Тем временем Йахелле напряженно размышлял. То, что алмьярец вынудит посредницу Белой Леди отступиться от своих слов, мог не понимать только такой ограниченный человек, как Лаймарт. Значит, надо срочно обеспечивать себе возможность маневра. Армия и флот – конечно, аргументы… вот только поди подними их! Сейчас не древние времена, когда дважды по девять кораблей по слову правителя двинулись в Герийское царство за прекрасной Истеанерой – никто просто так не начнет войну из-за какой-то женщины. И если он сам еще худо-бедно вправе приказать «людям кораблей», то у Лаймарта подобной власти, скорее всего, нет.
Что ему надо, если вдуматься? Во-первых, чтобы эта женщина больше не ступала на землю Анатаормины, подрывая устои его власти. Ну так обеспечить это нетрудно – она не анатао, а кроме его островов, на свете есть масса других мест. Во-вторых, рассчитаться с ней за то, что она учинила в самом средоточии мощи Черного Лорда. Но великую ли плату подобает с нее требовать? Аметистовая книга не являлась реликвией храма, а что до Урано, то он лучше всех знал, насколько та была бессовестна и бездарна. К тому же новая Супруга Смерти, темноликая красотка с Ретни, пока проявляла себя с самой лучшей стороны, так что жалеть об Урано и вовсе не стоило. Значит, возмещение за оскорбление, не более того. И кажется, он даже знает, чем эта Миндаль могла бы возместить свою вину…
«Просто ты ищешь повод не лишать жизни доказавшую», – сказал он сам себе. И сам же себе и ответил: «А что в этом плохого? Я анатао, у нас в крови ценить таких женщин. Подобное побуждение скорее к моей чести, чем наоборот.»
– Ладно, если так, я отзываю свой приговор, – наконец произнесла мать Файял. – Неролин учит, что любая жизнь ценна, не к лицу мне переступать заветы своей богини.
– Я знал, что от женщины-клирика не будет никакого толку! – взвился Лаймарт. – О, если бы мы могли без всяких разговоров заманить сюда эту ведьму и прямо здесь же убить!
– Убийство в нейтральном месте повлечет за собой разрушение этого места, – ровно отозвался Йахелле. – Не будь идиотом, Серый. Эти правила установлены не нами, не нам их и менять.
– И ладно бы просто разрушение, а то еще и гибель всех в нем находящихся, – невинно заметил Горицвет. – Причем меньше всех от этой выходки пострадал бы мой хозяин. А вот за остальных… хм… не поручусь.
– Итак, из пяти собравшихся трое против, – счел нужным вмешаться Эрдан. – Вы в меньшинстве, Серый и Черный.
– Это ничего не меняет, – бросил Лаймарт. – Развязать войну против тебя мы сможем и без поддержки Хаоса.
– Давай, развязывай, – Эрдан снова почувствовал себя уверенно. – Кроме причины, нужен предлог, а предлога-то у тебя и нет. Не говоря уже о том, что если даже ты уломаешь патриарха, приказы войскам отдает не он, а король. Ты в самом деле уверен, что есть средство заставить Вороную Кобылицу отдать такой приказ?
Лаймарт застонал сквозь зубы. Ему как никому было известно, до какой степени Зивакут решает все за Ансейра и насколько малым авторитетом пользуется у нее церковь.
– А если все так, как говорит владыка Эрдан, то вам, мой господин, без поддержки нечего ловить, – Горицвет снова повернулся к черному жрецу. – Знаете такую детскую загадку: если слон да на кита влезет, кто кого сборет? Так вот, сдается мне, что на воде кит слона одолеет, а вот на суше как бы не наоборот, – и подмигнул лукаво. Тай поняла, что угадала – проводник воли Элори в самом деле подслушивал в тумане до того, как объявиться у каменного гонга.
«И это понимает, стервец! – пронеслось в голове Йахелле. – Откуда? Совсем ведь еще мальчишка!» Что ж, проиграть достойному противнику не так обидно, как какому-нибудь Лаймарту…
– То есть ты хочешь сказать, что лгал мне про возможность поднять армию? – напустился он на Серого. – Выходит, ты не только идиот, но и меня решил выставить таковым?
– Про армию сказал ты сам! – Лаймарт окончательно взбесился. – И изволь выбирать выражения, когда разговариваешь с предстоятелем старшего бога!
Йахелле лишь смерил его с ног до головы уничтожающим взглядом и повернулся к Тай.
– Как я уже говорил, мне очень жаль убивать столь совершенное создание, как ты. Поэтому я готов оставить тебе жизнь, но на двух условиях. Первое: ты никогда не ступишь на землю Анатаормины, будь то любой из островов или фактории на континенте. И второе… поскольку ты алхимик, то наверняка владеешь в том числе и знаниями о ядах…
– Не без этого, – кивнула Тай.
– Так вот, ты обучишь всему, что знаешь, человека, которого я тебе пришлю. Обмен знаниями между странами Порядка и Хаоса всегда был затруднен, и ты, скорее всего, умеешь какие-то тонкости, неизвестные даже у нас в храме…
– Ты договариваешься с ней?! – у Лаймарта глаза на лоб полезли. – Ты, который полчаса назад орал, что договор с людьми Мертвого бога невозможен в принципе?
– Уймись, Серый, – тон Йахелле стал совсем ледяным. – В данном случае я договариваюсь с ней не как клирик с клириком, а как человек с человеком. Ничего из того, что я требую, не связано с какими-то сверхъестественными проявлениями.
– Я не сомневался, что умные люди всегда найдут способ решить свои дела ко всеобщему удовольствию, – Горицвет обворожительно улыбнулся сначала Файял, потом Йахелле. – А дураков можно не принимать во внимание, не так ли?
– Вы все еще поплатитесь за этот фарс! – прошипел Лаймарт. – Особенно ты, алмьярский фигляр! А ты, еретичка, знай, что стоит твоей ноге ступить на землю Вайлэзии, как тебя ждет немедленная смерть! – с этими словами он повернулся и почти бегом удалился в туман.
– Нашел, чем пугать, – презрительно уронил Эрдан. – Уж я-то знаю, что Единый не обладает всеведением даже в пределах собственной страны.
Йахелле подошел к базальтовому кругу и непонятно откуда извлеченным ножом перерезал путы Тай.
– Что ж, Красный, если ты желаешь покровительствовать этой женщине, тебе и следить за соблюдением нашего соглашения. А ты, Миндаль, дай знать сразу же, как только будешь готова исполнить второе условие. Поскольку ты тоже в своем роде клирик, у тебя есть право вызвать любого из нас к этому камню. Остальное пусть поведает тебе Красный, – он смотал аркан и тоже отступил под туманную завесу.
– Пойду, наверное, и я, – произнесла Файял, неожиданно сделавшись похожей на простую салнирскую крестьянку, невзирая даже на свое облачение. – Назови только имена тех троих, чтоб я знала, кого тебе прислать.
– Руннед, Крислин и младшая Атаэл, – безучастно произнесла Тай. – Лучше всех схватывает Крислин, но у нее же, увы, самые косые руки.
– Ладно, я еще посоветуюсь с сестрой Рогрет, и тогда уж решу, – Файял в последний раз взглянула на бывшую подчиненную – как показалось Тай, с укоризной – и последовала в туман за Серым и Черным. И только тогда Тай осознала, что ее платье отлипло от черного камня.
– А ну-ка, стой! – соскочив с круга, она в два прыжка догнала Горицвета, который, поклонившись, тоже сделал попытку ускользнуть в туман. – С тобой я еще не закончила!
– Всецело к вашим услугам, звезда очей моих, – алмьярец отработанным движением опустился на одно колено, касаясь губами руки Тай.
– Ты эти Замковые уловки брось, я их не хуже тебя знаю, – проворчала девушка, пытаясь не показать, что ей приятно такое обращение. – Скажи лучше, почему ты два раза назвал меня ночным именем и откуда вообще оно тебе известно?
– Значит, ты меня так и не помнишь? – неожиданно без всякой рисовки негромко произнес Горицвет. – Даже сейчас? Я потому и употребил ночное имя, что хотел, чтобы ты вспомнила. Два стилета и фиалки…
– Погоди-погоди… – Тай начала что-то припоминать. – Алмьярские фиалки… желтые, да?
И тут словно открылись шлюзы памяти, и она, как наяву, увидела картинку из тех времен, когда была вынуждена пребывать подле Элори. Бальный зал, возвышение у лестницы… а на возвышении – гибкий юноша в алмьярской одежде из коричневого шелка, но не в расшитой куртке «черного цветка», а в облегающей блузе без рукавов, с воротником-стойкой, какие носят мужчины воинского сословия. Он изгибается кольцом, босые ноги касаются рукоятей двух тонких стилетов, воткнутых в его прическу… Один за другим стилеты, зажатые между пальцами ног, покидают узел волос и падают по обе стороны от юноши. И вдруг мгновенный перекат – и он уже на ногах, и в каждой руке его сверкает по тонкому клинку. Зал ахает, музыка словно взмывает к небесам…
Через час он подошел, чтобы пригласить ее на танец. Теперь вместо клинков его волосы украшали три крупные алмьярские фиалки – желтые, с бархатной коричневой сердцевиной, любимая разновидность Тай. Вот только сама она никогда не решилась бы вставить в волосы такой цветок, даже в Замке – слишком хорошо знала, как быстро он вянет, будучи сорван…
– Вижу, вспомнила, – чуть улыбнулся «черный цветок», скорее глазами, чем губами.
– Да, – прошептала Тай, глядя прямо в темно-карие глаза, окруженные небрежной тенью. – Тогда была совсем другая раскраска… полная, по схеме… По жизни у тебя лицо куда мягче. И голос вроде поставленный – значит, такие сложные вещи, как с теми стилетами, ты можешь только в Замке? Или не только?
– Не только, – подтвердил Горицвет, тряхнув волосами. – Неудобно хвалиться, но у меня с самого начала шел полный набор умений. А что до того дня… именно тогда я стал избранником Повелителя Снов и в ознаменование сего был приведен в Замок во плоти. Элори сам велел мне пригласить тебя на танец, чтобы лучше рассмотреть вблизи – а потом долго объяснял, кто ты такая и почему тебя надо опасаться. Так что я всегда знал про тебя все, Тайах – даже тогда, когда ты сама этого не знала.
– Вот даже как… – выговорила Тай, окончательно растеряв весь свой напор.
– Элори же и прислал мне сегодняшний вызов, – продолжил Горицвет, делая вид, что не замечает ее смущения. – Не то чтобы он что-то знал – просто почувствовал, что у гонга скопилось непривычно много народу, и велел разобраться. Из Замка вполне возможно отслеживать такие вещи – он ведь соединен с этим местом каким-то проходом, во всяком случае, лежит с ним в одном пласте реальности.
«Интересно, какая у него базовая схема раскраски?» – ни с того ни с сего подумалось Тай. Там, в Замке, вроде бы был Таинственный Помощник, но чувствуется, что это не его амплуа – слишком открыт. И не Юный Любовник, хотя черты лица мягкие – слишком умен, точнее, не просто умен – дураков Элори подле себя не держит, – а еще и абсолютно вменяем. Редкое качество для «черного цветка», скажем прямо. Значит, Благородный Соперник, больше некому.
– Тогда скажи, почему Элори невыгодно, чтобы меня убили, – внезапно потребовала она.
Лицо Горицвета снова озарилось чарующей улыбкой.
– А надо ли тебе это знать, наместница? Почему бы не предположить, что мой повелитель до сих пор пылает к тебе безответной страстью?
– Значит, не скажешь, – сделала вывод Тай. – Ладно, ты и без того спас меня, стоит ли выяснять, с какой целью? Так или иначе, спасибо тебе за все, что ты тут сделал. Спасибо…
Вместо ответа он обвил ее руками и легко коснулся губами ее губ. Но сделать поцелуй дежурным не получилось – Тай уверенно перехватила инициативу, раздвигая его губы своими, властно втягивая его язык – до изнеможения, до остановки дыхания, почти так, как когда-то с Тиндаллом…
– Это все, что у меня для тебя есть, – наконец выдохнула она. – А теперь иди домой и спи. И пусть в твоем сне будет что угодно, кроме Замка.
– Прощай, Тайах, – Горицвет отступил на шаг, приложив руку к сердцу. – А может быть, всего лишь до свидания.
Тай смотрела ему вслед, пока блеск стразов на его куртке окончательно не померк в тумане, и только тогда повернулась к архиепископу, все это время терпеливо ждавшему ее.
– Пойдем домой, что ли, – уронила она устало, с наигранной небрежностью. – А то Джарвис небось уже с ума сходит.
– Что ты за женщина, высокие небеса! – Эрдан взглянул на нее с каким-то боязливым почтением. – Пережить такое, по сути, потерять дом – и вести себя, словно ничего не произошло. Словно есть только то, что в этот миг, и неважно, что будет в следующий.
– А как еще мне себя вести? – невесело усмехнулась Тай. – Плакать? Крыть последними словами мать Файял? Набить кому-нибудь морду? Так все морды, достойные битья, разбежались раньше, чем я оказалась способна до них дотянуться.
– Идем, – Эрдан чуть приобнял ее за плечи – совсем так, как это делал Джарвис, а до него – Тиндалл. – Может быть, у меня получится подарить тебе новый дом в своих владениях.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ, в которой Тай расстается с Джарвисом
Октябрь вступил в свои права, как наемник-завоеватель, содрав с земли, словно с покоренной женщины, все ее покровы и шаря ледяными пальцами ветра в самых укромных местах. В день, когда Тай и Джарвис во главе людей, выделенных им в помощь архиепископом, подъехали к усадьбе Герейнет, ветер без помехи гулял по ее заброшенным комнатам, где уже лет пять никто не жил.
– Вот и мой новый дом, – невесело произнесла Тай, соскакивая с лошади и кутаясь в плащ. Не в старый выцветший плащ неролики – он полетел в огонь на следующую ночь после судилища, ибо Тай решила, что отныне не вправе носить его, – а в новый, из плотного сукна, отороченного мехом, подарок Эрдана. – Кто бы мог подумать, что мои странствия закончатся на этом голом холме!
– Зато архиепископ рад безмерно, – столь же невесело откликнулся Джарвис. – Теперь ты никуда от него не денешься, и он может ждать своего знамения до бесконечности…
Что правда, то правда: Эрдан, как ни пытался он это скрыть, был весьма доволен тем, что заполучил Тай в полное свое распоряжение, но в то же время понимал, что нехорошо испытывать удовлетворение от чужого несчастья. Поэтому он, как подобает честному человеку и могущественному правителю, выказал готовность обустроить бывшую монахиню наилучшим из возможных образов – и было бы глупо не воспользоваться этим.
От предложения купить дом в Кильседе Тай отказалась сразу же – помимо лаборатории и разных снадобий, для обучения преемницы ей позарез требовались грядки с растениями, хотя бы с теми, какие растут в лаумарском климате. Потом Эрдан и Джарвис долго водили пальцами по карте, перебирая и отвергая разные варианты, пока в конце концов не остановились на усадьбе, когда-то принадлежавшей вайлэзскому семейству Герейнет.
Когда в Вайлэзии окончательно поняли, что отныне им предстоит иметь дело не с одним из имперских доменов, а с совершенно независимой страной, границу между двумя владениями провели недолго думая – все деревни, где жили лаумарцы, отошли Народному собранию, те же, где жили вайлэзцы – королю. С точки зрения энергетического обмена с богами это было не просто разумно, а единственно возможно.
Вот только в приграничной полосе эти два народа всегда жили вперемешку, а потому линия границы вышла невероятно причудливой. В одних местах языки Лаумара глубоко вдавались в Вайлэзию, в других к вайлэзскому селу вела узенькая перемычка дороги, со всех сторон окруженная землями Лаумара. Нечего и говорить, что такое положение постоянно служило поводом для мелких пограничных раздоров и бесконечных выяснений, чьи предки первый раз пасли скот на данном лугу. За прошедших полвека пресловутые Межевые земли сделались притчей во языцех в обеих странах, однако трогать эту застарелую язву не решался даже архиепископ, не говоря уже о вайлэзских монархах – приемлемого решения здесь, похоже, просто не существовало.
В свое время Эрдану хватило головной боли с вайлэзской знатью, чьи усадьбы были расположены в тех самых лаумарских выступах и кормились от деревень, населенных лаумарцами. Кого-то повыбили в войну, кому-то хватило благоразумия, бросив все, переселиться в более южные владения или хотя бы к родне – своя шкура дороже. Некоторые пытались напоследок продать земли местной общине, самым ушлым это даже удалось. Но были и такие, кому совсем некуда деваться – и в их числе вдова анта Герейнет, еще не старая женщина, у которой война забрала мужа и всех сыновей. В то время, как иные покинутые усадьбы разрушались временем, а все ценное из них расхищалось окрестными селянами, одинокая женщина еще целых сорок лет коротала век в родовом поместье, не пользуясь особой любовью крестьян, но и не вызывая их ненависти. Потому-то ее усадьба и сохранилась куда лучше, чем многие и многие из подобных ей – если господские земли тут же распахивались крестьянами, то сами дома оказались не нужными никому…
Вторым достоинством этого места было то, что всего в нескольких часах пути к северу – куда меньше, чем от монастыря Тай до Даны Меналийской – находился Индол, самый северный из крупных вайлэзских городов, где можно было по мере необходимости заказывать оборудование, например, стеклянную посуду, и снадобья, не растущие на огороде. Угрозой же Лаймарта Эрдан с ходу посоветовал пренебречь – «это в столице он что-то может, а дотянуться до Индола у него руки коротки».
За пять лет дом, некогда весьма изысканный и уютный, приобрел отчетливо нежилой вид. Двери стояли распахнутыми настежь, во многих местах с полу был ободран паркет, почти вся обстановка вынесена – осталось лишь то, от чего не было бы проку в крестьянских домишках. Над левым флигелем провалилась крыша, печи, многие из которых не топились куда больше пяти лет, пришли в нерабочее состояние, кроме чудом уцелевшего камина в небольшой комнате на втором этаже. (Тай тут же постановила, что будет жить в этой комнате, пока дом не приведут в достойное состояние.) Даже деревья в саду были поломаны, а от ограждавшей его стены не осталось и следа.