А как странно, что нападение произошло именно в пятницу! Что ж это за незадача такая — снова пятница и снова… «Роковая пятница» — какое название для детектива, который она когда-нибудь напишет!
Напишет? Гадательно…
Шаги за дверью, скрежет ключа.
Алена отскочила от семнадцатого комода, не успев поставить ящик на место. Но, может, они не заметят?
Вошел Руслан, бросил быстрый взгляд на забившуюся в угол Алену, усмехнулся, даже не дав себе труда оглядеть комнату. Швырнул перед ней на пол ее сумку и коробку от бальных туфель, в которую теперь были небрежно засунуты ее босоножки, процедил сквозь зубы:
— Забери свое барахло.
Наверное, это была сущая суета сует и, очень может статься, томление духа, но Алена первым делом уселась прямо на пол и поспешно переобулась. Сразу стало легче — настолько легче, что она совершенно спокойно расстегнула сумку и принялась перебирать там вещи. Действия эти имели только одну цель: позлить Руслана. Пусть не думает, что ее так легко запугать. Ему совершенно незачем знать, что у Алены все дрожит внутри от страха и безнадежности.
Поэтому она методично выгрузила расческу, косметичку, записную книжку, ручку, кошелек… Еще и заглянула в тот кошелек и обнаружила, что двух сотенных купюр там уже нет. И телефона нет, само собой. И еще чего-то там не было, только Алена никак не могла понять, чего именно.
Руслан, наблюдавший за нею очень внимательно, поймал выражение растерянности на ее лице и хмыкнул:
— Не волнуйся, мы ничего у тебя не взяли. Хотя вряд ли тебе твое барахло пригодится.
— Это еще почему? — как могла хладнокровно спросила Алена. — Вы что, меня собираетесь тут прикончить? Но, между прочим, мои родственники и друзья знают, что я поехала сюда. И если я исчезну, меня начнет искать полиция. И если спросят Мишеля, он, конечно, скажет, что именно вы сообщили ему, что я внезапно решила сбежать с занятий…
— Да ты не волнуйся, — издевательски ухмыльнулся Руслан, — все обдумано. Мы и впрямь сказали, что ты больше не вернешься. Разболелась нога, ты решила уехать, просишь извинить, и все такое. Сейчас мы с тобой вместе выйдем отсюда, ты сядешь в твою машину и поедешь в Париж. Но не одна, а с нашим человеком. А мы вернемся на урок. Мишель увидит, что мы здесь, увидит, как отъезжает твоя машина, да еще ты посигналишь от ворот и помашешь ему… У нас будет алиби. Где ключи от твоей машины? Где она стоит? Какая марка?
Алена, все еще сидевшая на полу, озадаченно смотрела на него внизу вверх. Неуравновешенный Руслан окончательно шизанулся? Какие ключи? Какая машина? Она ведь пешком, пешком пришла от деревни!
Сказать ему об этом? Или не говорить? У Руслана уже сложился план ее ликвидации каким-то там «своим человеком». Очень может быть, это тот самый широкоплечий негр, которого она мельком видела. Наверное, он и есть Катана, который здесь и охранник, и ликвидатор. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Ну не смешно ли, что ее, отъявленную расистку и славянофилку, «ликвиднет» какой-то черный?
Наверное, смешно. Алена непременно посмеялась бы над такой иронией судьбы, сыщись у нее время и силы.
Признаться, что машины нет и не было? Кстати, нет не только в Париже, но в Нижнем Новгороде…
А может быть, Руслан убьет ее в ту же минуту, когда услышит об этом? Действия шизофреника (а сомнений в диагнозе быть не может!) никто не в силах предугадать.
И вдруг Алена почувствовала пристальный взгляд Селин, устремленный на ее ноги. Вернее, на ее босоножки, все еще не просохшие, а кое-где испачканные травой, с прилипшей к каблукам землей…
Ну да, женщины более приметливы, чем мужчины, более внимательны к деталям. Поэтому в таланты мисс Марпл Алена всегда верила больше, чем в способности Эркюля Пуаро.
Да, запираться бессмысленно, придется признаваться.
— Да нет у меня никакой машины, — буркнула она. — Нет.
— Врешь! — зло бросил Руслан, а Селин только вздохнула обреченно.
— Почему вру? — пожала плечами Алена. — Я во Францию приехала-то всего на две недели, зачем мне машина? Если сильно надо, я и такси возьму. А в принципе, мне очень нравится французский общественный транспорт.
— Так ты что, на поезде сюда приехала? И со станции пешком перлась? — спросил Руслан с таким презрением, что Алена непременно расхохоталась бы, не сложись ситуация, к смеху никак не располагающая.
Может, показать им обратный билет от Шантильи до Парижа? Нет, лучше не надо. Еще отнимут, а ей домой возвращаться.., если удастся выкарабкаться из ловушки, куда она так глупо ухнула.
— А почему бы и не пройтись? — пожала плечами. — Ходить пешком полезно, ты разве не знаешь?
«Наверное, не следовало бы его злить, этого полудурка», — бормотала ей на ушко благоразумная Дева, но вспыльчивый Дракон уже начал пыхтеть и выбрасывать клубы пламени. Погодите, то ли еще будет, ой-е-ей!
— Она не врет, — подала голос Селин. — Посмотри на ее ноги.
Алена кокетливо скрестила ножки — да, посмотри, посмотри, козел! Тут есть на что полюбоваться!
— Ну и что? — буркнул Руслан. — Мне до ее ног знаешь…
Ну, козел — он и есть козел.
— Да на босоножки посмотри! — воскликнула Селин. — Она и правда шла пешком.
У Руслана сделалось обиженное выражение лица… Но тотчас обида сменилась нескрываемой тревогой. Он растерянно переглянулся с Селин.
Да, дела… Эти лихие ребята уверили Мишеля, что Алена уехала на машине, но ведь Мишель не мог не видеть ее перепачканных босоножек! Не мог не сообразить, что Алена пришла пешком! Конечно, Руслан и Селин поняли, что если теперь парень подозревает неладное, то они сами в этом виноваты.
Руслан злобно уставился на Алену. Впрочем, надо отдать ему должное, голова у него варила быстро. И она немедленно заварила новую кашу:
— Ладно. Возьми свой мобильник, позвони Мишелю, попрощайся, поблагодари за танцульки и скажи, что мы с Селин что-то напутали, что ты уезжаешь не в своей машине, которой у тебя и нет вовсе, а с другом, который за тобой приехал. С тем самым Антуаном, от которого ты ждала звонка. Мы так и сказали при Мишеле: мол, ты ждешь звонка, поняла? Так что он все проглотит. А мы с Селин вернемся в зал. Что с тобой дальше делать, потом решим. Посидишь пока тут, связанная, с кляпом в ротике. Ничего, это недолго. Звони Мишелю, ну!
— Я не знаю его телефона, — честно призналась Алена.
— Дура! Давай свой мобильник, я сам номер наберу.
Алена тяжело вздохнула:
— Да у меня вообще нет мобильника.
Немая сцена.
— Нет, — повторила Алена, печально кивнув для подтверждения своих слов. — Я его в Париже забыла.
— Издеваешься… — почти ласково проговорил Руслан и улыбнулся так, что у Алены взмокла спина. — Издеваешься!
И выхватил из-за пояса пистолет таким привычным, таким рассчитанным жестом, что мокрая Аленина спина моментально заледенела.
Кажется, страсть играть с судьбой в опасные игры завела ее слишком далеко. Пора остановиться, пока этого не сделала пуля.
— Посмотри сам! — крикнула Алена, протягивая ему сумку. — Телефона нет!
Руслан кивнул Селин, та быстро обшмонала сумку:
— Телефона нет…
— Тогда какого же черта ты просила передать Мишелю, что тебе срочно нужен мобильный, что ты ждешь звонка от Антуана? — с яростью повернулся Руслан к Алене.
— Но я его в самом деле ждала, — с самым правдивым видом призналась Алена. — Я же только сейчас заметила, что телефон забыла. Честное слово!
— Звони с моего! — Руслан выхватил телефон из кармана. — Погоди, сейчас наберу. И если начнешь финтить…
— Не звони, — перехватила его руку Селин. — У Мишеля определится твой номер.
— Ты права, — Руслан благодарно улыбнулся. — Лучше пусть она позвонит, когда мы будем уже в зале. Я пойду позову Катану. Она позвонит при нем, потом он ее свяжет. А мы спустимся, когда занятия кончатся, и разберемся, что делать дальше.
— Ты что, с ума сошел? — зашипела Селин. — Опомнись! Катана не понимает по-французски! Она при нем может наговорить Мишелю что угодно! Например, попросит его вызвать полицию, а Катана будет только глазами на нее лупать. Ты что, не знаешь этого придурка? Да еще и изнасилует, стоит нам отвернуться. Она начнет визжать, все кувырком пойдет!
Алена прижала руку ко рту. Оказывается, нет лучшего рвотного средства, чем представить, что тебя насилует черный… Интересно, он везде черный, во всех местах? А впрочем, если это можно узнать только эмпирическим путем, то уже не столь интересно! И все-таки рот она сейчас зажала не столько от брезгливости, сколько чтобы сдержать смех. Конечно, нервный…
— Слушайте, — заговорила наша детективщица, чувствуя, как дрожит голос, и от души надеясь, что Руслан и Селин примут это за дрожь ужаса, — слушайте, ну будьте же благоразумны! Вы попали в тупиковую ситуацию. — Очень хотелось сказать, что не просто попали, а завели сами себя в эту ситуацию, потому что идиоты. И-ди-о-ты! Но Алена не стала обострять отношений, а говорила почти ласково, как с малыми детьми:
— Еще раз говорю: меня будут искать. Друзья знают, куда я поехала. Исчезновение мое покажется подозрительным. Вы ведь не станете убивать всех, кто меня здесь видел? Там же полная зала народу! А если вы отсиживаетесь здесь, в Шантильи, думаю, у полиции есть к вам вопросы, и при малейшем подозрении их начнут задавать…
Селин бросила злобный взгляд исподлобья, и Алена поняла, что попала в точку. Вопросы есть, и задавать их начнут!
— Не морочь голову, — отмахнулся Руслан, для которого никаких доводов рассудка, конечно, не существовало. — Поступим так. Снимай свои босоножки и надевай снова эти кандалы, — он презрительно пнул золотые туфельки, так и лежащие на полу. — Селин, принеси пластырь.
— Что ты хочешь делать? — настороженно спросила Селин.
— Свяжем эту дуру, пусть полежит здесь до ночи. Главное, чтобы Марго ничего не узнала. Но она должна вернуться только завтра, значит, не помешает. Ночью как-нибудь вывезем… А сейчас поднимемся в зал. Возвратим сумку и босоножки Мишелю, пожмем плечами и скажем, что не смогли эту девку найти. Не знаем, куда делась, и все! Может быть, опять ушла пешком.
— Опомнись! — взвизгнула Селин, у которой, видимо, вовсе кончилось терпение. Ну что ж, ей было все же легче, чем Алене: она могла дать волю чувствам. — Опомнись! Как бы она ушла пешком — без сумки, без денег, на этих каблучищах, на которых по паркету-то еле идешь, а уж по обочине дороги, по траве, по гравию…
Руслан очень отчетливо скрипнул зубами, Алену даже передернуло. Он посмотрел на подругу с ненавистью, но против логики не попрешь.
— Ну не ушла, — согласился Руслан. — Скажем, что она уехала на машине с каким-то незнакомцем, а про сумку и туфли, видимо, забыла.
— Не получается, — покачала головой Селин. — Не стыкуется! Или мы видели, как она уезжала, и почему-то не отдали ей вещи, или она уехала без нас, но тогда мы не знаем, с кем и каким образом.
Руслан шепотом выругался.
— Хорошо, — сказал он неожиданно покладисто. — Мы вернемся, скажем, что у нее, оказывается, нет машины, мы просто не правильно поняли, мы отдали ей вещи, а она ушла пешком… Переобувшись в свои туфли! — Последнее уточнение, видимо, предназначалось специально для Селин. — Спросит, почему ушла? Да нога разболелась до такой степени, что танцевать больше не могла. Вот и ушла. Иди за пластырем, быстро.
— Ну да, танцевать я не могла, — пробормотала Алена, видя, что Селин послушно качнулась в сторону двери, — а пройти три километра до Люзарш с разболевшейся ногой — это мне делать нечего. Где логика?
Селин замерла.
Руслан снова выругался.
— А если я, к примеру, вызвала такси? — осторожно предложила Алена, которой казалось, что она принимает участие в спектакле театра абсурда. — Здесь же есть городской телефон.
— Ты что, совсем кретинка? — с ненавистью уставился на нее Руслан. — Полиция же будет потом искать таксиста! Лучше все-таки сказать, что ты позвонила — по городскому телефону! — своему приятелю, этому самому Антуану, и он за тобой приехал.
— Невероятно, — с искренним (кто бы знал, насколько искренним!) сожалением вздохнула Алена. — Он нипочем не успел бы примчаться из Парижа. Сюда ведь ехать не меньше часу. А с того момента, как я могла бы позвонить, прошло всего минут тридцать, не больше.
— А если предположить, что Антуан ожидал вас в Люзарш? — задумчиво сказала Селин. — Предположим, он вас туда привез, но потом машина у него сломалась, вы пошли пешком в шато, а потом позвонили ему, машину он к тому времени уже наладил и поехал за вами… Что скажете?
— Да! — вклинился Руслан. — Что скажешь?
И искательно посмотрел на Алену, словно она была маститым автором, а они с Селин — начинающими писаками, которые притащили на рецензию рукопись и смиренно выслушивают замечания мэтра.
Да, ребята, по части сюжетосложения вам и впрямь есть чему поучиться у Алены Дмитриевой!
— Для дамского романа неплохо, — улыбнулась Алена. — Но есть небольшая загвоздка. Ведь если Антуан ремонтировал машину в Люзарш, он должен был обратиться в автосервис… Что-то я сомневаюсь, что там вообще есть нечто подобное, деревушка-то совсем маленькая. А даже если и есть, он туда не обращался, поэтому ваша версия останется неподтвержденной, то есть опять подозрения падут на вас. Более правдоподобен вариант, что я уехала на случайной попутной машине.
Алена прикусила язычок… Да поздно! Поздно!
Руслан даже не улыбнулся — оскалился хищно. Селин презрительно взглянула на пленницу, на идиотку, которая сама себе вырыла яму.
— Быстро принеси пластырь, Селин.
— Да я не знаю, где он лежит, — пожала плечами та.
— Посмотри в шкафчике в ванной, там есть, я видел, — подсказал Руслан и осекся, потому что откуда-то издалека вдруг долетел женский голос:
— Селин! Селин!
Руслан и Селин переглянулись:
— Марго! Это Марго!
Руслан молниеносно сунул пистолет в карман. Впрочем, он не выпустил его из руки, и Алена понимала, что отмороженный «иеговист» может сорваться и начать палить в любую минуту, но все равно она мысленно перекрестилась. От наследницы Малгожаты Потоцкой трудно ждать чего-то хорошего, однако Алена догадалась: Руслан и Селин не хотели, чтобы Марго узнала о том, что они здесь заварили! Судя по всему, Марго хотя бы не убийца. И имеет некоторое влияние на этих отвязных «социологов»… Может быть, повезет, и она зайдет сюда, в свою «стеклотеку»? И тогда…
Послышались стремительные шаги, дверь широко распахнулась — и Алена оказалась лицом к лицу с женщиной, благодаря которой ее русско-французский словарь обогатился знаменательным словом fracture.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗОИ КОЛЧИНСКОЙЯ готова была отправить Малгожату отдельной подводой, но буквально спустя час после ее ранения пришел приказ нам возвращаться: часть, которой был придан наш летучий санитарный отряд, отходила на главные позиции. Налет, как я понимаю, своей цели не достиг, красные подтянули слишком крупные оборонительные силы под Свийск, а щипать станицы, хутора, деревни было мелко и хлопотно. И бесцельно.
Так и вышло, что уже через сутки после того страшного обстрела, при котором погиб Вадюнин и была ранена Малгожата, мы вернулись в лазарет, и первым, кого я увидела, когда подвода наша въехала во двор, был Лев Сокольский, стоявший на крыльце и смотревший на меня так, что я немедленно вспомнила склеп семьи Муратовых.
Смешно признаться, как это на меня подействовало. Я начала рыдать, будто ненормальная.
Доктор Сокольский спустился с крыльца, с жалостью поглядел на Малгожату, которую в ту минуту перекладывали на носилки.
— Примите мои искренние соболезнования, — сказал он тихо, повернувшись ко мне. — Поверьте, я очень сочувствую вам. Я даю вам недельный отпуск.
— Зачем? — всхлипнула я. — Я ничуть не устала!
Боже мой, каждую мою жилочку ломило от усталости, но я хотела видеть Левушку, видеть каждый день, а не отсиживаться где-то вдали от госпиталя в напрасной тоске!
— Но вам надо прийти в себя, — сказал он. — Ваша подруга ранена, вы потеряли близкого человека…
Я обомлела. Что он говорит? Какого близкого человека? Вадюнина, что ли?
Конечно, о мертвых или хорошо, или ничего, но я вдруг почувствовала, что, если последую этому правилу, вся моя жизнь пойдет кувырком.
— Лев Михайлович, — сказала я, — позвольте мне с вами поговорить. Зиночка, — обернулась я к сестре, которая хлопотала над Малгожатой, — пожалуйста, не забудь ее безрукавку. Очень тебя прошу, положи с ней рядом, хорошо?
Зиночка брезгливо посмотрела на камизэльку, которая была и грязна, и в пятнах задубелой крови, но не возразила, а покорно кивнула.
— Пойдемте в кабинет, — предложил Сокольский, явно удивленный моей решительностью.
— Да, пойдемте.
Мы прошли в крохотную комнатенку.
— Вы дрожите, — сказал он. — Встаньте спиной к печке, согреетесь.
Я подошла к высокой черной голландке и, заложив руки за спину, прислонилась к печи, словно она была стенкой, у которой меня должны были расстреливать.
— Господин Сокольский, — сказала я со всей надменностью, на какую только была способна, — можете думать обо мне что угодно, однако никто не давал вам права меня публично оскорблять. Я требую извинений за то, что вы принародно соединили наши с Вадюниным имена. Как вы смели назвать его близким мне человеком? Да, мы были вместе с ним в походе, но спросите кого угодно — хоть ездовых, хоть санитаров, хоть сестру Потоцкую, когда она придет в себя: нас с Вадюниным ничто и никогда, ни на одну минуту не связывало! Я не просила его заступаться за меня при том ужасном случае с Девушкиным! Он не должен был лгать. Он заходил в палату только один раз, а потом ушел, и…
— Он заходил в палату дважды, — перебил меня Сокольский, глядя исподлобья. — Дважды, вы должны вспомнить.
— Один раз! — крикнула я, почему-то впадая в бешенство. — Почему вы верите ему, но не верите мне? Как вы смеете?!