– Цель – познавательная, – промолвил Шелтон. – Мы служим в торговой компании, которая хотела бы наладить сношения с Перу. К взаимной выгоде вице-королевства и негоциантов с Ямайки.
– Сейчас не лучший момент для этого, – откликнулся де Сармиенто. – Власти в Лиме раздражены и напуганы нашествием корсаров. Любой англичанин для них враг. Тем более что у вас, сеньор капитан, боевой корабль.
– Боевой, и команда отлично владеет оружием, – согласился Шелтон и смолк. Питеру казалось, что дон Сармиенто – или, возможно, Уайнакаури, потомок Уамана, – испытывает особый интерес к «Амелии» и к нему самому. Если так, стоило подождать; Сармиенто явно был небедным человеком – вдруг у него возникнет какое-то предложение. Разумеется, взаимовыгодное.
Но метис не торопился, разглядывал борт «Амелии», распахнутые порты, в которых темнели жерла пушек, мачты и реи со свернутыми парусами, команду, таскавшую в трюм корзины с вяленой рыбой и маисом. Наконец он сказал:
– Конечно, торговля не признает наций и границ, а одну лишь выгоду. Но, дон Шелтон, что бы вы ни привезли, вам не удастся распродать свои товары. Скорее всего, их конфискуют вместе с кораблем, а команду отправят на рудники. Мой печальный долг сообщить вам об этом. В лучшем случае вам удастся избежать жестокости испанцев и вы возвратитесь домой, но без всякой прибыли.
– Это в самом деле печальный исход, – произнес Дерек Батлер, пожирая взглядом камни на рукояти шпаги Сармиенто. То были крупные изумруды чистейшей воды, и каждый стоил более тысячи фунтов.
– Неужели флот и воинские отряды испанцев блокировали все побережье? – спросил Шелтон, изображая удивление. – Мы могли бы купить мулов и перевезти товары в более спокойные места, в какой-нибудь город в глубине страны.
– Побережье нельзя блокировать, сеньор капитан, оно тянется на тысячи лиг, до Панамы и дальше, до Калифорнии, – пояснил де Сармиенто. – Кое-где есть бухты у диких берегов, и там можно спрятать корабль, но вам ведь для торговли нужны города, рынки и, кстати, разрешение алькальда[34]. Что же до поселений в глубине… – Он вытянул руку на восток, к большой земле, и усмехнулся: – Эта страна не имеет глубины, сеньоры! Точнее сказать, она узкая, словно кожа, содранная с питона. В нескольких лигах от берега вздымается горная цепь, а за нею – другая, и жизнь возможна только в высокой сьерре[35], что лежит между ними. Мои предки умели выживать в горах, и там еще стоят древние города… Но без проводников и носильщиков вы туда не попадете. Да и зачем? Там мало испанцев, а индейцы обнищали, и ваших товаров им не купить.
– Значит ли это, что мы должны повернуть домой? – самым похоронным тоном спросил Мартин.
– Нет, почему же, сеньор… – Сармиенто прищурился. – Страна инков… бывшая их страна… бедна плодородными землями, но богата золотом, серебром и драгоценными камнями. Умный человек знает, где их найти.
– И где же?
– Об этом я хочу побеседовать с сеньором капитаном. Наедине.
– Что ж, – промолвил Шелтон, – я готов. Нам нельзя вернуться без прибыли.
Покинув берег, они направились к хижине капитана. Мореходы, таскавшие к шлюпкам оружие, порох, котлы и прочее корабельное имущество, провожали их любопытными взглядами. Каждый из них замечал блеск золота на груди Сармиенто, отделку его пистолетов и шпаги, брошь с жемчугами, что украшала широкополую шляпу, перстни и тонкой работы кружева. По пути они наткнулись на кузена Руперта, знавшего толк в одежде и драгоценностях. Завистливо покосившись на Сармиенто, тот молча склонил голову и уступил дорогу. «Представитель компании, – шепнул капитан. – Отвечает за грузы». – «Приятный сеньор», – так же шепотом ответил гость.
В хижине их поджидали бутылка рома, кувшин с вином, мед и свежеиспеченные лепешки. От рома Сармиенто отказался. Выпили вина. Оно было терпким и прохладным, – очевидно, кок держал кувшин в ближнем ручье.
– У вас хороший корабль и отличная команда, дон Шелтон, – промолвил метис. – Крепкие бравые молодцы… Корсарам ничем не уступят.
Ожидая продолжения, капитан подпер кулаком подбородок и равнодушно уставился на бутыль с ромом.
– У меня есть к вам предложение. – Сармиенто омочил узкие губы в вине. – Но суть его будет понятнее, если я поведаю о некоторых тайнах и событиях своей жизни. Печальных событиях, видит бог!
Он перекрестился и, вытащив из-за ворота медальон с изображением Девы Марии, поцеловал его.
– Я не охотник до чужих тайн, – произнес Шелтон, все еще не спуская взгляда с бутылки. Его отец говаривал: кто первым проявляет к сделке интерес, тот и проигрывает.
– Простите, сеньор капитан, но без этого не обойтись. – Гость спрятал медальон и прикоснулся к висевшей на шее золотой цепи. – Должно быть, вы заметили, что моя семья богата, весьма богата! Поместья под Ольеросом, Чинчей и Писко, промыслы соли, доходные дома в Лиме… Мой дед Луис был, конечно, мерзавцем, но очень оборотистым! Отец приумножил наши богатства, женился на девушке-полукровке из благородного семейства де Сомоса, округлил свои владения и стал настоящим кабальеро. А я… я вырос в усадьбе в двенадцати лигах от Писко.
– Это мне ничего не говорит, – заметил капитан.
– Писко – город на прибрежной равнине у реки с тем же названием. Отсюда до него более пятисот лиг… Там, сеньор, прошло мое детство, а после я учился в Лиме. Мог остаться при дворе вице-короля, но вернулся в долину Писко, ибо там жила Соледад.
– О! – произнес Шелтон, слегка оживляясь. – Я полагаю, любовная история?
Дон Сармиенто тяжко вздохнул. Лицо его было грустным.
– Я мечтал на ней жениться, но воспротивился ее отец. По его мнению, кровь нашего рода нечиста, и потомок великого инки – не пара для испанской девушки. Старый высокомерный болван! – Кулаки Сармиенто сжались, глаза сверкнули яростью. – Он отдал мою Соледад мужлану, который был старше ее на тридцать лет! Зато дворянин и чистокровный испанец! – Его глаза погасли, и он прошептал: – С той поры, дон Шелтон, я ненавижу испанцев. Они мнят себя избранным народом, а в сущности – люди жестокие и жадные, без чести и совести!
Тут Питеру вспомнились лондонские воротилы, старина Морган и губернаторы Ямайки, покрывавшие морской разбой. Хмыкнув, он сказал:
– Ну, таких и среди моих соплеменников хватает. Но продолжайте, дон Сармиенто! История интересная, и я весь внимание.
– Отец Соледад вскоре умер, и ее муж Хуан де Орельяна сделался хозяином поместья. Я говорил, что их владения граничат с нашими? Нет, кажется, нет… Иногда мы встречались, и он, зная о моей любви к Соледад, грозил мне хлыстом и выкрикивал оскорбления…
– Вы могли решить это дело с помощью шпаги, – заметил Шелтон.
– И стать убийцей мужа Соледад?.. Нет, о нет! Она была бы навсегда потеряна для меня! А я все еще питал надежду… ведь Орельяна был гораздо старше ее… И Господь сократил его дни без моего вмешательства.
Капитан скептически приподнял бровь.
– Каким образом? Сжег молнией? Или сбросил на голову камень?
– Нет, сеньор, все было много прозаичнее. Этой осенью, когда прошел слух о бесчинствах пиратов, в Писко прислали драгун из столицы. Их полковник отправил полсотни всадников вверх по речной долине, и этот отряд встал в индейском селении Канива, как раз между поместьями моим и Орельяны. Командиром у них некий капитан Руис, молодой родич вице-короля… Его с охотой принимали в усадьбах местных энкомьендо[36]. Считали это большой честью.
– Энкомьендо – это помещик? – перебил Шелтон. – Я верно понимаю?
– Да, сеньор. Владелец земли и рабов-индейцев, что трудятся на полях. Так вот, Руис побывал в усадьбе Орельяны, ему приглянулась Соледад, и завязалась ссора. Орельяна вызвал его на дуэль и был убит. Теперь женщина, которую я люблю, вдова, и это случилось без моего участия.
– Вам повезло, – заметил капитан.
– Если бы! Соледад не только красива, но и богата, и Руис не оставляет ее без внимания.
– Убейте его и женитесь с чистой совестью, – посоветовал Питер. – Ведь этот Руис не супруг вашей возлюбленной, и вы ничем не провинитесь перед нею.
Лицо де Сармиенто потемнело, он снова стиснул кулаки.
– Я провинюсь перед вице-королем, – глухо пробормотал метис. – Не важно, что дуэль была бы честной, с секундантами и свидетелями… нет, совсем не важно! Важно то, что я – наполовину индеец, сомнительный христианин, а потому должен сидеть тихо, не задевая испанцев… Убить Руиса! Родича вице-короля! Видит бог, с какой радостью я всадил бы шпагу в его сердце! Но в лучшем случае меня повесят, а в худшем – сожгут! Я его пальцем тронуть не смею, не то что убить!
Шелтон хмыкнул и покосился на гостя:
– Хотите, чтобы это сделал я?
Сармиенто не произнес ни слова, и Питер, всматриваясь в его лицо, продолжил:
– То, что вы нашли меня на Мохасе, дело случая. Не думаю, чтобы весть о моем корабле и зимовке на этом острове дошла до Лимы, а тем более до Писко… Зачем же вы сюда явились, кабальеро? Только затем, чтобы поклониться праху предков?
– Нет, – выдохнул метис, – конечно же нет! Я хотел нанять араваков… сотню, полторы сотни воинов… Таков был мой план: араваки уничтожают драгун вместе с Руисом, а я в это время пью кофе в Лиме. Я ни при чем! Трагическая случайность, набег немирных индейцев… И через месяц мы с Соледад обвенчались бы в церкви Писко.
– Неплохая идея, – согласился Шелтон и склонил голову к плечу, прислушиваясь. Ему показалось, что за тонкой стеной хижины раздаются шорохи – возможно, крыса пробежала к помойной яме. – Да, идея неплохая, – повторил капитан, – но она как-то плохо вяжется с представлением о чести. Хотя я понимаю… любовь, любовь… ради любви можно сделать многое…
– Оставим честь в покое, – произнес де Сармиенто. – Испанская честь и не такое дозволяет. Известно ли вам, что Писарро, завоевавший эту страну для испанцев, был предательски убит своими же людьми, теми, кто клялся ему в верности?
– Слышал об этом, – сказал капитан. – Что дальше?
– Полагаю, что для задуманного мной вы подходите гораздо лучше араваков. Не примите за обиду, сеньор капитан, но для испанцев все англичане в этих краях – пираты и разбойники. Представьте, что один их отряд высадился на берег, Писко штурмовать не стал, а прошел несколько лиг вдоль реки и уничтожил испанский гарнизон в Каниве. Затем разграбил поместья, что лежат поблизости… Очень правдоподобно, не так ли?
– Очень, – кивнул Шелтон, опять различая за стеной подозрительные шорохи. – И вы даже не будете против, если я наведаюсь в усадьбу покойного Орельяны и растрясу сундуки его богатой вдовушки?
– Вот это – в первую очередь! – воскликнул Сармиенто. – В тех сундуках не меньше двухсот тысяч талеров золотом и серебром, а моей Соледад не нужны эти проклятые деньги! Берите всё, дон Шелтон, ибо я возьму лишь свою женщину! Берите, жгите усадьбу, наведайтесь к соседям Орельяны, где тоже немало богатств! И это еще не все, далеко не все! Я могу…
Внезапно Шелтон коснулся ладонью губ, призывая к молчанию. Затем встал, вытащил нож и бесшумно покинул хижину. Лагерь словно вымер: люди трудились на берегу и на судне, готовя «Амелию» к походу, и только за воротами дежурил часовой да Райдер Мур возился у котлов с похлебкой. Обогнув свое жилище, капитан увидел человека, приникшего к стене; его поза выдавала напряженное внимание, и походил он на пса, унюхавшего лакомую кость. Еще бы, подумал Шелтон, двести тысяч талеров! Вздохнув, он сунул нож за пояс и тихо произнес:
– Так, так, Престон… Подслушиваешь?
Бывший каторжник вздрогнул, отскочил от стены и в изумлении уставился на капитана. Шелтон тоже глядел на него, неторопливо разминая пальцы.
– Сломать тебе шею или только зубы выбить?.. – молвил он в задумчивости. – А на кой ты мне в команде без зубов или, скажем, со сломанной шеей? Лучше уж связать и в воду…
Джефф Престон побледнел и рухнул на колени.
– Виноват, сэр! Проклятое любопытство! Дьявол попутал! Я…
– Тише! – прошипел капитан. – Опозоришь меня перед гостем… Что он скажет?.. Что в команде моей сплошь олухи с длинными ушами? Которых я учу кулаком, не стесняясь важного сеньора, сидящего в хижине? – Сделав паузу, Шелтон пообещал: – А проучу непременно, но не сейчас. Иди, Джефф, работай и смотри, чтобы шкура твоя от тебя не убежала. С ней будет серьезный разговор.
Шелтон вернулся в хижину, к встревоженному дону Сармиенто.
– Что-то случилось? – спросил тот.
– Ничего, кабальеро. Ваш рассказ очень занимателен, и я забыл, что должен снять пробу с похлебки. Таков, знаете ли, морской ритуал… – Капитан усмехнулся, побарабанил пальцами по столу и напомнил: – Вы говорили о том, что двести тысяч песо – еще не все. Сумма не столь уж крупная, если вспомнить, что мои люди и я сам рискуем головами.
Опершись локтями о стол, метис наклонился к Шелтону и понизил голос почти до шепота:
– Я дам вам вдвое, втрое больше, дон Шелтон! Дам золото и камни, что ценятся еще дороже! Клянусь Девой Марией и Иисусом Христом, вы получите столько, сколько пожелаете! Сколько сможете унести и увезти на ламах!
Шелтон внезапно стал серьезным. До этих слов Сармиенто он относился к его рассказу с легкой иронией, будто бы к одной из историй в книге дона Сервантеса, который так занимательно описывал приключения идальго, студиозусов, испанских грандов и прекрасных дам. Даже сумма в двести тысяч песо не вызвала у него особых эмоций, поскольку компания отца и Джека Кромби нуждалась в гораздо больших деньгах – они задолжали почти двести тысяч фунтов или, считая в песо, около миллиона. Хоть обещанное Сармиенто не покрывало долг, это были уже приличные средства – разумеется, если золото и драгоценности не являлись фантазией метиса. Видимые свидетельства его богатства, перстни, шпага, цепь и остальное, могли оказаться лишь приманкой. Питеру мнилось, что его гость в полном отчаянии, а в таких обстоятельствах человек готов на всё.
Он налил вина себе и дону Сармиенто и произнес:
– Хотелось бы уточнить: вы обещаете вдвое или втрое больше? Согласитесь, кабальеро, тут есть небольшая разница.
– Для меня это значения не имеет. Желаете больше в пять раз?.. В десять?.. Я согласен, сеньор капитан! Я же сказал, сколько сможете унести и увезти!
Питер Шелтон медленными глотками выпил вино, не спуская с метиса настороженного взгляда. Затем поинтересовался:
– Могу я спросить об источнике этих огромных средств? Видите ли, кабальеро, мы, англичане, прагматичный народ, и есть у нас пословица о морковке перед носом осла. Мне нужно убедиться, что морковка настоящая и у вас их целый ящик.
– Я понимаю и не в обиде на вас. – Сармиенто заговорил еще тише: – Известно ли вам о выкупе, который великий инка предложил испанцам за свою жизнь? – Дождавшись кивка Шелтона, метис продолжил: – То было не все золото Атауальпы, сеньор капитан. Многое, очень многое, хранится в тайнике, который Писарро и его шакалы так и не смогли найти. Там больше богатств, чем у его католического величества короля Испании!
– Откуда вы знаете? – спросил Шелтон, стараясь, чтобы голос его не дрогнул. Ему стало трудно дышать; казалось, что ворот камзола слишком туго стискивает шею, а сердце забилось так, словно он пробежал без передышки пару миль.
– Знаю! – молвил Сармиенто, и его глаза сверкнули поистине дьявольским пламенем. – Знаю, ибо о тайнике было известно лишь четверым сыновьям Атауальпы, сбежавшим на Мохас! Как вы думаете, почему они приплыли сюда, на край света? Они боялись, дон Шелтон, они боялись! Пиуарак, Виракоча, Отанома и мой предок Уаман… Все боялись! И страшило их то, что под пытками они выдадут испанцам место тайника. Только бегство могло их спасти.
– Дальше, – сквозь зубы произнес капитан. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, но кулаки он стиснул так, что костяшки побелели.
– Тайну передавали из поколения в поколение, но не всегда успешно. Кто-то из стариков внезапно умирал или лишался разума и памяти, кто-то решил, что те сокровища прокляты и лучше о них позабыть… – Лицо метиса неуловимо изменилось, и Шелтон понял: сейчас с ним говорит не дон Антонио Сармиенто, а Уайнакаури, потомок Уамана, сына великого инки. – Не уверен, – продолжал его гость, – что даже Уильяк Уму, старейший из нас, что-то знает об этом кладе. А я – я его видел! Видел и прикасался к золотым изваяниям богов, к жертвенным чашам, к лику Солнца и лику Луны, столь огромным, что эта хижина их не вместила бы. Еще видел сосуды, полные неограненных изумрудов и других камней, которые ценятся еще больше – они тверды, бесцветны, но сияют ярче звезд… Я видел все это и зачерпнул малую толику. Ибо это – богатства предков, и кому ими владеть, как не их потомку!
– Дальше, – промолвил Питер. – Я хочу услышать что-нибудь еще.
– Но что, сеньор капитан? Я все сказал. Вы можете верить мне или не верить.
– Опишите дорогу к тайнику. В общих чертах, без подробностей. Где начинается путь и где кончается. Что можно увидеть, странствуя в тех местах. Какие там реки и горы, ущелья и водопады.
Бросив на капитана острый взгляд, дон Сармиенто погладил бородку.
– Что ж, пожайлуста! Я ничем не рискую, так как без проводника любой человек заблудится и погибнет в сьерре и джунглях по ту сторону гор. – Он глотнул вина и продолжил: – Путь начинается в руинах Мачу-Пикчу, древнего города, возведенного не инками, а другим, ныне неведомым народом. Тропа идет от него по семи подвесным мостам над ущельями, тянется к перевалу во второй цепи гор, что отделяют сьерру от восточных джунглей. Затем нужно выйти к реке, очень бурной реке, сеньор капитан, и найти другую тропу, ведущую к водопаду. Там огромный поток падает со скал, но под водной завесой есть карниз, вырубленный каменотесами инков, и по нему можно добраться до пещеры. В ней и находится тайник. – Сармиенто смолк, выждал некоторое время и спросил: – Этого достаточно, дон Шелтон?
Питер слушал его речи, будто хор ангелов Господних, слушал, прикрыв глаза и успокаивая бешеный стук сердца. Всё приходит к тому, кто умеет ждать! – вертелось в его голове. Он был честен с Уильяком Уму, и вот Бог послал ему другого проводника, молодого, сильного и обуянного страстью. Такой страстью, что он готов поделиться древней тайной и частью богатств своих пращуров! Что ж, это будет хорошей сделкой, выгодной обеим сторонам: де Сармиенто получит свою женщину, а Питер Шелтон – золото на двести тысяч фунтов… Столько, и ни единой унцией больше! Ибо не надо гневить Господа, который шлет помощь попавшим в беду, но может и наказать за грех алчности… Капитан уже видел, как входит в эту полную сокровищ пещеру с весами в руках и отмеряет ровно столько драгоценного металла, сколько нужно для спасения компании. А коль будет она спасена, остальное приложится! Тех, кто живет своим трудом, Бог не оставит!