В этот момент я подошла к одному из «правительственных» корпусов, и мне уже было не до собак. В одном из окон второго этажа горел свет.
Я не замечала его до сих пор, поскольку окно было скрыто от меня деревьями.
С того места, где я находилась, заглянуть в окно второго этажа было невозможно, но меня тянуло туда как магнитом.
Оглянувшись по сторонам, я отыскала большое ветвистое дерево, забравшись на которое, могла бы увидеть значительно больше и, не раздумывая, пошла к нему.
Задача оказалась не такой простой, как казалось со стороны.
Ближайшая ветка была в трех метрах от земли, и дотянуться до нее я не могла при всем желании. Пришлось использовать капроновый шнур, который так любят голливудские режиссеры.
В отличие от киношного мой не выстреливался из похожего на арбалет громоздкого приспособления, да чаще всего в этом и не бывает нужды. На его конце крепится обыкновенная гирька, которая позволяет забросить его на приличную высоту. Остальное — дело техники и тренировки.
Теперь я сидела на почти горизонтально расположенной толстой ветке. И от окна меня отделяли несколько метров и ствол дерева.
Встав во весь рост и выглянув из-за него, я добилась желаемого результата — увидела большую часть комнаты и фигуру человека, стоящего ко мне спиной.
Я сумела хорошо разглядеть его свитер и затылок. И с нетерпением ждала, когда он обернется…
Когда это произошло, я чуть не сломала себе шею, потому что едва сохранила равновесие.
Если бы я встретила этого человека в лесу, не знаю, за кого бы я его приняла. В лучшем случае — за лешего. Он был не просто безобразен, он был чудовищен.
Не знаю, родился ли он с такой внешностью или приобрел ее в результате какого-то кожного заболевания. Но на его месте я бы тоже постаралась найти себе место жительства подальше от людей. И не показывалась бы случайным гостям при дневном свете.
Снова в памяти возникла сцена из виденного в детстве спектакля «Аленький цветочек». Но театральное чудище было гораздо симпатичнее и не пугало даже детей.
Придя в себя от шока, я снова выглянула из-за ствола. Теперь «чудище» сидело за столом и что-то писало.
Первое знакомство состоялось, во всяком случае, я увидела «хозяина» в лицо. Ни на что большее я не рассчитывала и через минуту уже снова была на земле.
Можно было дождаться, когда кто-нибудь другой войдет в комнату, и послушать, о чем они будут говорить, с помощью направленного микрофона. Но этого могло не произойти до утра, ведь мне до сих пор было неизвестно, живет ли здесь вообще кто-нибудь, кроме этого уродливого человека.
А проторчать на ветке всю ночь, наблюдая его затылок, — такая перспектива меня не устраивала.
Я обошла корпус со всех сторон, но ни в одном из многочисленных окон света не заметила. Или все остальные его обитатели спали, или там действительно больше никого не было.
Все это было очень странно.
Я не рискнула проникнуть внутрь этого здания. Во всяком случае, решила отложить это на будущее. Большая часть клиники оставалась для меня «terra incognitа», и предпринимать какие-то действия, не изучив ее хотя бы немного, было слишком рискованно.
Вполне могло оказаться, что в соседнем корпусе находилась компания дюжих парней, которые сходят с ума от безделья и ждут не дождутся условного сигнала хозяина. А дождавшись его, разорвут на части любого подозрительного человека.
Такой возможности тоже нельзя было исключать, хотя она и казалась мне неправдоподобной.
Уж слишком тихо и безлюдно было в этом проклятом санатории. И эта тишина начинала действовать мне на нервы.
Мне хотелось заорать во все горло, чтобы посмотреть, что произойдет в этом случае, не вынырнет ли из небытия хоть одна живая душа.
Разумеется, делать этого не следовало, но соблазн был очень велик.
Все-таки я не могла поверить, что на такой большой территории поселился всего-навсего один человек, пусть даже своим видом перещеголявший Квазимодо. Этого просто не могло быть. Я отказывалась в это верить.
И чтобы убедиться в своей правоте, я поспешила к третьему (или под каким он там у них номером числится) корпусу.
Третий корпус встретил меня тем же безмолвием, что и предыдущий. Здесь ни одно окно не порадовало меня огоньком, и на этот раз я решилась проникнуть внутрь помещения.
Возможно, это было слишком рискованно, но иначе я бы осталась практически с нулевым результатом первой вылазки. А днем я собиралась снова симулировать серьезное заболевание и не покидать собственной комнаты.
Ситуация складывалась таким образом, что в основном мне приходилось рассчитывать именно на ночные часы, поэтому использовать их нужно было по максимуму.
Двери в корпус были закрыты на ключ, с которым я справилась довольно быстро, но, несмотря на это, дверь открываться не хотела. Она была заперта изнутри, скорее всего, на засов, а значит, в корпусе кто-то был.
Не могу сказать, что это явилось для меня полной неожиданностью, чего-то подобного я и ждала, но это открытие заставило мое сердце работать в усиленном режиме.
Дело в том, что, кроме этих трех корпусов, на всей территории санатория не было ни одного вместительного помещения.
Какие-то хозяйственные постройки и гараж я в расчет не принимала. А, значит, рассчитывать я могла только на них. И если где-то и скрывались какие-то люди, то, скорее всего, — именно в этом здании.
Но попасть в него оказалось непросто.
Симпатичные декоративные решетки на окнах требовали слишком долгой и, главное, шумной работы, обход вокруг корпуса только подтвердил, что в обороне здания не было слабых мест.
Не особенно надеясь на успех, я полезла на крышу по пожарной лестнице.
Если бы я обнаружила там окна на французский манер, я подумала бы, что мне это снится. Такое бывает только в кино, а в жизни, тем более российской, крыша — она и есть крыша, и проникнуть с нее внутрь помещения не проще, чем пройти через стену.
Но уж коли я там оказалась, то не торопилась спускаться вниз, пока не продумала план дальнейших действий. По сути, выбор у меня был небольшой — или попробовать «штурмовать» второй корпус, или заняться подсобным хозяйством.
В первом случае я рисковала нос к носу повстречаться с «хозяином», и о дальнейшей секретности расследования можно было бы позабыть.
Во втором случае — я почти наверняка даром потеряла бы время.
А вокруг по-прежнему была тишь да гладь, и ничто не нарушало мирного сна невидимых обитателей странного заведения.
Случаются в моей работе такие тупиковые ситуации, когда ничего не приходит в голову. Сидишь и ждешь, когда тебя осенит или какое-то неожиданное событие изменит положение вещей коренным образом. Но такое случается редко.
Я напомнила сама себе блудливую кошку, которая в поисках наслаждений забралась на крышу и всю ночь просидела там, так и не дождавшись самого завалященького котишки.
Примерно такое у меня было состояние, когда я направилась назад к пожарной лестнице.
Но иногда парус на горизонте появляется именно в тот момент, когда человек лишается последней надежды.
В ту самую секунду, когда моя нога коснулась верхней ступеньки пожарной лестницы, я снова услышала тот самый звук, который насторожил меня в самом начале. Опять плакал ребенок.
Но на этот раз благодаря своему местоположению я могла определить, где находится его источник.
Плач доносился из леса.
Глава 7 …Кто-кто в невысоком живет
Я съехала с лестницы, как пятиклассник, по перилам. И, почти не прячась, побежала в сторону леса.
Единственной моей заботой было не потерять нужное направление.
Если я правильно рассчитала, то источник звука находился не далее ста метров от третьего корпуса, там, где, несмотря на свет полной луны, темнота под деревьями сгустилась до черноты.
Я шла почти на ощупь, не рискуя зажигать даже маленького фонарика. Поэтому чуть было не прошла мимо нужного мне объекта, приняв его за большой камень.
Но меня остановил запах — явно не лесного происхождения. В нем сочетались запахи медсанбата и походной кухни. Не знаю, почему мне пришли в голову именно армейские ассоциации.
Запах был довольно сильный, и, ориентируясь на него, я наткнулась на небольшую круглую конструкцию с конусообразной крышей. Под ее скатом я обнаружила что-то наподобие жалюзи и сразу поняла, что это такое.
В любом городе, где существует метро, можно встретить такие будки недалеко от каждой станции.
Я никогда специально не интересовалась их назначением, но опять же по запаху догадывалась, что это вентиляционные люки, через которые под землю нагнетается свежий воздух и удаляется отработанный.
Значит, под моими ногами располагалось подземное помещение значительной кубатуры. И в нем находились…
Значит, под моими ногами располагалось подземное помещение значительной кубатуры. И в нем находились…
«Неужели дети? — подумала я и содрогнулась от этой мысли. — Что же там с ними делают?»
Ответ на этот вопрос я должна была получить любым путем, хотя и понимала, что сделать это будет совсем не просто.
Обследовав территорию вокруг будки, я не заметила никаких признаков оборудованного спуска под землю. Одно из двух: либо он был хорошо замаскирован, либо в подземелье вел ход из второго или третьего корпуса.
Расстояние до них было приблизительно одинаковым, и я допускала, что все они связаны между собой подземными коммуникациями.
«Не эту ли ответственную работу выполнял здесь Владимир Егорович? — подумала я. — В таком случае — он знает гораздо больше, чем мне казалось, но вряд ли захочет поделиться информацией».
Я находилась совсем рядом с тем местом, где хранились все тайны санатория, но не стала от этого ближе к их разгадке. И, честно говоря, плохо пока представляла, каким образом это сделать.
Первое, что пришло мне в голову, — это вернуться ко второму корпусу и проведать, чем занимается «чудище».
Через десять минут я снова была на своем наблюдательном пункте, но на этот раз в комнате никого не было.
Я подумала, что хозяин кабинета отправился спать, и уже собиралась слезть с дерева, но вместо этого всем телом прижалась к стволу и задержала дыхание.
Входная дверь корпуса со скрипом открылась, и на высокое крыльцо вышел хозяин в сопровождении какого-то человека.
Луна в этот момент скрылась за тучами, и в наступившей темноте разглядеть что-то было совершенно невозможно.
— Чудесный вечер, — произнес приятный мужской голос, но кому он принадлежал, я не поняла.
В кино люди с уродливой внешностью почему-то всегда говорят удивительно противными голосами. По кинематографической логике — от голоса человека, которого я видела час назад и приняла за хозяина «клиники», волосы должны были вставать дыбом. Но в жизни он вполне мог оказаться обладателем чудесного баритона.
Так оно и оказалось, потому что ответила ему несомненно женщина:
— Вы не должны так много работать, Михаил Анатольевич, пожалейте себя.
Боясь пропустить хоть слово, я негнущимися пальцами включила магнитофон и направила микрофон в их сторону. Он был более чутким, чем человеческое ухо, и не раз помогал мне услышать сказанные шепотом слова с расстояния в несколько десятков метров. Но на этот раз я слышала каждый звук и без помощи электроники.
— Подумайте лучше о новом материале, — строго ответил ей мужской голос, что подтвердило мое предположение о главенстве его владельца.
— Сейчас это небезопасно, — возразил женский голос. — Дождитесь хотя бы, когда уедут посторонние.
— Кстати, о посторонних, что там с этой геологиней?
— Не знаю, вроде бы простудилась…
— Навестите ее с утра и познакомьтесь.
— Вы думаете…
— О чем я думаю — вам знать не обязательно.
— Простите, но мне показалось…
— Познакомьтесь с ней и доложите о результатах. Вечером я буду на месте.
— Экспресс-анализ проводить?
— Разумеется.
— Но она не одна.
— Это не имеет никакого значения.
— Хорошо.
Некоторое время они стояли в полной тишине, потом женский голос произнес:
— Все-таки решили ехать?
— Он должен все увидеть своими глазами. После этого они не смогут мне ни в чем отказать.
— Как долго вас не будет?
— Думаю обернуться за один день. Постарайтесь, чтобы за время моего отсутствия ничего не произошло.
— Михаил Анатольевич, за многие годы нашей работы — это было первым и последним ЧП.
— Но оно уже доставило нам массу неприятностей. И пока он находится на свободе — мы можем ожидать любых неожиданностей.
— Как мне вернуть ваше доверие?
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Хлопнула дверь.
Это было похоже на традиционную «семейную сцену», и финал у нее тоже был традиционный. Женщина, оставшись в одиночестве, дала волю слезам.
Несколько минут она всхлипывала и шептала горькие женские слова:
— Господи, ну за что?
Потом понемногу успокоилась и отправилась вслед за своим обидчиком.
Несмотря на то что луна снова появилась на небе, мне так и не удалось разглядеть ее лица. Но если я правильно поняла, мне предстояло увидеть его при свете дня, причем в самое ближайшее время.
Только слезая с дерева, я почувствовала, что меня всю трясет. И вряд ли от волнения. Отступившая на время болезнь снова давала о себе знать, и я еле дошла до своей кровати.
Прослушать магнитофонную запись я была уже не в состоянии и тут же провалилась в тяжелый беспокойный сон.
* * *Первое, что я увидела, проснувшись, привело меня к мысли, что если бы каждое пробуждение одаривало меня таким зрелищем, то в конце концов я предпочла бы не просыпаться вовсе.
У меня на кровати сидела ведьма.
Нельзя сказать, что она была уродлива. Наоборот, она обладала на редкость правильными чертами лица, большими глазами и белой кожей, но в сочетании с темно-красными губами и иссиня-черными прямыми волосами до плеч это производило жуткое впечатление.
А когда она улыбалась — становилось страшно.
Я не преувеличиваю.
В театре это называют колоссальным отрицательным обаянием. В любом ТЮЗе ее с руками бы оторвали на роли злых волшебниц и платили бы бешеные деньги. Ей и гримироваться не надо. Но звания она бы никогда не получила, и не только потому, что заслуженными и народными до недавних пор становились в основном исполнители пламенных революционеров. Просто народных артистов с таким лицом не может быть в природе.
— Ну-с, как вы себя чувствуете? — улыбнулась она, и я почувствовала себя в несколько раз хуже, чем до ее вопроса.
— Неважно, — честно призналась я.
— Что у вас болит? — Она снова улыбнулась, и я чуть не потеряла сознание. — Да у вас жар, милочка…
Ее руки тоже можно было назвать красивыми, такие руки встречаются у музыкантов, художников и хирургов. Испещренные сложным узором вен, с длинными тонкими пальцами.
В юности она наверняка считалась красавицей и пользовалась успехом у мужчин.
Теперь ей было за сорок, хотя на ее лице не было ни морщинки.
— Что вы пьете? — участливо поинтересовалась она. И, видимо, я совсем плохо соображала, потому что ответила полную чушь:
— Я не пью.
Меня ожидало страшное потрясение. В ответ на эти слова она расхохоталась.
— Я имею в виду таблетки…
— Я вчера парила ноги, — с трудом выговорила я. К этому времени у меня пересохло во рту и язык еле ворочался.
— Сейчас вам принесут лекарства и возьмут кое-какие анализы.
«Экспресс-анализ ей делать?» — всплыло в моем мозгу.
Я понимала, что за этим словом скрывается что-то нехорошее, но сопротивляться и оспаривать ее рекомендации была не в состоянии.
— Вас бы надо перевести в другой корпус… — задумчиво произнесла она. — Но не будем торопиться. Может быть, к вечеру вам станет полегче.
Я плохо представляла, сколько я проспала и который теперь час.
— А где Сергей Анатольевич? — спросила я.
— Ваш спутник? Он только что вышел. Я попросила его об этом.
И, как бы демонстрируя мне причину его отсутствия, она обнажила меня до пояса и стала простукивать грудную клетку и прослушивать легкие.
— Во всяком случае, воспаления легких я пока не слышу, — подвела она итог через несколько минут, и это «пока» прозвучало в ее устах как приговор.
С каждой минутой ее присутствия мне становилось все хуже, поэтому я облегченно вздохнула, когда она наконец ушла.
Несколько минут я провела в одиночестве и попыталась сосредоточиться и вспомнить все, что узнала накануне.
Несмотря на сильную головную боль, соображала я неплохо, и мне удалось не только восстановить в памяти события вчерашнего дня, но и сделать на их основании довольно интересные выводы.
Главным из них был тот, что мои подозрения, скорее всего, не лишены основания. В бывшем санатории явно занимались какой-то секретной деятельностью. В самое ближайшее время я могла принять в ней непосредственное участие и таким образом получить всю информацию.
И именно моя неожиданная болезнь подарила мне такую возможность.
Приход Сергея Анатольевича прервал мои размышления.
— Как вы себя чувствуете? — тревожно спросил он.
— Неплохо, — ответила я с улыбкой. — А как вы?
Хотя могла бы и не спрашивать. Сергей Анатольевич скинул десяток лет, и это бросалось в глаза.
— Удивительно, — подтвердил он мои наблюдения. — Вы не поверите, но я не чувствовал себя лучше с армии. А какой аппетит!
Убедившись, что я не собираюсь умирать, он не стал скрывать собственной радости и в течение пятнадцати минут расписывал мне свои ощущения по поводу возвращенной молодости.