— И вы это также получили? — спросил Алекс.
— Да. — Довольно солидная сумма.
— Была, — согласилась Джоанна, — но мне пришлось потратиться на здание и ремонт его. Здесь много чего надо было сделать. А затем мне пришлось использовать большую часть того, что осталось, чтобы содержать "Лунный свет", пока он не начал приносить доход, что, слава Богу, не заставило себя долго ждать.
Алекс перекладывал письма и остановился, когда обнаружил последнее письмо от лондонского поверенного, при этом он произнес:
— Этот Вулрич... Вы общались с ним только по почте или по телефону?
— Конечно, нет.
— Вы встречались с ним непосредственно?
— Конечно. Много раз.
— Когда? Где?
— Он бывал у моего отца... Он был личным поверенным Роберта Ранда, и еще они были друзьями. Он обедал у нас на квартире, по крайней мере, два или три раза в год.
— Как он выглядел?
— Он был очень добр ко мне, — сказала Джоанна. — После того, как мои родители погибли в аварии под Брайтоном, — ну, если они были моими родителями, — мистер Вулрич приходил ко мне несколько раз. И не только когда ему надо было мое одобрение или подпись, чтобы оформлять бумаги на наследство. По крайней мере, с месяц он приходил в гости каждый день. Он пытался подбодрить меня: я была ужасно подавлена. У него всегда были какие-нибудь новые шутки. Кстати, очень забавные шутки. Я не знаю, как бы смогла одна пережить все это. Он был необыкновенно деликатным. Никогда не заставлял меня приходить к нему в офис. Ни разу. Он всегда приходил ко мне сам. Он никогда ни в малейшем не причинил мне неудобства. Он был участливым и тактичным. Он мне нравился.
Прищурив глаза, Алекс посмотрел на нее изучающе. Теперь он снова выглядел, как детектив, и это ее беспокоило, хотя и не так сильно, как в среду.
— Вы сейчас не слышали себя? — спросил Алекс.
— Что вы имеете в виду?
— Как вы рассказывали?
— А как я рассказывала?
Не отвечая, Алекс на мгновение остановился. Затем снова начал мерять комнату шагами.
— Расскажите мне какую-нибудь его шутку.
— Шутку?
— Вы сказали, что Вулрич, пытаясь подбодрить вас, рассказывал много шуток. Так расскажите мне одну из них.
— Вы серьезно?
— Вполне.
— Но неужели вы серьезно думаете, что я смогу вспомнить их через столько лет?
— Он подбадривал вас. Его шутки были смешными. Вы отметили это, — сказал Алекс, — поэтому кажется вполне естественным допустить, что вы могли бы запомнить хотя бы одну из них.
Джоанну озадачил его интерес.
— Ну, я не помню.
— Всего лишь одну, — настаивал Алекс.
— Почему это так важно?
Алекс остановился и посмотрел на нее сверху вниз.
Эти глаза. Еще раз Джоанна почувствовала их власть. Они раскрывали ее с первого взгляда и оставляли беззащитной. Сначала она думала, что защищена от них. Но это было не так. Джоанна почувствовала приступ паранойи, ее захлестнул ужас, что у нее нет ни тайн, ни места, чтобы спрятаться от него. Но Джоанна успешно поборола краткое безумие и сохранила самообладание.
— Если бы вы смогли вспомнить одну из его шуток, — сказал Алекс, — вы добавили бы кое-какие очень важные детали к воспоминаниям о нем. Вы бы прибавили правдоподобия.
— Вы использовали это слово и раньше.
— Это профессиональный термин.
— Я не пытаюсь что-либо скрыть, — сказала Джоанна. — Я рассказываю вам все, какие могу, детали.
— Я знаю. И это меня беспокоит.
— Я не понимаю.
Алекс снова сел около нее.
— Разве вы на заметили, как странно вы описывали Вулрича минуту назад.
— Странно? В чем это выражалось?
— Ваш голос изменился, — сказал Алекс, — фактически, изменилось все ваше поведение. Слегка. Но я заметил это. Как только вы начали говорить о характере Вулрича, ваш голос стал монотонным, как будто вы цитировали что-то заученное.
— Вы хотите сказать, что я говорила, как зомби? Вы придумали это, — сказала Джоанна.
— Моя работа — наблюдать, а не придумывать, — ответил Алекс. — Расскажите мне еще о Вулриче.
— Что именно?
— Как он выглядел?
— А это так важно?
Алекс съехидничал:
— Разве вы и этого не помните?
— Разумеется, помню.
— Тогда расскажите.
— Ему было около сорока, когда мои родители погибли. Стройный мужчина. Пять футов десять дюймов. Примерно сто сорок или сто пятьдесят фунтов. Очень нервный. Быстро говорит. Энергичный. У него было вытянутое лицо. Довольно бледное. Тонкие губы. Карие глаза. Русые и местами редеющие волосы. Он носил тяжелые очки в черепаховой оправе, и...
Джоанна остановилась, потому что внезапно услышала то, что слышал Алекс минуту назад, — легкое изменение в своем голосе. Она звучала так, как если бы стояла перед классом учеников, рассказывая заданное стихотворение. Это было жутко. Она задрожала.
— Вы переписывались с Вулричем? — спросил Алекс.
— Писать ему письма? С какой стати?
— Он был другом вашего отца.
— Они были друзьями постольку поскольку.
— Но он был и вашим другом тоже.
— Да, в какой-то степени.
— И после всего того, что о" сделал для вас, когда вы чувствовали себя подавленной.
— Возможно, мне надо было поддерживать связь с ним.
— Это было бы на вас похоже.
— Но, увы.
— Почему? — спросил Алекс.
— Вы знаете, как это бывает. Друзья расходятся.
— Не всегда.
— Но как правило, если их разделяют десять или двенадцать тысяч миль. — Джоанна поморщилась. — Вы заставляете меня чувствовать себя жутко виноватой.
Алекс покачал головой.
— Вы не поняли меня. Я не пытаюсь заставить вас чувствовать себя виноватой. Как раз напротив.
— Ну, тогда у вас все-таки чертовски хорошая работа.
— Просто, мне кажется, ваши воспоминания о Вулриче или неточны, или вообще ложны.
— Но я...
— Позвольте мне объяснить, — произнес Алекс. — Смотрите, если Вулрич был в самом деле другом вашего отца и если он действительно был вам необыкновенно полезен после трагедии с вашими родителями, вы бы в какой-нибудь форме поддерживали с ним контакт, по крайней мере, еще года два. Это было бы похоже на вас. Судя по тому, что я знаю о вас, я бы сказал, что совершенно не в вашем характере забыть друга так быстро и так легко.
Джоанна печально улыбнулась и сказала:
— По-моему, вы идеализируете мой образ.
— Нет. Абсолютно нет. Я знаю об отрицательных чертах вашего характера. Но неблагодарности среди них нет. Я подозреваю, что этот Дж. Комптон Вулрич никогда не существовал, насколько я понимаю. Отсутствие связи между вами только подтверждает мои подозрения.
— Но я помню его! — произнесла Джоанна.
— Я уже объяснял: вас заставили помнить множество событий, которые никогда не происходили.
— Запрограммировали.
— Правильно. Но вам все еще трудно в это поверить, да?
— Если бы вы были на моем месте, вы бы тоже сомневались.
— Конечно, — сказал Алекс мягко, — но это правда, Джоанна. Вы — Лиза.
Не осознавая это до последнего момента, Джоанна вдруг пришла в крайне напряженное состояние. Она наклонилась вперед, втянула плечи, сгорбилась, как будто в ожидании удара в затылок. С удивлением Джоанна заметила, что покусывает ногти. Она прекратила делать это, откинулась назад и попыталась расслабиться.
— Догадываюсь, что вы правы, — сказала она, — я слышала то изменение в моем голосе, когда рассказывала вам, как выглядит Вулрич. Как раз то, что вы и сказали — монотонность. Он не существует. А когда я пытаюсь вспомнить о нем что-нибудь еще, у меня ничего не получается. Ничего больше вообще. Ни цвета, ни деталей. Он кажется плоским, как фотография или рисунок. И еще... я действительно получила эти три письма от него.
На это Алекс ответил:
— А вот это другое, что меня беспокоит. Вы говорили, что после аварии Вулрич приходил навещать вас почти каждый день.
— Да, так.
— Так зачем же вообще ему понадобилось писать вам?
— Ну, конечно, он должен был быть аккуратным, чтобы не... — Джоанна нахмурилась. — Будь я проклята. Я не знаю. Я не думала об этом.
Алекс потряс тонкой пачкой писем, как будто надеясь, что тайна выпадет из нее.
— В этих трех письмах нет ничего такого, что вызвало бы необходимость написать вам. Он мог бы уладить все эти дела лично. Ему даже не надо было посылать по почте расчетный чек. — Алекс бросил письма на столик. — Единственной причиной для их отправления вам было то, что таким образом вы получали еще одно поверхностное подтверждение вашему рассказу о Вулриче.
На это Джоанна сказала:
— Если мистер Вулрич никогда не существовал... и если Роберт и Элизабет Ранд никогда не существовали тоже... тогда кто же прислал мне эти девяносто тысяч долларов?
— Вероятно, они пришли от людей, которые похитили вас, когда вы были Лизой.
— Вероятно, они пришли от людей, которые похитили вас, когда вы были Лизой.
Джоанна не могла поверить в то, что он сказал.
— Объяснитесь!
— Возможно, по каким-то причинам они хотели, чтобы вы хорошо устроились на новом месте в вашей новой личине.
— Но это безумие! — вскрикнула Джоанна. — Вы все поставили с ног на голову. Похитителям следует получать деньги, а не отдавать их.
— Это были необыкновенные похитители, — сказал Алекс, — они никогда не посылали сенатору требование о выкупе. Их мотивы были уникальными.
— Так кто же они?
— У меня есть кое-какие соображения, но пока мне не хотелось бы говорить о них.
— Почему нет?
Алекс пожал плечами.
— Мне так удобнее работать. Когда у меня возникают подозрения, я предпочитаю дать им подойти, прежде чем вынести их на еще чье-либо рассмотрение. Я держу эти соображения при себе, пока не найду все дыры и не заштопаю их. Затем я без риска выдаю, насколько это возможно, жизнеспособную теорию. — Алекс широко улыбнулся. — Кроме того, если я не могу заштопать все дыры в теории, я не собираюсь вообще говорить о ней с кем-либо. Я не позволю делать из себя дурака.
— Ну, отлично, — сказала Джоанна. — Но какую роль вы отводите мне на время, пока вы играете в Шерлока Холмса?
Алекс указал на телефон, стоящий на ротанговом столике в углу комнаты.
— Вам надо сделать пару важных звонков.
— Кому?
Алекс снова улыбнулся.
— Лондонскому поверенному по имени Вулрич...
— Который на самом деле не существует?
— Верно.
— Тогда зачем...
— На его уведомлении есть телефонный номер, — сказал Алекс. — Мы обязаны попытаться. Любой приличный детектив сделал бы так. Это перво-наперво.
— Кому еще я должна позвонить?
— В Лондонское отделение Объединенной Британско-Континентальной страховой ассоциации.
— С ограниченной ответственностью?
— Да.
— Зачем?
— По той же самой причине, зачем любопытный маленький мальчик сует острую палку в гнездо шершней: посмотреть, что получится.
Глава 29
Японскому оператору понадобилось более двух часов, чтобы связаться с Англией.
Джоанна села за ротанговый столик, а Алекс рядом с ней. Пока они ждали, он прочитал еще несколько протоколов из досье.
Когда пробился первый звонок, в Киото была полночь, но в Лондоне было два часа пополудни.
Телефонистка страховой компании обладала приятным, но немного детским голосом. Она звучала слишком молодо, чтобы быть служащей.
— Чем могу помочь вам?
— Это Британско-Континентальное страхование?
Пауза. Затем:
— Да.
Джоанна сказала:
— Мне надо с кем-нибудь поговорить из вашего искового отдела.
Другая пауза, еще длиннее, чем первая. Затем:
— Вы знаете имя адвоката, с которым вы хотите поговорить?
— Нет, — сказала Джоанна, — мне все равно.
— Какого сорта претензию содержит ваше заявление?
— Страхование жизни, — сказала Джоанна.
— Минутку, пожалуйста.
Некоторое время трубка молчала, но определенный звуковой фон был все время: упорный свист, прерывистое шипение и любопытные гудки переговаривающихся компьютеров.
Наконец, человек из искового отдела вышел на связь. Он отрывисто бросал слова, как будто его голос был ножницами.
— Филлипс говорит. Чем могу быть полезен?
В качестве извинения Джоанна рассказала Филлипсу историю, которую они сочинили с Алексом, пока ждали звонка.
Ее отец был застрахован этой компанией, и после его смерти страховка была выплачена незамедлительно. Вскоре после этого она переехала в Японию, чтобы начать новую жизнь. Теперь, объясняла Джоанна, у нее возникли заморочки с японской налоговой инспекцией. Они хотят быть уверены, что капитал, с которым я начинала, мой собственный. И что-то там еще с налогами. К несчастью, я выбросила письмо, пришедшее с чеком этой страховой компании, которое могло бы подтвердить происхождение этих денег.
Джоанна говорила очень убедительно. Даже Алекс подумал так. Он постоянно кивал ей в подтверждение, что она делает все правильно.
— Так вот, мистер Филлипс, не могли бы вы, если это возможно, выслать мне копию того письма.
Филлипс спросил:
— Когда вы получили свой чек?
Джоанна назвала ему дату.
— О, — сказал Филлипс, — тогда я не могу помочь. Наши записи не идут так далеко.
— А что с ними случилось?
— Выбросили их. По закону мы обязаны хранить их только семь лет. А вообще-то удивительно, почему это до сих пор вас беспокоит. Разве в Японии нет срока давности?
— Но не в налоговых делах, — сказала Джоанна. Она ни малейшего понятия не имела, правда это или нет. — Наученная горьким опытом, теперь я век ничего не выброшу.
— Да, но все это занимает место, — сказал Филлипс.
Немного подумав, Джоанна произнесла:
— Мистер Филлипс, а вы работали в этой компании, когда оформлялось мое дело?
— Нет. Я здесь только восемь лет.
— А другие служащие в вашем отделе? Может быть, кто-нибудь из них работал десять лет назад?
— О, да. Есть несколько таких человек.
— А как вы думаете, кто-нибудь из них мог бы помнить?
— Помнить о выплате десятилетней давности? — недоверчиво спросил Филлипс. — Что-то не верится.
— Но все равно, не могли бы вы любезно поинтересоваться о моем деле?
— Вы имеете в виду сейчас, когда вы звоните из Японии?
— Нет, — ответила Джоанна, — это будет несколько дорого. Если бы вы собрали нужные сведения, когда у вас будет время, я бы оценила это. И если кто-то что-нибудь помнит, пожалуйста, напишите мне немедленно.
— Воспоминания — не официальная запись, — с сомнением произнес Филлипс. — Я не уверен, что чьи-то воспоминания принесут вам пользу.
— Но они не принесут и вреда, — сказала Джоанна.
— Ну, конечно.
— Так вы похлопочете?
— Договорились.
Джоанна дала Филлипсу адрес, куда писать, поблагодарила его и повесила трубку.
— Ну что? — спросил Алекс.
Она рассказала, что ей сказал Филлипс.
— Убедительно, — уныло сказал Алекс.
— Это ничего не доказывает.
— Точно, — сказал Алекс. — Это ничего не доказывает — так или иначе.
Двадцать минут первого ночи по времени Киото телефон зазвонил снова. Японский телефонист связался с лондонским номером, который был указан в официальном письме от Дж. Комптона Вулрича.
Женщина, ответившая на другом конце провода в Лондоне, никогда не слышала о поверенном по имени Вулрич. Она была владелицей и менеджером антикварного магазина на Дермин-стрит, и этот телефонный номер принадлежал ей уже более десяти лет. Она не знала, кому он мог принадлежать раньше, до открытия здесь магазина.
Еще одна глухая стена.
Глава 30
"Прогулку в лунном свете" закрыли полдвенадцатого ночи, почти час назад, и весь персонал уже ушел домой, когда Джоанна была занята переговорами с Лондоном. Музыка больше не доносилась с первого этажа, и без этого звукового сопровождения зимняя ночь казалась сверхъестественно тихой, невыносимо темной и угрожающей.
Джоанна включила стерео. Бах.
Она села на диван рядом с Алексом, продолжавшим пробираться через серо-зеленые папки досье, лист за листом.
Внезапно Алекс воскликнул: "Черт побери!" — Он достал из папки пару черно-белых снимков восемь на десять дюймов.
— Что это? — спросила Джоанна.
Алекс поднял их повыше, чтобы она смогла получше рассмотреть изображенное.
— Увеличенные снимки отпечатков больших пальцев Лизы Шелгрин. Мы получили их с ее водительских прав, а другие — с часов-радио в ее спальне. Я совсем забыл, что они здесь.
Со смешанным чувством смотрела Джоанна на эти фотографии. Либо они разрушат, либо утвердят теорию Алекса, что она — Лиза, и, наконец, решат, ждет ли их впереди долгое и, возможно, опасное тяжелое испытание.
— Веское доказательство, — кратко сказала Джоанна.
— Нам понадобится чернильная подушечка. И лист бумаги... но не слишком впитывающей: надо, чтобы отпечатки были ясными, а не смазанными, без значения. И еще нам надо увеличительное стекло.
— Бумага у меня есть, — сказала Джоанна, — чернильная подушечка тоже найдется. А вот увеличительного стекла, кажется, нет.
Алекс поднялся в порыве внезапно нахлынувшего возбуждения.
— Где мы можем купить его?
— В такой час? Нигде. По крайней мере до утра. — Джоанна заколебалась. — Подождите, дайте подумать. У меня, кажется, есть что-то вроде увеличительного стекла. Идемте.
Они вышли из гостиной и по узкой лестнице спустились вниз, в кабинет, расположенный на первом этаже.
Увеличительное стекло лежало на ее большом письменном столе. Оно служило пресс-папье — чистая линза в дюйм толщиной и четыре дюйма в диаметре. У него не было ни рамы, ни ручки, но, что касается оптики, оно было безупречным. Когда Алекс поднял его над бухгалтерской книгой, заполненной мелким почерком Джоанны, буквы и цифры стали крупнее в три или пять раз, чем если бы он смотрел невооруженным глазом.