— Мститель — подлый…!
— Мы в прямом эфире, — прошипел репортер. — Пожалуйста, воздержитесь от нецензурных выражений.
«В прямом эфире? — Губы Арнольда растянулись в широкой улыбке. — В прямом эфире! Замечательно!»
Он поставил бокал на стойку, свел перед собой руки и резко расцепил их, в очередной, в самый последний раз избавляясь от оков…
«Объемная встряска» — вот что это было. Идеальный для замкнутых помещений аркан, позволяющий вырубить множество врагов одновременно. В принципе, несложный аркан, который очень легко заблокировать, но если он активизирован, эффект оказывается потрясающим.
«Объемная встряска».
Но о том, что Мститель использовал именно это заклинание, Сиракуза узнал гораздо позже. А тогда, в баре, он лишь почувствовал, как его подбросило, а воздух над головой сгустился, превратившись в непреодолимую преграду. Тело получило резкое ускорение, голова протаранила препятствие, и сознание вылетело, как пробка из бутылки. В лучшем случае — сотрясение мозга. В худшем, если атакующий переборщит с ускорением — перелом шеи.
Ну а как скоро противники начнут приходить в себя, зависит от многих факторов, и в этом заключался один из главных недостатков «Объемной встряски».
Сиракуза, к примеру, открыл глаза всего лишь через четыре с половиной минуты после удара. Сумел сдержаться, не застонал и остался лежать на полу, глядя на беснующегося перед видеокамерой Арнольда.
— Вы превратили нас в рабов. Вы насмехаетесь над нами, отказываете в равноправии, но не тешьте себя иллюзиями: скоро ваша власть рухнет. Рано или поздно за мной пойдут самые смелые, самые гордые люди…
Арнольд, широко расставив ноги, стоял перед камерой. Левой рукой он держал пребывающего без сознания репортера, а в правой сжимал острое мачете. Убийца скинул ветровку, в которой заявился в «Кружку», и собравшиеся у телевизионного экрана маги отчетливо видели надетый на Арнольда пояс смертника, содержащий не менее пятнадцати килограммов пластиковой взрывчатки. Наверняка усиленной магией.
— За мной пойдут герои, настоящие потомки тех, кто когда-то обрек вас на прозябание в Тайном Городе…
Картинка шла в прямой эфир, а потому внизу экрана мигала красным предупреждающая фраза: «Пожалуйста, уведите от экрана детей!»
— Мы должны остановить трансляцию, — угрюмо произнесла примчавшаяся в штаб Ярина. — Он достаточно сказал.
— Пока не можем, — негромко ответил Сантьяга. — В баре работает телевизор, если Арнольд увидит, что трансляция прекращена, он сразу же взорвется.
— Это безумие…
— Не безумие, а техническая задержка, — ровным голосом продолжил комиссар. — Через пару минут «ласвегасы» подключатся к внутренней сети «Кружки», и трансляция будет идти только туда. Нужно подождать.
— Хорошо.
— Атакуем его после того, как вырубим трансляцию? — деловито осведомился Гуго де Лаэрт. — Мои ребята готовы.
— Бар закрыт мощным «щитом», — пробормотала Ярина, быстро проглядывая отчет просканировавших «Кружку» операторов. — Наши лучшие маги пытаются его взломать, но им потребуется минут двадцать.
— Можно продавить «щит».
— Энергия пойдет внутрь, и мы угробим находящихся в баре заложников, — произнес Сантьяга.
— Не всех, — быстро ответил Гуго.
— Многих.
— Если будем сидеть сложа руки, они все равно погибнут. Ты ведь понимаешь, что Арнольд обязательно взорвется.
— Это не повод убивать заложников.
— Там же просто челы. — Гуго покосился на экран, сообразил, кого видит, и откашлялся: — А-а… еще шасы.
— Достаточно одних челов, — бесстрастно продолжил Сантьяга. — Если при прорыве «щита» погибнет хоть один заложник, мы сыграем на руку Арнольду.
— Каким образом?
— Послушайте, что он говорит, и все поймете.
— Если мы покажем, что не ценим жизни челов, то через неделю получим еще одного Мстителя, — заметила Ярина.
— Откуда? Захватом человского бара Мститель полостью дискредитировал себя. Он показал…
— Арнольд не получил поддержки большинства и пытается достучаться до радикалов, — объяснил Сантьяга. — Он хочет наплодить детишек, которые начнут промывать мозги челам. И помогать ему мы не имеем права.
— Земля принадлежит людям и только людям! Ваше время давно прошло! Признайте это и склоните головы… — продолжал верещать Мститель.
— Пожалуй, отправлюсь к бару, — хмуро сообщил Гуго.
— Я с вами, — решил Сантьяга…
— Я знаю, что умру, но это мой выбор. Вы слышите, нелюди? Это мой выбор, а не ваш! Я мог сбежать. Я нагнал на вас страху и мог спокойно уйти, затаиться, чтобы повторить атаку через месяц или полгода, но мне этого не надо. Вы будете не просто бояться, вы будете с ужасом понимать, что против вас выступают настоящие, не боящиеся смерти герои. Я не боюсь смерти! Я не боюсь вас!
Голова гудит, перед глазами периодически проплывают разноцветные круги, однако Ваня заставил себя сосредоточиться на сутулом человеке, что стоял перед работающей видеокамерой. На мужчине, размахивающем острым мачете и выкрикивающем отрывистые лозунги.
— Я не отступлю! За мной пойдут другие!
Сиракуза не слышал начала, но ему было плевать на то, о чем говорил Мститель. Главное, что понял Ваня — речь подходит к концу. Мститель распинался все громче, но рубленые фразы перестали сливаться в единое целое, превратившись в набор тезисов. А в финале наверняка последует взрыв — пояс смертника Сиракуза видел отчетливо.
— Вы будете прокляты! Вы будете искать себе новое убежище!
Когда он взорвется? Через минуту? Через две? Или сначала отрубит шасу голову? Когда ворвется штурмовая группа? Успеют или нет?
— Рано или поздно оковы рухнут! Мы освободимся!
И еще было понятно, что Мститель Ваню не видит — все внимание убийцы было приковано к камере. Сиракуза тихонько вздохнул и медленно запустил руку в карман, доставая лежащий там артефакт.
— Нужно еще три минуты!
— У нас их нет! — прорычал Сантьяга.
Ответа не последовало.
Выстроенную Арнольдом защиту взламывали шестеро самых искусных магов, а командовал ими — невиданное дело! — советник Темного Двора. Он прибыл к бару четверть часа назад и сразу же взялся за излюбленное занятие темных — разрушение чужих заклинаний, но даже сильнейшему колдуну требуется время для работы.
— Сейчас он начнет убивать заложников! — бросил Гуго. — Я предупреждал!
Сантьяга сжал кулаки, но не отступил:
— Продавливать не будем.
— На что ты надеешься?
— В основном — на чудо. Но я знаю, что вся кровь должна остаться на Мстителе.
— Как скажешь.
Подданных Ордена в «Кружке для неудачников» не было, и де Лаэрту не составило особого труда согласиться с комиссаром.
— Но я считаю, что ты не прав.
— Считают на уроках математики.
Прямая трансляция давно прервалась, «ласвегасы» замкнули камеру на внутреннюю сеть бара, и последние минуты Арнольд вещал для самого себя. Он об этом не знал, но теперь это не имело значения — он решился. И что проку от штурмовой группы, расположившейся рядом с «Кружкой»? Лучшие боевые маги Тайного Города просто ждали и мрачно смотрели на то, как Мститель готовится казнить первого заложника…
… Вот и все.
Арнольд почувствовал легкую грусть. Не от того, что время истекало, а потому что заканчивался самый замечательный отрезок его жизни. Работа выполнена, он стал героем, добился своего, бросил призыв, который никогда не забудут… Он сделал.
Вот и все.
Несчастный репортер постепенно приходил в себя. Взгляд еще осоловелый, ничего не понимающий, но шас очнулся. И даже попробовал отстраниться.
— Не торопись, — усмехнулся Арнольд.
— Что? — Репортер потряс головой. — Что случилось?
«Кружка для неудачников» будет взорвана, но прежде нелюди должны обязательно увидеть льющуюся кровь. Свою кровь, такого же, как сами они, нелюдя. Маленький штрих, предваряющий грандиозный финал. Показательная казнь.
— Как ты? — заботливо осведомился Арнольд, продолжая крепко удерживать репортера.
— Голова… Я… что это было? Я ударился?
— Я тебя ударил.
— Ты? — Шас с трудом осознавал происходящее. — За что?
— За то, что ты есть, — дружелюбно объяснил Арнольд. — Я тебя оглушил, а сейчас убью, и твоя бессмысленная и подлая жизнь закончится. Потому что я так хочу. Ты знаешь, кто я?
И до несчастного дошло:
— Мститель…
— Скажи громче!
— Мститель!
Истекали последние секунды, и Арнольд наслаждался каждой из них.
— Скажи в камеру!
Репортер посмотрел в объектив и жалобно протянул:
— Мститель!
— Да!
Арнольд взмахнул мачете…
…Сиракуза ударил тем, что было, а была у него сущая ерунда. В отличие от многих жителей Тайного Города, Ваня не таскал с собой заряженные «Эльфийской стрелой» или «Дыханием дракона» артефакты, подчеркивая, что избегает оружия. Но и совсем без защиты предпочитал не оставаться, а потому держал на всякий случай перстень с «Кузнечным молотом». В обычном случае этот аркан удесятерял силу удара, однако Ваня использовал артефакт творчески: активизировал и швырнул в Арнольда.
— Мститель!
— Да!
Арнольд взмахнул мачете…
…Сиракуза ударил тем, что было, а была у него сущая ерунда. В отличие от многих жителей Тайного Города, Ваня не таскал с собой заряженные «Эльфийской стрелой» или «Дыханием дракона» артефакты, подчеркивая, что избегает оружия. Но и совсем без защиты предпочитал не оставаться, а потому держал на всякий случай перстень с «Кузнечным молотом». В обычном случае этот аркан удесятерял силу удара, однако Ваня использовал артефакт творчески: активизировал и швырнул в Арнольда.
— Черт!
Перстень врезался Мстителю в затылок, и он, как подкошенный, рухнул на пол.
Освободившийся шас резво пополз прочь, а Сиракуза, спотыкаясь, бросился к оглушенному Арнольду.
— Убью!
Кто прорычал последнее слово, было непонятно, потому что не люди боролись сейчас на полу «Кружки для неудачников», а два зверя. Два раненых зверя.
Сиракуза получил больше Арнольда, но недостающие силы Ваня черпал в ярости, отчаянно сражаясь за свою жизнь.
Удар, пропущенный Арнольдом, был слабее, однако оглушило Мстителя только что, и он не успел прийти в себя. Тем не менее среагировал Арнольд правильно: оказавшись на полу, тут же перекатился на спину, увидел налетающего противника и махнул перед собой мачете, разрезав Сиракузе живот. Из неглубокой раны хлынула кровь, но Ваню это не смутило. Он перехватил руку Арнольда и кулаком ударил его в лицо, точнее, в висок, надеясь вышибить из противника сознание. Но силы, силы… Не было у Вани нужных сил. И в обычном-то случае не было, а уж сейчас, еще не оправившись после «встряски», он и подавно не мог рассчитывать на успех. А спасительное кольцо валялось где-то на полу.
— Убью!
— Убью!
Удар, удар… Со стороны схватка могла показаться смешной — настолько медлительными были движения соперников, настолько вялыми выпады, но люди дрались насмерть, прекрасно понимая, что пощады не будет. И хрипели друг другу:
— Лакей!
— Убийца!
— Я… спасаю людей!
— Убиваешь!
Между ними стояли принципы. Слова. Жизненные позиции и… И мачете.
И главное сейчас заключалось в том, что между ними стояло мачете. Потому что именно от него зависело, чьи слова захлебнутся в крови.
— Предатель!
Арнольд ударил Ваню в бок. Он полностью восстановился, а потому удар вышел крепким, да еще рядом с разрезом на животе, и Сиракуза вскрикнул от резкой боли, ослабил хватку, и Арнольд мгновенно освободил вооруженную руку.
— Сдохни.
Мачете вновь взлетело вверх, Ваня зажмурился, но…
Репортер уполз, но не сбежал. Не остался в уголочке, дожидаясь, чем закончится поединок, не сдался. Трясясь и подвывая от страха, шас прополз за стойку, где предусмотрительный Упций держал дробовик, и взялся за оружие. Репортеру было страшно и противно, он не хотел никого убивать, но не видел другого выхода. Он взялся за оружие и поднялся на ноги.
И в тот самый миг, когда мачете взлетело вверх, прицельный выстрел снес Арнольду половину головы.
Эпилог
«Непотопляемый Кувалда. Нельзя сказать, что результат грандиозной междоусобицы был предсказуем — свидетели показывают, что в Южном Форте шла настоящая война. Но и неожиданным его назвать трудно: одноглазый Кувалда в очередной раз доказал королеве Всеславе, что способен контролировать свою непутевую семейку…» («Тиградком»)
* * *— А жалко, мля, что Чемофан, фурак такой, пулю схлопотал, — протянул одноглазый, разглядывая новенькую, свеженамалеванную картину «Величайший фюрер Кувалда вступает в освобожденный Южный Форт в сопровождении верных Шибзичей». Холст, масло, безвестный студент Суриковского за двойную цену. — Если бы он, фурак такой, выжил, то был бы законно повешен на рафость честным ребятам.
— И не говори, твое великофюрерское, — верноподданно поддакнул Копыто. — Удавить его было бы здорово, а то государственная виселица простаивает, мля, словно у нас веревка кончилась.
— А она не кончилась, — прежним, размеренным тоном продолжил одноглазый и вдруг посмотрел на уйбуя. Оценивающе посмотрел, словно мысль какая в голове образовалась случайно. — Но непонятно, мля, кого к веревке той прицепить ненафолго?
— Гнилича какого, или Дурича, — предложил Копыто. — Их много развелось.
— И ханцлеров тоже развелось, — заметил Кувалда.
— Один всего, — уточнил уйбуй. — Был.
— Фля семьи это много.
— Дык он уже в отставке давно. — Копыто умильно улыбнулся. — И ничо такого боле не замышляет.
— И фолю мне вернуть не замышляет, которую заныкал тогфа?
— Так доля та в вискиделательную машину вложилась, — хладнокровно ответил уйбуй. — И Дуричи тупые ее бетонной плитой придавили.
— Жалко, что ее, а не тебя.
— Не, совсем не жалко, ни хрена. Вискиделательную машину жалко, а вот то, что я уцелел — не жалко, а очень даже хорошо.
Преданности, с которой Копыто смотрел в единственный глаз фюрера, могла бы позавидовать самая верная на свете собака. «Умру за тебя, коль прикажешь!» — обещал пламенный взгляд уйбуя и не позволял фюреру заподозрить неладное.
«Он будет денег требовать, но ты не тушуйся, — втолковывал Ваня. — Доказательств у Кувалды никаких нет, говори, что все вложил в винокурню, и он отстанет. Теперь все от тебя зависит, это дело отработаешь, то и получишь».
А отрабатывать было что: честный Сиракуза сохранил для Копыто изрядную сумму, вот ее-то, родимую, уйбуй и защищал, изо всех сил создавая на физиономии нужное выражение.
— То есть ты все-все-все свои бабки в вискифелательную махинацию ухнул? — с подозрением осведомился Кувалда.
— Все-все-все, — подтвердил Копыто.
— Ифиот, мля.
— Для семьи старался, твое великофюрерское.
— Фля семьи старайся, но себя не забывай.
— Можно я запишу?
— Я те запишу, мля, грамотей хренов. — Одноглазый помолчал. — На какие шиши я теперя Форт восстанавливать буфу, а?
Бывший канцлер уныло развел руками, всем своим видом показывая, что о «шишах» каких-то ему ничего неизвестно.
— А может, повесить тебя все-таки, а? Как изменщика и растратчика?
— А можа, лучше я в твою честь кого-нибудь другого повешу? — вопросом на вопрос ответил Копыто.
— Соскучился, что ли?
— Не без этого, — кивнул уйбуй и доверительно сообщил: — В Англиях этих и прочих бенилюксах душно, до беспредела, мля. Вешать можно тока в заграницах, то есть, ежели кого повесить хочешь, то надо завербоваться и на юг мотать, а я не мог вербоваться, потому как я был миллионер и не по чину…
— Заткнись.
— Слушаюсь!
— Кретин!
— Так точно!
Кувалда помолчал, после чего поинтересовался:
— Уйбуем быть хочешь?
— Я? Да я… Да я за тебя… За тебя… — Копыто поднапрягся и выдавил из глаза настоящую слезу. — Кого хошь… за тебя…
— Лафно, лафно, мля, не хнычь. Только впрефь — никакого крысятничества.
— Да ни в жисть!
— В таком случае, — одноглазый благодушно потрепал уйбуя по плечу, — с возвращением в семью, фубина.
* * *Как все бессмысленно: надежды, мечты, слезы…
Как все жестоко.
Вчера вечером, закутавшись в одеяло и спрятав лицо в подушку, Даша надеялась, что время лечит. Искренне верила, что одной ночи окажется вполне достаточно, чтобы оставить позади все последние события. Надеялась проснуться в хорошем настроении, начать все с чистого листа…
Или не проснуться вообще.
Глупая, конечно, мысль, но она мелькнула при виде пустой квартиры. Душной, потому что июнь в Москве выдался на удивление жарким, и одновременно холодной, словно вырубленной из льда. Квартира, в которой рухнула ее скромная личная жизнь. Сначала она, а за ней и мечта.
Удивительная мечта стать могущественной волшебницей.
Еще вчера утром Даша верила, что чудо возможно. Еще вчера вечером она стояла в шаге от мечты, на расстоянии вытянутой руки, на расстоянии одного-единственного удара. Вчера… И она не смогла. Не переступила через себя, решив остаться тем, кто она есть — простым, но хорошим человеком.
Чья мечта разбилась вдребезги.
Не проснуться…
Глупая мысль едва скользнула по краешку сознания, но след оставила глубокий, с ухмылкой спросила: «Может, так будет проще?» — и продолжала спрашивать снова и снова.
Не проснуться…
Но не получилось.
Даша раскрыла глаза около одиннадцати и сразу поняла, что время ничего не лечит. Во всяком случае, не боль от погибшей мечты. А потому валяться в кровати, как поступила бы она в любой другой воскресный день, девушка не стала. Поднялась, накинула халат, на автомате посетила ванную, затем вышла на кухню, включила кофеварку — есть не хотелось, и уселась за стол.
Почему мечта требует платы? Потому что ничего не дается даром? Да, так, и с этим Даша давно смирилась. Жизнь есть жизнь, так что пусть будет плата, пусть, но почему такая высокая? Что именно в желании стать волшебницей требует крови?