Сестра качнула винтовкой, показывая ему в сторону поднявшегося из густых зарослей Сдобного. Измененный повернулся и спокойно пошел к нему.
— Меня к вам Матрена отправила, рейдер.
— Зачем? — Когда Сдобный хотел, то говорил лаконично и доступно, в одно-единственное слово вкладывая столько смысла, что тот, кто с ним общался, сразу выкладывал даже то, что хотел придержать. А как еще быть в обстановке, когда напротив тебя стоит один из лучших рейдеров Района, слухи о котором за два года, прошедших с момента его ухода, ни разу не подумали прекращаться? Ай, как приятно, что в них так ярко и круто фигурировала и моя скромная персона, м-да…
— Ну… — Рожа запнулся, глядя на нашего ведущего. — Типа она все знает и решила, что мы можем помочь вам добраться туда, куда идете. Короче, проводим вас.
— Спасибо. — Сдобный кивнул. А вот за спиной он быстро два раза сжал ладонь в кулак. Объяснить, зачем? Да все просто, надо быть готовым к скорому бою.
Измененный радостно осклабился и начал поворачиваться к своим, когда Сдобный чуть ткнул его в бок дульником АК:
— Слышь че, земляк…
— А? — Рожа обернулся к нему, заметно вздрогнув.
— Ты как относишься к чаю с дымком, да по-цыгански?
— Че? — Измененный удивленно вытаращился на него, явно пытаясь сообразить, что к чему.
— Да ниче. — Сдобный хмыкнул и одним резким движением засадил прикладом в шишкастую голову и тут же катнулся вперед клубком, открывая огонь.
Что нам оставалось, как не сделать то же самое? Тем более что именно к этому мы были готовы, и огневое преимущество явно было на нашей стороне. Четверо Измененных рухнули на землю, прошитые очередями, не успев приготовиться к бою.
Котенок с Барином и Казаком метнулись к тому повороту, откуда появились Измененные, и скрылись за ним. На связь вышли тут же:
— Вроде чисто. Пока останемся здесь, подождем. — Голос Барина был как всегда спокоен, ничем парня не прошибешь. Вот такой он у нас, хладнокровный и всегда уравновешенный.
— Хорошо. — Я подошел к раскинутому по густому травяному ковру Дылде, так и не выпустившему из рук «Миними». Освободил машинку из его пальцев, оказавшихся неожиданно тонкими и похожими на детские. Открыл крышку, надеясь, что пулемет в хорошем состоянии, посмотрел на ухоженные, покрытые тонким слоем масла внутренности. И выматерился, понимая, что эта прекрасная штука с нами дальше не отправится. Уж не знаю, как легла траектория той пули, что это сделала, как она смогла такое сотворить, но сотворила. Вошла со стороны коробки с лентой, разнеся вдребезги и пружину, и спусковой механизм. Вот ведь не повезло так не повезло…
Вернулся туда, где Сдобный уже пинал Рожу, валяющегося на земле в нокауте. Ну а что вы хотите, если с вашей головой неожиданно хочет поиграть в «кто крепче?» приклад АК-103? Тут у вас шансы явно невелики.
— Сдобный, чего ты его ногами молотишь-то? Толку бить буратину, если она деревянная? Водой, может, польешь на головушку многострадальную, а?
— Вот ты, Пикассо, такой умник, да? — вскинулся Сдобный. — Я на него всю его фляжку вылил. Только там, сука, самогон был, а не вода. И один хрен — загорает, лежит, и все тут. Эй, чудо, просыпайся, тебя ждут великие дела.
— Слушай, а чего я не уловил? — Мне становилось все интереснее и интереснее. — Мы разве не к Матрене шли?
— К Матрене, это да. — Напарник хмыкнул. — Только не она в этом деле главная и кое-чего не знает. Например, того, что есть пароль, на который есть отзыв. И должна была вот этому придурку его дать, если бы сама знала. Эй, хорош прикидываться, чудовище, у тебя же даже уши напряглись, чтобы услышать отзыв. Сейчас ногу прострелю, если прикидываться не прекратишь, понял?
О чудо!!! Наш боксер, лежащий перед рефери после нокаута, вдруг зашевелился. И всем своим видом показал, что он вновь готов вступить в бой, вона как оно все повернулось. А то, кому же хочется заработать пулю в ногу, когда не за горами вечер и местные зверюшки выйдут ужин искать? Мне, если честно, не очень бы такого хотелось.
Рожа открыл один глаз, так как второй неожиданно заплыл большим синяком, перекинувшимся с того самого места, по которому зарядил ему Сдобный.
— Ну, ты, сука-а-а… — Измененный оскалился. Ну, ни хрена себе, реально он зубы себе подпиливает, чтобы страшнее быть, во дела где.
Сдобный, поднявший забрало и отстегнувший маску респиратора, сплюнул. Потом удивленно приподнял бровь и двинул ему мыском ботинка в район тазобедренного сустава. Несильно так, но явно ощутимо. Глядя на скорчившегося и схватившегося руками за место удара Измененного, я поневоле поежился, понимая, как это больно — получить по выпирающему из-под кожи суставу, б-р-р-р…
— Слышь, ты, дебила кусок? — Сдобный потыкал стволом ему в голову. — Ты сам-то понимаешь, что сейчас ты не в том положении, чтобы так меня обзывать? Натурально продемонстрировать, что я вовсе даже не сука, а? Золотой дождь заказывали, клиент, э?
Вот он, зараза, жестокий циник! Всегда завидовал этому в Сдобном. Чему? Да тому, что может в нужный момент убирать в сторону все высокоморальное и человеческое, добиваясь только того, что нужно знать сейчас. Нет, базара нет, я и сам многое могу сделать для вытягивания информации, но всякий раз потом отхожу очень долго. Мерзкое это дело — добывать то, что может спасти тебе жизнь, но о чем рассказывать всякие глупцы сразу не хотят. Потом жалеют, но, как обычно, уже поздно.
— Рассказывать будешь, что ли? — Напарник наклонился к Роже. — Вещать, так сказать, сжато, информативно и честно? Не начнешь вещать, так тебе хуже будет, не мне. Ну?
— Что тебе вещать? — Измененный оскалился еще больше. — Ты не тупой, раз я здесь сижу, сам все уже понял. За ваши охеревшие башни назначено столько евриков, что грех было бы не попробовать вас взять. Вы нам кто ваще? Да никто, ублюдки из-за Черты, которых прижучить не жалко.
— Вас Матрена заслала, чтобы потом нас в оборот взять? Типа, такие все вы хорошие, пришли помочь, мы вам поверили и пошли, так, что ли?
— Да… — Измененный поморщился, держась за голову. Смотрелось это страшно, учитывая его харю. — Матрена не дура, ей бизнес дороже того, что ты ей сделал там, да и Пикассо тоже. Слышь, Рембрандт, а ты не знаешь, почему Скопу можно дохлой притащить, а тебя, ублюдка, обязательно живым?
Хм… экий у нас гонористый парняга-то попался. Натурально прям Олег Кошевой в застенках гестапо, весь из себя такой несгибаемый и считающий, что ни разу не сможет помереть. Обязательно партизаны спасут. Ну-ну…
— А тебе не все равно, Рыло? — О, чего я так раньше его не называл? В аккурат про него. — Ты один хрен этих денег не заработаешь, так что и не парься. Рассказывай, давай, когда тебя люди добрые просят, не таи от нас правду-матку.
Измененный с новоиспеченной кличкой покосился на меня так злобно, что я чуть не испугался. Надо же, как комплексует, бедный, по поводу собственной внешности-то, а?
— Правду-матку? Да на тебе правду… — Рожа сел, продолжая держаться за голову. — Официально вас никто и нигде не ищет, а вот неофициально скоро будут искать все. Не знаю, чего вы там наделали, но тема точная — всех брать, живыми или мертвыми. Тебя, Сдобного и вон того, как понимаю, мужика с усами, лучше живыми. Остальных — как выйдет. Деньги хорошие, такие, сука, хорошие, что мне аж обидно, что в руках хоть чуть не подержу. Так что Матрена срать хотела на свой долг и возьмет тебя обязательно, Пикассо, за жабры и отдаст на Ту сторону. А сестренку твою или кто она там тебе — по ходу дела, мы ее себе оставим, скорее всего, попользоваться. Вон она у тебя какая вкусная-то, фигуристая, хе-хе…
Вот урод, а?!! Сдобный тоже возмутился, судя по всему, потому как мысик ботинка еще раз попал в ту же деталь опорно-двигательного аппарата Рожи-Рыла. Для разнообразия, надо полагать, Сдобный стукнул по другому суставу. Да очень хорошо, заставив Измененного побелеть и начать хватать воздух широко открытой пастью. Правда, мой напарник не дал ему много времени для подобного развлечения, схватив пальцами в перчатке за один из торчащих клыков. Охренеть не встать, много чего видел, но такого… зуб хрустнул и остался торчать вбок, заставив Рожу зареветь и пустить темно-красную слюну.
— Говори, блядь!!! — Сдобный решил вообще не давать тому пожалеть самого себя и, мгновенно выхватив из кобуры АПС, воткнул его в горестно раскрытую пасть, изрыгающую причитания. — Сколько людей… тьфу ты!.. сколько таких, как ты, нас ждут и где?!! Матрена же жадная, хрен кому сказала, что вас отправила, так?
— Да… — пробулькал допрашиваемый, видимо наслаждаясь прекрасным вкусом оружейной стали и масла в своей ротовой полости.
— Сколько, тварь, где?! Быстро!!! — Сдобный вынул ствол из рта Измененного, глядя на Рожу с такой яростью, что не знай я его хорошо, так поверил бы, что он сейчас прострелит тому голову.
— Прямо возле схрона твоего пятнадцать ребят с тремя пулеметами. Остальные по округе, чтобы вы не вышли, закрывают проход в Город и на Колыму. А больше вам идти негде. Массивы сейчас полностью закрыты ловушками, и назад пойдете — там вас тоже ждать будут. Так что попали вы, ребята, хе-хе…
Сдобный улыбнулся, глядя на него, такого довольного. Я понял и чуть отошел назад.
— Молодец, все сказал. Только знаешь что?
— Что?
— А на хрена ты теперь мне, такой красавец, нужен в тылах?
Измененный не успел осознать сказанное, когда Сдобный поднял АПС и одним выстрелом снес ему половину головы. А что прикажете делать, оставлять этого урода в живых, сейчас? Нет уж, и не стоит судить нас, пока не оказались на нашем месте, господа и дамы.
— Что делать будем, брат?
— А что тут делать… — Сдобный убрал пистолет в кобуру. — Идем себе и идем. Тот, кто нам нужен, все равно там появится, так что двигаем и двигаем себе. Мы же знаем, что нас ждет? Знаем… а кто предупрежден, тот что?
— Тот вооружен, брат. — Я вздохнул. Страшновато, если честно, осознавать, что тебя где-то впереди ждут пятнадцать подготовившихся рыл с серьезными пушками. Ох, и попотеть придется, ох и попотеть…
Открою сейчас страшную тайну про отношения нас, людей относительно нормальных, и Измененных. Они нас ненавидят. Ненавидят люто, страшно и всегда. Никогда не верьте любому из них, живущих в Радостном. Да, они не ударят в спину, если между вами есть какие-то договоренности, но не верьте им никогда. То, что сотворила с этими созданиями Волна, исковеркала не только внешность, тело и то, что внутри. Вернее… не так. Именно то, что внутри нас, не потроха я имею в виду, ливер с почками и прочее, а человеческую сущность. Ее Волна превратила во что-то странное, изувеченное и ужасное. Те, кто выжили в первый год, дождались Гипер-Всплеска и вновь остались целыми… они уже не были людьми совсем.
Им была закрыта дорога за Периметр, где их ждали лишь направленные на них стволы разного калибра, заграждения и люди в глухой защите, которые ни за что не пропустили бы их дальше. А куда могла деться от каждого из Измененных тоска по тому, что осталось там, на Большой земле? По нормальной человеческой жизни, синему небу и траве, которая просто растет густым ярким покрывалом. По ночам, когда не нужно трястись за собственную жизнь, сжимая во вспотевшей ладони рукоять или цевье оружия. По обычным магазинам с нормальной едой и шмотьем, и не для себя, для детей. Все это лежало за Чертой, за Периметром, за тем, что было закрыто для них наглухо. Возможно ли, имея все это в своей жизни, любить тех, кто приходит в твой, пусть и страшный дом, для того, чтобы тупо заработать? Поэтому — никогда не поворачивайтесь спиной к Измененному, оставшись с ним наедине, и не верьте в то, что он тебе говорит. Хотя… тут я немного не прав. К некоторым из них я повернусь спиной и буду доверять.
Мы двинулись дальше, готовые к тому, что нас ждет. Схрон Сдобного, как он объяснил совсем точно, находился в районе того небольшого гаражного массива, который я прекрасно помнил с самого детства. Рядом старое городское кладбище, место вроде и жутковатое, но никогда не дававшее повода для чего-то, кроме детских страхов. В одной из старых кирпичных коробок находится вход в небольшой подземный бункер, из которого можно уйти под сам город. Почему туда, в это закрытое пространство? Потому что там можно запереться, а потом уйти по коммуникациям, вытащив Чугуна в более-менее безопасное место.
Да, нам придется разделиться, это уже ясно. И еще мы потеряем сколько-то драгоценного времени, если не сделаем этого сразу, а будем ждать того момента, когда Чугун все-таки придет в себя и сможет двигаться самостоятельно. Дальнейший путь мы пройдем впятером, как мне кажется. Точинов, Скопа, Сдобный, Котенок Андерсон и я. Барин с Казаком останутся со своими друзьями и напарниками, потому что если есть возможность сохранить жизнь, то лучше это сделать. Как мы впятером совершим невозможное? Да хрен его знает, если честно. Так, как всегда делали это до нас те, кто родился в моей стране. С помощью упорства, желания дойти до конца и такой-то там матери, чисто по-русски, от всей души. Вот и мы так же поступим, и сделаем чудо в квадрате. Или погибнем, выбор у нас небольшой. Но… я бы предпочел пусть и помучиться немного, но остаться в живых и увидеть результат.
Дорога ложилась под ноги спокойно и ровно, внутренний хронометр продолжал отсчитывать секунды до момента полноценного огневого контакта, и мысли не шатались взад-вперед. Ты же знаешь, что у тебя впереди, знаешь всю сложность задачи и должен вести себя так, как поступают настоящие люди. Не бежать сломя голову и забиваться в страхе куда-то, пытаясь спрятаться от страшил, которые ждут тебя впереди с оружием в корявых лапах. Не сдаваться на их милость, плывя вперед по течению и думая, что все обойдется. Бой? Да, бой, возможно, что такой, из которого не возвращаются. Но ты же знаешь, ради чего должен вступить в него и, самое главное, выжить. И, значит, сделаешь все для того, чтобы его выиграть. Так должно быть, иначе зачем вообще все вокруг? И, скажу я вам, господа матренинские архаровцы, я бы еще подумал на вашем месте, прежде чем пытаться остановить нас, пусть вы с виду и сильнее.
Район давно проснулся, и это непередаваемое ощущение будоражило даже больше, чем я ожидал. Есть тут что-то такое, что не отпускает и заставляет возвращаться сюда снова и снова. Все эти ужасные с виду куски нашего с сестренкой бывшего родного города были по-своему прекрасны. Пусть именно здесь и сейчас не было того, что заставило восторгаться его странноватой красотой, это так. Но даже то, что было, оставалось единой частью того целого, чем Радостный тянул к себе таких, как мы. Свобода, адреналин, настоящий адреналин, плечо друга рядом, любимая тяжесть твоего металлического товарища на плече и в руках. То, что вошло в тебя полностью, заставляя понимать, что это твое, что здесь ты настоящий, без лицемерной маски и повседневного карнавального костюма, купленного в каком-нибудь «Хендерсоне». Да, родной, я не сказал этого вслух, но смогу сказать сейчас, тихо, одними губами:
— Здравствуй, Район, я вернулся…
Сейчас то, что творилось год назад в голове, представлялось каким-то странным куском жизни, о котором не забудешь, но и не захочешь вспоминать. Страх исчез, та ненависть, которая была к «консерваторам», никуда не ушла, оставаясь чистой и ясной. Впереди была возможность поквитаться с ними именно так, что наш друг будет отомщен полностью. Оно того стоило, и я был готов идти для этого вперед ровно столько, сколько нужно.
А шанс доказать всем, что это так — скоро представится. Я бы даже сказал, что практически с минуты на минуту, ух, господа, я такой хулиган сегодня с утра…
— Все, есть… — Скопа давно ушла далеко вперед. — Вот нахалье, даже и не прячутся.
— Что там, сестренка?
— Ну да, пятнадцать рыл. Один пулемет на крыше гаража, еще один в кустах через дорогу, третьего не вижу. Короче, парни, сейчас будет очень весело и жарко.
— Есть где Чугуна оставить? — Сдобный выматерился. — Или как?
— Есть. Тут подстанция, она такая вся в руинах, самое то. Чего они, дебилушки, ее не заняли — непонятно. Подтягивайтесь, пока они тут чего-то жрут и даже ухом не ведут в нашу сторону.
Да уж… странновато как-то. То ли нас всерьез не принимают, то ли ребятки о себе совсем уж высокого мнения, больше никак и не скажешь. Посмотрим. И самое главное — вот теперь хватит рассуждать. Сейчас мысли не важны, сейчас мышцы важнее. И рефлексы, вбитые когда-то в твою голову старшим лейтенантом Сашей Мисюрой там, далеко за спиной, на войне в собственной стране, которые пригодились здесь так, как будто он знал про это наперед. Пошли, пацаны, настало время действовать.
Быстрыми перебежками вперед, и вес носилок никак не чувствуется, они не мешают. Витька лежит на них, и мы бежим так, что он даже не шевелится, да, мы это можем, когда действительно нужно. Вперед, метр за метром, вон она, разваленная «кирпичка», куда нам нужно, еще немного поднажать! Тяжело дышать, кровь стучит в висках, желая вырваться хотя бы через поры. Перед глазами спина Казака, на ней равномерно подпрыгивает горб эрдэшки, и ствол на плече, который он придерживает рукой. Сбоку так же ровно, не сбиваясь, бежит Сдобный. Даже профессор, который вроде бы должен нас тормозить, бежит так, как и нужно. Раз-два, раз-два, единым целым живым механизмом вперед. По глазам побежали соленые горячие капли, по щекам вниз, и срать на них. Да, тяжело, от этого никуда не деться, но ты должен, боец, должен, и потому беги, стиснув зубы и матерясь про себя. Ты ДОЛЖЕН!
Добегаем, с громадным желанием отплеваться и вытереть пот, сразу падаем, прижимаясь к земле. И пот, и вязкая слюна — все потом, сейчас важно не это. Мы успели пробежать ту зону, где нас могли взять в «вилку», но они не успели.