— Кстати, приглашаю послушать. Приходите сегодня, — предложил Дяпшипа.
— Мы дома побудем, — почему-то слегка настороженно отказался от предложения обычно самоуверенный Лаша. — Я кабана забил, шашлык собрались готовить.
— А я настаиваю, — Марат смотрел Лацужбе прямо в глаза. — Шашлык-машлык тебе и в ресторане хорошо приготовят.
— Хорошо, придем, — согласился тот, но тут же взял Марата за рукав, отвел в сторону.
Катя не слышала, о чем они говорили, — общались шепотом. Вдобавок слова сносил ветер, глушил шум прибоя. Лаша нервничал, почему-то злился. А вот Марат хищно улыбался и отвечал раскованно, даже несколько нагло.
Наконец «ковбой» уселся в машину, дал длинный гудок, развернулся на узкой дороге и покатил к Пицунде.
— Вы чего-то не поделили? — спросила Катя.
— Давняя история, — попытался отмахнуться Лаша. — В детстве в одну девчонку были влюблены. Вот с тех пор и собачимся.
Кате хотелось поверить в такую версию, но даже ее затуманенный страстью разум подсказывал — здесь что-то не так. Тем не менее, несмотря на пережитое, Шпаликовой хотелось пойти сегодня с Лашей в ресторан. Ведь она понимала, что в доме своего жениха, в четырех стенах, не сможет найти себе места. Переживания вновь нахлынут на нее волной, а слезы сами собой потекут из глаз.
Ресторан располагался в просторной пристройке одного из старых домов отдыха, возведенного еще в конце семидесятых годов. Чем-то он напоминал аквариум. Все стены от пола до потолка из стекла, а за ними в густой южной ночи качались на ветру подсвеченные разноцветными фонарями пальмы. Публика тут собралась пестрая: местные абхазские чиновники, работники таможни, полицейские… несколько компаний отдыхающих. Лаша с Катей сидели за столиком напротив сцены. Шпаликова прикрыла ладонью бокал, куда Лацужба собрался налить красное вино.
— Я и так уже пьяная. А мешать не хочу.
— Не хочешь мешать, тогда выпей чачи, — тут же предложил Лаша.
На сцене под записанную музыку отплясывали пять девиц в расшитых блестками платьях. Наверное, по замыслу хореографа, они представляли канкан. Но получалось у них что-то малопристойное и малопривлекательное. Публика особо не обращала на них внимания. Мужики лишь изредка бросали на девиц похотливые взгляды. Канкан закончился. Танцовщицы, визжа, убежали со сцены, сорвав при этом жидкие аплодисменты. После чего сразу же стал слышен перестук столовых приборов и звон бокалов.
Лацужба вытянул ноги под столом, положил руку Кате на колено, слегка сжал пальцы. Шпаликова сперва хотела сбросить его ладонь, все-таки брата убили и не время развлекаться, но передумала. Несмотря на переживаемое горе, ее сознание затуманила сладкая истома от прикосновения Лаши.
— Но мы-то живы, — кавказец облек чувства женщины в слова.
— Помолчи, — попросила Катя.
На сцене появился Марат. Его выход никто не объявлял, но в этом и не было необходимости, публика гитариста знала.
— Молодец, что приехал! — выкрикнул кто-то из зала.
— Где тебя носило?!
Марат загадочно улыбнулся, надвинул на глаза широкополую кожаную шляпу, сел на высокий табурет и неторопливо принялся натягивать на электрогитару басовую струну. При этом инструмент издавал странные, словно потусторонние шаманские звуки. Настроив гитару, Марат закрыл глаза и стал петь. Ресторанный зал притих. Необычная зазвучала музыка. Вернее, она была абсолютно знакомой для людей — одна из самых лирических песен «The Beatles». Но пел ее Марат по-русски:
— «До сих пор она мне в белом платье снится. Снится мне, что снова я влюблен…»
И только припев «О, Gele!» звучал по-английски. Но манера исполнения была абсолютно кавказской, с голосовыми подводками. Казалось, что звучит одна из абхазских народных песен. Под нее, при желании, даже лезгинку можно было бы станцевать. От щемящей душу мелодии Катька совсем раскисла. На глаза навернулись слезы. Ей стало так жалко и Коляна, и себя саму. Лаша мял ее колено под столом. А Марат пел, полуприкрыв глаза. Одна песня сменяла другую.
Домой к Лаше поехали все втроем на машине Марата. Хмельная Катька заплаканными глазами смотрела на ночное море. Ветер трепал ее волосы. Лацужба, обняв женщину за плечи, прижимал ее к себе и шептал на ухо нежные слова.
Во дворе дома одуряюще пахло цветами.
— Подожди на террасе, — обратился Лаша к Марату. — Я сейчас вернусь, твое от тебя не уйдет, — и повел Катьку в дом.
— Спасибо тебе за вечер, — сказала женщина.
— Чего уж там. Я же твой жених, должен был поддержать в трудную минуту. Решаться, Катя, надо. Если в Москве не появлюсь и все не разрулю, плохо нам будет. А тебе там объявляться сейчас нельзя, — напомнил Лацужба о делах.
— Коля говорил, чтобы никому и никогда, — прошептала Катя, но по ее голосу можно было догадаться, что она готова поступиться дельным советом покойного брата.
— Понимаю, — покачал головой Лаша. — Когда большие деньги на кон поставлены, то стремно становится. Давай так сделаем: коды, номера счетов мне знать необязательно. Ты со своего ноутбука лавешки поставщикам сбрось, сама с ними переговори по телефону. А я их товар в Москве и встречу. Идет? Не стану же я тебя бросать в такой ситуации, когда у меня только половина обрубленных концов связей.
— Не станешь. Так и сделаем, — обрадовалась компромиссному предложению Катя.
— Чего тогда тянуть? — пожал плечами Лаша. — Прямо сейчас бабки им сбрось, обо всем переговори, — он заглянул Шпаликовой в глаза. — Там же, где они живут, сейчас день?
— Сделаю.
— Пошли.
Лацужба повел Катю в спальню. Шпаликова села к трюмо, сдвинула свою косметику к краю, поставила перед собой ноутбук, положила мобильный телефон.
— Мне твои секреты знать необязательно, — Лаша зажег свет над трюмо, вышел и демонстративно закрыл за собой дверь, оставив Катю одну.
Шпаликова вздохнула, посмотрела на свое отражение, провела кончиком пальца по морщинкам в уголке глаз.
— А позавчера их еще не было, — прошептала она и стала набирать длинный номер на трубке мобильного.
Лацужба тем временем отпер кладовку. На полке тускло мерцал монитор ноутбука, подсоединенного к камере, установленной в спальне. Теперь он мог видеть, какие клавиши нажимает Катя, что появляется на экране ее компьютера.
— Вот дура, развелась на три копейки, — восхищенно похвалил самого себя Лаша.
Вскоре он уже курил на террасе вместе с Маратом. Гитарист сжимал в руке только что полученный от Лацужбы увесистый пакет с долларами.
— Все чин-чинарем, — Лаша улыбался. — Ты работу сделал. Я тебе и заплатил. Одного только понять не могу. На хрена ты еще и Топора с полканом Панкратовым завалил?
— Не валил я их. Тут мутка какая-то. Но это твои проблемы.
Лацужба задумался…
Катя ждала Лашу в постели. В мыслях вела заочный диалог с убитым братом, пыталась убедить «его» в том, что поступила правильно. Конечно же, на самом деле она убеждала себя.
Лацужба проскользнул в спальню, тут же выключил свет, избегая смотреть Кате в глаза. Лишь в наступившей густой южной темноте он снова почувствовал себя уверенно, лег рядом с женщиной.
— Лаша, Лаша… — нежно зашептала Катька, тычась носом ему в плечо.
— Катюха, — отозвался кавказец, повел рукой, обнаружил, что на Шпаликовой ничего нет, удовлетворенно хмыкнул. — Сейчас.
Действовал он довольно грубо и неловко. Но Кате именно это и нравилось. Вначале она всегда немного стеснялась своей наготы, ну а потом, когда расходилась, можно было уже и зенитные прожектора включать. Усталая, разгоряченная и обмякшая, она откинулась на подушки.
— Ух… — облегченно выдохнул Лацужба, — люблю, когда ты такая.
Он повернулся на бок спиной к невесте. Та прижалась к нему, такому сильному, уверенному в себе, и быстро заснула. Пробудилась Катя, когда еще было темно. Лаша шуршал в темноте одеждой.
— Ты куда? — спросила она. — Почему свет не зажег?
— Не хотел будить. Я сейчас, спи.
Лацужба вышел из комнаты. Катьке не хотелось выбираться из-под одеяла, она подвинулась на нагретое Лашой место и задремала. Сколько времени прошло, она и сама не знала. Скрипнула дверь, послышалось шлепанье босых ступней по паркету. Шпаликова чуть отодвинулась, давая место лечь жениху. Послышалось невнятное бормотание, прохладная рука бесстыдно заскользила по ее голому телу.
— Лаша, я же сплю, — жеманно прошептала Катя, останавливая ладонь на груди.
Рука прошлась по животу, пальцы змеями ввинчивались между плотно сжатыми ногами. Катя обняла лежавшего рядом с ней мужчину, провела ноготками по его спине. В ответ раздалось довольное мычание. Застонала и Катька, готовясь к близости. И тут Шпаликова обнаружила у своего жениха на затылке туго стянутые в хвост длинные волосы. Испуганно отпрянула, села. За окном уже немного развеивалась темнота. В предрассветных сумерках Катька рассмотрела, что рядом с ней в кровати совсем не Лаша, а абсолютно голый гитарист Марат Дяпшипа.
— А ну вали отсюда! — крикнула женщина. — Лаша тебя прибьет! — она принялась колотить гитариста кулаками в грудь.
Но тот только смеялся в ответ, сгреб Шпаликову, опрокинул на подушки.
— Я Лаше скажу! — извивалась под ним Катя.
— Да он сам мне сказал, что я могу с тобой делать что угодно! И куда хочу! Больно нужна ты ему. — Насильник навалился на Шпаликову, заломил ей одну руку, а вторую уже привязывал капроновым чулком к спинке кровати.
— Врешь, урод. Лаша! — закричала Шпаликова, но тут же получила хлесткий удар по лицу.
Марат распалялся, подминал под себя женщину. За пару минут борьбы ему удалось привязать к спинкам кровати руки и ноги Кати. Теперь она беспомощно дергалась.
— Не нужна ты теперь ему, — осклабился Марат. — Он из-за бабок с тобой связался, а теперь бросил.
— Врешь! Не мог он так. Я его люблю, — Катька плюнула в Марата, тот с кривой улыбкой растер плевок по своей груди.
— Бросил, дорогуша.
Теперь Марат уже не спешил. Жертва не могла оказать ему сопротивления. Он взгромоздился на Шпаликову, принялся ласкать.
— Расслабься и получи удовольствие, — посоветовал он.
Шпаликова извивалась, пытаясь сбросить с себя Марата.
— Не дамся. Ненавижу. Дрянь, — шипела и плевалась она. — Не получится у тебя. Сейчас Лаша вернется!
— Достала, — прохрипел Марат, у которого и в самом деле пока не получалось овладеть Катькой. — Заткнись и не дергайся.
Он схватил женщину за волосы, а затем ловко затянул на ее шее гитарную струну. Шпаликова замерла, чувствуя, как та глубоко врезалась в кожу. Гитарист слегка ослабил хватку, дал вздохнуть. Склонился к жертве, заглянул ей в глаза.
— Кинул тебя Лаша. Бросил. У него другая баба есть в Москве, — проговорил он.
— Врешь! — рискуя разрезать кожу гитарной струной, прохрипела Катя.
— А зачем мне врать? — пожал плечами Марат. — Машка Пономарева у него в Москве есть. Он и сюда ее привозил. Трахается баба, как швейная машинка.
— Машка! — вырвалось у Кати. — Эта прошмандовка?!
— Она самая, сисястая. К ней и укатил. А тебя мне оставил поразвлечься. Сказал, делай с ней что хочешь.
У Кати помутилось в голове. Теперь в сказанное Маратом она поверила, мгновенно вспомнив Машку Пономареву, у которой несколько раз была в гостях дома. Эта наглая и развратная стерва с огромными сиськами могла соблазнить кого угодно. Она не стеснялась рассказывать об этом в подробностях даже Кате, которую и видела-то пару раз. Злость, ненависть в одно мгновение проснулись в душе женщины, затмили разум. Желание мстить сделалось единственной целью в жизни.
Марат дышал Шпаликовой прямо в лицо, слегка подергивая удавку из гитарной струны.
— Раздвигай ноги сама, дрянь.
И тут Катя сделала то, на что бы никогда раньше не решилась. Ненависть к Машке, соблазнившей ее жениха, обратилась против насильника, ведь это он принес ужасное известие. Шпаликова забыла об удавке, о том, что привязана. Инстинкт подсказал ей единственно возможное решение. Она рванулась и схватила Марата зубами за нос, что было сил сжала челюсти, мотнула головой. Послышался хруст хрящей, треск разрываемой плоти. Горячая кровь ручьем хлынула Кате на лицо.
Она выплюнула откушенный нос и наконец-то решилась открыть глаза. Марат лежал на ней неподвижно, уткнувшись лицом в подушку, по белой наволочке растекалась кровь. Шпаликова пошевелилась. Гитарист соскользнул с ее груди и остался лежать без движения.
— Эй… — шепотом позвала Катя.
Ответа не последовало. Она приложила ухо к его боку, биения сердца не прослушивалось, оно остановилось от болевого шока. Случился инфаркт. Шпаликова суетливо стала избавляться от пут, откуда только силы взялись и умение. Страх парализовывал волю, но известие о том, что жениха отбила какая-то стерва, заставляло двигаться. Катька дотянулась зубами до запястья, развязала капроновый узел. Дальше пошло быстрее. Она спрыгнула с кровати и, не глядя на труп, бросилась в ванную. Стоило ей увидеть свое отражение в зеркале — перекошенное злобой и страхом окровавленное лицо, как Катьку тут же стошнило, буквально вывернуло наизнанку.
Опустошенная, всхлипывая, она сидела, сжавшись в комок, на дне ванны. Струи теплой воды лились ей на голову. Понемногу Шпаликова успокоилась. Поразмышляв, она твердо решила отомстить.
Главное для человека — заиметь цель в жизни. Если она появляется, можно вынести все несчастья, горы свернуть. Когда уже рассвело, Шпаликова, внешне спокойная, сидела перед трюмо и накладывала на лицо макияж. Она как должное восприняла то, что из дома исчез ее ноутбук для управления номерным банковским счетом и мобильник, зато среди одежды Марата нашелся увесистый конверт с баксами.
Ровными движениями щеточки с тушью она удлинила ресницы, размеренными круговыми движениями тампона растерла тонирующую крем-пудру. Уложенные крупными волнами при помощи термической расчески волосы отливали блеском. Шпаликову теперь абсолютно не смущал труп насильника с откушенным носом, она словно бы и не видела его.
Из гаража Катя притащила канистру с бензином, облила двуспальную кровать. Стоя на пороге, чиркнула спичкой, немного подумала и бросила ее. Тут же закрыла дверь, за которой загудело пламя. В красном «Кадиллаке» с открытым верхом она лихо вырулила со двора.
Слева проносилось блестящее в лучах утреннего солнца море, справа виднелись горы. Из динамиков громко звучала музыка. Покойный любил «битлов». Их мотивы подходили к здешним шикарным пейзажам.
Абхазия страна небольшая, вскоре впереди засеребрилась река Бзыбь, по которой и проходит граница с Россией. Шпаликова открыла перчаточный ящик, единственное, что там лежало, — набор струн для гитары. Прихватив его, она бросила на обочине машину с работающим двигателем и включенным плеером, и пошла пешком по мосту. Катя отстояла длинную очередь, состоящую в основном из абхазок-контрабандисток, каждая из них катила с собой тележку, чтобы на обратном пути из Адлера привезти очередную партию товара.
Абхазский пограничник вопросительно взглянул на Катю, та улыбнулась.
— Паспорт у меня в ресторане украли, — почти весело сказала она. — Может, это решит вопрос? — и положила на стойку сто долларов. — Вернусь в Москву, новый сделаю.
Никто в очереди не удивился, не посмотрел на погранца осуждающе, пока он просматривал купюру, ковырял ее ногтем, проверяя — настоящая ли.
— Правильно мыслишь, — наконец-то с улыбкой страж границы спрятал деньги в карман. — Только там еще ваш пограничник сидит. Но ты не волнуйся, я ему сейчас позвоню. За двести пропустит. Не потому, что такой жадный, а потому, что у них такса выше, там на компьютере все регистрируют. Но если с деньгами туго, я тебя сейчас еще за одну сотню «огородами» проведу.
— Огородами так огородами, — согласилась женщина.
Конечно же, паспорт у Кати имелся, но ей не хотелось светиться в компьютерной базе в числе тех, кто выезжал из Абхазии в Россию. Зачем Лаше знать, что она выжила и направляется в Москву?
13
Высоко в ясном небе черным крестом парил коршун. Он то заходил за ближайший лесок, то вновь появлялся над дачным поселком. На поле Юра Покровский с Даником запускали бумажного змея. Конструкция из бамбуковых палочек и яркой бумаги трепетала на ветру, упрямо ползла в безоблачную высь. Вскоре коршун заинтересовался летательным аппаратом, стал нарезать круги поближе к нему.
— А можно на нем поставить камеру, чтобы смотреть с высоты, как птицы? — спросил мальчишка.
— Можно, — ответил Покровский, помогая Даньке стравливать бечевку. — Вот только зачем?
— Сверху многое видно. Например, я смогу увидеть папу на прогулке в тюрьме.
Юра поджал губы, не нашелся сразу, что ответить, а потому указал на коршуна:
— Давай его попугаем, — он перехватил бечевку у мальчика и завел воздушного змея в хвост птицы.
Коршун из преследователя мгновенно превратился в преследуемого. Отчаявшись отвязаться от неожиданного цветастого врага, он сложил крылья, камнем полетел к земле. Перед самыми верхушками деревьев вновь распростер крылья, взмыл.
Юля с Наташей сидели на террасе, пили кофе.
— Ваши мальчишки неплохо ладят, — заметила Обухова.
— Я так благодарна, что вы пригласили нас пожить у себя на даче, — произнесла Прудникова. — В городе я бы не знала, что делать. Мы недолго будем вас напрягать. Скоро вернемся в Чехию.
— Не думаю, что вы хотите быстро туда вернуться. Живите, сколько будет нужно. Вы меня абсолютно не напрягаете. Извините, конечно, но я слышала, как вы говорили своему Юрию, что не верите в смерть брата, — осторожно подошла к теме, которая ее очень интересовала, Наталья.
Юля напряглась.
— Вы считаете меня сумасшедшей?
— Абсолютно нет, — улыбнулась адвокат. — Дело в том, что и мне многое кажется странным в обстоятельствах его гибели.