– Вы так со мной возитесь…
Женщина серьезно ответила:
– А с гениями так и положено! Холить вас, нежить, создавать все условия: только творите.
– Издеваетесь?
– Деточка! Не забывай, что наше компетентное жюри единогласно – ну, почти единогласно – поставило тебя на первое место, – напомнила тетя Вера.
Настя понурилась.
– Ты чего? – внимательно взглянула на нее собеседница.
– Да за Зойку все голосовали, не за меня! Думаете, я не знаю, что за спиной говорят? «Дылда хочет проехаться на таланте своей сестры».
Настя подсознательно надеялась, что тетя Вера бросится ее утешать. Однако та лишь расхохоталась:
– А ты что хотела? Побеждать на конкурсе федерального уровня – и чтоб еще все тебя любили? Не получится так. Злопыхателей у той же Пугачевой, знаешь, сколько? Я уже не говорю про сумасшедших и маньяков.
– Но про Зойку ведь ничего плохого не говорят, – продолжала упорствовать Настя.
– Потому что Зоя еще совсем малышка. И имидж соответствующий – ангелок, – мгновенно отозвалась тетя Вера. – Но, уверяю тебя: ваш дуэт держится на вас двоих. Причем именно ты расцвечиваешь Зою, эфемерное, я бы даже сказала, вялое создание – всеми красками.
– Спасибо, – смущенно пробормотала Настя.
Вера наградила ее пронизывающим взором:
– Ты как? В силах еще поговорить серьезно?
– О чем?
– О жизни вашей дальнейшей. О раскрутке. Сейчас вы с сестричкой кто по статусу? Всего лишь победительницы конкурса. Практически любительского. А я хочу из вас звезд мегамасштаба сделать. Хочешь узнать как?
…Слышать сладкие речи, конечно, было чрезвычайно приятно.
Однако Настя сжала под столом пальцы – на удачу – и будто с вышки в ледяную воду ринулась:
– Тетя Вера! Я хочу прежде узнать другое: зачем вам все это? Зачем вы нам помогаете?
Ждала, признаться, что та растеряется. Однако тетя Вера лишь кивнула:
– Надеялась, что ты спросишь. Ответ на самом деле простой. Дело в том, что Зоя – моя дочь.
– Ч-ч-чего?
– Неужели ты не знала? – удивилась Бородулина.
– Но к-как это м-может быть?! Ее же моя мама носила в животе! И родила! – отчаянно сказала Настя. – Я прекрасно помню!
– А я была уверена, что ты в курсе, – пожала плечами тетя Вера. – Что ж. Все равно тебе давно пора знать правду. Начнем с ликбеза. Ты знаешь, что такое суррогатное материнство?
…Настя слушала поразительную историю – и все больше сникала, втягивала голову в плечи. Так вот, значит, в чем заключается мамина тайна! Она выносила и родила чужого ребенка! Да еще и – когда подошел срок – отказалась его отдавать!
– Такие случаи иногда бывают, – печально рассказывала тетя Вера. – Хотя ребенок для суррогатной матери генетически чужой, она настолько с ним сродняется во время беременности, что не может потом расстаться…
У Насти же в голове царил полный хаос. Она, конечно, читала в Интернете и в желтой газете «ХХХ-пресс» про то, как женщины вынашивают чужих детей. Про младенцев Киркорова и Пугачевой. И пару раз видела в ток-шоу дам, которые «работают» суррогатными матерями. Типичные, как сказала бы бабушка Вика, хабалки. Но ее утонченной мамуле-то – зачем это все?!
– Помочь она мне хотела, – со вздохом объяснила ей тетя Вера. – Мы ведь очень дружили, твоя мама прекрасно знала, что я давно лечусь от бесплодия и ужасно страдаю. Но… не рассчитала свои силы. И не смогла отдать мне мое дитя.
– А почему вы не потребовали? Ребенок-то ваш. По закону и по понятиям, – возмутилась Настя.
Вера взглянула удивленно. Но объяснила очень спокойно:
– А у нас в стране очень законы интересные. Полностью на стороне суррогатной матери. Пока она не подпишет, что согласна передать своего ребенка генетическим родителям, малыш принадлежит ей. И ничего тут не сделаешь.
Настя протерла влажные ладони о дорогущие джинсы, внимательно взглянула на тетю Веру.
– Ты хочешь еще о чем-то спросить? – подбодрила ее та.
– Да. Про моего папу. Почему они с мамой поссорились?
– Твоя мама считала, – поморщилась тетя Вера, – что мы с ним любовники. Хотя я тебе всеми святыми могу поклясться: ничего между нами не было. Беременные просто… странные немного. Чудится им что-то, видится. Что поделаешь: когда гормоны бушуют, голова не соображает. – Проницательно взглянула и добавила: – Тебе уже четырнадцать, сама, наверно, знаешь.
– Ага! – кивнула Настя. – Я в некоторые дни, ну, вы понимаете, о чем я… всех убить готова!
И все еще ошарашенная покачала головой:
– Получается… Зойка мне – чужой человек?
– Получается так.
– А все говорят – мы похожи ужасно.
– У вас обеих светлые волосы и голубые глаза. Как и у твоей мамы. И у меня, – усмехнулась тетя Вера. – Всего лишь одинаковый фенотип.
– Но я все равно не понимаю! – упорствовала девочка. – Почему вы не боролись? Почему позволили моей маме у вас ребенка отобрать?!
– Слушай, Настя, иногда мне кажется, что моя дочка – это ты. В тебе столько энергии! – восхищенно улыбнулась Вера. И добавила грустно: – Почему же. Я боролась. Ты, наверно, помнишь, – рот ее скривился в горестной складке, – свой плен в коттедже. Я похитила тебя и поставила твоей маме условие: что отпущу ее дочь, когда она передаст мне – мою. Но, к сожалению, возник пожар. – Тетя Вера перегнулась через стол, взяла Настю за руку. Произнесла виновато: – Я еще раз приношу тебе свои глубочайшие извинения. Прости. Сама не ведала, что творю. Но у меня другого выхода не было.
– Да уж, тетя Вера, – покачала головой девочка. – Умеете вы зажечь! – И понуро добавила: – Теперь я все понимаю. Вы, значит, просто о своей дочке заботитесь. О Зойке.
Ее плечи совсем поникли. А собеседница вдруг взорвалась:
– Ничего ты не понимаешь! Вообще ничего, ни капли! Да, я, конечно, чувствую свою вину перед Зоей. За то, что не смогла вырвать ее – из провинциального болота. За то, что она растет с чужими людьми и даже, я так понимаю, в чужом доме. Но я не меньше виновата – и перед тобой.
– Передо мной-то за что? – опешила Настя.
– Что ты – такая талантливая, энергичная, жадная до впечатлений – из-за меня! – растешь не в столице, а в убогом провинциальном городке. Что у тебя нет возможности учиться в лучшей музыкальной школе страны, изучать языки, путешествовать по миру!
– Но ведь все это моя мама должна мне обеспечивать? – произнесла Настя.
Впрочем, тон ее был не слишком уверенным. А Вера с еще большим напором продолжила:
– Но кто вынудил твою маму бросить столицу, уехать в глушь? Ведь я!
– Теть Вер! По-моему, тут уж вы совсем не виноваты! – возразила девочка.
– Нет, милая, – твердо отозвалась Вера. – Именно из-за меня тогда ваша мама потеряла все. И все эти годы я живу с чувством вины. Дай мне, пожалуйста, возможность восстановить справедливость.
Ее глаза блеснули:
– Я хочу снова изменить вашу жизнь. Только теперь в другую – лучшую! – сторону. Настя, да ты только представь! Во-первых, у меня свой Дом моды, огромное количество знакомых и, без ложной скромности, немалый опыт именно в сфере шоу-бизнеса. Во-вторых – внимание! – мой покойный муж Игорь, Зоин отец, был богатейшим человеком. И разве не справедливо, что его состояние пойдет на вашу раскрутку? А деньги там огромные, миллионы! И, в-третьих – самое главное. – Она внимательно взглянула на девочку, сделала паузу. И торжественным голосом продолжила: – Вы с Зоей – именно вы, обе! – сумасшедше талантливы! Я вижу это, чувствую. Верю в вас. И хочу использовать все свои знания и все имеющиеся деньги для того, чтобы сделать вас настоящими звездами.
Настя смотрела на тетю Веру, приоткрыв от удивления рот. Вот это да! Ничего себе им с Зойкой подфартило!
– Ты согласна? – продолжала давить Бородулина.
Настя не сомневалась ни секунды:
– Конечно.
– Тогда Зою в охапку – и вперед, в новую жизнь! – объявила мамина подруга.
* * *Аля с Кириллом, когда тот приехал в Калядин, даже поболтать не успела – так она спешила к московскому поезду. А в столице прямо с вокзала решила отправиться в пресловутый дом отдыха.
– Мы тут еще минимум неделю будем жить, – заверяла вчера старшая дочка.
Хотя с чего бы держать артисток на полном пансионе, если конкурс уже завершился?
Повинуясь непонятному порыву, Аля не стала никому звонить. Ни подруге, ни девочкам. А просто села на Ярославском вокзале в электричку. Муха ведь когда-то объясняла: «Ехать всего час, и от станции совсем рядом».
Нашла дом отдыха, и правда, легко. Выглядел тот – чрезвычайно презентабельно. Огромная территория, красивый кованый забор, пост охраны на входе.
– Вы к кому? – дружелюбно поинтересовался охранник.
– К Насте и Зоиньке Кузовлевым, – улыбнулась Алла.
– Минуточку, – сказал страж. Взглянул в монитор компьютера, нахмурился: – А в каком они номере, не знаете?
– Не знаю, – растерялась Аля. – Это дочки мои. Они в конкурсе «Суперталант» участвовали.
– Не знаю, – растерялась Аля. – Это дочки мои. Они в конкурсе «Суперталант» участвовали.
– А, все, вспомнил! – Мужчина тут же расплылся в улыбке. – У малышки голос, как колокольчик, и старшая такая боевая! Но только… – Охранник снова уткнулся в компьютер, произнес удивленно: – Да, они уехали. Вчера.
– Как уехали? – опешила Аля. – Они ж еще неделю должны были здесь жить!
– Неделю?! Кто вам сказал?! – изумился мужчина. – У телевизионщиков по вчерашний день оплачено, вчера все и съехали. А из конкурсантов трое остались. Им в Якутск лететь, билеты только на сегодня.
Но Аля уже не слушала, дрожащими руками вытаскивала телефон. И вот оно, счастье, – дочка отозвалась с первого же гудка.
– Настя, ты где? – напустилась на девочку Аля.
И услышала невозмутимый ответ:
– Как где? В доме отдыха, я же тебе говорила! Мы с Зоинькой сейчас как раз в бассейн идти собираемся.
* * *Слезы текли и текли. И ни единой мысли не было в голове: каким образом ей справляться с новой бедой. Что противопоставить сладкой паутине Веры, в которую та засосала ее старшую дочь.
Настя – она же подросток, психика неустойчивая – будто в уме повредилась. Кричала на мать:
– Не смей вмешиваться! Тетя Вера из нас звезд будет делать мирового масштаба!
А Зоинька – где-то на заднем плане – только горько плакала.
Наконец, трубку взяла сама Бородулина. Процедила чрезвычайно сухо:
– Ладно, приезжай. Поговорим.
И назвала адрес.
…Аля в последние годы считала себя – не без гордости! – преуспевающей женщиной. Свой дом в центре Калядина, собственное дело. А теперь – когда она, наконец, рассчиталась с Николаем Алексеевичем и с банком – смогла себе и чисто женские излишества позволять. Перестала покупать одежду на рынке. Ходила, пусть нечасто, на массаж, в салон красоты. Волосы – давняя мечта! – стала подкрашивать в парикмахерской, а не сама!
Но едва она увидела жилище Бородулиной, поняла сразу: все ее провинциальное преуспевание просто смехотворно. Разве можно сравнить частный домик еще старосоветской постройки и откровенно лучащийся роскошью особняк на Остоженке? Они с Викторией Арнольдовной, когда недавно делали ремонт, приценивались к паркету и ужаснулись высоким ценам, положили на пол ламинат. А тут даже в холле – пол дубовый, как в музее. Кожаные диваны. Аккуратные, листик к листику, пальмы в дизайнерских кадках.
И безупречно вежливый, но полный внутреннего презрения охранник:
– Будьте любезны обождать. Вера Аркадьевна спустится, как только у нее появится такая возможность.
«Конечно, на Настю – она тщеславная, вся в отца – этот антураж должен произвести впечатление, – грустно думала Аля. – Но Зоинька – пусть она и Верина дочка по крови – в этой золотой клетке несчастлива, я уверена…»
Впрочем, наконец явившаяся Вера первым делом продемонстрировала: кожаный альбом, заполненный фотографиями ее малышки. Зоинька дома, на репетиции, в магазине, в кафе, в парке аттракционов. Да, вроде везде улыбается. Но Аля увидела под счастливой маской ребенка тщательно скрываемую грусть. И вообще неприятно резануло: с какой стати бывшая подруга делает фотоальбом ее дочери?
Да еще и воркует, будто над родной кровиночкой:
– Посмотри, какая Зоинька у нас красотка!
Алла с вызовом взглянула на Бородулину:
– Вера. Не строй из себя любящую мамочку. Мы с тобой обо всем договорились еще семь лет назад. Я возместила тебе расходы, и Зоя теперь – моя дочь. Моя, и ничья больше.
– Ты забыла про моральный вред, – усмехнулась бывшая подруга.
– Что-о?
Получилось настолько громко, что даже дрессированный охранник скосил в их сторону глаза.
Вера наградила его уничижительным взглядом. Поднялась с кожаного дивана, махнула Але:
– Пойдем.
Выглядело так, будто собачке свистнула. Однако направилась Бородулина к лифтам, и Алино сердце забилось от предвкушения: неужели сейчас она обнимет обеих своих дочерей?!
Но квартира встретила ее стерильной чистотой и еле слышным Шопеном.
– Настя с Зоей на репетиции, – сухо проинформировала Вера. – А их комнаты – вот и вот, можешь посмотреть.
Темно-бордовые портьеры, бархатные кресла, двуспальные кровати. Никакого ощущения, что здесь дети живут. Подле идеально взбитой подушки совсем уж сироткой смотрится старичок-медвежонок, любимец Настеньки.
– Все, пойдем в гостиную, – отдала очередной приказ Вера.
Давние подруги сели напротив друг друга – будто две противницы в шахматной партии.
– Вера, объясни, наконец. Что ты задумала? – выпалила Аля.
Бородулина усмехнулась:
– А ты еще не поняла? Я хочу вернуть себе свою дочь. Она – моя родная кровь. И расти должна в моем доме.
Сделала ход и смотрит испытующе: как отреагируешь? Закричишь, зарыдаешь? Полезешь в драку?
«Нет, Аля, нет! Не доставляй ей этого удовольствия!» – приказала себе Кузовлева.
И, как могла сухо, произнесла:
– Зоя – не твоя дочь. И ею никогда не была. Ты семь лет назад сама продала ее мне. За сто семьдесят тысяч долларов, насколько я помню.
Вера прищурилась:
– О, я смотрю, ты научилась вести переговоры! Да, да, я и забыла. Ты же у нас теперь бизнесвумен!
В голосе ее звучала нескрываемая ирония, глаза насмешливо блестели:
– Только биологическая мать Зои – все равно я. Генетическую экспертизу уже проводят. И договорчик между мной и тобой – помнишь, мы в клинике Милены Михайловны заключали? – сохранился в целости и сохранности. Все, все, не раздувайся, как жаба. Я прекрасно знаю: да, отказ от ребенка в мою пользу ты не подписывала. И в свидетельстве о рождении мать Зои ты. Оспорить сей факт сложно. – Сделала паузу. Подмигнула: – Но мы – в открывшихся обстоятельствах! – попробуем.
И тут же сменила насмешливый тон на гневный:
– Ты понимаешь хотя бы, что у девочки талант исключительный? Она – золото, самородок! Такие один раз в сто лет рождаются. А ты ее держишь в глуши, водишь в обычную школу, вокалу не учишь!
– Она ходит в музыкальную школу уже второй год.
– Ой, да чему там ее могут научить – в твоем убогом Калядине? Тогда как я в состоянии дать ей все. Нанять лучших педагогов. Отправить учиться в Милан!
Аля уже из последних сил сдерживалась. Однако постаралась взять себя в руки:
– Вера, чего ты от меня хочешь? Чтобы я написала отказ от ребенка в твою пользу – сейчас?! Ты же прекрасно понимаешь: этого не будет. Ни за какие деньги. Ни при каких обстоятельствах.
Думала хотя бы слегка поколебать уверенность Бородулиной, однако этого не произошло. Вера хладнокровно парировала:
– А ты у самой Зои спросить не пробовала? Где – и с кем – ей лучше?
– Вера, я даже обсуждать это не хочу, – повысила голос Аля.
– И очень зря, – поджала губы подруга. – Вот, кстати, ознакомься. Заключение органов опеки.
И швырнула на журнальный столик пару машинописных листков.
Аля пробежала глазами текст. Что за безумие? «Акт первичного обследования условий жизни и воспитания несовершеннолетнего»… Бытовые условия – все изумительно. «Происходит всестороннее развитие ребенка, девочка посещает частные уроки музыки, вокала, сценического движения». Да еще и «опросом Кузовлевой З.В. установлено, что дочерней привязанности к воспитывающей ее Кузовлевой А.С. она не испытывает и возвращаться в Калядин не хочет».
Алла Сергеевна отбросила бумажонки, криво улыбнулась:
– Сколько ты за них заплатила, Вера?
– Нисколько, – лучезарно улыбнулась собеседница. – Сотрудники опеки просто описали реальное положение вещей.
И чем ей отвечать на такую наглость?
А бывшая подруга совсем разошлась, еще и укоряет:
– Охота тебе, Алла, мучить ребенка? Чтоб девочка на суде присутствовала?
– Ты говоришь, ребенка мучаю я?
– Но ты ведь понимаешь, – кротко улыбнулась Вера, – что просто так я не отступлюсь. И аргументы у меня серьезные. Генетически мне Зоя родная – раз. Бытовые условия с твоими не сравнить, это два. Развивать ее талант можно только в Москве – это три. Ну и денег у меня больше. Намного больше, чем у тебя.
– Вера, сколько бы денег у тебя ни было, ни один суд не посмеет отобрать у меня ребенка, которого я родила и до семи лет растила!
– Слушай, ну чего ты уж так вцепилась в нее! У тебя же есть еще Настя, на нее я, разумеется, не претендую!
– Все, Вера, хватит. Зоя – мой ребенок, и делить ее с тобой я не собираюсь.
Аля поднялась.
– Ну и дура, – пожала плечами Вера. – Все равно ничего не добьешься. Только нервы истреплешь. Зоиньке и себе. Давай, – горько усмехнулась, – приезжай вечером с полицией. Попробуй взять мой дом штурмом. Но учти: мы будем защищаться.
И столько непоколебимой решимости было в ее лице, что Аля растерянно пробормотала:
– Послушай, Вера, я никак не пойму, что за муха тебя вдруг укусила? Ты же за целых семь лет ни разу даже не поинтересовалась, как Зоинька живет! Не то что приехать, фотографии ее не попросила прислать! Впервые увидела свою – как ты говоришь! – дочку только на этом конкурсе. Неужели у нее такой талант, что ты готова на все, лишь бы заполучить ее в свои руки?