– Мы готовы, капитан! – долетел до Шелтона голос Томаса Белла.
– Четыре румба влево, Сазерленд! – скомандовал Питер. – Сбей им мачту, боцман! Правым бортом… огонь!
Не дожидаясь, пока снаряды долетят до фрегата, он велел развернуть «Амелию» к осту и стрелять с левого борта. Эти залпы были еще удачнее: ядра сшибли стеньгу на грот-мачте вместе с грот-бом-брамселем, проредив заодно строй мушкетеров. Стеньга с реями и парусом свалилась вниз, повиснув на снастях такелажа над головами испанских моряков. Питер видел, как разбегаются испуганные стрелки, как на мачту полезли марсовые – резать и рубить канаты.
– Отличный выстрел, – одобрительно произнес Мартин Кинг за спиной капитана. Мартину еще не приходилось управлять кораблем в сражении, и он большей частью наблюдал да помалкивал.
– Отличный, – согласился Шелтон, прислушиваясь, как люди Тома Белла заряжают пушки. Потом спросил: – Скажи, как нам действовать теперь, Мартин? Что бы ты сделал на моем месте?
– Зашел бы с кормы, – сказал второй помощник. – А затем – борт к борту, и на абордаж!
– Верное решение, но мы поступим еще хитрее – дождемся залпа. Они долго возятся с пушками… За это время можно обедню отслужить.
Питер отдал команду рулевому. Теперь «Амелия», подгоняемая ветром, двигалась на всех парусах прямо на испанский галион – четыреста ярдов… триста… двести… Решив, что пушки на фрегате перезаряжены, капитан велел повернуть вправо на восемь румбов, подставив на мгновение борт корабля под вражеские выстрелы. Над морем раскатился гром, засвистели ядра, вздымая фонтаны брызг, но бриг развернулся снова, оказавшись в половине кабельтова за кормой противника. Корма и высокая надстройка с вычурной резьбой и большими застекленными окнами стремительно надвигались на «Амелию», и тут заговорили палубные орудия. Стекла разлетелись, обломки дерева взмыли в воздух, фальшборт из фигурных столбиков рухнул на палубу, и Питер услышал, как вопят раненые – должно быть, задело рулевых или кого-то из испанских офицеров.
– Спустить паруса! Три румба влево! – выкрикнул он. Бриг скользнул в дюжине ярдов за кормой испанца, и тут же – новая команда: – Три румба вправо! Бросай крюки! Тяни!
Над высоким бортом фрегата замаячили головы в шлемах, Айрленд велел стрелять, но звук мушкетного залпа перекрыли рев и грохот пушек – канониры «Амелии» послали ядра прямо в распахнутые порты вражеского корабля. Там, на орудийной палубе, что-то рвануло, взметнулся рыжий язык огня, в страхе закричали люди; борт фрегата приблизился на расстояние протянутой руки, раздался скрежет трущейся обшивки, потом – голос Батлера:
– Гранаты! Поджигай… бросай!
Три десятка снарядов пронеслись над головами стрелков «Амелии» – они, побросав мушкеты, уже карабкались на палубу испанца, упирались ногами в крутой борт и подтягивались на канатах. За ними подступал отряд Батлера – клинки в зубах, пистолеты за поясами. Боцман высунулся из люка, и Питер помахал ему рукой – мол, с пушками дело закончено, пора браться за тесак. Белл осклабился, выскочил на палубу, гурьба канониров полезла следом. Паруса «Амелии» упали, и теперь фрегат тащил ее за собой, медленно разворачиваясь под ветер. Сидевшие на реях матросы скользили по снастям вниз, прыгали на палубу испанца. Сухой треск пистолетных выстрелов, звон стали и оглушительный рев: «На абордаж! Бей, бей!» – раскатились над морем, откликнувшись эхом в прибрежных утесах.
Шелтон повернулся к братцу Руперту.
– Хочешь почесать клинок об испанские ребра? Тогда за мной!
Квартердек «Амелии» был чуть выше палубы фрегата. С тесаком и пистолетом в руках Питер пролетел над узкой полоской воды, зная, что Мартин Кинг и Пим прыгнули за ним. Выстрелив в испанского солдата, он ударил тяжелым клинком смуглого усача в шляпе и малиновом камзоле – видимо, из офицеров, – выбил у него шпагу и рубанул поперек шеи. Почти вся команда «Амелии» была уже здесь и резала ошеломленных испанцев. Питер видел яростные лица Ника Макдональда, Престона, Дигби, Смарта и других; они шли по трупам мушкетеров, погибших от гранат и ядер, добивали раненых, рубились с выжившими, но таких было немного, десятков пять или около того. Прямо перед ним Айрленд сцепился с двумя мушкетерами; его тесак мелькал с такой скоростью, словно у старого пирата было четыре руки, и в каждой – по клинку. Левее, оттесняя испанцев к носовой надстройке, рубился Дерек Батлер со своим отрядом; сквозь звон стали, выстрелы и топот Шелтон расслышал его рев: «Вперед, джентльмены! Бей псов-папистов! Во имя Царя Небесного! Клади их рожами в дерьмо!»
Увлекая за собой Мартина, Пима и две дюжины бойцов, Шелтон повернул направо, к бизань-мачте и квартердеку. Его люди рассекли толпу врагов надвое: большая часть откатилась на бак, меньшая – и среди них офицер в блестящей кирасе и шлеме с султаном – защищала подступы к кормовой надстройке. Похоже, испанцы уже справились с ошеломлением и бились теперь с упорством обреченных, медленно, шаг за шагом, отступая по залитой кровью палубе. У них, как и у моряков с «Амелии», не было времени перезарядить пистолеты, и сейчас над галионом разносился только лязг клинков, хриплое дыхание сражавшихся и проклятия тех, кого ужалила шпага или достал тесак.
Питер уже видел за спинами испанцев высокую, в три этажа, надстройку, трапы, что вели на квартердек, и балкон с перилами на резных столбиках, когда испанские солдаты вдруг подались назад. Его люди, словно по команде, тоже остановились; никто из них не был убит или серьезно ранен, а у врагов потери были изрядные – на палубе валялись три покойника и еще трое истекали кровью. Прикончить десяток оставшихся в живых – дело времени, и не очень долгого.
Перед ним с обнаженной шпагой в правой руке и кинжалом в левой стоял офицер в кирасе. Шлем с испанца сбили, и его темные, с проседью волосы падали на плечи; по каплям пота на висках и тяжелому дыханию Шелтон понял, что противник утомлен, но взор его был твердым, и сдаваться он не собирался.
– Хорхе де Сабато, – прохрипел испанец. – Я главный сеньор… главный командовать на этот судно. Какой ваше имя? Мой меч – для ваших услуг.
Английский у него был хуже некуда.
– Не затрудняйтесь, капитан, я говорю по-испански, и меня зовут Шелтон, негоциант с Ямайки, – молвил Питер. – Прикажите вашим людям прекратить сопротивление. Я не стану бросать их связанными в море, а просто высажу на берег. Клянусь в том Девой Марией и Сыном Божьим, в которого мы оба веруем!
– А корабль? Мой корабль? – каркнул де Сабато.
– Уже не ваш. Корабль – мой.
– Не бывать тому! Не бывать, проклятый еретик!
Шпага де Сабато нацелилась в грудь Шелтона. Он отбил выпад, увернулся от кинжала и стукнул плашмя тесаком по кирасе испанца. Глухой лязг металла раскатился над палубой.
– Возможно, я еретик, но Господь сегодня на моей стороне, – произнес Питер, раз за разом отбивая удары шпаги. – Смиритесь, дон Хорхе! Ваша жизнь и жизни ваших людей – хорошая цена за этот корабль.
Испанец не ответил, берег дыхание и по-прежнему пытался достать Шелтона клинком или лезвием кинжала. «Длить схватку – слишком опасная игра», – подумал Шелтон. Они сошлись в ближнем бою на пятачке между бизанью и кормовой надстройкой, места для маневра не хватало, а де Сабато мастерски владел кинжалом. Обезоружить его не удавалось.
– Последний раз предлагаю… – начал Питер, и тут за его спиной раздался выкрик Дерека Батлера:
– Кончай с ним, капитан! У них пробоина, и в трюме полно воды! Лоханка потонет, и мы не успеем ее обшарить!
Должно быть, де Сабато понял Батлера – оскалился, что-то злобно прохрипел и попытался ткнуть Шелтона кинжалом в ребра. Отступив, капитан нанес удар тесаком. Конец длинного тяжелого клинка пришелся точно над кирасой, между шеей и плечом; глаза испанца закатились, и он без звука рухнул на палубу.
– Слишком несговорчивый… – пробормотал Питер и махнул солдатам окровавленным лезвием. – В шлюпки, живо! И убирайтесь отсюда к дьяволу!
Повторять ему не пришлось – три шлюпки с плеском упали в воду, в них полезли уцелевшие испанцы, а победители принялись торопливо обыскивать галион. Мартин, не принимавший участия в этом увлекательном занятии, доложил о потерях: раненых – восемнадцать, но все выживут, убитый – один, ирландец Ник Макконехи. Жаль, что не Макдональд, мелькнуло у Питера в голове. Впрочем, Макконехи тоже был не подарок.
Появился Стивен Хадсон со своим лекарским сундучком и бутылью рома для прижигания ран, но никто не спешил к нему на перевязку – все, здоровые и раненые, рылись в офицерских каютах и трюме, ворочали убитых, сдирали одежду и украшения, тащили на «Амелию» шпаги и мушкеты, бочки с вином, корзины с сушеными фруктами и маисом, соленую рыбу в мешках, бутыли с маслом, шляпы, ремни, сапоги и прочее, что подвернется под руку. Взрыв на пушечной палубе, куда угодило ядро с «Амелии», разворотил обшивку галиона, и он уже начал опасно крениться. Заметив это, Шелтон велел перебираться на бриг и отцепить абордажные крючья. Подняли паруса и не успели отойти на три кабельтова, как мачты испанского корабля скрылись под водой.
Батлер и Том Белл приступили к осмотру добычи, но, если не считать оружия и мелких вещиц из золота и серебра, ничего ценного на галионе не нашлось. Корабль явно снаряжали для боя, а не для перевозки грузов; в трюме – порох, ядра, пресная вода и продовольствие, в каютах офицеров – личные вещи и кошельки со скудным содержимым. Правда, Брукс и Найджел Мерфи разыскали сундук – вероятно, с корабельной казной, – который прятался под койкой капитана. Сейчас его стерег Руперт Кромби – стоял в своем розовом камзоле над сундучком, не подпуская к нему любопытных. Среди толпы полуголых моряков с почерневшими от пороха лицами он был похож на попугая в стае воронов.
Питер Шелтон кивнул боцману.
– Открывай, Том. Надеюсь, тут хватит, чтобы отслужить заупокойную по Макконехи.
Боцман сбил замок и откинул крышку. Поверх всего в сундучке нашелся широкий плоский ларец из кампешевого дерева, под ним – шляпа, сапоги и парадный мундир покойного Сабато, отороченный золотым галуном, а на самом дне поблескивали талеры. Но не очень много, решил Питер, заглянув в сундук.
– Тут и тысячи песо не будет, – промолвил он и покосился на первого помощника. – Нельзя сказать, что мы разбогатели.
– Дьявол с деньгами, не в них дело, – отозвался Батлер. – Ублюдки стреляли первыми, и мы их порешили! Пустили на дно вместе с лоханкой! Укокошить папистов – заслуга перед Господом!
– Тут еще шкатулка, – заметил братец Руперт, с надеждой поглядывая на ларец. – Может, в ней изумруды или жемчуг… Изумрудов сюда влезет на сто тысяч фунтов… даже на сто пятьдесят, если камни хорошего качества.
– Ну, поглядим, – сказал Шелтон, изучая содержимое ларчика под алчными взорами команды. Там были многократно сложенные листы из плотной бумаги, и, развернув первый, Питер присвистнул. – Карты! Острова и побережье до самой Панамы! Для нас это подороже изумрудов!
– Нет ничего дороже камней, – с кислым видом произнес кузен. – Разве только карта с прямым маршрутом к…
Локоть Мартина врезался Руперту в ребра, и он прикусил язык.
Моряки, разочарованно вздыхая, разошлись, за борт полетели ведра на веревках, люди стали мыться, чистить оружие, вспоминать недавний бой и спорить, кто прикончил больше испанцев. По палубе деловито сновал хирург, перевязывая раненых и оделяя их ромом: три глотка внутрь и один – на порезы и ссадины. Берт Айрленд пересчитывал испанские мушкеты и прятал их в кладовку, Белл и Джонс осматривали реи – нет ли перебитых случайным ядром. Мур, спросив у капитана разрешения, распечатал винную бочку и щедро наливал в подставленные кружки.
– Что делать с этим? – Мартин взглядом показал на серебро, их жалкую добычу.
– Пусть Батлер и Кромби подсчитают и раздадут команде, – распорядился Шелтон. – Надеюсь, выйдет по десять песо на душу. Тратить монеты все равно негде.
– Проиграют, – ухмыльнулся первый помощник. – То есть кто-то проиграет, кто-то выиграет, а потом пропьет пиастры в Порт-Ройяле. Все одно, останется с ветром в кармане! И поделом. Господь азартных игр не одобряет.
– Вспоминай об этом почаще, старина, – посоветовал капитан.
– Я помню, помню всегда, и после игры молюсь об отпущении грехов, – откликнулся Батлер и подмигнул братцу Руперту. – Раздадим монету, а потом и сами можем перекинуться в картишки… Что скажешь, красавчик?
Оставив их, Питер поднялся на квартердек, прижимая к груди ларец с драгоценными картами. «Амелия» шла быстро и ровно, будто бы бриг тоже очнулся от горячки боя и выполнял теперь привычную и главную задачу – нести людей по неверным водам морским, хранить их жизни в своей деревянной утробе, дружить с попутными ветрами и сражаться с бурей. В краткий миг прозрения Шелтон понял, какое это чудо – корабль под парусами, способный за несколько недель пересечь океан… конечно, если будет на то божье соизволение. И подумалось ему, что Бог направил ум и руку человека на строительство судов, дабы люди открывали мир, заселяли все его острова и континенты, чтобы мог мореход без боязни плыть из одной страны в другую, узнавать новое и делиться своим знанием. Вот для чего, а не для битв надоумил Господь строить корабли! И выходит, что корпус «Амелии», и ее вместительный трюм, киль и шпангоуты, палуба и мачты с парусами – всё от Бога, а пушки и порох, мушкеты и сабли, видно, от дьявола. Ибо лишь враг рода человеческого мог приохотить людей ко взаимному уничтожению и смерти!
«Зря я перебил испанцев, зря! – мелькнула мысль у Питера Шелтона. – Испанцы тоже люди, тоже божьи твари… А что поделаешь? Они ведь начали первыми…»
Остров Мохас. Апрель – май 1685 года. Тридцать восемь градусов южной широты
Осень брала свое – с материка, с ледяных вершин, налетел знобящий ветер, море всколыхнулось, воды забурлили, из туч, окутавших небо, пролились холодные дожди. То был знак, что скоро грянут зимние шторма, и хоть в этих широтах не падал снег, льды не покрывали реки и листва не осыпалась с деревьев, приятным этот сезон не назовешь. Тем более подходящим для мореплавания.
Но схватка с бурным морем была проблемой Дэвиса, который ушел на тысячу миль вперед и, очевидно, уже пересек экватор или даже добрался до Панамского залива, где поджидали его Гронье с Пикардийцем. Наверняка не просто ждали, а шарили окрест, добывая в городках испанцев скот, вино, зерно и остальное пропитание. Разумеется, первый интерес был к звонкой монете, к слиткам серебра, к жемчугу и самоцветам, и не приходилось сомневаться, что их искали с большим усердием, подпаливая испанцам пятки и свершая над ними иные, столь же неприятные деяния. Так что пришедшие в ужас жители слали просьбы о защите вице-королю Перу, умоляя, чтобы тот снарядил войска и корабли – и, надо думать, этот владыка внял желаниям подданных. Иначе как объяснить отправку на юг флотилии, с которой бился Дэвис? И галион дона Сабато, встретивший, на свою беду, «Амелию»? И хоть лежали те корабли на дне морском, можно было ставить фунт против фартинга, что они у испанцев не последние, что пушек, пороха и солдат у вице-короля хватает и намыленных веревок тоже. Но это так же, как зимние шторма, было проблемой Эдварда Дэвиса, ибо «Амелия» пряталась в безопасном и укромном месте, в бухте на острове Мохас, где обнаружить ее без помощи чаек или особой божьей милости испанцы не могли.
К островку бриг подошел в последних числах апреля, гонимый волнами и ветром, изрядно потрепавшими корабль. Карты из сундука де Сабато были точны, и Питер Шелтон, взирая на прибрежные утесы, пальмы и отмель с индейскими челнами, пожелал испанскому капитану вечного блаженства – или хотя бы не больше сотни лет в чистилище. Он сделал это от всей души, так как понимал, что по записям старого Чарли мог искать островок неделями и не найти ничего, кроме бед, подстерегающих корабль в бурном море – в лучшем случае, сломанных рей и порванных парусов. Поэтому он испытывал к покойному Сабато искреннюю благодарность.
– Невелика земля, клянусь Господом, – заметил Батлер, изучая береговую линию в трубу. – Если не секрет, что мы тут будем делать?
– Зимовать, – ответил Шелтон. – Перезимуем, а заодно поищем проводника, чтобы отвел нас к нужному месту.
– На рудники Потоси? – Первый помощник ухмыльнулся.
– Именно туда, Дерек, именно туда.
Вместе с Кингом, Хадсоном и Кромби они стояли на квартердеке «Амелии», разглядывая островок. Команда, кроме управлявших парусами марсовых, рулевого Пима и Мэта Уэллера, который промерял глубину, столпилась по левому борту; все уже знали, что на этом клочке земли будет стоянка, а сколь долгая – зависит от божественного провидения и погоды. Впрочем, даже в осеннюю пору остров радовал глаз моряка – в отличие от безлюдных пустошей на континенте, мимо которых еще недавно плыл корабль, здесь росли пальмы и другие деревья, за отмелью и галечным берегом виднелся луг с сочной зеленой травой, а на лугу паслись какие-то твари, похожие на овец, но с длинными шеями. Но главное, остров был населен! Это сулило массу удовольствий, от свежего мяса и плодов до сговорчивых туземных девушек.
– Три румба влево, – скомандовал Шелтон рулевому и пояснил: – Здесь плохое место для стоянки, слишком открытое и рядом с индейской деревушкой. Обогнем остров. На севере есть бухта, защищенная скалами. Бросим якорь там.
Хадсон в удивлении уставился на капитана.
– Откуда вы это знаете, сэр? Про бухту, скалы и поселение индейцев? Разве вы бывали здесь?
– Я – нет, но мир полнится слухами. То, что видел один моряк, со временем становится известно всем.
– Значит, мы тут не первые, – удовлетворенно произнес Хадсон и, вытащив альбом, принялся зарисовывать виды острова.
Бриг неторопливо двигался в кабельтове от берега, а команда с увлечением обсуждала, съедобны ли твари, что пасутся на лугу, и будет ли их мясо похоже на баранину. Другой темой для разговоров были женщины; мореходы надеялись, что индеанки здесь не слишком уродливы, а их мужья не слишком ревнивы. Прислушавшись к этой болтовне, капитан нахмурился и крикнул: