Королева Ойкумены - Генри Олди 11 стр.

Линда не удержалась – потрогала:

– Настоящие!

– Прошу занять удобные для вас места. Полет до Третьего Храма займет полчаса. У вас будет возможность полюбоваться с высоты панорамой материка Хумайдо, архипелага Дзюй-Сю и Океана Бирюзовых Волн, – Такада чесал как по писаному. – Уверен, вид понравится уважаемым гостьям Сякко и ученику Тераучи-мо.

IV

Челнок опустился на стоянку с хирургической аккуратностью. Даже пыльных смерчиков не поднял: то ли рикша оказался настоящим мастером, то ли пыли здесь не было от сотворения мира. Такада выгрузил багаж, отвесил на прощанье десятка два поклонов – и крылатый «зверинец» взмыл в небо, растворившись в лазури.

Путешественники остались с воротами Храма № 3 один на один.

Монументальность ворот противоречила самой идее гостеприимства. Могучие столбы из дерева, все в лакированной «чешуе», возносились на высоту добрых пяти метров. Поперечную балку венчала черепичная крыша с кокетливо загнутыми коньками. Красные створки покрывал спиральный орнамент. От него трудно было оторвать взгляд – спираль всасывала психику смотрящего в водоворот, приводя в состояние транса…

Регина моргнула, и спираль отпустила ее на свободу.

Ворота были заперты. Рядом пустовала будочка привратника. Ларгитасцев никто не ждал. Впрочем, ограда, тянувшаяся вправо и влево от ворот, казалась чисто символической, чтобы не сказать – игрушечной. Дощатый заборчик, выкрашенный в цвет весенней травы, по колено взрослому человеку. Регина переглянулась с Линдой: похоже, девушкам пришла в голову одна и та же мысль…

Гюйс погрозил им пальцем:

– Не надо. Нам сюда.

Он указал на калитку возле будки. «Как же я ее раньше не заметила? – изумилась Регина. – Должно быть, орнамент заморочил…» Включив мини-антигравы чемоданов и подхватив сумки, подруги двинулись вперед. За воротами гостей поджидал сюрприз: ни с чем не сравнимая волна ароматов. Светлая грусть осени: грибная прель, палые листья; свежесть майского ландыша, пряная нотка водяных гиацинтов; и на самом краю – отголосок свежескошенного сена. Букет был полон противоречий: он будоражил и успокаивал, настраивал на размышления и требовал немедленного действия, заставлял жадно втягивать ноздрями воздух: еще, еще! – чтобы тут же устыдиться своей нелепой жадности.

– Арома-модуляторы? – деловито поинтересовалась Линда.

– Все запахи – естественные. Сочетание растений подбиралось веками.

– Так уж и веками?

Гюйс промолчал.

Плоская галька под ногами. Идти удобно, а катить чемоданы, откажи вдруг антигравы, проблематично. Ветви кустов тянутся к прохожим, желая потрогать, познакомиться ближе. По правую руку – пруд. Легкая рябь бежит по воде, морща отражения плывущих в небе облаков. Плакучая ива полощет косы, роняя желтые лодочки листьев. С вершины горбатого мостика, перекинутого через ручей, взорам открылись многоярусные крыши пагоды-великанши. Темный малахит черепицы, яичная желтизна стен; ряды узких, словно приплюснутых окон.

– Главный корпус. Нам туда.

Странное безлюдье парка закончилось у корпуса. Здесь им встретился первый человек. Пожилой сякконец во всём синем: куртка, штаны, пояс – словно высечен из единого куска бирюзы, он стоял на веранде, протирая губкой окна первого этажа.

– Добрый день, уважаемый.

Поздоровавшись на унилингве, Гюйс на всякий случай повторил приветствие на сякконском. Но синий человек понял его с первого раза.

– Добрый день. Я могу вам чем-то помочь?

– Были бы признательны. Скажите, отдел регистрации абитуриентов расположен там же, где и всегда?

Уборщик заулыбался, словно Гюйс сказал ему комплимент.

– Да, с тыльной стороны. Вас проводить?

– Спасибо, не надо.

Потемневшие от времени ступени. Легкие раздвижные двери, расписанные иероглифами. Сумрак узкого коридора. «Из чего здесь стены? – подумала Регина. – Пластик? Неужели – бумага?!» Отдел регистрации нашелся за третьим поворотом. Пожилая сякконка с волосами, стянутыми в тугой узел, восседала за стойкой в окружении вполне современных компьютеров, пультов и коммуникационных устройств.

– Приглашение… рекомендация…

Против ожидания, дурацких вопросов не последовало. Даже прикладывать ладонь к идентификатору не потребовалось. Регистраторша просто внесла данные в базу, после чего нашла взглядом Гюйса и кивнула: скорее себе, чем ему.

– Вы – поручитель? Пока ваша протеже будет селиться в общежитие, можете погулять по парку. До первой беседы ваше присутствие не понадобится. Сколько лет вашей протеже? Двадцать пять? Старовата для Храма… Вы, ларгитасцы, всегда прилетаете к нам слишком поздно. Отсюда и большой процент неудач.

– Я знаю, – ответил Гюйс. Лицо его окаменело, словно женщина ткнула пальцем в незаживающую язву, а вскрикнуть от боли значило потерять лицо. – Поверьте, я знаю это не хуже вас.

– Тогда почему бы вам не прилетать раньше?

– Мы летим к вам, получив сперва высшее образование. Титул кавалера; если угодно, магистерскую степень. Ларгитасское образование требует много времени.

– Да, я понимаю. Ваше образование – лучшее в Ойкумене.

Регистраторша поджала губы. Казалось, она только что изрекла не похвалу, а упрек. На Линду женщина вообще не обратила внимания – словно та была не здесь, а за много парсеков от Сякко. Вызвав кого-то по коммуникатору, регистраторша произнесла несколько слов на местном языке.

– У выхода ждет дежурный по общежитию. Он вас проводит. Оставьте номер вашего уникома: с вами свяжутся, когда наставник Оэ выделит вам время для беседы.

– Спасибо…

Дежурный оказался долговязым парнем. Не говоря ни слова, он махнул Регине рукой: пошли, мол. «Немой, что ли? Или не знает унилингвы?» Забыв, что она – дипломированная кавалер-дама, и чувствуя себя ребенком, которого забирают от родителей в детский сад – или, согласно мнению регистраторши, старухой, которую забирают в богадельню – Регина в растерянности оглянулась на своих спутников. Линда одарила ее облаком уверенности: не бойся, я с тобой! Гюйс, ментально застегнутый, что называется, на все пуговицы, отмолчался. Провожатый тем временем двинулся по дорожке прочь от корпуса, нимало не заботясь, идет Регина за ним, или нет.

Пришлось догонять.

Общежитие представлялось Регине многоэтажной пагодой, вроде Главного корпуса – только окрашенной в более строгие тона. По идее, такое здание должно быть видно издалека. Однако они шли и шли, минуя мостики и беседки, изящные скамеечки и одиноко стоящие резные столбы, чье назначение осталось для Регины неясным. Рощицы карликовых магнолий сменялись клумбами, где среди цветов торчали вросшие в землю, замшелые валуны – и никакого общежития в радиусе видимости не наблюдалось.

Тропинка нырнула в заросли бамбука, а когда вынырнула, впереди открылась живописная низинка. По ней детскими кубиками были хаотично разбросаны десятка три одноэтажных коттеджей с плоскими крышами. Дежурный оглянулся – впервые за всю дорогу! – еще раз махнул рукой: не отставай, старушка! – и направился ко второму с края домику.

Что ж, подумала Регина, коттедж – это даже лучше!

В дом вели четыре раздвижные двери: по одной с каждой стороны. Деревянная (кто б сомневался!) веранда шла вокруг всей постройки; напротив дверей – по три аккуратные ступеньки. «Что, Королева? – подбодрила себя девушка. – Раскатала губы? Думала, коттедж – для тебя одной? Ничего, с соседями веселее!» Лишь сейчас Регина сообразила, что всё это время вокруг нее звучит музыка. С того самого момента, когда они вошли в калитку – в парке, при разговоре с синим уборщиком, в Главном корпусе, в кабинете регистраторши – везде, каждую секунду. Музыка была такой естественной, что воспринималась скорее как тишина. Сухой, чуть дребезжащий звук струн. Барабанчики, скрипелки, трещалки. Две флейты – басовая и пикколо – с легким пришепетыванием вели мелодию, то прерываясь надолго, то снова вступая в разговор. Стоило опознать – да, музыка! – как становилось удивительным: неужели я могла ее не заметить? Мелодия текла по территории Храма № 3 ручьем-невидимкой, присутствуя в каждом наклоне ветки, в каждом шаге людей…

Крылось в этом что-то опасное. Но что именно – Регина не взялась бы сказать.

Они обогнули коттедж с правой стороны. На веранде девушка-сякконка – совсем молоденькая, считай, дитя – совершала некие размеренные движения. Ее действия сопровождал странный звук: шшшурр, шшшурр… «Местная гимнастика?» – предположила Регина. Дежурный поднялся на веранду, и она последовала за ним. Девушка, согнувшись, раз за разом проводила по полу пучком тонких прутьев, связанных у основания.

«Ритуал? Может, не надо ей мешать?»

Не сразу, как в случае с музыкой, до Регины дошло: сякконка занимается уборкой. Подметает! Ларгитаска впервые видела, как подметают вручную. А еще тот уборщик в синем, который протирал окна… В «Лебеде» были уроки ручного труда – для развития мелкой моторики пальцев. Регина выбрала плетение украшений из бисера. Но бисер – совсем другое… У них что, на Сякко, техники нет? Автоуборщиков? Или это наказание?

Не сразу, как в случае с музыкой, до Регины дошло: сякконка занимается уборкой. Подметает! Ларгитаска впервые видела, как подметают вручную. А еще тот уборщик в синем, который протирал окна… В «Лебеде» были уроки ручного труда – для развития мелкой моторики пальцев. Регина выбрала плетение украшений из бисера. Но бисер – совсем другое… У них что, на Сякко, техники нет? Автоуборщиков? Или это наказание?

За что?!

Девушка прекратила шуршать веником – Регина наконец вспомнила, как называется связка прутьев – легко выпрямилась, откинула со лба прядь волос.

– Новенькая? Абитура?

На унилингве она говорила без акцента. Лишь мягкие согласные произносила тверже, чем надо.

– Да.

– Здорово! Будем соседками. Я – Юсико.

– Регина.

– Откуда?

– С Ларгитаса.

Провожатый, не обращая внимания на Юсико, шагнул внутрь и в третий раз махнул рукой Регине: следуй за мной. Похоже, иных жестов он не знал. В комнате над полом едва ли на ладонь возвышались четыре лежанки. Три – аккуратно застеленные; на четвертой постель отсутствовала. Два широких окна; жалюзи из бамбука. У стен – одинаковые тумбочки и шкафчики. Один из шкафов был приоткрыт, демонстрируя висящую на «плечиках» рубаху – явно мужскую.

– Здесь будешь жить.

«Ага, немой заговорил…»

– Юсико покажет, где взять постель.

– Вчетвером? В одной комнате?!

– Да.

– С мужчиной?! – Регина кивнула в сторону злополучной рубахи.

– С двумя мужчинами, – уточнил сякконец. – Вас с Юсико тоже двое.

В словах парня Регине почудился похабный намек.

– Я лучше сниму номер в гостинице!

– Снимай. И в Храм можешь не возвращаться.

– Почему?

– Нарушение устава. Тебя не возьмут в обучение.

Сочтя разговор законченным, дежурный развернулся и молча вышел. В комнате мигом объявилась Юсико.

– Тебя на беседу вызывали?

– Нет…

Регина в растерянности стояла посреди комнаты. К ноге прижался чемодан, словно ища защиты у хозяйки.

– Тогда идем, заберем твою постель. Ты когда в комнату заходишь, туфли снимай, хорошо? Ну, идем же! Чемодан тут оставь, и сумку тоже. Не бойся, никто не возьмет.

Юсико приплясывала от нетерпения – энергия из нее била через край. Юная сякконка напоминала Линду, когда у той было «заводное» настроение. Обучение в Храме занимает несколько лет, подумала Регина. Годы в этой комнате. Вместе с двумя мужчинами. Спать, делать задания… Переодеваться. Хоть бы ширмы какие поставили! Удручена открывшейся перспективой, она поплелась за щебечущей Юсико.

– А ты уже где-то училась?

– На Ларгитасе.

– Выучилась?

– Конечно.

– На кого?

– На пси-анестезиолога.

– Здорово! А я сразу после школы – сюда…

Даже сквозь скорлупу блоков чувствовалось: Юсико вся светится от счастья и гордости. Регина улыбнулась, оттаивая.

– Поздравляю!

– Спасибо! Ты тоже поступишь! Обязательно!

– Ты шаманка? В будущее заглядываешь?

О сякконских шаманах Регина узнала из проспектов для туристов.

– Нет, что ты! – рассмеялась Юсико. – Шаманов в Храмах не учат. Они на Хокон-Сю камлают, Сякко чистят.

Из каждого правила есть исключения. Приполярный остров Хокон-Сю был единственным местом на Сякко, куда разрешалось садиться грузовым звездолетам. Со множеством ограничений – но всё-таки. Торговля и бизнес брали свое. Видимо, нашлась лазейка в строгих здешних запретах. С Хокон-Сю грузовые потоки морем и по воздуху расходились по всей планете. А сякконские шаманы камлали денно и нощно, восстанавливая «тонкую экосферу планеты», как сообщалось в инфо-фильме.

– Держи!

Юсико извлекла из какого-то допотопного агрегата тугой сверток постели, запечатанный в тонкий пластик – и вручила его Регине.

– Пошли, будешь устраиваться. Только давай быстрее: обед скоро…

Вчера оперировала невроз. Славный такой неврозик – «некрозик», как пошутил личный психотерапевт больного, и был прав. Операция прошла успешно. Через неделю пациента заберут домой.

Почему я недовольна?

В Ойкумене таких неврозов – мириады. Услуги психира стоят очень дорого. Они доступны немногим. Мой труд – капля в море. Я обслуживаю денежные мешки. Я лечу обладателей медицинских страховок первого класса. Лечу качественно, получая за это хороший гонорар. Для большинства я недоступна.

Меня это смущает?

Мир несовершенен. Человек – не формула. Власть и деньги не являются обязательными признаками негодяя. Бедность и безвестность не являются обязательными атрибутами святого. Знавала я нищих подонков, знавала и богатых филантропов. Я не могу спасти всех. Я не могу перекроить Вселенную. Я могу лишь хорошо делать свою работу.

Что мешает мне заснуть?

Сотрясатели основ обрушивают дом себе на голову. Борцы с несправедливостью заливают мир кровью. Пророки ведут стадо к обрыву. За одного бульдозериста можно смело дать сотню парламентских демагогов. За одного стоматолога – две сотни чиновников. За музыканта-виртуоза – кабинет министров, и премьера в нагрузку.

И всё-таки?

Глава пятая Чай по-стариковски, или Шестеренки Сякко

I

К счастью, соседи всё еще отсутствовали. Регина принялась раскладывать постель и распаковывать вещи, а Юсико тем временем, нимало не стесняясь, выскользнула из платья и, тихо напевая, взялась копаться в шкафу. Фигурка у нее была мальчишеская, грудь едва наметилась. По этой, по какой ли другой причине, но лифчика сякконка не носила. Регина в смущении отвернулась. Всё ее воспитание протестовало против такой свободы нравов. Самой переодеться, что ли, пока мужчин нет? Или дежурный ее разыграл? Не может же быть, чтоб вот так, в одной комнате…

– А правда, что с нами парни живут?

– Ицума и Рабат, он с Тилона. Они на втором курсе. А что?

– И как же вы… мы… вместе?

– Нормально. Переодевайся, чего ты?

– У нас так не принято…

– Традиции! – с пониманием кивнула Юсико. – У нас тоже куча традиций. А у вас эти… голые пляжи есть? Где все нагишом загорают?

– Есть.

– Ну и представь себе, что ты на пляже. Где другие традиции.

Регина вздохнула. Перспектива провести несколько лет на «голом пляже» ее не вдохновляла. Но тут Юсико выпорхнула из шкафа, похожая на экзотическую бабочку: взметнулись широченные рукава-крылья, вспыхнули изумрудно-золотые узоры на темной синеве шелка. Великий Космос! Это просто чудо…

– Нравится?

– Очень!

– Выберемся в город – покажу, где лучшие женские кимоно продаются. Ручная вышивка! Тебе пойдет желтый шелк с павлинами в саду. И цена нормальная. Для своих, не для лар-ги. Ну всё, время! – Юсико бросила взгляд на интерактивный браслет-татуировку. – Бежим обедать!

Регина так и не переоделась. Ладно, после обеда примем душ – и наденем свежее.

– Тут у нас спортплощадка, – просвещала ее по дороге Юсико. – Там – туалет…

Невзрачная дверь – сразу и не приметишь – вела в недра пологого холма. Туалет смахивал на подземный бункер. В таком хорошо прятаться от бомбардировки. Невпопад вспомнилась Кутха, бегство из Непая, самолеты над кипящей дорогой; поиски нужника на проклятом хуторе… Среди лета обожгло холодом. «Это что же, – расстроилась Регина, гоня прочь неприятные воспоминания, – каждый раз сюда бегать? В доме, выходит, уборной нет?»

– …видишь? – душевые…

Сквозь полупрозрачные – «матовая изморозь» – стены павильона виднелись смазанные контуры человеческих тел. Как показалось Регине, мужских и женских вперемешку. Спросить, правда ли это, она постеснялась. Из зазора между стеной и крышей валил такой пар, словно внутри работал древний-древний паровой котел.

– А вот и столовая.

На открытой веранде обедали десятка три человек. Студенты сидели на полу, подобрав под себя ноги, за низкими столиками. Ели палочками. Регина перед отлетом недели две училась управляться с этим «столовым прибором». Получалось не очень. Проще глаз выколоть, чем лапшу доесть.

– Может, лучше кафе найдем?

Юсико воззрилась на бунтовщицу:

– Зачем? Тут вкусно кормят. А кафе только вечером откроют.

– Когда?!

– Ну, после ужина.

Выбор простой, поняла Регина. Или обедай со всеми, или ходи голодной.

Рукомойник удивил: длинный каменный желоб, над ним – краны. Старые, медные. Где ты, автоматика? – открутил, сполоснул руки, закрутил, чтоб вода зря не текла. Каменный век! У входа на веранду выстроилась целая вереница обуви: туфли, кроссовки, деревянные сандалии с ремешками… Обедающие сидели тесно, вплотную друг к другу. Между ними довелось не идти, а «просачиваться», каждый миг боясь оступиться, толкнуть кого-нибудь. На ходу Регина шарила взглядом по столам, но интерактивных меню и панелей заказа не обнаружила. Ага, вон Юсико уже у стойки. Сейчас, сейчас…