– Ладно, – с трудом произнесла Алена. Она все еще не могла прийти в себя. Виктория Селетина, ангел с голубыми глазами и невинной улыбкой…
В пустом в этот час кафе им принесли большой фарфоровый чайник, стаканы, сахар на блюдечке… Алена взяла и заказала еще тарелку борща.
– А ты разве не голодна?
– Нет, – сказала Сима, маленькими глотками отпивая пустой чай (блюдечко с сахаром она демонстративно отодвинула от себя). – Я на диете, ты же знаешь. Вечером, может быть, позволю себе немного обезжиренного кефира…
– Симка, это не диета, это самое настоящее голодание, – буркнула Алена. – Не увлекайся…
– Алена, человек живет всего раз в жизни, – терпеливо произнесла Сима. – Если я буду толстой, Николя бросит меня. Другой мне не нужен…
– Ты не толстая.
– Нет, толстая!
Алена демонстративно принялась поглощать огненный борщ. Сима смотрела на нее ласково, без тени зависти.
– А ты с характером… – пробормотала Алена.
– Ты не знала?
– Нет. Сима…
– Что?
– Я не понимаю, зачем Селетину скрывать, что он вдовец?..
– Затем, что вдовцов не очень любят. Вдруг ты решишь, что он уморил свою жену…
– Рома не мог никого уморить.
– Тогда это не его жена.
– А кто? Нет, это его жена! – Алена, злясь на себя, отодвинула пустую тарелку, принялась за чай. Постепенно горячее тепло разлилось по всему телу, щекам стало жарко… – И я вот еще что думаю – они вместе прожили довольно долго.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что на холостяка он определенно не похож. И потом… – Алена понизила зачем-то голос, хотя за соседними столиками никого не было, а толстая официантка меланхолично смотрела какое-то ток-шоу по телевизору, подвешенному в углу зала, – …не забывай, что раньше он жил там, где я теперь снимаю квартиру. Тут никакой дедукции не надо – Роман Селетин со своей женой жили в ней до недавнего времени. Потом Виктория умерла – в декабре позапрошлого года, и Рома тут же решил переехать.
– Точно! – оживилась Сима. – После пережитой трагедии люди стараются поскорей уехать с того места, где она произошла! Ты права, Аленка, Виктория – его жена.
– Все логично, все объяснимо… – с жаром продолжила Алена. – Рома сменил квартиру, но воспоминания о прошлой жизни его преследовали – и поэтому он каждые выходные приезжал в парк…
– Точно! – шепотом завопила Сима. – Боже мой, как все просто!
– …а потом, под Новый год, ему было особенно грустно. Ведь в декабре был ровно год со дня смерти Виктории! – добавила Алена, волнуясь. С того самого момента, как она поняла, что Селетин – вдовец, ей все стало ясно. – И тогда он решил зайти на свою старую квартиру…
– Да-да-да!
– А там – я. Он не хотел посвящать меня в свою жизнь, но не выдержал, проговорился… Потому что все время вспоминал то место на кладбище, где похоронена его жена!
– Бедный, бедный… – покачала головой Сима. – Неужели ты из-за этого на него сердишься?
– Что? – опешила Алена. – Я?.. – Она перекатывала в ладонях стакан с горячим чаем. – Нет. Нет…
– Мне жаль твоего Селетина. По-моему, он очень любил свою жену. К мертвым нельзя ревновать, Алена, – осуждающе произнесла подруга.
– Я не ревную! – вздрогнула Алена. – Я… я просто растеряна. Да, наверное, он действительно очень любил ее, раз сменил квартиру, не оставил ни одной вещи, которая бы напоминала ему о жене…
– Интересно, как он отнесется к тому, что ты разгадала его тайну?
– Никак, – сурово произнесла Алена. – Рома не узнает, что я ездила в Векшин. Я передумала – я ничего ему не скажу. А то как-то нехорошо получается – будто я на него досье собираю. И вообще, я сама во всем виновата.
– Ты?
– Да. Я ведь с самого начала заявила ему, что меня не интересует его прошлое. А теперь выходит, что солгала, раз сама начала копаться в его жизни… Симочка, он мне предложение сделал! – призналась Алена.
– Господи… – Серафима едва не прослезилась от избытка чувств. – Как же я за вас рада! Аленка, раз твой Селетин способен на такую любовь, значит, он хороший человек. Верный и преданный. Точно так же он будет верен и тебе…
Алена улыбнулась. В самом деле, нет смысла ревновать к тем, кого уже нет… Она подумала об этом, но тут же вспомнила слова Симы о том, что мертвые продолжают любить живых даже с того света. Ей вдруг стало немного не по себе, словно светловолосая женщина с голубыми глазами и милой улыбкой бесплотной тенью сидела третьей за этим столиком в придорожном кафе. Виктория Селетина.
– Может, она и не жена его была… – вырвалось у Алены.
– Ты же сама мне только что доказала, что это была его жена, и никто другой! – возмутилась Сима. – Очень убедительно, между прочим!
– Слова, слова, слова… – с тоской пробормотала Алена. – Ох, Сима, я сама не понимаю, что со мной творится: с одной стороны, я очень счастлива, а с другой… уж как-то слишком идеально у нас с ним все.
– Ты боишься, – констатировала Сима. – Я не удивляюсь… После тех историй с Алешей и Борисом любая перестанет доверять мужчинам.
– Кстати, о Борисе… – встрепенулась Алена. – Между прочим, Калерия Львовна звала меня в гости.
– Зачем тебе Калерия Львовна?! – возмутилась Сима.
– Она до сих пор работает в органах. Полковница… То есть теперь она в звании полковника! Наверняка у нее есть доступ к этим… к базам данных.
– К чему? – осторожно переспросила Серафима.
– Понимаешь, спросить Рому о Виктории я не могу, но мне надо знать, кем она ему была.
– Он сам тебе расскажет, рано или поздно, – неодобрительно заметила Сима.
– Когда это будет!
Серафима вздохнула:
– Действительно, с тобой что-то странное творится, Алена…
* * *Сказать, что Борис Бугров, первая Аленина любовь, обрадовался ее визиту, было мало. Он ликовал.
Между ее предупредительным звонком и приходом в дом Бугровых была разница всего лишь в час. Но когда Алена прибыла туда, то обнаружила следующее: во-первых, Бориса в черном блестящем костюме и галстуке самой модной расцветки, благоухающего туалетной водой, во-вторых, Калерию Львовну тоже не в домашнем скромном платье, а при параде – темная юбка и белая блузка, в-третьих – сервированный стол в большой комнате, называвшейся «гостиной».
Алена даже растерялась и решила, что Бугровы ждут еще кого-то в гости.
– Боря, я к твоей маме, всего на минутку…
– Мама, правда, она совсем не изменилась? – благодушно обернулся к Калерии Львовне Борис. – И характер у нее все такой же бойцовский! Видела бы ты, как она шуганула под Новый год своего бывшего благоверного!
О том, что Алена «шуганула» и его, Борис почему-то не упомянул.
– Милости прошу, – сказала Калерия Львовна своим тонким шелестящим голосом без интонаций. – Будь как дома, Алена.
Борис под руку повел Алену к столу.
– Аленушка, ты помнишь фирменное мамино блюдо – рыбу под маринадом? Мама как чувствовала вчера, что ты придешь, и приготовила ее. Алена, садись сюда…
Алена оказалась забаррикадированной между матерью и сыном.
– За встречу, – прошелестела Калерия Львовна, поднимая бокал.
«В самом деле, она как будто рада, что я пришла к ним…» Особого оживления на лице несостоявшейся Алениной свекрови не наблюдалось – это была все та же бледная, строгая маска, ничуть не изменившаяся за те годы, что Алена не видела Калерию Львовну. Но тем не менее уголки рта были не поджаты сурово-мстительно, а расслаблены, и в движениях рук не было прежней резкости – признака едва сдерживаемого раздражения…
– Вы тоже совсем не изменились! – вырвалось у Алены чистосердечное признание.
– Спасибо, – кивнула Калерия Львовна равнодушно. – Боря, ухаживай за Аленой…
– Мама, а я что делаю?..
– Боря, я столько не съем! – взмолилась Алена, которая с ужасом наблюдала, как растет и без того внушительная копна салата на ее тарелке.
Эта трапеза в семействе Бугровых показалась ей мучительной и долгой, как китайская пытка.
– Алена теперь не концертирует – ты знаешь, мам?
– Очень хорошо.
– Почему же хорошо? – не выдержала, возмутилась по старой памяти Алена.
– Потому что искусство – для старых дев или мужчин, – бесстрастно изрекла Калерия Львовна, глядя на Алену в упор выцветшими синими глазами.
– Не согласна.
– У нормальной женщины семья должна стоять на первом месте.
– Быт не должен быть важнее бытия.
– Я не говорю о быте, я говорю о женской природе. Если мы, женщины, забываем о своем предназначении матери и жены, то природа начинает нам мстить. Начинаются болезни души и тела.
– Согласна. Но одно другому не мешает.
Борис переводил взгляд то на одну, то на другую. Потом счастливо вздохнул, ничуть не пугаясь словесной пикировки, разразившейся между дамами:
– Господи, все как в добрые старые времена…
Алена вспыхнула и замолчала.
– Скоро я перееду к старшей сестре, – медленно прошелестела Калерия Львовна. – Она одна, совсем больная. Выйду наконец на пенсию, буду ухаживать за сестрой. Если Борис снова женится, я не стану докучать невестке.
Борис умильно похлопал Алену по руке.
– Боря, можно еще минеральной воды? – сухо попросила Алена.
– Ладно… – Калерия Львовна поднялась из-за стола. – Идем ко мне в комнату, Алена. Ты ведь хотела со мной о чем-то поговорить, да?..
В комнате у Калерии Львовны царил идеальный порядок и поистине медицинская чистота: Алена была уверена, что даже если забраться под кровать – в самый дальний и недоступный угол – или отодвинуть тяжелый шифоньер от стены, то даже там не найдется ни одной пылинки. Белье, которое лежало в том же шифоньере, было наверняка отстирано до стерильной белизны, выглажено и сложено в аккуратные стопки. Вся мебель в комнате была расставлена с полным соблюдением основ симметрии и принципов параллельности.
Помнится, в стародавние времена Алена старалась максимально сократить свои визиты в этот дом, боясь нарушить царящий здесь суровый порядок…
– Калерия Львовна… – сказала Алена, осторожно садясь на краешек дивана. – Мне нужны сведения об одном человеке. Мне больше не к кому обратиться, а у вас, я знаю, есть такие возможности.
Калерия Львовна без лишних вопросов взяла лист из стопки бумаги, ручку:
– Диктуй, я записываю.
– Селетин Роман Аркадьевич, сорока двух лет. Виктория Андреевна Селетина, тридцати пяти лет, умерла в декабре позапрошлого года. Мне нужно знать, были ли они женаты, и если да – то как долго, от чего умерла Виктория и все такое прочее…
Когда Алена это говорила, то у нее все сжималось от ненависти к себе самой. Она собирает досье на человека, которого любит! К счастью, Калерия Львовна не стала задавать лишних вопросов – кем для нее является Селетин, зачем ей нужны эти сведения…
– Все? – уточнила только в конце Алениного монолога.
– Да, все.
Калерия Львовна аккуратно сложила листок и спрятала его в нагрудном кармане блузки. Грудь у Калерии Львовны была выдающейся, конусообразной, и потому карман просто лежал на груди. «И откуда она такие лифчики берет? – невольно удивилась Алена. – Как в фильмах про шестидесятые годы…»
– Тогда я тебе тоже кое-что скажу. Вот что, Алена… – вздохнула Калерия Львовна, позволив себе немного расслабиться. – Я ведь не считаю себя безгрешной. Что было, то было… Прошлых ошибок я повторять не собираюсь.
– Это вы к чему?
– Я больше не буду мешать вам с Борисом. Ты хорошая женщина, из вас получится прекрасная пара.
– Неужели? И давно вы так думаете? – печально поинтересовалась Алена.
– Не очень. Я сожалею о том, что когда-то встала между вами.
– Калерия Львовна, я не собираюсь выходить замуж за вашего сына.
– Ай, перестань! – нетерпеливо отмахнулась та. – Боря достаточно перебесился, он будет хорошим мужем. Я, в свою очередь, обещаю контролировать его. Теперь я буду только на твоей стороне. Чего тебе еще надо?
– У меня нет жилплощади в Москве, – с усмешкой напомнила Алена.
– Ну и что! Иногородний иногороднему рознь. Ты, Алена, нормальный человек. Будешь жить здесь.
– Мы же с вами все время спорим! – не выдержала, напомнила она.
– Я ведь говорила, что, возможно, скоро перееду к сестре, – в свою очередь напомнила Калерия Львовна. – Конечно, нам придется пересекаться с тобой, и не все будет гладко… Но уж лучше спорить об искусстве, чем о том, имею я право видеть свою внучку или нет. Ты с характером, но ты не стерва. Я потерплю.
– Спасибо… – вздохнула Алена. – Все это очень заманчиво, Калерия Львовна, но я действительно не собираюсь замуж за Бориса. В одну реку нельзя войти дважды.
– Можно, – нетерпеливо возразила та. – И дважды, и трижды, и сколько хочешь… Главное – чтобы в нужное время и в нужном месте.
– Калерия Львовна… Обещайте, что не расскажете о моей просьбе Борису. И вообще – никому!
– Обещаю, – сказала та, глядя на Алену неподвижными выцветшими глазами. Почему-то в этот момент Алене вдруг стало жалко эту несгибаемую женщину. Такие, как Калерия Львовна, держатся долго, а потом в один миг вдруг дряхлеют. Алена представила, как Калерия Львовна через несколько лет будет все так же старательно наводить порядок в доме и пытаться сохранить бесстрастную маску на лице, но неожиданно обнаружит, что вещи почему-то перестали слушаться ее, что они ускользают из рук, что мимические мышцы расслабились и морщины – подобно весенним ручейкам – смывают с лица привычную маску. И что она из строгой пожилой дамы превращается в обычную старуху, теряющую власть даже над самой собой…
Стоило Алене представить это, как она тут же забыла о своих прежних обидах. Какая негодяйка эта Олеся, бывшая Борисова жена!
* * *Борис подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу. Потом сказал:
– Не люблю зиму в Москве. Ты посмотри, мам, – опять все тает…
– А кто любит… – пробормотала Калерия Львовна. – Ты почему Алену не пошел провожать?
– Так она же отказалась!
– Ну и что. Все равно ты должен был ее проводить.
– Мам, ты же знаешь Алену! Если уж она что-то решила, то ее не переубедить.
– Нет, это ты ее не знаешь, – покачала головой Калерия Львовна и принялась убирать посуду со стола.
– Погоди, я тебе помогу… Рыбу в холодильник?
– Да. И салат туда же… Она совсем не изменилась.
– Кто, Алена? Если ты обратила внимание, то она немного поправилась, – рассеянно заметил Борис. – Но так ей даже лучше…
– Я не об этом! – раздраженно перебила его Калерия Львовна.
– А о чем?
Калерия Львовна не ответила. Она перестала складывать тарелки в стопку и опустилась в кресло – словно не могла ничего делать, пока не додумает какую-то важную мысль.
– Послушай, мам, может, не стоит мне больше с ней встречаться? – Борис тоже бросил все и сел напротив матери. – Прошло столько лет! Алена меня не любит. В конце концов, женщин вокруг много… Приспичило тебе меня снова женить!
– Женщин много, но ни одной подходящей! – возразила Калерия Львовна. – А вот с ней бы ты был самим собой. Она была права, когда говорила о бытии и быте. С ней бы у тебя было сплошное бытие. И вовсе не потому, что она в высоких сферах витает…
– А почему? – засмеялся Борис. – Мам, ты иногда так смешно выражаешься…
– Потому что она – настоящая. Не то что эта кукла… Сплошной быт. Даже не быт, а битье посуды!
Она намекала на Олесю-старшую.
– Алена, между прочим, даже еще не развелась, – вздохнул Борис и машинально потрогал скулу.
– Что, до сих пор болит?
– Нет. Это я так… Смешно! Думал, что проведу новогоднюю ночь в отделении. Если бы не твое вмешательство… Ты очень на меня рассердилась тогда, мам?
– Ни капельки. Подумаешь, подрался с этим, как его…
– С Алексеем, – напомнил Борис. – Аленкиного мужа зовут Алексеем Голубевым.
– Да бог с ним, с мужем… Хуже другое – у твоей Алены появился новый кавалер. Некто по имени Роман Селетин. Она и приходила затем, чтобы кое-что узнать о нем…
– Что именно? – Услышав про кавалера, Борис заметно приуныл.
– Всякое-разное…
– Ты ей поможешь?
– Да. Отчего не помочь!
* * *Было холодно. Наверное, Николя успел здорово продрогнуть, но не подавал виду…
– Все, – милосердно улыбаясь, сказала Серафима. – Дальше я по памяти закончу.
Николя встал с широкой тахты, застеленной белым шерстяным одеялом, тут же набросил его себе на плечи. Потом засунул ноги в валенки (только они спасали от гуляющих над полом сквозняков) и сел рядом с Серафимой. Прислонился щекой к ее плечу, не обращая внимания на лавровый венок, который венчал его голову.
– Дурацкая у тебя квартира, – сказал он. – Отовсюду дует! Давным-давно поменяла бы ее, что ли…
– Зато удобная, – вздохнула она. Уголь в ее руках легко скользил по плотной бумаге. – Просторная и светлая. Для мастерской – самое оно…
В этот раз Серафима изобразила Николя в виде древнего грека, возлежавшего в лирической задумчивости на боку. Из одежды – только набедренная повязка и этот самый венок. Без повязки позировать он наотрез отказывался, хотя Серафима решительно не понимала – почему…
– Похоже.
– Да? – оживилась она. – Значит, ты считаешь меня талантливой?
– Не без этого… – благосклонно отозвался Николя. – А вообще сейчас необязательно иметь талант. Масс-культура! Достаточно овладеть техникой своего ремесла, чтобы преуспевать. Главное – сюжет. Сюжет должен эпатировать публику, дразнить… ты в курсе, например, что есть такая вещь – индустрия сознания?
– Нет, – сказала Серафима и поцеловала Николя в лоб. – Господи, какой ты у меня умный! Зачем только в официанты пошел…