Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна Георгиевна 18 стр.

Да уж, назвать дона ди Сааведра миленьким могла только моя зазеркальная подруга.

— Я на него скоро и так насмотрюсь, — фыркнула я. — Это же алькальд наш новый, к нему на встречу я и направляюсь. А дед все равно сморчок.

— Как скажешь, — забирая пергамент, заявила Иравари. — Жених наш, судя по слухам, кабальеро страстный и в любов­ной науке поднаторевший.

— Фехтовальщик он еще хороший, — кивнула я. — Только…

— Перестань! Утешать тебя не буду, и не надейся. За свои ошибки нужно отвечать. Если бы ты…

Она еще что-то говорила, но я уже думала о совершенно других вещах.

— Иравари! — прервала я страстную тираду. — Не могла бы ты отвлечься от моих любовных дел и бухгалтерию свес­ти?

— Это так срочно?

— Да. Я собираюсь закрыть все элорийские аферы как можно быстрее. Будем новую жизнь начинать.

— Ну в принципе с твоими финансами это будет не слож­но. А где? На континенте?

— Есть у меня одна задумка, я тебе потом сообщу, — дело­вито сказала я. — Закончим дела и можем отправляться.

— А как же университет? И что скажет твой покровитель?

— Как-нибудь без диплома проживу. Это ответ на первый вопрос. А по второму… Мне все надоело, я же не раба, в конце концов, могу свою жизнь по своему разумению обустраи­вать.

— Хорошо. Вот такой ты мне нравишься. Теперь огласи мне список оставшихся дел.

— Во-первых, я должна найти убийцу Игоря, а во-вто­рых…

Портшез покачнулся, шкатулка на коленях заходила хо­дуном.

— После договорим, кажется, мы прибыли.

— Удачи! — шепнула Иравари, прощаясь.

На разноцветную мозаику подъездной дорожки я ступила неуверенно. В дороге меня растрясло, как ту «лягушонку в коробчонке», да и громоздкая шкатулка, которую я с незави­симым видом держала под мышкой, ловкости мне не добав­ляла.

По двору сновала целая толпа слуг — помогающих, встре­чающих, принимающих лошадь, расстилающих ковер под ноги прибывших. Мои каблуки моментально увязли в длин­ном ворсе. Ночной ветерок играл листьями финиковых пальм и разносил по двору сладковатые мускусные ароматы. Почему-то невероятно захотелось есть.

Влад спешился первым и подал руку спутнице. Агнешка приняла услугу с притворной скромностью, не забыв бро­сить призывный взгляд из-под опущенных ресниц. Курица, ёжкин кот! Я перехватила шкатулку поудобнее и отверну­лась. «Курочки бы сейчас или свининки копченой ломтик пожевать!» Неожиданно вернувшийся аппетит я расценила как предвестник абсолютного выздоровления. «В конце кон­цов, дорогая донья Лутеция, вечной любви вам никто не обе­щал, так что в обмане винить некого. Время лечит и все та­кое… И плакать при нем не смей! Ты уже не деревенская кол­дунья, а дама во всех отношениях солидная». Уговаривая себя подобным образом, я рассеянно посматривала по сторо­нам.

Паляссо дель Акватико был, пожалуй, самым грандиоз­ным сооружением Кордобы. Расположенный почти у черты города, он расползался своими толстыми стенами, высокими башенками и длинной извилистой галереей по поверхностям прибрежных скал. Донжон дворца возвышался подобно чу­довищному маяку на фоне темно-фиолетового ночного неба.

Агнешка, вдруг вспомнившая о своих обязанностях, подо­шла ко мне:

— Ты не будешь возражать…

— Делайте все, что вам будет угодно, — раздраженно отве­тила я. — Любитесь, женитесь, размножайтесь! Совет да лю­бовь!

— Я намеревалась помочь тебе со шкатулкой, — недоумен­но пояснила водяница. — Князь думает, что в ней у тебя зер­кало.

— Даже если так? Его сиятельство хочет поправить локо­ны?

Влад прислушивался к разговору, иронично приподняв бровь.

— Во дворец Акватико запрещено проносить зеркала, — терпеливо объясняла Агнешка, кажется, удивленная моим поведением. Я думала, ты об этом осведомлена. В конце кон­цов, студентам читают ознакомительные лекции о других стихиях.

— Вы позволите? — Дракон, преодолев небольшое сопро­тивление, отобрал мою ношу. Зеркальце блеснуло в свете фа­келов, и мне показалось, что Иравари заполошно пытается набросить на себя какую-то завесу.

— Донья Брошкешевич, — медово проговорил князь, — не будете ли вы столь любезны показать нам дорогу? Мы с до­ньей Ягг последуем за вами в некотором отдалении. А зерка­ло… Что ж, мы у крыльца передадим его слугам.

Голубые глаза княжны затуманились, будто оконные стеклышки в мороз.

— Конечно, как вам будет угодно…

Наша небольшая процессия двинулась по ковровой до­рожке.

— Почему именно вы сопровождаете нас? — светски спро­сила я, прикидывая, что никакого морока натянуть на себя уже не успею, так страхолюдиной и прохожу. — Неужели у Дракона нет других дел?

— О, это просто дань уважения сиятельному дону Аквати­ко. — Влад нес шкатулку перед собой, будто позабыв захлоп­нуть крышку. — Являясь, как вы знаете, магом воды, я попро­сил убежища в своем стихийном доме. Так что, некоторым образом, вы, дорогая донья, находитесь в гостях и у меня.

Долгих десять шагов мы молчали, долгих десять ударов моего сердца.

— Я хотела попросить прощения.

— Не стоит, — прервал меня спутник. — Вы использовали меня. Не скрою, эта роль была для меня непривычна, но бес­ценный опыт, который я приобрел…

— Что значит — использовала? — шепотом воскликнула я. — Вы, человек, который всегда преследовал в наших отношениях только свои интересы, смеете меня в этом обвинять?

— Не обвинять, — блеснули зубы в злой усмешке. — Я смею выразить вам свое восхищение, Лутеция. На некото­рое недолгое, но сладостное время я поверил в искренность ваших чувств и, представьте себе, действительно собирался похитить вас из Элории, презрев свои интересы. К счастью, мое ослепление не зашло далеко. Благодаря вам, любезная донья. Своим поведением вы недвусмысленно указали мне на мои заблуждения.

— Князь, вы дурак, — устало прошептала я.

— А вы интриганка.

— Один — один.

— Желаете отыграться?

К этому моменту мы уже подошли к колоннам крыльца. Агнешка беседовала с представительным мужчиной в сереб­ристой ливрее.

— Игры кончились! — зашипела я. — Отдайте шкатулку!

Он попытался увести короб из-под моих рук; я сделала резкий шаг, крышка захлопнулась. Влад вскрикнул — кова­ный замочек прищемил подушечку пальца. Струйка крови потекла по полированному дереву.— Ну вот, теперь придется ее чистить, — раздраженно бро­сила я, передавая многострадальную шкатулку серебристо­ливрейному господину.

— Сохраните ее, уважаемый. Мне хотелось бы со време­нем получить ее назад.

Господин корректно пообещал проследить за сохранно­стью моих вещей. Дракон молчал, запеленывая палец в шел­ковый платок. Так тебе, злыдень, и надо!

Агнешка Брошкешевич, ляшская княжна, была кем угод­но, только не дурочкой. И хотя ее голубые, как горные озера, очи и золотистые локоны ввели в заблуждение не одного бла­городного кабальеро, свои шаги стихийница умела рассчи­тывать с ювелирной точностью. Поэтому, когда во дворе Квадрилиума повстречала она таинственного незнакомца, бросающего страстные взгляды в сторону Лутеции Ягг, кото­рая, кажется, вообще ничего вокруг себя не замечала, Агнеш­ку осенило: вот он, шанс, как называют его галлы, — велико­лепная возможность быстро поправить свое положение. Еще в детстве, деля огромную сырую спальню Казимижского замка с шестью сестрами (ибо плодовитость князя Витольда уже вошла в народные предания наравне с его бедностью), Агнешка решила, что никогда не будет испытывать лишений. Ни за что, ни за какие коврижки. В славной блондинистой го­ловке, в которую также с детства, наравне с точными наука­ми, вбивались геральдические знания и генеалогия всех кня­жеских семей континента, за считаные секунды родился чу­десный план. Инкогнито синеглазого кабальеро было рас­крыто без труда. И Агнешка, приблизившись к мужчине, прошептала по-романски:

— Низкий поклон сиятельному Дракону.

Князь вздрогнул, на мгновение оторвав пылающий взор от бледной ветреницы, и приветливо улыбнулся.

— Мы знакомы?

— Не смею надеяться. — Знания романского ограничива­лись у Агнешки всего одной-двумя фразами, поэтому беседу она предпочла вести на элорийском. — Когда вы гостили в Казимижском замке, вряд ли обратили внимание на чумазую девчонку.

— Так вы одна из дочерей князя Витольда? — весело осведомился Дракон. Ноздри точеного носа дрогнули, как будто пы­тались уловить какой-то аромат. — Мэтресса воды? Не могу пе­редать, как меня радует наша встреча, ваше высочество.

— Агнешка. Друзья называют меня так.

— Почту за честь, ваше высочество, — низко поклонился Дракон, но называть себя по имени не предложил.

Донья Брошкешевич облегченно вздохнула. Адюльтер в ее планы нисколько не входил, поэтому то, что валашский господарь несколько дистанцировался, ее обрадовало.

— Я не удержусь в седле без вашей помощи.

— Мы решим эту проблему, — улыбнулся князь.

Продолжить ему не дали — в разговор благоухающим вихрем ворвалась донья Бланка дель Соль.

— Почему ты не предупредил меня? Я была уверена, что ты на континенте! Влад! Как я рада нашей встрече!

Уголком глаза Агнешка заметила, как напряженно при­слушивается к их разговору Лутеция. «Кажется, мне придет­ся стать наперсницей влюбленных, — весело подумала княж­на. — Любопытно, какая кошка между ними пробежала и по­чему они делают вид, что едва знакомы? Это какое-то пред­ставление для посторонних глаз? А остальные дамы? Ну, с Бланкой все как раз понятно — она была студенткой пример­но в то же время, что и Влад Дракон, так что отношения их должны связывать самые дружеские. А вот интерес Эмелины надо пресечь в зародыше. Эта вершина ей не по силам».

Бланка вырвала у князя обещание скорейшего свидания и удалилась. Эмелина, взволнованно дыша, осталась у подъез­да, провожая портшез и двух всадников завистливым взгля­дом. Агнешка, сидящая в седле перед Владом, рассеянно по­махала ей рукой.

— Я приглашена ко двору Акватико в качестве одного из магов, — сделала первый ход ляшская княжна.

— Мои поздравления. Для юной девы это немалая удача. Большой шаг во взрослую жизнь.

— Вы действительно так думаете? — иронично переспро­сила Агнешка. — Девушка, да еще иностранка, среди элорийских аристократов может добиться большего?

Влад не ответил. Рассмотреть выражение его лица не представлялось возможным, поэтому княжна тоже замолча­ла.

Свою будущность, несмотря на браваду в разговорах с другими студентками, она прекрасно себе представляла. До­нью Брошкешевич придержат до поры до времени, чтобы в удобный момент использовать в качестве разменной монеты в борьбе четырех домов. Родственной поддержки у нее в Элории нет, поэтому в самом лучшем случае ее выдадут замуж за представителя другого дома для укрепления межстихийных связей, а в худшем…

— До острова доходят слухи, что на континенте вы откры­ваете новые учебные заведения, — не выдержала, наконец, девушка, ощутив затылком движение мужской груди. Всад­ник то ли засмеялся, то ли вздохнул. — Я бы хотела просить у вас место в одном из них.

— Вы хотите обучать студентов?

— Я хочу стать ректором лучшего в мире университета. Вы можете возразить мне, что я еще слишком молода, но надо же с чего-то начинать.

— Вы разумная девушка, — благосклонно отвечал князь. — Но я не могу вам сейчас ничего обещать. Мне нужно больше информации для принятия столь серьезного решения.

— Я понимаю и буду ждать столько, сколько понадобится. И пусть сиятельный Дракон будет уверен: я сумею доказать ему свою преданность.

Князь подобрал поводья и склонился к ушку прелестной доньи.

— Тогда начните доказывать ее прямо сейчас.

Агнешка замерла. Пока в ее воспаленном воображении проносились картины разной степени пристойности, на ка­ком-то другом уровне сознания велась кропотливая, почти математическая работа. На записного сердцееда князь не по­ходил, а походил он на осторожного игрока, шаг за шагом ра­зыгрывающего сложную комбинацию. Он проверяет ее?

— В данный момент вы слегка растеряны, князь, не пони­мая, почему ваши стихийные силы не спешат восстанавлива­ться, — холодно проговорила княжна. — И можете не трево­житься, на ваше сердце я претендовать не намерена, как и на вашу руку.

Дракон облегченно засмеялся и отпустил повод. Лошадь замедлила шаг.

— Не могу передать, как приятно слышать мне ваши сло­ва, любезная донья Брошкешевич. Причину моей тревоги вы определили точно. Я восхищен.

— Тогда, рискуя усилить ваш восторг, сообщу вам, что не­кто хитростью или по случайному стечению обстоятельств лишил вас силы воды.

— Каким образом?

— Если верить слухам, наша общая знакомая была иници­ирована неким могучим колдуном. Мы с вами знаем, что природа инициации такова, что в момент ее происходит об­мен силами, когда более сильный маг отдает действу все свои силы без остатка…

Слова подбирались с трудом, Агнешка очень старалась не сбиться на простецкую площадную ругань.

— Затем, со временем, инициированный возвращает поза­имствованную силу с процентами. Только наша с вами, князь, общая знакомая этой возможности лишена. По прика­зу ректора на нее надели магический пояс.

Восклицание Дракона относилось к тому самому виду площадной ругани, которую порядочной девушке понимать не полагалось. Поэтому покрасневшая Агнешка сделал вид, что она ничего не слышала.

— Благодарю вас, княжна. Сейчас вы на шаг ближе к рек­торскому креслу, — наконец проговорил Влад.

— Значит, я могу считать договор между нами заключен­ным? Должность в обмен на преданность?

— О да, я могу вам это обещать.

— Но ваша теперешняя слабость, князь, видна любому магу воды, — настойчиво продолжала девушка. — Нити силы как будто избегают вас. Может быть, я могла бы каким-то об­разом…

Ей припомнились поцелуи Эмелины, которыми та усили­вала ее магию, и Агнешка снова покраснела.

— О нет, моя дорогая сообщница. Люди обожают чужую слабость, особенно когда ей подвержен некто могучий и гроз­ный. Роль жертвы мне даже нравится. Мы продолжим наш разговор в другое время и в более подходящем месте. Мы почти прибыли. И, донья Брошкешевич, отберите у вашей подопечной зеркало, в которое она так сосредоточенно любо­валась всю дорогу. Дом Акватико не терпит зеркал. Да, да, оно в увесистой шкатулке, с которой донья Ягг не пожелала расстаться.

Агнешка изящно спешилась и отправилась исполнять по­ручение. Новый работодатель ей импонировал не в пример больше истеричного дона Акватико.

Когда танцы вокруг шкатулки, устроенные неугомонной Лутецией, завершились, ветреница стала подниматься по ступеням.

— Сохраните ее, уважаемый. Мне хотелось бы со време­нем получить ее назад.

Валашский Дракон оглянулся на мажордома.

— И не пытайтесь ее открыть. Заклинаю Источником, даже не пробуйте.

Бумаги я подписала, почти не вчитываясь. «Некие», ёжкин кот, бумаги. Алькальд так их именовал, как только по­явился на пороге крошечной приемной залы, в которой я рас­сеянно ощипывала лепестки роз. Ваза была большой, букет обширным, время… Его тоже было более чем достаточно. Влад, не прощаясь, исчез уже на первом лестничном пролете. Разговаривать с Агнешкой мне не хотелось, и она скромно сидела в уголке, излучая такое довольство жизнью, что вы­зывала только желание вцепиться ей в волосы. Поэтому я скрипела зубами и портила цветы в ожидании, когда мне поднесут на подпись документы.

— Не соблаговолите ли вы, Лутеция, подписать некие бу­маги?

Я по-новому взглянула на своего, если верить Иравари (а не верить ей у меня причин не было), жениха. Ну, правда — нормальный мужик. Не красавец писаный, но и не урод. Что-то такое в нем было, что наверняка заставляет замирать сердечки элорийских чаровниц. Усы вот только… Я мыслен­но сбрила дону ди Сааведра растительность на лице и мыс­ленно же полюбовалась делами рук своих. Но, увы — вместе с усами пропало некое разбойничье очарование, алькальду присущее. Ах, пусть ходит, как хочет — в конце концов, мне с ним не целоваться, так что и тревожить меня это не должно.

Я раздраженно прикусила кончик пера. Пера? Мамочки, мне же «некие» бумаги подписывать надо, а не мысленным мастерством цирюльника развлекаться.

«Донья Лутеция Ягг, с одной стороны, и маркиз де Карбабас, с другой стороны…»

— Это, извините, что такое? — Я обвинительно наставила перо в сторону алькальда. — О чем идет речь в документе, ко­торый я сейчас читаю?

— О владении театром, — добродушно улыбнулся кабаль­еро. — На днях меня посетил некто, представившийся доном Хуаном (его дальнейшее прозвание я, к сожалению, не за­помнил), и принес на заверение купчую. Со стороны продав­ца уже все подписано и заверено печатью, расписка о получе­нии договоренной суммы прилагается. Так что позвольте вас поздравить, моя дорогая. С этого момента вы полноправная владелица целой труппы лицедеев. Более того, помещение, которое снял оборотистый кабальеро Хуан…

— А дон Хуан — это такой светловолосый голубоглазый господин, который, чтобы войти в помещение, поворачивает­ся боком и слегка пригибается? — перебила я алькальда. — Он у вас перед лицом платочком с вышитыми петушками не размахивал?

Ди Сааведра удивленно кивнул в ответ на первое предпо­ложение и решительно возразил на второе. Ну, хоть без пету­хов на этот раз обошлось. Я заскрипела пером. Ну, Ванечка, человечище ты… Честный-то какой! Денежки не прикарма­нил, а все в дело пустил, да еще и аристократической поддер­жкой доньи дель Терра, то есть моей, заручился. Ловкач! Надо было сумму поменьше ему давать, чтоб на выкуп цело­го театра не хватило, а только на двух страдальцев. Я потяну­ла цепочку, вытаскивая из-за ворота личную печать, и прило­жила ее к пергаменту. Что ж мне с вами, лицедеями, теперь делать прикажете? Эх, недаром пословица народная говорит: «Во многих владениях много печалей». Вру, нет такой посло­вицы, это я ее сама только что сочинила. Но ведь к месту? И к тому же я тоже народ. Поэтому на сочинение пословиц, а так­же поговорок, потешек, считалок и пыхтелок право имею. Эх, попадись мне этот дон Хуан сейчас, на косую сажень в плечах не погляжу — таких оплеух надаю!