— Ага, мля, и ты его властелин! — ответил кто-то из толпы, но великий фюрер никак не среагировал на подначку.
— Челы, мля, повсюфу! Они плофятся, как кролики, борзеют, защищая нашу фобычу, и не хотят, чтобы мы их грабили!
— Полицию себе завели!
— А Служба утилизации бабла требует немерено!
— Как будто для себя стараемся!
— Житья ваще не стало, фюрер! Ты правильную тему поднял!
— Еще давай!
— Скажи народу!
— Я все скажу! — пообещал Кувалда, воинственно размахивая ятаганом. — Я вефь не просто так обо всем фумаю — я рафи вас стараюсь! Ночи не сплю фаже! И я знаю, шо фелать нафо, чтобы все круто стало!
— Ура!
— Что?
— Ура!!
— Нафо семью, в натуре, сильнее фелать! Как камень!
— Чо?
— И такой же крепкой! — опомнился Кувалда.
— А-а…
— И современной, мля, как мофернизация!
Последний тезис, несмотря на всю его сложность, сородичи поняли легко.
— Спохватился, мля, модернизировать! Копыто ужо все сделал!
— Точно! У нас теперя источник есть вечный!
— Тока он закрытый снова!
— Да, халява кончилась…
— А можа, у тебя ключ есть, модернизатор? Так ты скажи! Видишь, народ мается!
— Источник — это круто! Но бутылкой вискаря банк не ограбишь ни разу! — перехватил инициативу Кувалда. — А вискарем офним сыт не станешь!
— А чем ограбишь?
— Пушками, мля! Пушками! Которых у нас теперя, мне благофаря, немерено буфет!
Кувалда махнул ятаганом в сторону башенного подвала, Иголка дернул за веревочку, и со стены сползла черная ткань, открыв озадаченному народу новую вывеску: «Луччее аружие от Кувалды. Великого фюрера». Из приоткрытого окна мастерской доносилось игривое постукивание.
– Теперя мы всегфа буфем не тока с вискарем, но и при оружии, мля!
— Кувалда здорово придумал! — заорал подученный фюрером Контейнер.
И удивленный народ нестройно поддержал:
— Ура!
— Вишь, как все обернулось, — протянул Шпатель.
— Как? — хмуро поинтересовался Чемодан.
— Невнятно, — выдал Дурич. — Шибзичи снова впереди и народ заводят, словно у них ключик есть, мля. Копыто вискиделательную машину придумал, Кувалда, в натуре, боебезопасность семейную поднимает. Короче, куда ни кинь, везде модернизация.
— А-а…
— Надо бы и мне модернизацию какую замутить, чтобы в теме остаться. Как думаешь?
Заполучив «паука», Дуричи всю ночь спорили, как его применить: оставить до штурма винокурни или немедленно подорвать башню, оставив семью без фюрера, но с перспективами. В конце концов, решили придерживаться изначального плана, поскольку мина, по словам Урбека, предназначалась для пола, и как поведет она себя на башенной стене, никто не знал.
Но обладание мощным оружием сделало Дуричей нетерпеливыми, вот Шпатель и решил разведать, когда Гниличи планируют бунтовать. Однако нетерпение свое хитрый уйбуй решил не демонстрировать.
— И какую модернизацию вы замутить решили? — лениво спросил Чемодан.
Поднятая Кувалдой шумиха убедила Гнилича в том, что поднимать бузу нужно сегодня — с источником виски и собственным оружейным заводом Шибзичи станут непобедимы. Оставалось убедить Шпателя присоединиться к мятежу, но Дурич, как выяснилось, и без подначек к драке готовился — Чемодан прекрасно понял, для чего к нему пришел Шпатель, — и потому решил не торопиться.
— Чо делать собираетесь?
— Мы с бойцами покумекали и поняли, что надо нам казарму перемодернизировать, — сообщил Дурич.
— Это как?
— Дык вестимо как: по-современному. У нас ведь нынче чо творится? Полное безобразие и давка. Через казарму не пройти даже, потому что всюду народ пьяный валяется или песни поет. Пока туда-сюда преодолеешь, протрезветь можно, в натуре.
— И чо надумали? — заинтересовался Гнилич.
— Надо нам у челов кусок землицы отрезать аккурат от нашей казармы и в ту сторону. — Дурич неопределенно махнул на юг. — И построить тама можно много чего полезного.
— Чего?
— Ну… — Судя по всему, настолько далеко Шпатель еще не думал. — Ну, положим, тама еще казарму можно выстроить, потому как народу и так прибавляется, а теперя, с вискиделательной машиной под мышкой и оружием разным, которое от Кувалды придет, мы расцветем, в натуре…
— Как кактусы.
— Можа, и так.
— А можа, и нет.
— Не понял.
— Хороший ты уйбуй, Шпатель, — с чувством произнес Чемодан.
— Это я знаю.
— Тока вот в глупости разные напрасно веришь.
— В какие такие глупости? — удивился Дурич. — Не верю я ни во что такое.
— А в такие глупости, будто Кунтик пистолетики свои для семьи всей делает.
— А для кого же?
— Вестимо для кого, Шпатель, для нас. — Гнилич помолчал, многозначительно глядя на коллегу, и веско повторил: — Для нас.
— Дык правильно, мы же и есть семья, — осклабился Дурич. — Пусть он делает, развлекается, а потома нам раздает, как пообещал. А мы из этих пистолетиков ему ноги оторвем.
Чемодан вздохнул и недовольно объяснил:
— Никто никому ничего раздавать не будет, это же, в натуре, ясно. А когда Кувалда себе пистолетов понаделает много, или другого оружия страшного, он тогда сразу всех нас и прижучит, словно тапком. И меня, и Копыто охосударствленного, и…
— И меня?
— И тебя, в натуре, строителя хренова, — пообещал Гнилич. — Кунтик только с виду малохольный и одноглазый, а на деле…
— На деле у него обе зыркалки в порядке? — удивился Шпатель.
— Нет, мля, не обе, — раздраженно ответил Чемодан. — На деле у него между ушами моск есть, понял?
— Серый такой?
— У кого серый, а у кого светлый.
— То есть нам кранты? — испуганно спросил Дурич.
«Мля, надо было сразу башню подрывать…»
— Нет, Шпатель, нам с тобой не кранты, потому как мы все поняли, и готовы, как беговые лошади.
— Я не хочу быть лошадью.
— Да ты настоящий жеребец, мля, все бабы только о тебе и говорят.
— Правда?
— Правда.
— Я такой, в натуре, — приосанился Дурич.
— И должен таким оставаться, — сурово продолжил Гнилич. — Потому что гордый жеребец это не то же самое, что дохлый мерин.
— Я тебя понял, — хмыкнул Шпатель.
«Ну, наконец-то!»
— Надо нам из Кувалды такого мерина сделать, какого он из нас хочет.
— Молодец, — одобрил Чемодан. — Только не вопи об этом, чтобы не пронюхали.
Поняв, что Гниличи готовы бунтовать, Дурич едва не заорал от радости. Теперь оставалось главное — настоять на своей версии штурма.
— Я об наших планах вопить не стану, не дурной, чай, — пообещал Шпатель, дружелюбно разглядывая Чемодана. — А вот как мы это сделаем? Кувалду вона как стерегут, почти как Копыто, только чуть-чуть похужее.
— Мы до него доберемся, — уверенно произнес Гнилич.
— Ну, раз ты такой умный, я тебе доверяю.
— Неужели? — насторожился Чемодан.
— Ты, братан, до Кувалды добирайся, а мы твоих ребят с другой стороны прикроем. — Шпатель облизнул губы. — И машину вискиделательную спасем от грабежа и разбоя.
«А не такой уж ты дурак!» — едва не вырвалось у Гнилича.
— Мы ее грудями закроем, — пообещал Дурич. — Как родные Западные леса. Захватим ее и закроем.
Насчет прибыльного устройства у Чемодана были иные планы, однако он понял, что ни на каких других условиях Шпатель бунтовать не станет. К тому же Шибзичи наверняка затеют за вискиделательную машину бой, защищать ее будут с гораздо большей охотой, чем жизнь любимого фюрера, и обе стороны понесут серьезные потери. Что здорово облегчит Гниличам жизнь.
— Хорошо.
— Тогда я пошел, — радостно произнес Шпатель.
— Далеко? — не понял Гнилич.
— Машину захватывать. — Дурич подергал рукоять ятагана. — Хватит этому Копыто моей машиной владеть!
— Давай сначала все обговорим, — устало предложил Чемодан. — Определим, как будем бунтовать, а главное — когда.
— А машина? — растерялся Шпатель, которому не терпелось прорваться к вожделенному устройству.
— Машина никуда не денется.
— Точно?
— Она ведь в подвале.
— А-а… — Дурич вздохнул и согласился: — Ну, давай побазарим.
* * *Частный жилой дом.
Подмосковье, Рублево-Успенское шоссе,
11 июня, суббота, 21:12
— Здесь очень красиво, — негромко произнесла Даша.
Дом, в котором они переночевали и провели весь сегодняшний день, действительно поражал воображение. Хозяин особняка — очередной друг Алиции, — питал слабость к классической архитектуре Древней Греции и заставил архитекторов создать современную копию величественных строений Эллады. В результате, резиденция напоминала и храм, и музей одновременно. Портики, мраморные колонны и полные света залы, украшенные мозаикой, барельефами и скульптурой, произвели на Дашу неизгладимое впечатление. А идеально ухоженный парк привел в полный восторг. Все утро девушка провела в мраморной беседке, стоявшей на берегу небольшого искусственного пруда, впитывая в себя покой волшебного места.
Дом был роскошен, парк великолепен, однако красивыми Даша назвала не их.
— Так и должно быть, — тихо ответила Алиция. — Красота создает необходимое настроение.
— Оно важно?
— Настроение?
— Да.
— Очень.
— Почему?
— Потому что сегодня важный день.
— Или вечер.
— Или ближайшие тридцать минут, — рассмеялась баронесса.
В глубине парка, почти в двухстах ярдах от особняка, располагалась еще одна беседка, точнее — целый павильон, предназначенный для веселых застолий и шумных игр. В обычное время в павильоне, наверное, находилась какая-то мебель, однако слуги ее вынесли, полностью освободив огромный зал, красоту которого и отметила Даша. Но девушка имела в виду не только мраморные колонны и барельефы, но и те элементы, что внесла в изящный павильон Алиция.
Во-первых, свечи. Зал был заставлен высокими и толстыми свечами черного цвета. Все они были зажжены и наполняли павильон причудливыми тенями, едва различимыми этим светлым вечером, и запахом умирающего воска. А в самом центре зала стояли тринадцать наиболее высоких свечей, доходящих Даше почти до плеча, которые огораживали основную зону, ту самую, где будет проходить церемония.
Вторым украшением зала стали символы. Они были изображены повсюду, черной краской прямо по гладкому мрамору, но главное скопление знаков, опять же, находилось в центре. Тринадцать свечей стояли вдоль правильного круга, внутри которого Алиция изобразила квадрат, а в нем — шестиконечную звезду. И обе эти фигуры были испещрены символами и короткими иероглифическими надписями. В центре звезды стояла золотая чаша, наполненная мельчайшим белым песком, а рядом лежал бронзовый кинжал.
Увидев который, Даша насторожилась.
— Для нас?
— Многие важные обряды требуют крови, — задумчиво произнесла баронесса.
«А что, если нож предназначен для меня?»
Предательская мысль заставила девушку задрожать.
Черные свечи, странные символы, спрятанный в лесу павильон — с этим еще можно было мириться, но кинжал… Это уж слишком. Вчерашнее «зрелище»: ярость, клыки, когти, кровь и смерть, еще не потускнело, а при воспоминании о поверженном драконе Дашу и вовсе начинало мутить. Она хотела обсудить их поездку с Алицией, но не собралась, и теперь, глядя на бронзовый кинжал, неожиданно подумала, что полностью доверяет словам незнакомой, в сущности, женщины. Баронесса обещала сделать ее колдуньей, но правда ли это? Не получится ли так, что хитроумная ведьма заманивает ее в таинственный круг, чтобы убить? Вдруг ее роль — жертва? Что, если по правилам неведомых магических обрядов требуется, чтобы человек добровольно отправился на убой?
Сомнения, сомнения, сомнения…
Даша поняла, что следовало прислушаться к ним раньше, не поддаваться на пьянящий аромат богатства и волшебства, а отнестись к словам Алиции критично, но что сделано, то сделано. И лучше поздно, чем никогда.
Отступить?
— Тебя пугает нож?
Девушка сглотнула и подтвердила:
— Да.
— Спасибо, что не солгала.
За что спасибо? Врать в такой ситуации глупо.
— Жаль, что я не смогла полностью завоевать твое доверие.
— Извини…
— Не надо. — Баронесса помолчала. — Успокоит ли тебя обещание, что я не прикоснусь к кинжалу?
«Успокоит? Не знаю, не знаю…»
— Ты первая войдешь во внутренний круг, возьмешь кинжал в руку или сядешь на него. Он все время будет с тобой.
— Честно?
— Клянусь. — Алиция поняла, что вновь предлагает девушке положиться только на ее слово, а потому добавила: — Церемония началась, Даша, в настоящий момент здесь, в этом павильоне, уже действуют силы, которые я призвала и пред лицом которых я не имею права лгать. Иначе ничего не получится.
Верить или нет? На ответ дано всего несколько секунд, Даша вздохнула и решилась:
— Начинаем.
— Вот и хорошо. — Алиция поцеловала девушку в лоб и скинула белый плащ. — Начинаем.
Подготовка к церемонии заключалась не только в оформлении места, которому баронесса посвятила почти весь день. Под вечер вернувшаяся из павильона Алиция позвала Дашу в купальню, где они час блаженствовали в теплой воде, пахнущей всеми цветами на свете, после чего молчаливые служанки размяли их тела и умаслили благовониями. Затем расслабленные женщины вернулись в купель — теперь ее темно-зеленая вода резко пахла горными травами, — и пролежали в ней еще час. Причем Даша едва не уснула — из купели служанки вынесли ее буквально на руках и, уложив на мраморную скамью, тщательно натерли густой мазью, мгновенно впитавшейся в кожу. Девушка надеялась, что на этом подготовка закончилась, но не тут-то было: служанки извлекли тончайшие кисточки, баночки с черной краской и принялись наносить на тела Алиции и Даши причудливые узоры, являвшие собой сплетенные символы и фразы. Сеанс магического боди-арта продолжался не меньше часа, и лишь после этого накинувшие плащи женщины отправились в павильон.
— Начинаем.
Девушка, посмотрев на баронессу, тоже скинула одежду, и теперь ее наготу прикрывали лишь распущенные волосы.
— Нервничаешь?
— М-м… немножко.
— Не нужно. — Второй поцелуй Алиции коснулся губ Даши. Коснулся мягко, но уверенно, не требуя, но намекая на ответ. И девушка, неожиданно для себя, чуть приоткрыла рот, позволив появиться легкому намеку на страсть. — Все будет хорошо.
— Я тебе верю, — прошептала Даша.
— И правильно делаешь. — Пальцы баронессы скользнули по щеке девушки. — А теперь иди за мной.
Алиция повернулась и медленно, не сводя глаз с вычерченных на полу линий, сделала первый шаг к центру магического круга.
— Аибурри куно уэсти харр…
Путь был извилист, баронесса шла не по прямой, а по спирали, периодически возвращаясь назад, и уже на третьем шаге Даша почувствовала, что символы, на которые она ступала, начали стремительно нагреваться.
— Аистан баи турредо. Кузо хма баи турредо…
Алиция читала заклинание плавно, нараспев, подчиняясь некой мелодии, и незнакомые слова стали казаться Даше песней. Линии больше не жгли босые ноги, а дарили нежное тепло.
— Свиччи маино! Свиччи маино стор! Асхе батачи…
Действо захватило Дашу. Сомнения, подозрения — все ушло, пропало. Она была полностью поглощена происходящим. Она окончательно уверилась, она почувствовала силу, что мягко вторгалась через изображенные на теле символы, и принимала ее. Знакомилась. Примеряла на себя плащ настоящего могущества. Подозрения насчет жертвы показались смехотворными. Сомнения в том, принимать или нет предложение Алиции — жалкими.
Даша шла вперед.
— Куанамок ахаве швар! Удер накино выч…
Произносимые баронессой слова не казались больше странными, не резали слух.
— Удер накино выч талахо! Тапио нель накино…
Церемония подходила к финалу. Добравшись до центра, Алиция быстрым движением вытерла выступившие на лбу капельки пота и коротко кивнула:
— Ты первая.
Даша шагнула внутрь и уселась рядом с кинжалом, но даже не притронулась к нему, напряженно глядя на баронессу. Дайкини плавно опустилась напротив и протянула вперед руки. Через мгновение пальцы женщин сплелись над золотой чашей с белым песком.
— Саативанга тупе наданг.
И Даша поняла, что должна повторить эту странную фразу.
— Саативанга тупе наданг.
Слова шли изнутри, из самой души. Правильные слова, глубокий смысл которых был полностью понятен девушке. Она начала впускать в себя силу, и лицо Алиции озарилось радостью.
— Ты почувствовала!
— Не знаю… — Но уже в следующий миг Даша изменила ответ: — Да.
Она была уверена в себе и в том, что делает. Приняла происходящее и была готова измениться. Алиция держала за руки рождающуюся дайкини.
— Скажи, — прошептала баронесса. В ее глазах блеснули слезы.
И фраза родилась сама собой:
— Бухир тамила кере. Бухир мидара ин кират. Бухир судано фло.
— Бухир мица, — едва слышно ответила Алиция и, отпустив руки девушки, погрузила пальцы в белый песок.
— Бухир мица, — словно подтвердила Даша, повторяя жест Алиции.
Следующую фразу они произнесли вместе:
— Бухир мица ко, бухир тамила эч.
И вычерченные на полу знаки вспыхнули алым, создав над местом церемонии туманный полог неяркого сияния.
— Готова ли ты стать дайкини?
— Я жажду.
— Готова ли ты принять сущность?
— Я жажду.
— Добровольно ли ты отвечаешь?
— Душа моя — открытая книга. Прочти ее.
— Даешь ли ты разрешение слиться с тобой?
— Затем я и пришла.
Белый песок холодит пальцы. Кажется, проникает сквозь них в самую душу, засыпает ее миллиардами невесомых крупинок, но не наполняет, а растворяется, становясь душой.
— Принимаешь ли ты закон дайкини?
— До последнего слова.