– Ой! Извините, я не нарочно…
В ответ – молчаливый кивок. Неужели нельзя было проходы расширить?!
Юсико заполняла свой поднос – Регине потребовалось время, чтобы вспомнить, как эта штука называется – плошками со снедью. Блюда незнакомые, странного вида; ладно, доверимся выбору сякконки. Как и следовало ожидать, ложки-вилки отсутствовали. Капризы диких лар-ги здесь не поощрялись. Прихватив комплект палочек, Регина направилась за Юсико к свободному столику. Лавировать меж сидящими с груженым подносом в руках было стократ труднее. Добравшись до места, она неуклюже опустилась на циновку напротив Юсико. Ноги сразу затекли, но Регина мужественно терпела. Королева она, или плакса-принцесса? С третьего раза удалось подцепить палочками бурый ломтик чего-то. Мясо? Грибы? Теперь макнуть в соус…
– Слушай, а почему в столовой так тесно?
Вопрос прозвучал неожиданно громко. Регине показалось, что на нее смотрят все, кто только есть на веранде. Она ощутила себя старухой, вздорной и болтливой бабкой, лишней среди обедающей молодежи. А ведь и правда: она старше всех, кто сидит за столиками. Права была регистраторша… Регина втянула голову в плечи, словно сморозила невесть какую глупость. Юсико в ответ лишь пожала плечами – и продолжила есть. Сегодня был день открытий: Регина вдруг поняла, что если не считать вездесущей, еле слышной музыки, в столовой царит тишина. Лишь постукивают палочки о края чашек и плошек. Да еще временами шуршит одежда. Никаких застольных разговоров, смеха, студенческих подначек. Даже болтушка-Юсико превратилась в молчунью. Сякконская традиция? Прикусив язычок, Регина сосредоточилась на еде. Палочки, затекающие ноги – это всё ерунда, думала она. Научусь, освою, привыкну. Куда хуже проклятая теснота. Постоянство чужого присутствия. Нет личного пространства. Вчетвером – в одной комнате. В столовой – бок-о-бок. В душевой – касаясь друг друга мокрыми локтями и спинами. Дайте хоть на миг остаться наедине с собой! Отгородиться от вас, чужаков – стеной, ширмой, чем угодно!
Здесь Регину не мучил Т-синдром. На Сякко ей было не до того, верно она воспринимает собеседников, или нет. Всё вытеснила невозможность отодвинуться от других людей. А если еще и ослабить защитный карантин рассудка, приоткрывшись ментальным взглядам окружающих, вне сомнений, опытных телепатов…
Так недолго сойти с ума!
«Может, зря я сюда прилетела? Первый день – какой там день: несколько часов! – а уже хочется послать всё в черную дыру и ближайшим рейсом умотать домой… Нет. Я упрямая. Я решила стать пси-хирургом с дипломом Сякко – и я стану им, хоть ты тресни. Но… Как говорили древние: „Стоит ли овчинка выделки?“»
Рот горел от острых соусов.
Линду она нашла возле пруда.
Эмпатка с интересом наблюдала за пси-спаррингами компании молодых сякконцев; скорее всего, студентов второго-третьего курсов. Рассевшись в кружок на берегу, прямо на траве, бойцы, похожие на маленькие статуи – то один на один, то два на два – напрягали все силы ума, пытаясь захватить контроль над психикой противника. Ослабив менто-блоки до пределов допустимого – иначе это граничило бы с непристойностью – Линда, целиком во власти зрелища, сейчас более всего напоминала ту девочку, что когда-то с упоением наблюдала за силовым троеборьем. Но из-за призрака былого «солнышка» выглядывал младший инспектор службы Т-безопасности. Иногда Регина думала, что мерзавец Фома ушиб своей проверкой Линду Гоффер гораздо больше, чем ее, Регину ван Фрассен. И юридический Линда закончила, стараясь что-то доказать Фоме, и в «тэшку» пошла из-за него. Год-другой, и уже Линде доведется принимать зачеты по соцадаптации у юных телепатов. Это она станет провоцировать и наблюдать, подталкивать и оценивать, вводить в искушение и отмерять баллы. И, если понадобится, скручивать школьниц, возмущенных насилием над их трепетной личностью, в бараний рог.
Чувствовалось, что «бараний рог» – конек Линды. В юридическом она продолжала усердные тренировки. Вряд ли среди сякконцев ей отыскался бы достойный соперник. Во всяком случае, Регина не завидовала тому герою, кто решился бы схватиться с подругой.
– Абитура? – спросил один из бойцов, словно подслушав ее мысли. – Мое почтение, абитура! Присоединяйтесь!
– Правила? – спросила Линда, как если бы только и ждала приглашения.
– Аккуратненько. Годится?
– Вполне.
– Два на два? Покажете класс?
– Нет проблем, – ответила Регина.
Еще секунду назад она не собиралась участвовать в спарринге. Но раздражение, копящееся в душе, искало выхода. Жить в одной комнате с мужчинами, переодеваться на глазах у всех, бегать к холму, если приспичило; мыться вместе, есть в мертвой тишине, в жуткой тесноте… Если здесь не дикая, грязная, первобытная Кутха, а чистенький, эстетский мир Сякко – зачем весь этот дурно пахнущий букет «традиций»? От такой жизни быстро захочется либо самой удавиться, либо кого-нибудь удавить.
Аккуратненько.
Сякконец кивнул, подвигаясь и освобождая место рядом с собой. Он был хрупок и изящен, словно редкое насекомое. В сравнении с ним девушки выглядели бабищами с лесного хутора.
– Кавабата, – представился он. – Яцуо Кавабата, третий курс.
И, сложив ладошки перед грудью, добавил:
– Ваш покорный слуга.
II
Трава под босыми ногами – мягкая, как пух. Ступать по ней – одно удовольствие. По голубизне небес – перья нежнейшего пурпура. Они темнели к горизонту и стекали вниз размывами киновари. Так бывает на закате. Еще поодаль объявился храм, древний даже на вид. Храм, закат в три часа дня, пуховая мягкость травы…
Да ведь с нее уже «сорвало шелуху»!
Линда, стоя в пяти шагах от Регины, озиралась с не меньшим удивлением. Напротив ждали Кавабата и девушка-сякконка: белоснежные кимоно, пояса цвета болотной воды. Увидев, что их заметили, студенты поклонились – и в руках у обоих возникло оружие. У Кавабаты – узкий, чуть искривленный меч; у девушки – пика в ее рост, с блестящим лезвием на конце. Формой лезвие повторяло меч Кавабаты, уменьшенный вдвое.
«„Без шелухи“ и с оружием? Это мы проходили. Правда, Ли?»
«Правда, Ри. Повеселимся?»
Пальцы легли на отверстия флейты, знакомые с детства. Прошлись по ним, словно по сенсорам, набирая нужный код – мгновением позже Регина уже сжимала боевой шест. Не такой, как древко пики у сякконки: толще и длиннее на локоть, с набалдашниками из темной бронзы. Краем глаза она успела заметить, как Линда срывает с плеч вязаную шаль, и та, развернувшись, превращается в ловчую сеть со свинцовыми гирьками по краям.
«Готовы?» – вопрос.
«Да,» – ответ.
Кавабата молнией преодолел разделявшее их расстояние. Полыхнул высверк стали: рядом, у самых глаз. Регина едва успела качнуться в сторону. Опоздай она на долю секунды, и «пляска дедушки Ау» была бы ей обеспечена. Аккуратненько, значит? Держись, красавчик! Шест пришел в движение, быстро «набирая обороты». Со зловещим гулом он рассекал воздух, превратившись в размытую тень. В гуле слышалась мелодия флейты: ласковая, тяжелая. Она обещала тишину и покой. Дай только мне войти в одно ухо, а выйти в другое, убеждала мелодия. И – райское блаженство… Но маленький сякконец оказался на удивление прытким. Он скакал кузнечиком, кошкой припадал к земле, птицей взлетал к облакам; бил острым клювом, норовя концом клинка достать запястья рук, сжимающих шест… Здесь, «под шелухой», Кавабата неприятно напоминал «белого рыцаря» Фому.
Кора больших полушарий. Захват двигательных центров.
Взлом блокировки.
Опасность! Атака на утрикулюс! Угроза вестибулярному аппарату.
Отсечение воздействия, стабилизация…
Бойцы размазались во времени и пространстве. Не осталось ничего, кроме пляски дерева и стали, звона и гула. Две мини-вселенные, две воли, два сознания – и незримая область их пересечения. Территория боя.
Ментальные всплески – против нервных импульсов.
Спокойнее, кузнечик. Без фанатизма. Аккуратненько. Замедляемся. Мы махали, мы махали, наши лапоньки устали. Не наши, а твои. Очень устали. Лапки тяжелеют, в жилах течет не кровь, а ртуть…
Скользящий проход по краю, между серым и белым веществом.
Пассивизация… анестезия…
Кавабата оступился, удобнее перехватил меч, ставший вдруг неподъемным. Краткого мига замешательства Регине хватило с лихвой. Тычок в грудь – противник теряет равновесие. Подбив под колени – и вот уже милый крошка лежит на траве. Теперь – прижать ступней руку с мечом. И занести шест для финального удара, которого не будет.
Аккуратненько, да.
– Браво!
Регина оглянулась. Спеленутая сякконка беспомощно барахталась на земле. Линда время от времени ловко «подкручивала» сеть, не давая сопернице выбраться из пут чужих, вяжущих эмоций. Похоже, Ли давно управилась – и теперь просто наблюдала за схваткой подруги с Кавабатой. Прийти на помощь она не спешила, дабы не отбирать у Регины лавры победительницы.
– Браво, абитура!
Аплодисменты обрушились лавиной, со всех сторон. Недоумевая, Регина наскоро огляделась. Неподалеку, ближе к храму, рукоплескала ларгитаскам целая компания… близнецов? Клонов? Двойников? Пятерка Кавабат и пятерка сякконок веселились от души. Проигравшие Кавабата и сякконка – шестой и шестая – вторили им с земли, хохоча.
Откуда они здесь, «под шелухой»? Откуда они вообще?!
– Размялись? А теперь – по-взрослому…
Клоны-близнецы шутовски поклонились. Краем глаза Регина еще успела заметить, как Линда рванула сеть, высвобождая ее для нового сражения – и на девушек налетел тайфун, пурга, цунами, вскипающее пеной по гребню! Вьюга белых рукавов, вспышки стальных молний. Жаркое дыхание самума обжигает лицо, град ударов сыплется отовсюду; вертится, сводит с ума опасный калейдоскоп. Какое-то время они держались. Сошлись спина к спине, превратились в отчаянный, двухголовый, четырехрукий вихрь. Даже почудилось: отобьются! Одного Кавабату унесло взмахом шеста, другой кубарем покатился прочь, наступив на сеть, гадюкой скользнувшую под ноги…
Нет.
Не вышло.
Толпа близнецов навалилась всерьез. У Регины вырвали шест, сбили с ног. Рядом глухо рычала Линда, извиваясь под кучей тел. Рык подруги влил в Регину новые силы – ей чудом удалось подняться, и даже пнуть кого-то ногой в живот, но на этом успехи закончились. Ее вновь повалили, заломили руки за спину – и без церемоний заставили встать.
– И это называется «аккуратненько»?!
– Ну конечно, – белозубо ухмыльнулись шесть Кавабат. – На вас – ни царапинки. Продолжим?
Что тут продолжать?! Дураку ясно: они проиграли. Их задавили числом. Один на один не управились – подмогу кликнули? Значит, вот как ты выглядишь, честный спарринг по-сякконски? Пора кончать этот балаган… Но выйти, вернуться в реальность – не получалось. Регину держали крепко, не давая «обрасти шелухой».
– Сопротивляйтесь, лар-ги! Вас же учили?
Издеваясь, присвистнул меч. Ледяной росчерк мелькнул перед лицом, едва не снеся кончик носа. Регина инстинктивно дернулась назад – и застонала от ноющей боли в плечах. Ее удерживали двое, а остальные развлекались: клинки сверкали в воздухе, полосуя одежду – но не касаясь плоти.
«Какая одежда?! Какая плоть?! Это же образы, энграммы…»
Блузка распалась на ленточки, оголяя живот.
– Многие прилетают на Сякко загорать. Смотрите, какое замечательное солнце! Мы охотно поможем вам избавиться от лишней одежды. Расслабьтесь и наслаждайтесь пейзажем!
Что вытворяла компания юных сякконок с Линдой, Регина не видела. Да они просто маньяки! И этим психам позволят стать пси-хирургами? Получить диплом? Лечить людей?! В какой-то момент ей стало всё равно, что будет дальше. Всё происходило не с ней, а с кем-то незнакомым, бесконечно далеким, до кого Регине ван Фрассен не было дела. Лишь на самом краю сознания, загнанные в силовую клетку, бились обида и бессильная ярость: не за себя – за Линду. Она-то тут вообще ни при чем! Это Регина поступать приехала…
Взглянув поверх голов мучителей, девушка увидела, что из дверей храма выходит человек. Полно, да человек ли?! Казалось, ожила одна из могучих храмовых колонн. Гранит бедер, покатые глыбы плеч, взгляд исподлобья. Определить возраст человека-скалы было невозможно. В первый миг он смотрелся древним, как породивший его храм; мгновением позже – ровесник капитана ван Фрассена…
Следом за одним человеком-скалой из дверей вышел второй человек-скала.
Третий.
…шестой.
– Мы любим дорогих гостей! Мы очень любим дорогих…
Когда шестерка каменных великанов оказалась рядом, Регина не уловила. Схватив двух ближайших Кавабат – как котят, за шкирки! – передний человек-скала с размаху столкнул их лбами. Аккуратненько – чуть искры не брызнули. Без звука Кавабаты легли на траву. Остальные великаны деловито занялись тем же, не делая различий между сильным и слабым полом. Тел на траве становилось всё больше. Самые расторопные пытались бежать с поля боя: без особого, надо сказать, успеха. Бледнея от ужаса, Регина ждала своей очереди – вот сейчас ее лоб встретится с лбом Линды…
– …Вы не отвечали на вызов.
Человек-скала был стар. Теперь она ясно это видела. Голова – заиндевелый валун, лицо – сплошь в трещинках морщин. Глаза прятались под черепашьими веками. В реальности спаситель оказался ничуть не меньше, чем «под шелухой». На него могла совершить восхождение целая группа альпинистов.
И, разумеется, он был один.
– Я… я не слышала вызова. У нас… спарринг…
– В следующий раз – никаких оправданий.
– Да, я поняла… Спасибо.
– Следуйте за мной в павильон Шести Сомнений.
Поразмыслив, старик сообщил Регине с неожиданной доверительностью:
– Меня зовут Тераучи Оэ.
Словно открыл великую тайну.
– А эти? – Регина указала на бесчувственных противников. Хрупкий Кавабата и юная сякконка лежали, будто сломанные куклы, в обмороке. – Может, вызвать «скорую помощь»?
– Ерунда, – отмахнулся старик. – Сами очухаются.
III
– Душа болит, – пожаловался Тераучи Оэ. – Не поможете старику?
– В каком смысле? – удивилась Регина.
– В смысле анестезии. Вы же специалист! Снимите боль, а?
Не дожидаясь ответа, он начал садиться. Это был процесс, достойный режиссуры великого Монтелье. Сперва старик, кряхтя, встал на левое колено. Это длилось минуты две, не меньше. Потом – на правое. Еще две минуты. Поерзал, сводя пальцы ног поближе. И – Великий Космос! – единым махом сел на пятки. Регина подумала, что под такой чудовищной тушей ноги должны сплющиться на манер рельсов, а пятки – превратиться в аккуратные, розовые блинчики. Судя по лицу Тераучи Оэ, так и произошло.
Во всяком случае, большего страдания Регина не видела.
Павильон Шести Сомнений был слишком мал для Тераучи. Этому подавай десять, двадцать сомнений – полногабаритных, масштабных, способных свести с ума! – и то не хватит. Так нет, старик еще и умудрился втиснуться между двумя шкафами с таким количеством ящичков, что в них можно было упрятать всю Ойкумену. Взмах огромной ручищи – и ближайший ящичек без возражений отдал владыке и повелителю электрическую жаровенку. Взмах другой руки – на свет появился чайник из жаростойкого стекла. Еще! – колба с водой. Еще! – подставка из бамбука, перевязанного растительными волокнами. Еще! – наборы, похожие на патронные ленты, где вместо зарядов имелись капсулы с неизвестным содержимым.
Пластика движений старика завораживала. Чувствовалось, что за внешней легкостью кроются годы и годы упорных повторений.
– Зачем оно вам надо? – спросил Тераучи Оэ.
– Что?
– Храмовое обучение. Психир с дипломом Сякко – редкая профессия. Высокая репутация. Высокие гонорары. Любите высоту?
– Не очень.
– Правильно. С высоты больно падать. Хоть воз соломы подстели.
Насчет соломы Регина не поняла.
– Вам известно, что определенный процент храмовников – так мы называем наших студентов – не закончив образования, попадает в дурдом. Согласитесь, слово «дурдом» куда лучше отражает суть дела, чем «психиатрическая лечебница»…
Колба примостилась на жаровне. Первые, робкие нити пузырьков.
– Нет, неизвестно.
– Хотите встать и уйти?
– Нет.
Сокрушенно вздыхая – вот ведь дура на мою голову! – Тераучи Оэ взял из «патронной ленты» щепотку чая. Добыча отправилась в заварник. Следом упали две ягоды, сморщенные, как дряхлые старушонки. И еще чуть-чуть чаю. Если первый сорт походил на дробь, то второй напоминал обрезки волос. Регина представила, как старик собирает их в парикмахерской, орудуя совком и веником – и девушку чуть не накрыл приступ нервного смеха.
– Вот, смотрите…
Она не заметила, чтобы старик что-то включил. Но в углу, на приземистом столике, вспыхнула голосфера. В ней по больничной палате-одиночке из угла в угол ходил молодой человек. Одет он был в смешную пижаму: орда снеговичков, пляшущих на теплой байке. Чувствовалось, что ходит молодой человек давно, и прекращать своего занятия не намерен.
– Лицо, – подсказал Тераучи. – Следите за лицом.
Молодой человек улыбался. Дойдя до стены, он повернулся, чтобы идти обратно, и улыбка исчезла. Ей на смену пришла отрешенность. Десять шагов, поворот – лицо отразило гнев. Вспыхнули глаза, искривился рот; сумей человек сделать одиннадцатый шаг – он завопил бы от ярости. Но шагов в его распоряжении было всего десять. Стена, поворот – гнев растворился, как сахар в кипятке, уступив место рыданиям. Утирая слезы ладонью, несчастный брел дальше, от маски к маске: слюнявая гримаса идиота, надменность свергнутого тирана, и снова – улыбка, отрешенность, гнев…
– Шизофрения? – предположила Регина.
– Вам знаком такой тип шизофрении?
– Нет.
В заварник упали три бурых корешка.
– Это мой студент. Он ходит по палате уже четвертый год. И продолжит эту прогулку до конца своих дней. Ест принудительно, спит только со снотворным. Санитары и врачи – опытные телепаты, обученные блокироваться наглухо. Иначе бедняге пришлось бы имплантировать «Нейрам», как преступнику, для постоянного ношения. Ментальное недержание – мерзкая штука…