— Ну, гадёныш, где же склеп? — беззлобно поинтересовался Уйма.
— Здесь. На главной аллее.
Максимилиан шёл всё медленнее. Наконец остановился и прижался к ногам Уймы:
— Погодите.
— Что такое?
— Надо подождать, — голос Максимилиана дрожал.
Так, в молчании, мы стояли несколько минут. Я подошла и прижалась к Уйме с другой стороны. Доспехи людоеда были тёплыми.
— Идём, — хрипло сказал Максимилиан. — Тут близко.
Кладбище в самом деле было старое, очень старое. Надгробья поросли мхом, будто слоем серого снега. Мы пробирались по аллее, как по лесу, то и дело отводя ветки, с треском разрывая паутину и вздрагивая от прикосновений мокрых листьев.
— У меня руки затекли, — сказал Максимилиан.
— Потерпишь.
— А если я поклянусь вам не вредить, вы меня развяжете?
— Это кто же когда верил клятвам некроманта? — усмехнулся Уйма.
Я поводила посохом, как антенной, выискивая опасность. Выходило, что опасно повсюду, но угроза была слабая, затаившаяся.
— Вот, — слабо сказал Максимилиан. — Вот склеп Вырвиглаза.
Прямо перед нами возвышалось чёрное каменное сооружение высотой этажа в три. Дверь была железная, очень низкая. Плющ (я думаю, что это был плющ) почти полностью закрывал её густой тёмно-зелёной сеткой.
— Открывай, маг, — предложил Уйма.
Я подошла поближе. За моим плечом цокал зубами Максимилиан; я нерешительно взялась за гибкие вьющиеся стебли. Рванула. Зашуршали листья, посыпалась пыль. В ладонь мне впилась заноза. Под плющом обнаружилось металлическое кольцо, ржавое и облепленное паутиной. Я брезгливо обмотала руку полой, взялась за кольцо, подёргала…
Никакого результата. Даже не скрипит.
— Пропусти, — сказал Уйма.
Он разбежался и ударил в камень ногой. Дверь вздрогнула. По кладбищу пронёсся гул экспресса, летящего в пропасть. Ни на что не обращая внимания, Уйма ударил ещё раз, и дверь вдруг легко провалилась внутрь, в темноту, как крышка консервной банки.
Из темноты повеяло застоявшимся воздухом.
— Я туда не пойду, — сказал Максимилиан.
— Пойдёшь, — людоед наматывал на кулак верёвку.
— Да послушайте вы! — в голосе Максимилиана послышались слезы. — Я… мёртвых боюсь.
— Чего?! — разинул рот Уйма. — Ты же некромант!
— Боюсь, — Максимилиан дрожал, я точно видела, что он не притворяется. — Я… вообще не могу. Я боюсь.
— А как же поднимать на врага армии скелетов? — издеваясь, спросил Уйма. — У нас на островах один старикашечка, помнится, поднимал… А как же прислуга из ходячих трупов? А как же…
— Не могу! — Максимилиан трясся. — Если бы вы знали… Что у нас бывает… Вы бы не смеялись!
— Не смейся над ним, — сказала я Уйме.
Людоед взял Максимилиана за воротник чёрной курточки:
— Ты, гадёныш, как хочешь, а я тебя не выпущу. Нам в склеп — и тебе в склеп. Нам через Соляную Бездну — и ты пойдёшь. Вперёд!
И он толкнул Максимилиана в проем, туда, где виднелись пыльные ступеньки.
* * *Это была очень богатая, очень пышная гробница. И совсем не страшная. Честно говоря, её можно было бы принять за королевские покои со многими комнатами, коврами и мебелью, золотой и серебряной посудой, картинами, гобеленами, оружием и статуями — если бы она, эта замечательная королевская квартира, не находилась под землёй на старом кладбище.
— А где же сам?.. — спросила я, когда мы прошли через четвёртую комнату, длинную и почти пустую, если не считать мраморного столика для шахмат.
— Где король? — спросил Уйма у Максимилиана. Тот вертел головой и тяжело дышал.
Я на секунду остановилась посмотреть на шахматы. Фигурки были тонкой работы, одни из кости, другие из незнакомого полупрозрачного материала. Я ломала голову, что же это такое, пока не догадалась послюнить фигурку пальцем и осторожно лизнуть. Соль!
Уйма тем временем протащил Максимилиана через комнату к полуистлевшей занавеске, загораживающей выход. Обернулся ко мне:
— Эй! Не отставай!
И отдёрнул занавеску.
Невозмутимое лицо его застыло.
— Это они! — закричал Максимилиан. — Я знал. Они его достали!
* * *Следующая комната оказалась королевской опочивальней. На ложе, целиком сделанном из мрамора, должен был покоиться прах покойного Вырвиглаза — век за веком и до скончания веков. Однако судьба распорядилась по-другому.
Королевское ложе пустовало.
В углу комнаты висел вниз головой истлевший труп — полы мантии свешивались на голову. Костяные щиколотки были намертво перехвачены стальными кандалами, цепь уходила вверх, в темноту. На полу валялась корона. Прижавшись к Уйме с двух сторон, мы с Максимилианом одновременно отвели глаза.
— Давай уйдём, — трясущимся голосом сказал некромант.
— Давай, — поддержала я.
Глава 13 Соляная бездна
Склеп незадачливого Вырвиглаза в самом деле оказался проходным. Прямо под мраморным королевским ложем обнаружилось отверстие, прикрытое тусклым щитом, но, когда я увидела этот «вентиляционный ход», меня охватило отчаяние.
— Уйма, ты же не пролезешь!
— Главное, чтобы пролезла голова, — повторил Уйма фразу, однажды сказанную Гарольду. И, привязав верёвку, которой был связан Максимилиан, к закопчённому кольцу в стене, неторопливо принялся снимать доспехи.
* * *— Кто его подвесил?
Мы пробирались по подземному ходу, ведущему, по словам Максимилиана, из склепа в Соляную Бездну. Ход был прямой, как шоссе, и почти такой же широкий. Уйма, поразивший нас с Максимилианом умением просачиваться в узкие дыры, шагал теперь в полный рост, выпятив широченную грудь и развернув бронированные плечи.
— Кто его подвесил? — снова спросила я у Максимилиана.
— Мёртвые-бессмертные, — отозвался он, глядя под ноги. — Слушай, у меня руки отнялись прямо. Вообще отсохнут. Жалко тебе развязать?
— Уйма, — нерешительно начала я.
— И не думай, — людоед взмахнул мечом, будто примериваясь снести кому-то голову. Остриё задело каменный потолок, полетели искры. Уйма ударил ещё раз — искры посыпались, как фейерверк.
— Кто такие эти… если мёртвые, то какие же они бессмертные?
— Воевали два клана, — Максимилиан вздохнул. — Две армии. Одни были из старых…
— Как это?
— Воины, павшие в битве, по праву явившиеся в страну мёртвых и вкушающие заслуженные почести, — Максимилиан, кажется, повторял заученный текст, в голосе его звучало отвращение. — На самом деле просто старые вороны, которых кто-то когда-то убил в бою. Второй раз же не умирать, вот они и бессмертные.
— А другие?
— Другие… новые. Те, кто пришли сюда не по правилам, после смерти, а живьём, через лазейку, по волшебству. Мои предки-некроманты, ещё Вырвиглаз со своей ордой, ещё кое-кто. Они хотели вкушать эти самые почести, но не умирать, и уж тем более не умирать в бою.
— И косточку разгрызть, и зубами не щёлкнуть, — подсказал Уйма.
— А что за почести? — я забыла, где нахожусь и куда иду, казалось, я вот-вот узнаю что-то очень важное.
— Ты что, не знаешь, что погибших воинов после смерти ждут почести?
— Знаю. А на что это было похоже?
— Шагающие дворцы, — сказал мальчишка с тоской. — Были такие. Где каждый счастлив безмерно, и горд, и вдохновлён, — он снова повторял строки из неведомой книжки. — Их завалили. Наполовину наши, живые постарались, наполовину мёртвые-бессмертные, чтобы нашим не досталось.
— Жалко, — сказал Уйма.
— Жалко, — Максимилиан опустил глаза. — Там такое было… Такое… Мой дед, когда рассказывал, плакал вот такими слезищами, — мальчишка хотел, видно, показать, но забыл, что у него связаны руки.
Стало тихо. Мы шли по коридору, время от времени наших лиц касался ветер — приносил запахи влаги и земли. Напоминал, что впереди есть выход.
— И кто победил? — спросила я. — Живые?
— Вообще-то да, — Максимилиан вздохнул. — Вообще-то… мой прадед сумел заколдовать почти всех старых: закатать их в каменную соль, засолить, как селёдку. Но они же бессмертные. Говорят, — Максимилиан запнулся, — вот моя мачеха говорит… Что уже совсем скоро они выберутся из соляной глыбы, придут и заберут свой мир обратно. А живых, которые их обидели…
Он вдруг остановился. Я повернула голову. По бледному лицу Максимилиана потоками лились слёзы.
— Вы не понимаете! Они могут в любую секунду вернуться. А я же прямой потомок Аррдаха, некроманта, который их победил. Они первым делом меня будут искать. Вырвиглаза вон уже нашли.
— Ты же говоришь, что они все в соли, — невозмутимо заметил Уйма. — Кто же его подвесил?
— Не все, — пробормотал Максимилиан. — Некоторые, которые поближе к краю соляной глыбы, смогли языком пролизать себе выход и освободиться. Теперь они… ходят. Ждут, когда освободятся остальные.
Холодный ветер снова прошёлся по тоннелю. Я задрожала.
— Мне надо уйти отсюда, — жалобно сказал Максимилиан. — Я так ждал… Я ждал: придут люди из-за Печати, рано или поздно. Значит, у них ключ. Значит, я уйду. Уйду — значит, спасусь. А мёртвые-бессмертные, если меня поймают, знаешь что сделают? — его лицо блестело от слез. Кончик носа покраснел.
— Ну и дурак. Объяснил бы по-хорошему, — я отвела глаза.
Уйма фыркнул:
— Ты, маг дороги, уши-то не развешивай. У него руки связаны, так он языком плетёт. Смотрите-ка, вроде выход?
Шагах в тридцати перед нами тоннель заканчивался широкой железной дверью.
* * *— Да уж. Представь себе. Вот ты пал в бою, пришёл в царство мёртвых, тут тебе мягкие подушки, еды и питья от пуза, красавицы, курильницы, всё как надо. И вдруг являются паршивые некроманты, выгоняют тебя, честного мёртвого воина, из твоего чертога, хотят сами есть-пить и целовать красавиц. Я бы обиделся.
Свистящий голос Уймы отражался от стен и куполов, от зеленоватых каменных статуй, от маслянистой поверхности непрозрачного подземного озера. Звук уползал в тоннели и ещё долго отдавался там, как будто тысячи змей на все лады повторяли слова людоеда, и мне хотелось, чтобы Уйма замолчал.
Соляная Бездна оказалась совсем не такой, как я ожидала. Мы попали, словно в огромный кусок сыра с большими дырками. Это было похоже на давно покинутый парк аттракционов: пещеры, коридоры, лесенки, мосты и переходы, странные конструкции; спиральные желоба, как водные горки в аквапарке, пронизывали гулкие пустые пространства, уходили вниз на страшную глубину и там терялись из виду. Из стен выступали статуи, похожие на шахматные фигуры в склепе Вырвиглаза. Уйма поплевал на руку, помусолил ближайшую статую, лизнул палец, поморщился:
— Соль.
На дне сухих желобов ершились иголочками неблестящие кристаллы.
— Здесь, — голос Максимилиана звучал еле-еле, но, начав говорить, мальчишка уже не мог остановиться, — было место для мёртвых-бессмертных, которые сбежали с поля боя.
— Для трусов, — невозмутимо уточнил Уйма. — И что же?
— Они гоняли соль по желобам. Языками.
— Тоже мне наказание, — мне было страшно, поэтому я пыталась уверить себя, что всё происходящее — смешно.
Максимилиан странно покосился на меня:
— По-твоему, ничего особенного? А ты представь…
Я посмотрела на ближайший к нам жёлоб. Он был хитро изогнут — то резкая прямая горка, то широкая спираль, вроде как тело удава. Я вообразила: вот по жёлобу идут один за другим малодушные воины. Языки у них отвисли до земли, и они гонят и гонят перед собой волну соляного раствора…
— А они вверх… шли или вниз? — спросила я, давясь нервным хохотом.
Максимилиан не отозвался. Кажется, мой смех его оскорбил.
— Вверх, конечно, — ответил за него Уйма. — Потом вниз скатывались — и опять… И где они теперь?
Максимилиан вздохнул:
— Их освободил мой дед. Он думал поставить их на войну против других мёртвых-бессмертных.
— Против храбрецов, — уточнил Уйма. — А они? Которых он освободил?
— Разбежались кто куда. Затаились.
— Понятно, они же трусы.
— Не все! Ты, что ли, никогда с поля битвы не бегал?
Уйма холодно усмехнулся:
— Никогда.
Максимилиан хотел что-то сказать, но в этот момент сверху послышался нарастающий шум. Я вскочила, вскинув посох. Уйма ощерился. Максимилиан присел на корточки.
Шум превратился в грохот. Отовсюду посыпались соляные кристаллы, закружились в воздухе, как снег. Я прищурила слезящиеся глаза; по одному из желобов катился череп, описывал виток за витком, подпрыгивал, грозя вывалиться за борт, но не вывалился и продолжал катиться. Всё ниже… ниже…
Шум долго не смолкал. Череп скрылся в переплетении желобов, по маслянистой воде озерца все ходили судорожные мелкие волны, и летели кристаллы соли, и подрагивал воздух.
— Откуда это? — спросил Уйма. — Что там, над нами, замок?
Максимилиан помотал головой:
— Раньше это был не замок. И наверх здесь нельзя. Идти надо вдоль берега… Вдоль озера… и там будет мост.
* * *Мы шли по слою соли, хрусткой, как снег. Уйма так хряпал сапожищами, что только крошки летели, и след за ним оставался почти как за танком. По этому следу, перепрыгивая из одного отпечатка в другой, тянулся Максимилиан. А замыкала шествие я — с посохом наперевес.
— Стой!
Людоед не сразу, но послушался. Недовольно обернулся:
— Что такое?
— Опасность, — я указала вперёд дрожащим пальцем.
— Известное дело, — согласился людоед. — Так что?
Я оглянулась назад. Возвращаться? Искать обходной путь?
Не дожидаясь команды, Уйма повернулся и снова захрустел сапожищами. Я подняла посох повыше. Впереди, в коричневом плоском полумраке, уже был виден верёвочный мост над густой зеленоватой водой.
На мосту кто-то стоял. Тёмная фигура, похожая на оплывшую чёрную свечку.
Уйма остановился. Максимилиан врезался ему в спину. Я замерла с поднятой ногой.
Кап, упала в воду тяжёлая капля. Кап-п.
— Кто здесь?!
— Долго, — тихо сказала фигура, и от звука её голоса вода взялась морщинками. — Долго ждать.
— Нам надо на ту сторону, — невозмутимо сообщил Уйма.
— Когда-то здесь был перевоз, — задумчиво сказала фигура.
— Теперь нет, — возразил Уйма после короткой паузы. — Теперь мост. Ты дашь нам пройти?
— Проходите, — неожиданно легко согласилась фигура. — Я возьму только его.
Максимилиан осел на соляную россыпь.
— Кого? — спросила я, надеясь затянуть время.
— Некроманта, — уточнила тень. — Кровь Аррдаха, я чую.
— Бери, — согласился Уйма.
— Да ты что! — от возмущения у меня волосы встали дыбом.
Людоед обернулся. Я встретилась с ним глазами.
— Бери-бери, — повторил Уйма добродушно. — Только с моста сойди.
Фигура заскользила, как на коньках. Мост колыхнулся, освобождаясь от немалой, видимо, тяжести. Когда соль скрипнула под спустившейся на берег фигурой, Уйма будто невзначай вытащил свой волнистый меч.
Фигура чуть замедлила движение.
— Кто такой, чтобы ставить условия? — небрежно спросил Уйма.
— С дороги, — прошелестела тень. — Или возьму всех троих.
Уйма поднял меч, принимая боевую стойку. Я кинулась к Максимилиану. Некромант был не просто белый — зеленовато-синий, как вода в баночке у школьника, рисовавшего весну.
Я попыталась поднять его. Максимилиан был лёгкий, будто нетопырь: кожа да кости.
— Развяжи мне руки… — простонал он, не разжимая зубов.
Тем временем Уйма и тёмная фигура сошлись, и полетели во все стороны кристаллики соли.
Навершием посоха я провела по верёвке, затянутой Уймой. Людоед умел связывать — каждый узел пришлось резать отдельно. Наконец разлохмаченная верёвка упала, и одновременно упали руки Максимилиана — безвольно повисли вдоль туловища.
— Я же говорил, — грустно заметил Максимилиан.
Я оглянулась. Уйма пытался высвободить меч, завязший в противнике. Противник пытался дотянуться до его горла чёрной, будто резиновой, рукой. Единственной.
— Держись! — крикнула я неизвестно кому. Подхватила Максимилиана под мышки, набрала полную грудь воздуха и взлетела. Поднялась метра на полтора, тут же просела под грузом некроманта и задержалась в полёте над самой землёй, над белой россыпью соли. Надувшись, как лягушка, поднялась ещё чуть-чуть и полетела — потянулась — над самой водой по направлению к мосту.
Ноги некроманта коснулись воды. Я замедлила движение, словно меня дёрнули назад.
— Колени согни! Подтяни ноги!
Он попытался выполнить мой приказ и подтянул колени к животу. Я опустилась ещё ниже. С мокрых сапог Максимилиана срывались тяжёлые капли и падали в воду, не оставляя кругов.
Когда же я научусь летать, как нормальный человек?!
Мост был уже совсем близко.
— Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!
Я навалилась на верёвку, служившую перилами. Поднимись я чуть выше — и мы с Максимилианом благополучно перевалились бы через препятствие и оказались на мосту. Но я недотянула.
Верёвка напряглась, как ограждение ринга, и отбросила меня назад. Я потеряла равновесие и, выронив Максимилиана, полетела в воду!
Но не погрузилась даже по грудь.
Вода без брызг вытолкнула меня обратно. Я висела, как поплавок, по пояс в воде и с пустотой под ногами. Рядом барахтался некромант — руки ему по-прежнему не служили, но опрокинуло его, к счастью, не на живот, а на спину.
Уйма ещё сражался. Его шлем откатился к самой воде, его меч переломился пополам, чёрная рука сомкнулась на его горле. Наверное, подумала я, после смерти людоед по праву мог бы рассчитывать на место в Шагающих Дворцах. И тут же спохватилась: два мага болтаются, как селёдки в рассоле, в то время как простой дикарь не на жизнь, а на смерть бьётся с порождением Соляной Бездны!