– Не пойдет. Для правильной процедуры необходима истина. Ну не бойтесь. Только отключите мобильный, он помешает.
Я выполнила просьбу и умостилась на небольшом кусочке пластика. Что-то загудело, заклацало, из прибора, похожего на принтер, выползла лента бумаги.
– Что тут у нас? Сейчас прочитаем… – запела Таня. – Сколько лет нашим частям? Кожа лица – семьдесят, тела восемьдесят, грудь шестьдесят восемь, ягодицы пятьдесят три. Ну да, филей почти у всех на высоте. Руки – сто, ноги – сто двадцать. Вполне приличный результат.
– Вы полагаете? – дрожащим голосом осведомилась я. – Мне вообще-то еще далеко до пенсии. Я думала, что нормально выгляжу. Ну, может, немного гусиных лапок образовалось. А тут – семьдесят… восемьдесят… сто двадцать… удавиться хочется.
– А смысл? – откликнулась Таня, распахивая белый шкафчик. – Ну повеситесь, и чего? Моложе не станете, наоборот, в результате удавления совсем испортитесь. Следует соблюдать главный принцип: не навреди. Бросайте сюда одежду, я предлагаю уникальную омолаживающую процедуру из масла морских водорослей пингваниум.
Я, уже успевшая снять часть шмоток, замерла с вытянутыми вверх руками, потом с интересом спросила:
– Разве у травы есть жировая прослойка?
Таня рассмеялась.
– Бывает же оливковое масло, а это водорослевое.
– Понятно.
– Новейшее изобретение. Производят лишь у нас. Понимаете, только в районе Сантири обитает вид рачков, которые, питаясь ламинарией, сами становятся добычей пингвинов. Последние плавают стаями, они, отправляясь летом к себе домой, запутываются в морской траве, оставляя на ней чешуйки своей кожи. Вот почему водоросли получили название пингваниум [4]. Они не подлежат транспортировке, используются на месте сбора, свежими. Да сейчас весь мир о пингваниуме судачит, все звезды делают эту процедуру! Вы ложитесь, ложитесь на кушеточку.
Я залезла на мягкий, застеленный белоснежной простынкой топчан, а Таня принялась открывать шеренгу банок, безостановочно болтая.
– Конечно, встречаются жулики, которые просто обмазывают клиентов рыбой и врут про пингваниум. Я считаю, что таких людей надо расстреливать! Они позор нашего цеха.
– При чем тут рыба? – для поддержания разговора поинтересовалась я.
– Морская трава имеет специфический запах!
– Фу! – скривилась я.
– Вот тут вы не правы, – категорично произнесла Таня. – Производителям ничего не стоит добавить отдушку, но это же химия! Ненатуральное! От такой штуки нет никакой пользы, кроме вреда! А если слегка приванивает, то сомнений нет: здесь все без обмана. Не щекотно? Не холодно? Может, обогрев кушеточки включить? Какую музыку хотите? Шум прибоя? Леса? Пение птиц?
Я закрыла глаза, меня неудержимо клонило в сон. Голос Тани был таким нежным, убаюкивающим – косметолог не издавала резких звуков, бормотала на одной ноте. По моему телу скользила ладонь, которой женщина намазывала на кожу серо-розовую массу, довольно сильно пахнущую свежей селедкой, в комнате было не жарко и не холодно, а в моей голове не осталось ни одной мысли.
– Аромат? – проник вдруг в сознание вопрос. Очевидно, Таня задала его чуть более громко.
– Спасибо, он не противный, – с большим трудом ответила я.
– Какой хотите запах? – уточнила Таня. – В кабинете я имею в виду.
– Все равно, – еле-еле ворочая языком, выдавила я из себя.
– На мой вкус?
– Да.
– Ну тогда спелый персик. И еще! Не волнуйтесь по поводу окна. Оно открыто, но сюда никто не сумеет пролезть, его закрывает решетка. А кроме того, выходит окно в сад, и посторонних там нет. Мы стараемся не включать кондиционеры, от них одна беда… болезнь… воспаление… спокойно… массаж… камни…
Мои уши перестали воспринимать речь, тело распласталось по кушетке, и весь окружающий мир исчез.
Сколько времени я провела в дреме, осталось неизвестным, но в какой-то момент по ноге забегали мурашки. Никаких неприятных ощущений я не испытала, однако проснулась. Открывать глаза было лень, нос уловил странный запах – вроде бы сильно воняло рыбой, но одновременно освежителем для туалета с резкой фруктовой отдушкой. На секунду у меня создалось ощущение, что я лежу на транспортере конвейера консервного завода во Владивостоке и он меня провозит мимо сортира.
Мурашки по ноге забегали интенсивнее. Сначала они оккупировали правую конечность, затем переместились на левую, поднялись к животу, груди, достигли шеи и… запищали.
Я вздрогнула и открыла глаза. Прямо перед моим лицом ползало что-то серое и явно живое. Оно двигалось по моему телу, слегка царапая когтями кожу, энергично работало шершавым языком и издавало странный, но совсем не злобный звук, нечто вроде:
– Фрр… хрр… шрр…
На долю секунды я растерялась, потом заорала:
– Таня!!!
Неведомое существо с легкостью перескочило на подоконник, безо всяких усилий протиснулось сквозь решетку и исчезло в саду.
– Я туточки! – весело донеслось из коридора, и в кабинет, распространяя приятный аромат кофе, вошла Таня. – Знаю, знаю, вам почудился монстр, который ходит по телу и слизывает пингваниум.
– Вы умеете читать мысли? – изумилась я.
– Нет, – засмеялась Таня. – Просто многие дамы одно и то же рассказывают: открывают глаза, а на груди сидит…
– Серый, с когтями, – подхватила я.
Таня развела руками.
– Глюк. Пингваниум – натуральный продукт, следовательно, имеет генную память. Наверное, в глубине океана обитает чудовище, вот водоросль и пытается о нем рассказать. Не беспокойтесь, тут никого нет! Только я и душевая кабинка. Пойдемте, надо смыть пингваниум.
Через некоторое время я вновь очутилась у рецепшен и услышала восхищенный возглас Светы:
– Господи, вы так шикарно выглядите, больше семнадцати вам и не дать! На завтра записать? У Танечки есть окошко с тринадцати до пятнадцати.
– Это же мое время! – визгливо заорал звонкий голос. – Светка, дура, не вздумай опять перепутать! Лохушка хренова, работать не умеешь! Цирк на колесах! Я два года в одни часы хожу, а она их другой обещает!
В холл вплыл резкий аромат духов, за ним появилась стройная блондинка в обтягивающем кроваво-красном сарафане.
– Идиотка! – завершила она выступление. – Завтра к часу приду я, и пусть косорукая Танька не забудет приготовить мою любимую музыку!
Светлана замялась.
– Ларочка, солнышко…
– Ну? – прищурилась клиентка.
– Вы не можете завтра получить процедурочку, – тихо сказала администратор.
– Че-е-е-е? – изумленно протянула Лариса.
– Хозяйка сказала… это… невозможно.
Блондинка вздернула подбородок.
– Ну ты, баба Яга в тюнинге, зажигаешь! Или вашего коньячища опилась? Эй, ау, ты с кем меня перепутала? Купи себе новый мозг!
– У вас, Ларисочка, большой долг, – решилась на откровенную беседу администратор, – сорок неоплаченных процедур. Алла Николаевна приказала, пока деньги не отдадите, вас не обслуживать. Я сегодня из жалости вас пустила, понимая ваше положение.
Губы блондинки сжались в узкую линию, глаза сузились.
– Из жалости? – протянула она. – Из жалости??? Из жалости я хожу в ваш дрянной кабинет с тупыми массажистками. Ну Алка! Вот сука! Ох я ей покажу… Она у меня попляшет…
– Ларонька, не нервничайте! – взмолилась Света. – А к вам дама пришла… Лариса посмотрела на меня.
– Че надо?
Я растерялась и честно ответила:
– Ничего. Я не собиралась с вами беседовать.
– Светка, сволочь! Ты что себе позволяешь? – завелась клиентка.
Администратор стала ниже ростом.
– Ларисонька! Это гениальная российская писательница Арина Виолова, она хотела пообщаться с госпожой Зарубиной. Специально вас ждала.
– Тут какая-то ошибка, – удивилась я. – Мне нужна бывшая жена Петра Зарубина.
– Ну, это я, – бросила через плечо Лариса.
Очевидно, слова Светланы про писательницу произвели на дамочку должное впечатление, сейчас Лариса казалась почти любезной.
– Желтый «Ламборджини» на парковке ваш? – со вздохом поинтересовалась я, уже понимая, что произошло.
– Только не говорите, что ваш идиот шофер его поцарапал! – взвилась Лариса.
– Нет, – успокоила я очередную экс-супругу излишне любвеобильного олигарха. – Прошу прощения, недоразумение вышло.
– Значит, меня тут обслуживают из жалости? – навалилась грудью на стойку Лариса, потерев всякий интерес к писательнице.
Я быстро вышла в сад. Черт бы побрал этого Зарубина! Ну зачем он купил своим бывшим одинаковые «ламборджинчики»? Неужели не мог приобрести автомобили разных цветов? Хотя, может, он взял сразу оптом десяток гоночных машин и получил скидку как мелкооптовый клиент?
– Мария! – позвал чей-то смутно знакомый голос.
Я вздрогнула и обернулась. Никого.
– Эта сволочь опять приходила, – продолжал тот же голос.
Наконец я сообразила, что звук несется из раскрытого окна. Косметолог Таня беседовала с кем-то в своем кабинете.
– Пролезла сквозь решетку, – продолжала Татьяна, – и стала клиентку облизывать. Хорошо хоть не постоянная в кабинете была, какая-то Виолкина, вроде писательница. Ох, не знаю, развелось их, словно ящериц. Она сама Светке представилась, а та не растерялась, комедию разыграла. Мы же на сдельщине, не на окладе, тут всякой ерунде обрадуешься. Раскрутили, блин, Достоевскую, по полной. А ты… Сколько раз говорила: прячь кошку! Запри ее, еще отравится дрянью, которой я дур мажу.
Я постаралась не рассмеяться в голос. Кошка! Запах рыбы привлек кису, которая бродила по саду. Потом пришло раздражение: здорово меня надули. Поверила ведь, что здесь читают и любят книги Виоловой.
– Не дай бог, кто из кретинок догадается, Алка тебе по шее настучит, – неслось из окна. – И Муську жаль. Разве можно несколько раз в день дерьмом объедаться? Там столько хрени понапихано. Ох, смотри, отпочкуется у Муськи второй хвост, не прибегай ко мне со слезами. Я тебя тыщу раз предупреждала: вот закроем клинику на ночь, тогда и выпускай кису.
– Ваш ключарь. Взять машин? – произнес совсем рядом другой голос. – Кот гулять, Никитас выполнять.
Я повернула голову – в паре шагов от меня стоял подросток-парковщик, он держал одной рукой Лео, а второй протягивал мне железное колечко, с которого свисал брелок с логотипом «Мерседеса».
– Кот хорош! – заявил Никитас, получив от меня чаевые.
– Все же, я думаю, это собака, – машинально поддержала я пустой разговор.
– Хвост! Кот! – паренек ткнул пальцем в заднюю часть животного.
– Голова! Собака! – в тон ему ответила я.
– Нет! Кентавр! – вдруг заявил Никитас.
Однако, у подростка сильно развито воображение, если ему на ум пришел человек-конь.
Из клиники выбежала Лариса и завизжала:
– Чурка, где мои ключи? Урод!
Никитас со всех ног кинулся на крик, я подхватила Лео и понесла его к «Мерседесу». Все же интересно, что за животное я нашла на фабрике у Руфуса?
– Ты кто? – спросила я у котопса.
Лео нежно лизнул мою руку и замер.
– Эй, тебе плохо? – испугалась я.
Животное чихнуло и простонало:
– М-м-м-а-у-м-м-м.
Я понюхала свою руку и тоже чихнула. Уж не знаю, из чего сделан разрекламированный Таней пингваниум, но гель для душа, который стоял в кабинке клиники, не избавил меня от «аромата» рыбы.
Я прижала к себе неведомую зверушку.
– Ничего, Лео, сейчас съездим к Нине, а потом домой, в отель. Там точно найдется действенное моющее средство. Конечно, время для нанесения визита неподходящее, подкрадывается ночь, но я не собираюсь пить у милейшей Ниночки кофеек. Просто задам ей пару вопросов, и до свидания. Ведь так?
Лео судорожно заработал лапами. Худенькое тельце стало выворачиваться из моих рук, и я поставила котопса на траву. Шатаясь из стороны в сторону, Лео сделал несколько шагов, и его стало тошнить.
Я подождала, пока найденыш успокоится, вытащила из сумки носовой платок, вытерла морду несчастного и понесла его к машине. Да уж, похоже, пингваниум убийственная вещь, Лео отравился, чуть лизнув руку хозяйки. Очень надеюсь, что владелица кошки Муси перестанет выпускать ее днем в сад клиники. Хотя, наверное, у киски желудок из свинца, она ведь не первый раз лакомится пингваниумом и до сих пор жива.
Вечером особняки в переулке бывших жен казались еще более одинаковыми от того, что во всех садах горели идентичные фонари. Очевидно, Зарубин приобретал оптом не только «Ламборджини». Дом Нины стоял темным, и на ее территории не работали лампы. Я потопталась у входной двери, на всякий случай постучала и поняла: в доме никого нет, Нина до сих пор не вернулась.
Меня охватила тревога. Куда подевалась Нина? Может, с ней приключилась беда? Бывшая жена олигарха носится по дороге, как ведьма на помеле. Она небось уже забрала машину из ремонта, вдруг попала в аварию?
Поскучав на крыльце, я вернулась к «Мерседесу» и поехала в сторону Флоридоса.
На Грецию опустился вечер, но, похоже, жизнь в Сантири только начинается. По улице течет толпа отдыхающих, работают рестораны и ночные клубы. Даже уличные гадалки не отправились домой, сидят у стен домов, раскидывают на столиках карты. Ну почему мне в голову сразу приходят мысли о несчастьях? Нина теперь свободна, без мужа. Наверняка отправилась поужинать, сейчас пляшет в каком-нибудь клубе и, вполне вероятно, протусуется до утра. Я совершила ошибку: такую особу, как Зарубина номер шесть, дома надо искать около полудня.
В отличие от яркого Сантири, Флоридос казался глубоко спящим. Никаких рекламных огней, шума, гама, веселых лиц и запаха шашлыка. Между бунгало тускло светили фонари, и стояла нереальная тишина, нарушаемая цикадами и шорохом моря.
Я хотела войти в свой номер и вдруг услышала вдали громкие голоса и завывание сирен… Через секунду стало понятно, что к вилле Эммы спускается «Скорая помощь» или полицейская машина – отблески от яркого маячка, установленного на крыше микроавтобуса, озарили окрестности.
В мгновение ока я впихнула Лео в бунгало и кинулась к особняку Поспеловой.
Если, подойдя к дому, вы видите, как несколько мужчин с хмурыми лицами снуют из квартиры на улицу и обратно, то будьте уверены: произошло несчастье. А если уж в дверном проеме возникает человек, стягивающий с рук резиновые перчатки, а двое парней вывозят из «Скорой» каталку, на которой лежит пока пустой мешок из черного полиэтилена…
– Что случилось? – я кинулась к парню, одетому с серую рубашку.
Тот что-то быстро ответил по-гречески.
– Ноу! – замотала я головой, – спикен раша! Плиз!
Юноша развел руками, и я ринулась внутрь виллы. Какой-то мужчина с фотоаппаратом на груди попытался остановить меня, но я ужом вывернулась из его рук. Сомневаюсь, что у греческой и российской полиции очень отличаются правила осмотра места происшествия. Начальство не станет охранять дверь, надо добежать до гостиной, там и обнаружится местный Олег Куприн.
Интуиция меня не подвела. На большом светлом диване сидел рыжий мужик в темных брюках и светлой сорочке.
Увидав меня, он спросил что-то по-гречески.
– Нет, раша, – замотала я головой. – Или дойч, плиз. Что случилось? Эмма? Ай вонт спикен ту Эмма!
Глава 18
– Вы кто? – вдруг на хорошем русском языке осведомился полицейский.
– Виола Тараканова, – представилась я, – пишу детективы под псевдонимом Арина Виолова. Где Эмма?
– Зачем она вам? – вопросом на вопрос ответил полицейский.
– Поговорить.
– Это невозможно.
– Поспелова жива?
– Вы волнуетесь за ее безопасность? – гнул свое страж порядка.
Мое терпение лопнуло.
– Послушайте! Я автор десяти криминальных романов…
– Рад за вас.
– И мой муж майор, он служит в Москве в уголовном розыске. Его зовут Олег Куприн, – бойко выложила я свои козыри, предусмотрительно не упомянув о разводе. – Поэтому я хорошо осведомлена о полицейских правилах. Я имею очень важную для Эммы информацию, мне необходимо поговорить с ней.
– Олег Куприн? – неожиданно усмехнулся грек. – Здорово! Как он поживает? Такой же тощий и кудрявый?
– Похоже, вы никогда не встречались с моим мужем, – возразила я. – Он постоянно борется с лишним весом, волос у него на голове практически не осталось, а те, что есть, никак нельзя назвать кудрявыми.
– У вашего мужа имеется родинка на лице? – вдруг спросил полицейский.
– Нет, но есть на шее, ближе к затылку, – растерянно ответила я, – врачи давно советуют ее удалить, но Олег все никак не решится.
Полицейский встал.
– В России меня звали Романом, – сказал он, – а здесь переиначили в Рамоса. Кстати, я вас видел. Достаточно давно, на дне рождения у Вити Малышева. Как только вы вошли в комнату, я сразу подумал: дама похожа на бабу Олега. Но решил, что это просто совпадение. А уж когда фамилию назвали… Редкая она у вас.
Я заморгала и вдруг вспомнила: большая комната, длинный стол, заставленный бутылками и стаканами, а вот закуски очень мало, она разложена по блюдечкам и вся состоит из гастрономии: сыр, колбаса, шпроты. Никаких салатов, даже нет культового «оливье». Малышев убежденный женоненавистник, супруги у него нет, постоянной дамы сердца тоже, поэтому Витькина квартира похожа на мрачную берлогу. А вот гости пришли парами. Мы с Куприным только поженились, и это был наш первый выход в свет в качестве супругов, именно тогда я познакомилась с его коллегами. Ближе к концу праздника появились еще двое молодоженов. Мужа я помню смутно, а вот жена – красивая, темноволосая, не по-московски смуглая – врезалась в память. Наверное, я не забыла ее еще и потому, что девушка плохо объяснялась по-русски, и народ стал подшучивать над ней. Говорили что-то вроде: «Рома, не учи ее по-нашенскому балакать. Начнет – потом не остановишь!»
– Вспомнила? – улыбнулся Роман.
– Да, – подтвердила я. – Вы, кажется, через полгода после бракосочетания уехали на родину жены. Олег тогда расстроился, говорил, что вы отличный специалист, жаль терять такого.