— Делай что скажу, или я пристрелю тебя, — процедил Гуннар Торпе. — Руки за голову, Рабен, живо!
— Вы никогда толком не умели…
— Хватит одного выстрела, и все будут только рады.
Дуло приблизилось, скользнуло по виску Йенса Петера Рабена.
И он сделал, как было велено.
Серая могильная плита, чистая, изготовленная недавно. На ней имя: Пер Кристиан Мёллер. И две даты, между которыми всего двадцать семь лет. Простая надпись: «Hvil I fred».[3]
Было начало девятого. Лунд руководила командой криминалистов, которую сама вызвала, и пыталась поскорее завершить телефонный разговор с матерью.
— Сара, ты обещала помочь мне. Свадьба…
— Возникли осложнения. Еще есть время.
— Да ты просто забыла! — обвинила ее Вибеке.
— Как я могла забыть? Я все помню. Приду утром.
— Завтра уже свадьба!
— Мам, я не могу сейчас говорить, перезвоню позже. Пока.
Вокруг могилы устанавливали прожекторы и оборудование для земляных работ.
— Тебе уже приходилось это делать? — спросила она Янсена.
Хороший парень. Он многим рисковал, когда помогал ей расследовать убийство Нанны Бирк-Ларсен, но каким-то чудом гроза миновала его. Теперь рыжеволосый криминалист осматривал надгробие и почву около него. Венок отложили в сторону, и оголенный могильный камень окружал только невысокий кустарник.
— Пару раз.
— Как глубоко придется копать?
— Метра два или около того.
— А гроб не поврежден?
Янсен сложил руки на груди и уставился на нее. Чинопочитанием он никогда не страдал, за словом в карман не лез и над тупыми вопросами всегда с большим удовольствием издевался.
— Боюсь, мы забыли прихватить свои волшебные рентгеновские очки. Вот скажи мне… Эй!
Кто-то из команды криминалистов начал выкапывать куст рядом с могилой.
— Не трогай, — распорядился Янсен. — Это ведь чей-то сын. Проявите каплю уважения, пожалуйста.
Странге уже добрую четверть часа висел на телефоне. Наконец он убрал мобильник от уха и подошел к Лунд с усталым и недовольным видом.
— У нас большие проблемы, — произнес он вполголоса. — Прямо сейчас мы не можем получить ордер. Судья хочет знать больше.
— Что за ерунда? Это я хочу знать больше. Поэтому мы и просим разрешение на эксгумацию.
— Нам нужны более серьезные основания, — терпеливо пояснил Странге. — Давайте еще раз встретимся с Согардом и Торпе. Священник знал их всех — и Рабена, и остальных бойцов отряда. — Он вдруг переменился в лице. — Пришла мать!
— Идите и поговорите с ней, — приказала Лунд.
— Нет. — Сказать это ей в лицо ему было непросто. — Лунд, вы такая умная. Я почти во всем поддерживаю вас. Но не сейчас. У нас нет права вскрывать могилу. Мать скорбит о сыне. Мы не можем…
— Где она?
— Там. — Странге кивком указал на серую церковь на окраине кладбища.
Когда Лунд зашла в церковь, Ханна Мёллер громко кричала на священника.
— Я требую, что вы прогнали отсюда этих людей! Я не позволю, чтобы оскверняли прах моего сына!
Лунд подошла к ней:
— Прошу вас, мы можем поговорить?
— Нет! И я не передумаю. Это могила моего сына.
Священник бесшумно скрылся.
— Возможно, произошла ошибка, — терпеливо продолжала Лунд.
— У вас нет на это права!
— Мы должны убедиться, что в гробу действительно он. Для этого нам нужно ваше разрешение.
Ханна Мёллер смотрела на нее с ненавистью и отчаянием.
— Обещаю, что мы будем действовать уважительно и аккуратно.
— С чего вы взяли, что в гробу может быть не он? Что все это значит?
— Есть информация о том, что его видели через три месяца после того, как он был объявлен погибшим. Трое солдат стали свидетелями одного инцидента в Афганистане. Там находился офицер, которого звали Перк.
— Вы хотите сказать, что он жив? — с болью в голосе воскликнула женщина.
— Я не знаю, — ответила Лунд. — Возможно, он был замешан в одном преступлении. Речь идет об убийстве мирных граждан…
— Пер не способен на такое!
— Имея ваше разрешение, мы могли бы начать немедленно. Иначе я вынуждена буду обращаться за судебным решением, и все затянется. Пожалуйста. Если вы…
— Вы не человек. Вы какое-то чудовище! — выкрикнула ей в лицо Мёллер. — Неужели у вас нет сердца?
Это обвинение задело Лунд за живое, она с трудом сдержалась. В памяти снова всплыла картина из прошлого. Когда-то Ян Майер, сидя в инвалидной коляске, сказал ей примерно то же самое. У нее есть сердце. И чувства тоже есть. Именно эти чувства вынуждают ее иногда мучить людей, и мучиться самой. Чтобы найти истину и избавить их от боли.
— Я понимаю, что вы испытываете… — снова начала она, стараясь говорить спокойно.
— Лунд! — В дверях стоял один из оперативников.
— Я занята, — бросила она, не оборачиваясь.
— Приехал Брикс. Он хочет вас видеть.
Ханна Мёллер молча смотрела на нее. Лунд вздохнула и вышла из церкви на кладбище. Все работы были остановлены.
У могилы стоял Брикс в плотном зимнем пальто и с каменным выражением на лице.
— Об эксгумации мы не договаривались, — сказал он, когда Лунд приблизилась к нему.
— Семье не позволили увидеть тело. Согард не дал им, при поддержке армейского священника.
— Этого недостаточно для того, чтобы вскрывать могилу.
Он был раздражен. Наверняка имел очередной неприятный разговор с Рут Хедебю.
— В этом деле все ниточки ведут в армию, а не к фанатикам во главе с Кодмани.
— Вы можете производить эксгумацию, только имея разрешение родственников или судебное постановление. Есть у вас одно или второе?
Она стояла перед ним с горящими глазами, уверенная в своей правоте.
— Этот гроб был опущен в землю, хотя никто из родственников не видел, что лежит внутри. Может, там вообще нет тела…
— Зачем кому-то хоронить пустой гроб?
— Чтобы замести следы Перка! Он был в Гильменде через три месяца после своей предполагаемой смерти и похорон.
Он кивком указал на группу криминалистов:
— Отправьте всех по домам.
После чего зашагал к воротам, за которыми стояла его машина. Лунд бросилась следом:
— Стойте! Брикс! Выслушайте меня!
Она схватила его за рукав, сама удивляясь собственной злости. Сказывался длинный день. Столько всего произошло. И у матери завтра свадьба…
Брикс обернулся и смотрел на ее пальцы до тех пор, пока она не отпустила его рукав. Они оказались в стороне от остальных, здесь их никто не мог слышать.
— Вы пригласили меня вернуться не просто так?
— Да, у меня были свои соображения, возможно ошибочные.
— Я вам понадобилась, потому что вы не считали Странге способным раскрыть это дело. И не знали никого другого, кто смог бы, кроме меня. Вы знали…
— Не обязательно рассказывать мне, что я знал или что я думал.
— Вы с самого начала знали, что дело сложнее, чем кажется.
Он сложил на груди руки и слушал с непроницаемым лицом.
— Зачем было вытаскивать меня из Гедсера, если вы боитесь доверять мне? Здесь что-то происходит…
Раздались шаги. Брикс приложил палец к губам. Это был Странге.
— Я дозвонился наконец до Согарда. Он говорит, что слишком занят и не будет больше отвечать на наши вопросы.
— Не будет? — переспросила Лунд, не сводя глаз с высокого человека в зимнем пальто. — Пусть его привезут в управление. Арестуйте его, если будет сопротивляться.
— А что со священником? — спросил Брикс.
Странге взглянул в блокнот:
— Торпе нет в церкви. Мы ищем его.
Брикс задумался.
— Мы ждали, и Грюнер погиб, — заговорила Лунд горячо. — Мы ждали, и Лисбет Томсен разорвало на куски прямо у нас под носом.
— Мать подаст на нас в суд, — сказал Брикс.
— Не подаст, если окажется, что мы правы. А если нет, то валите все на меня.
— Мне это не нравится… — не выдержал Ульрик Странге. — Женщина на пределе.
— Привезите и допросите Согарда, — распорядился Брикс. — Найдите священника. — Его взгляд пробежал вдоль ряда серых надгробий. — С матерью я сам поговорю.
Когда Луиза Рабен вошла в церковь в Вестербро, где служил Гуннар Торпе, ее встретили двое полицейских в штатском. Йонас тоже был с ней. В тот вечер не удалось найти няню. Один из копов, тот, что помоложе, был разговорчив и дружелюбен. Он усадил Йонаса на скамью, чтобы ребенок мог поиграть там своими солдатиками, после чего отвел Луизу в сторону.
— Вы знали, что он был здесь? — спросил полицейский.
— Ничего я не знала. Просто Йенс бывал в Вестербро. Я надеялась его здесь найти.
Было очевидно, что он ей не верит.
— Вы говорили с Торпе?
— Да! Он приезжал к нам в часть. Сказал, что виделся с Йенсом, что он в плохом состоянии и ему нужна помощь. Это все?
— Ваш муж мог разозлиться на капеллана за то, что он пытался сдать его?
Было очевидно, что он ей не верит.
— Вы говорили с Торпе?
— Да! Он приезжал к нам в часть. Сказал, что виделся с Йенсом, что он в плохом состоянии и ему нужна помощь. Это все?
— Ваш муж мог разозлиться на капеллана за то, что он пытался сдать его?
Луиза Рабен не скрывала, что считает эти вопросы глупыми.
— Они друзья. Они вместе служили.
Лицо полицейского выражало только скептицизм.
— Может ли он причинить Торпе вред?
— Не так громко! — осадила она его, посмотрев на играющего сына.
— Священник куда-то очень торопился, — сказал ей коп. — Пропустил собрание приходского совета, не запер ворота. Его видели с каким-то человеком, похожим по описанию на вашего мужа. Мы беспокоимся о его безопасности.
— Йенс никогда не причинит ему вреда.
— У вас есть предположения, куда они могли пойти?
— Да мне-то откуда знать?
Больше он не казался дружелюбным.
— Вы связывались с ним после того, как он сбежал из тюрьмы. Этого достаточно, чтобы выдвинуть обвинение против вас.
Она посмотрела на Йонаса. Страшно подумать, что с ним будет в таком случае.
— Йенс никогда не помышлял о том, чтобы как-то навредить Гуннару Торпе. И всем остальным людям, с которыми служил. Они были ему ближе, чем семья, — добавила она с горечью.
У полицейского не осталось больше вопросов.
— Если он снова свяжется с вами и вы не сообщите нам об этом, то окажетесь под арестом. — Он тоже повернулся к Йонасу. — Подумайте о ребенке.
— Я рада, что вы так за нас переживаете.
Он нахмурился:
— Кажется, вы не воспринимаете мои слова всерьез.
— Четверо близких Йенсу людей мертвы. Он последний из отряда, кто остался в живых.
Оперативник посмотрел на своего коллегу, стоявшего в дверях, и тоже собрался уходить.
— Так как вы думаете, серьезно я воспринимаю ваши слова или нет? — бросила она ему в спину.
Харесковен, или Заячий лес, находился к северо-западу от города. Вдоль него проходила скоростная трасса, а внутри лес пронизывала паутина пешеходных троп и велосипедных дорожек.
Машину вел Рабен, Гуннар Торпе сидел на пассажирском сиденье и держал в руке пистолет.
— Куда едем, Пастырь? — спросил Рабен, глядя на залитую лунным светом дорогу.
— В рай или в ад. Я тебе это уже не раз говорил. Просто веди машину!
Впереди показался лес. Движения на трассе почти не было.
— Меня всегда тошнило от ваших проповедей. Что вам сказала Драгсхольм? Зачем она приходила?
С зеркала заднего обзора по-прежнему свисало серебряное распятие на цепочке и качалось в такт движению автомобиля. Рабен вспомнил свою ночную поездку из Швеции после смерти Лисбет Томсен.
— Она хотела возобновить дело, — продолжал Рабен. — Знала, что нас подставили…
Дуло поднялось над приборной панелью — Торпе указал на разветвление дороги.
— Здесь поверни налево.
Рабен продолжал ехать прямо.
— Налево, черт бы тебя побрал!
Холодная сталь вновь прижалась к его виску. Он сбросил скорость, нажал на тормоз, аккуратно свернул на боковую дорогу. Это была едва заметная грунтовка, вьющаяся среди высоких редких елей.
Совсем как на шведском острове, где погибла Томсен.
Городские огни исчезли вдалеке. Здесь не было ничего, кроме темноты, стройных деревьев и скудной зимней растительности между ними. Торпе показал на небольшую поляну, засыпанную опилками и стружкой, шлепнул рукой по торпедо, сказал:
— Сюда.
Рабен въехал на парковку, заглушил двигатель.
— Ключи оставь в зажигании, — сказал Торпе и жестом велел ему выйти из машины.
Ночь была холодной и влажной. Ухали совы, разбегались по норам вспугнутые зверьки. Еще давно, во время тренировок на выживание, Рабен выучил фазы луны. Два года он был лишен возможности наблюдать их, запертый в камере Херстедвестера. И вот четыре ночи свободы… Луна только начала убывать, и ее почти правильный диск с каждой минутой разгорался все ярче. Рабен видел больше, чем многие люди, и гораздо больше, чем Гуннар Торпе.
— Отойди от машины.
Рабен сделал шаг в сторону.
— Дальше! Дальше! — Священник размахивал пистолетом, как ребенок игрушкой. — Знаю я тебя, да и не только я. Встань от меня подальше, понял? А теперь иди.
— Я был солдатом, — медленно произнес Рабен, отступая в лес. — Вот и все.
— Одним из лучших и одним из худших.
— Кто это сказал?
— Согард. Все говорили.
— Что вы делаете, Пастырь? — спросил Рабен, обернувшись вполоборота.
Подрагивающее дуло пистолета неотрывно смотрело ему в спину.
Торпе был крепким мужчиной. Он служил в армии, ходил на передовую. Но ему не хватало спецназовской выучки, и это сказывалось в его нервозности, трясущихся пальцах, срывающемся голосе.
Резкий электронный писк на мгновение заглушил мягкий шепот леса. Рабен снова оглянулся. Это Торпе достал из кармана телефон и, зажав его в той же руке, что и пистолет, другой неуклюже давил на кнопки.
— Все выплывет наружу, — сказал Рабен. — Как бы вы ни старались замести следы.
— Что — все? — фыркнул Торпе. — Ты даже не помнишь. У тебя крыша поехала.
Левой рукой он поднес телефон к уху. Правой снова нацелил пистолет на Рабена.
— Алло? — произнес Торпе нараспев поставленным голосом, которым обычно читал свои проповеди. — Это полиция? Меня зовут Гуннар Торпе. Я нахожусь в Харесковене. Хочу сообщить о нападении.
Рабен остановился. Они были в тридцати метрах от машины.
— На меня напал бывший солдат, который сбежал из тюрьмы. Да, Йенс Петер Рабен. Он увез меня в лес, угрожая оружием.
— Какого черта… — начал Рабен, но осекся, увидев черное дуло пистолета, направленное ему в лицо.
— Нет, — продолжал Торпе; в его голосе звучал испуг, и возможно, он не был наигранным. — Я не знаю, где он сейчас. Я убежал. Жду вас у главной тропы, рядом с указателями. Вы легко меня там найдете.
Он сунул телефон в карман куртки.
— Могли бы сдать меня прямо в Вестербро, — недовольно буркнул Рабен. — Стоило ехать в такую даль…
— Я знаю тебя! — рявкнул Гуннар Торпе. — Ты хитрый, злопамятный и жестокий. А мне не нужны неприятности рядом с моей церковью. Сейчас я поеду обратно в город, и когда они меня здесь не найдут, они прочешут весь лес до последнего кустика и поймают тебя, как зверя. Ты и есть зверь.
— Я никогда не делал вам ничего плохого.
— Ты сам не знаешь, что делаешь. — Торпе покачал седой головой. — Возвращайся в Херстедвестер и сиди там, пока не выздоровеешь. Надеюсь, твоя жена тебя дождется…
— Чего хотела от вас Драгсхольм?
Черный ствол пистолета указал на дорожку среди деревьев.
— Иди туда, — приказал Торпе. — Беги!
Рабен посмотрел на узкую тропу, хмыкнул и шагнул навстречу человеку с оружием.
— Я ничего не знаю! — выкрикнул священник. — Стой на месте!
— Она встречалась с Мюгом, с Грюнером, с Томсен…
Рабен двигался к Торпе, и тот стал пятиться в сторону машины.
— Не подходи ко мне.
— Она хотела, чтобы они дали показания против того офицера. Против Перка.
— Я лично похоронил Перка за три месяца до этого!
Рабен наступал, не обращая внимания на пистолет. Торпе боялся отвести от него взгляд и шел спиной прямо к дереву.
— Не вынуждай меня, Рабен.
Он уперся в ствол и почувствовал себя в ловушке.
— Не вынуждай меня! — в панике заорал он.
Черная сталь холодом обожгла лоб Рабена.
— Ну что же вы, божий человек! Смелее!
Рабен расхохотался, когда Торпе нажал на курок. Раздался щелчок, священник нажимал снова и снова.
Тогда Рабен вынул из кармана горсть патронов и потряс ими перед ошеломленным капелланом.
— Неужели вы подумали, что я вручу кому-нибудь заряженный пистолет? — медленно проговорил Рабен, забирая оружие из трясущихся рук священника и вставляя патроны в пустой магазин. — Пусть и такому идиоту, как вы?
И снова поднялась рука с пистолетом, но на этот раз целью было перепуганное лицо Гуннара Торпе.
— Я хочу знать, что раскопала Драгсхольм. Я хочу знать, почему она решила возобновить дело.
Обе руки охватывают рукоятку, ноги расставлены — стрелок готов. Торпе струсил так, что у него подгибались колени.
— Она просила меня дать показания! Я слышал, как они говорили об этом Перке.
— То есть вы знали, что меня осудили напрасно, и все равно оставили меня гнить за решеткой?
— Что я мог сделать? Я всего лишь капеллан. Я ничего не знал.
Он вскинул руки — это была мольба, а не молитва.
— Я спрашивал у Согарда, что происходит, — сказал Торпе.
Лунный свет играл бликами на гладкой черной поверхности пистолета. Священник сполз по стволу вниз, опустился на колени.
— Что он вам рассказал?
— Сказал, что все это чушь и бред. Что никакого Перка там не было. Что в заключении военного прокурора…