксоланой) – в шоу-бизнесе уже лет тридцать и конкурсы разные судит чуть не каждый месяц. Обожает присказку: «Чем больше отсеем, тем воздух чище». Сейчас – как пить дать! – прогонит незадачливых девчонок. (Вера предводителя за неделю, что конкурс длится, неплохо изучила.)
А узнать, что там Алины выкормыши приготовили, было бы любопытно. Потому Вера – в нарочито панибратском тоне – произнесла:
– Да ладно тебе, Камиль. Сам, что ли, не трясся, когда первый раз вышел на сцену?
– Но я-то хотя бы петь умел, – пожал тот плечами.
– Вдруг и девули умеют? – подмигнула она.
Камиль полуобернулся к сцене, мазнул по сестрам Кузовлевым взглядом, пригвоздил:
– Брось. Все они одинаковые. Пищат, как комарики. И диапазон – от силы октава.
– А вот и нет! – старшая из девиц смело влезла в разговор взрослых. – Мы даже си второй октавы берем без проблем. Нас и в детский хор при оперном театре звали!
– В Калядине? – подняла бровь Роксолана.
– В Нижнем Новгороде, – не моргнув глазом, отозвалась старшая девица.
А младшая отчаянно покраснела.
Врет, конечно, ее сестрица.
– Красоточки. – Председатель жюри раздраженно взглянул на часы. – Вспомните, что великий наш учитель Владимир Ленин говорил: «О человеке судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по тому, что он делает». Спойте уж что-нибудь, окажите милость!
Даже Вере иногда хотелось – когда Камиль злился, – провалиться сквозь землю. Девчушки, конечно, тоже совсем стушевались.
Младшенькая дрожащим голоском начала:
– Ой, мороз, мороз!
И, наконец, девицы запели.
В первый момент Вере показалось – ничего особенного, заурядный привет с завалинки. У старшей голосок громкий, но абсолютно обычный. Голос блондинки, как Роксолана язвит.
Однако украдкой взглянула на Камиля и опешила: их вечный скептик — явно заинтересовался! Даже ногой в такт постукивает, неслыханное дело. Роксолана тоже не только слушает дуэт со всем вниманием, но еще и в блокнотике строчит. Вера разглядела слово «харизма», еле удержалась, чтобы не хмыкнуть. Лично она ничего особенно привлекательного в девчонках не заметила. Хотя, конечно, приятно, что ее дочка — ощутимо перепевает Алькину.
Но все равно: никакого вида. Стоят на сцене каменные, сгорбленные. Да и народное творчество про мороз уже настолько в зубах навязло!
Вот и Камилю надоело.
– Все, красотули, достаточно! – хлопнул он в ладоши. – Отдыхайте, свободны, готовятся следующие!
– Но у нас еще есть современная песня! – возмутилась старшая.
– И вообще перебивать – это невоспитанно! – вдруг осмелела малышка.
«Не теряется. Моя кровь!» – мелькнуло у Веры.
– Де-ву-ли! – раздраженно начал Камиль.
– И снится нам не рокот космодрома! – отчаянно выкрикнула старшенькая.
Малышка с готовностью продолжила:
– Не эта ледяная синева!!!
Камиль водрузил на стол огромные, заросшие черными волосами ручищи. Настоящий Карабас-Барабас, только кнута не хватает. Малышка бросила на него перепуганный взгляд, втянула голову в плечи. От испуга – сфальшивила (даже Вера услышала). Но председатель вдруг подхватил своим растрескавшимся фальцетом:
– А снится нам трава, трава у дома! Все, кыш отсюда! Да не реви ты, не реви, дурочка! Вы – на втором туре!
И Роксолана – хотя прежде всегда бесилась, если Камиль принимал решение единолично – подквакнула:
– Молодцы!
– Ой, – ахнула младшая.
– Вау! – завопила ее сестра.
Когда же девчушки, наконец, покинули сцену, Камиль уверенным тоном заявил:
– Интересный материал. До финала их точно можно тянуть. А там посмотрим.