Он вдруг обхватил себя ладонями за голову и закачался, застонал:
– Ее нет, а я как идиот рассказываю о каких-то там духах, покупательницах! Да разве это сейчас, когда она умерла, имеет хотя бы какой-то смысл? Как это случилось? Почему? Я же ей все объяснил… Она не должна была, не могла… Я знаю даже, какие чувства она испытывала ко мне в последние дни своей жизни. Презрение, понимаете? Она стала презирать меня за то, что я вернулся в семью, в ложь, в гнилое затхлое болотце, как она называла мою семью. Она говорила это не потому, что была злая, нет, она любила меня и не хотела, чтобы я мучился. А у меня дети… Я не знал, что мне делать. Я запутался. Одно скажу: когда я объявил ей о своем решении, а сделал я это как последний трус, прячась за юбку жены, она сначала расхохоталась мне в лицо, а потом вдруг бросилась ко мне, схватила так, словно я падал, а она держала меня. Но разве мог я предположить, что она держалась за меня сама!
– Она могла сама уйти из жизни или же вы предполагаете… убийство? – спросил Марк его прямо в лоб. – Дело в том, что некоторые факты указывают на то, что Лиле могли помочь отправиться на тот свет. Скажите, Роман, кто мог бы хотеть ее смерти?
– Что вы сказали: убийство? Нет, вы что?!
И тут вдруг он как-то странно посмотрел на Марка, и лицо его побледнело.
– Мне кажется, теперь я понимаю, почему вы здесь. Вы думаете, что это я убил Лилю? Да? Но это не так…
Он был напуган, растерян и смотрел на Марка с видом человека, не знающего, какие еще найти слова, чтобы снять с себя подозрения.
– Да и зачем мне было?..
– Вы же собирались вернуться в семью, а Лиля препятствовала вам в этом, разве не так? Вы же сами только что говорили, что она хваталась за вас как за соломинку, что она никак не могла свыкнуться с мыслью, что теряет вас. Вы поймите, Роман, это всего лишь предположения, подозрения. Ваша любовница убита. Конечно, если она не сама, перед тем как удавить себя чулком, удушила себя же руками, поскольку на шее имеются следы пальцев рук… Экспертизой не установлены пока детали, но картина, в общем-то, ясна: кто-то, кого Лиля знала и кому доверяла настолько, чтобы впустить в свой дом, пришел к ней и убил. Скажите, где вы были в ночь с одиннадцатого на двенадцатое ноября, приблизительно между часом и тремя ночи?
– Дома, где же еще! Жена может это подтвердить.
– Жена тоже была дома? – бесстрастным голосом спросил Марк.
– Какие странные вопросы вы задаете. Вы что же, думаете, моя жена отправилась к Лиле и удушила ее чулком? И что я буду покрывать ее? А она в случае, если я убил Лилю, обеспечит мое алиби? Да все это глупости! Я любил Лилю! Кроме того, несмотря на то что я расстался с ней, я бы мог еще к ней вернуться, поскольку понимал, что обманываю себя, с женой я все равно не буду никогда счастлив, понимаете? Да с Лилей мне было так хорошо… И за что мне ее убивать?
Сколько раз Марк слушал подобные оправдания, и как хотелось ему поверить в услышанное, но поступки людей, как это ни странно, не всегда подчинялись логике. Мужчина, любящий страстно женщину, убивал ее в порыве чувств, будь это ревность или прилив жгучей ненависти в момент, когда он застает ее с другим мужчиной.
– Скажите, у Лили был кто-нибудь еще, кроме вас?
– Вот! Наконец-то! Вопрос так вопрос. Был. И она никогда не скрывала от меня то, что время от времени видится с этим мужчиной. Это был ее хозяин, точнее, хозяин магазина, в котором она работала, – Семен Сквозников. Лиля уверяла меня, что между ними все кончено, хотя они и пережили бурный роман, и это она тоже от меня не скрывала, но отношения разладились. Лиля не желала иметь дело с человеком, от которого зависела по работе. А уходить из магазина тоже не собиралась, ей нравилось там работать. Конечно, я ревновал ее к Семену, он хороший, интересный мужик, умный, его уважают в городе, да и не бедный, это факт. Я тоже не нищий, но Сквозников – это фигура…
– Значит, она говорила вам, что в момент вашего романа с ней между ними все закончилось?
– Думаю, она не обманывала меня. Да и какой смысл ей было врать, ведь стоило ей только захотеть бросить меня, как она сделала это не задумываясь.
– Она любила его?
– Да разве поймешь этих женщин? Мне казалось, что она любит меня. Что ей со мной легче, проще, что я ей ближе, чем господин Сквозников. Но что на самом деле творилось в ее душе, разве кто-нибудь знает?
Марк подумал, что все сложности в жизни красивых женщин происходят от полной неразберихи с их мужчинами. Такое впечатление, что они мужиков коллекционируют, находясь в постоянном процессе сравнения – какой же из них лучше, или же, о чем пока не принято говорить в обществе, женщины так же полигамны, как и мужчины? И им так же требуется разнообразие? Но если окажется, что это – истина, покрытая пока что слоем подкрепленной наукой и человеческим опытом принадлежности к полигамии мужчин, то, когда она станет аксиомой, чего можно ждать от Риты?! И она, быть может, тоже страдает потихоньку от невозможности время от времени менять мужчин?
Марк при этой мысли помрачнел. Рита – красивая женщина, много красивее Лили, которая завела себе гарем… Стоп. Гарем. А почему бы не спросить Романа о существовании других мужчин?
– Другие мужчины были в ее жизни?
– Она была, с одной стороны, человеком открытым, но в какой-то степени и скрытной, особенно когда дело касалось ее личного времени, как она говорила. Вот когда оказываешься рядом с ней, разговариваешь, словно бы находишься под действием ее улыбки, ее любви, и тебе кажется, что ты у нее единственный, только с тобой она такая лучистая, что ли, нежная, ласковая. Но когда звонишь ей и слышишь, что она занята, да еще и голос у нее при этом не то что даже недовольный, а какой-то странный, холодный, словно она слышит чужого человека и не понимает, зачем ее вообще побеспокоили… Не знаю, поняли ли вы меня… Вот тогда становится не по себе, и ты начинаешь понимать, что ты у нее, быть может, и не один, и вообще в ее жизни ты – лишь эпизод. И дело, возможно, даже не в мужчинах, а в том, какую роль конкретно эта женщина отводит тебе.
Последние слова Роман Гончаров произнес совсем уже убитым тоном.
Из всего услышанного Марк понял одно: у Лили было много любовников. Но пока что он знал имена только двух: Гончарова и некоего Сквозникова.
– Роман, вы бывали в квартире, где жила Лиля?
– Несколько раз, да и то когда мы точно знали, что Кати долгое время не будет дома.
– Вы сейчас проедете вместе со мной, чтобы попытаться выяснить, не пропало ли что-то ценное из ее вещей. Может, по дороге вспомните еще что-нибудь важное.
В машине Марк подумал, что надо бы расспросить об этой Лиле Риту, она наверняка уже знает о ней гораздо больше Гончарова.
11
Катя вышла из мастерской Риты опустошенная, с чувством, что она выложилась перед совершенно посторонним человеком. Странное дело, думала она, стоя под душем и смывая с себя горечь признаний и разочарование, которое не покидало ее с тех самых пор, как она закрыла рот и перестала откровенничать с этой странной художницей. Когда она находилась с ней рядом, позируя ей, единственным ее желанием было говорить о Лиле. Сейчас же, когда они обе утомились и Рита предложила ей отдохнуть перед обедом, у нее было ощущение, что она прилюдно вывалялась в грязи. Но, с другой стороны, было и еще одно чувство, которое и являлось тем главным, которое оправдывало ее поток откровений: облегчение, которое она испытывала, выговариваясь перед чужим, в сущности, человеком.
И зачем я призналась в своей зависти, думала она, намыливаясь губкой и вспоминая каждое сказанное ею в мастерской слово. Конечно, можно было внушить себе мысль, что Рита – как попутчик в поезде, расскажешь ей все, и вы с ней больше никогда не увидитесь. Однако она должна была признаться себе, что такое знакомство льстило ее самолюбию и ей нравилась отведенная ей роль одновременно натурщицы и собеседницы, что ставило ее с Ритой Орловой, известной художницей (о ней она успела прочесть в Интернете), в положение равных. Да и вообще, находиться в ее загородном доме, наблюдать жизнь интересной женщины, да еще и молодой мамы, которая на удивление много и как-то радостно работала – за что бы она ни бралась, – было для нее удовольствием… Правда, в перерывах между работой над портретом они вместе что-то готовили, а Катя с удовольствием нянчилась с маленькой Фабиолой.
Катя вышла из ванной, вытянулась на кровати в отведенной ей комнате неподалеку от мастерской (светлой, заставленной букетами и пахнущей красками и растворителями) и закрыла глаза. Господи, неужели она больше никогда не увидит Лилю? Этого не может быть…
Вспомнился вечер, когда она, воротившись домой раньше Лили (рыбный магазин уже открыли, и Катя вернулась на работу), сидела в кухне за столом, перед зеркалом на ножке, и на манер одной американской актрисы, игравшей в каком-то старом жанровом фильме продавщицу рыбного магазина, натиралась свежим лимоном, чтобы отбить запах рыбы. Разрезав лимон пополам, она, слегка надавливая на него, растирала руки, плечи. В эту минуту она испытывала чувство, похожее на умиротворение. Все в ее жизни в этот вечер казалось ей стабильным, правильным, полным смысла. Она снова работала, жила вместе с квартиранткой, оказавшейся вполне симпатичной и доброй девушкой, регулярно вносившей плату за жилье и даже время от времени помогавшей ей продуктами и разными другими приятными мелочами. К тому же с ее же помощью был полностью выплачен кредит, что позволяло Кате, человеку ответственному и беспокойному, почувствовать себя более уверенно.
Вспомнился вечер, когда она, воротившись домой раньше Лили (рыбный магазин уже открыли, и Катя вернулась на работу), сидела в кухне за столом, перед зеркалом на ножке, и на манер одной американской актрисы, игравшей в каком-то старом жанровом фильме продавщицу рыбного магазина, натиралась свежим лимоном, чтобы отбить запах рыбы. Разрезав лимон пополам, она, слегка надавливая на него, растирала руки, плечи. В эту минуту она испытывала чувство, похожее на умиротворение. Все в ее жизни в этот вечер казалось ей стабильным, правильным, полным смысла. Она снова работала, жила вместе с квартиранткой, оказавшейся вполне симпатичной и доброй девушкой, регулярно вносившей плату за жилье и даже время от времени помогавшей ей продуктами и разными другими приятными мелочами. К тому же с ее же помощью был полностью выплачен кредит, что позволяло Кате, человеку ответственному и беспокойному, почувствовать себя более уверенно.
На плите томилась гречневая каша, в духовке – сковородка с отбивными. Выстиранное в новой машинке белье сушилось на балконе, полы были час тому назад вымыты, и в квартире пахло чистотой и лимоном. А в буфете их с Лилей ждали две ромовые бабы.
Она сразу услышала, как открылись дверцы лифта и по бетонному полу зацокали тоненькие каблучки ее жилички. И так высокая, да еще высоченные шпильки носит. Но какими красивыми были ее новые туфельки и как роскошно она в них смотрелась! Катя подумала, что в своем рыбном магазине она вряд ли смогла бы простоять целую смену за прилавком в таких туфлях, как бы ни хотела этого. А вот Лиля терпит, постукивает каблучками по сверкающим мраморным полам магазина «Bell», переходя от одной витрины к другой, улыбается своими белыми зубками всем подряд, предлагая духи, и кажется, что весь мир у ее ног и что она сама – олицетворение комфорта, красоты, женственности и ухоженности. Не девушка, а манекен. Размалеванная кукла…
Катя вдруг поймала себя на мысли, что и рада приходу Лили, и одновременно нет. Вспомнилось название фильма с Кароль Буке и Жераром Депардье: «Слишком красивая для тебя». Так вот, Катя хоть и не была мужчиной, но ее жиличка была слишком красивой для нее, для Кати. И на ее фоне сама Катя смотрелась просто как каракатица. И дело даже не в фигуре, а в чем-то неуловимом, что, с одной стороны, восхищало ее в Лиле, с другой – раздражало. Быть может, это было предчувствие? Нехорошее предчувствие.
Пришла Лиля, поставила пакет на пол и, увидев появившуюся в дверях Катю, улыбнулась. Но не дежурно, как в магазине, а искренне.
– Привет, как дела?
– Нормально. Ужин вот приготовила.
Они сразу договорились питаться вместе, в складчину, и с этим у них не было еще ни одного конфликта. Все, что бы ни приготовила Катя, Лиля расхваливала, просила добавку (что, на удивление, никак не сказывалось на ее фигуре), сама же Лиля готовила плохо, пыталась фантазировать, но все получалось как-то смешно, как гороховый суп с помидорами.
– А мне, представляешь, духи подарили – «Шанель». Вот, смотри!
И она достала из пакета красивую коробку, поставила на вытянутую ладонь и сморщила носик:
– Даже неудобно как-то. Хотя, с другой стороны, я же ничего не просила, просто сегодня седьмое марта, в магазине – столпотворение, он попросил подобрать духи для жены, ну, я и выбрала. Он сказал, чтобы хорошие, так я и предложила «Шанель». А он возьми и подари мне их!
– Повезло, – онемевшими губами произнесла Катя, с трудом представляя себе, чтобы ей какой-нибудь расщедрившийся покупатель подарил, скажем, стерлядь. Даже селедку никто не подарил. И не подарит. Никогда.
– Я отолью тебе, если ты найдешь подходящий флакон. Хотя что я такое говорю? У меня есть в магазине отличные флаконы из-под пробников, я принесу тебе. Вот увидишь, когда будешь душиться этими духами, настроение у тебя поднимется и все вокруг заиграет радужными, солнечными красками. Я не знаю, как тебе, а мне запахи помогают в жизни.
И вдруг она как-то резко помрачнела, тяжело опустилась на стул и принялась молча, сосредоточенно расстегивать ремешок туфли. И Катя, к своему удивлению, услышала, как Лиля всхлипывает.
Вот уж чего Катя не ожидала, так это слез в такой день.
– Ты что? Тебя кто-то обидел? Семен не позвонил? Не поздравил? – предположила она самое худшее, на ее взгляд, что могло произойти седьмого марта, накануне женского праздника.
– Нет, – Лиля подняла на нее свое заплаканное лицо. Как же горько она плакала! Как ребенок, которому не подарили обещанную игрушку, а на глазах отдали ее другой девочке. Сколько трогательности было в ее облике, мягкости, Катя в эту минуту ее полюбила. – Дело не в этом. Это я просто так…
Катя подумала тогда, что она заплакала просто от переизбытка чувств, от радости, наконец, что какой-то мужчина обратил на нее внимание и подарил ей дорогие духи. Волна постыдной зависти, вызванная подарком, затихла сама собой, и вместо нее что-то теплое, нежное поднялось и затопило уставшую от одиночества душу Кати. В ту минуту она подумала о том, что непременно тоже подарит что-нибудь своей квартирантке на Восьмое марта, какую-нибудь приятную безделицу, просто так, на память. Ведь они – подруги.
12
– Рома, ты идешь спать?
Роман лежал, растянувшись, на ковре перед телевизором, и смотрел куда-то в угол, в пол, в никуда, и на голос жены отреагировал лишь нервным вздрагиванием. Ему было даже лень поворачиваться. На какое-то мгновение ему вдруг показалось, что он теперь никогда в жизни не испытает чувства радости, покоя, умиротворения, всего того счастливого и будоражащего его мужскую сущность, ради чего он и жил. Ледяная мертвая рука его возлюбленной, которую он так жестоко и необдуманно предал, лежала на его горле и мешала дышать. После ухода следователя он понял, что и впрямь убил Лилю – довел ее до суицида. И все эти разговоры об убийстве – чепуха. Следователь просто пытается докопаться до истины в их отношениях, понять, что толкнуло молодую красивую девушку к самоубийству. Как будто не понятно! Как будто мало девушек вешается, травится и режет себе вены из-за неразделенной любви, из-за невозможности быть вместе с возлюбленным! Неужели Лиля так сильно любила его, что пошла на это? Да ведь она имела любовников посолиднее его, Романа. Один Семен чего стоит! Мысль, что Лилю мог убить именно Семен Сквозников, показалась Роману лишенной всякого смысла. Холодноватый, расчетливый и циничный, Семен не мог испытывать к Лиле столь сильных чувств, чтобы из ревности взять и повесить ее на чулке. Уж в крайнем случае он бы ее просто бросил, и все. Лиля сама говорила, что Семен давно знает о том, что она встречается с Романом, и что он сам как будто бы виноват в том, что она ушла от него. Но все это говорила Лиля. А что было на самом деле, кто знает?
Зина стояла в дверях комнаты в желтом пеньюаре и напоминала заветренную яичницу. Как же ей не шел этот цвет! А ведь ей стоило усилий надеть это отвратное белье и прийти за Романом, позвать его спать, позвать к себе, в свой мир, в свою постель, в свое тело, истосковавшееся по телу мужскому. Она так и не поняла, что натворила, что это она во всем виновата, что, если бы не ее глупость, эгоизм и желание сохранить семью, которой уже давно не было, Лиля, возможно, была бы жива. И не исчезли бы из жизни Романа радость, любовь, наслаждение. А теперь он обречен всю оставшуюся жизнь испытывать угрызения совести, думать о той, которой уже нет и никогда не будет. Господи, да неужели все это не сон и Лиля действительно умерла?
– Зина, оставь меня, а? – простонал он.
– Ты напрасно так, – тихо произнесла Зинаида, приближаясь к нему и усаживаясь рядом на ковер. От нее потянуло сладкими духами. Он ненавидел этот запах, не понимал, как можно среди такого разнообразия ароматов выбрать самый отвратительный, тошнотворный.
– Ты хотя бы понимаешь, что произошло? – Он посмотрел на нее с отвращением. – Мы убили ее! Приехали, я сказал ей, что возвращаюсь к тебе, к детям, что между нами все кончено. Что это было со мной, что за наваждение? Как я мог сказать ей то, чего не было и никогда не может уже быть? Разве тебя устраивает такая жизнь? Разве ты не понимаешь, что я не люблю тебя и нас уже ничего не связывает?
– А дети? – Глаза ее стали быстро наполняться слезами, а кончик носа покраснел. – Рома… Вспомни, как хорошо нам было, когда мы познакомились, ты же сам говорил, что любишь меня, у нас любовь, мы – семья, тебе не нужен никто, кроме меня! Ты увлекся красивой девушкой, с кем не бывает, но все же проходит, прошло и твое увлечение Лилей, и ты, как честный человек, приехал к ней, чтобы сказать правду. Поверь мне, это не я, это ты принял это решение, зачем ты сваливаешь все на меня? Это ты решил вернуться в семью, успокоиться. Зачем давать ложную надежду девушке, у которой вся жизнь впереди и которая может еще сто раз выйти замуж?
– Но я любил ее! – возмущенный ее глупостью, воскликнул Роман.
– Это ты говоришь сейчас, когда знаешь, что ее уже не вернуть. Если бы она не погибла, ничего бы не было – всех этих разговоров, этого визита следователя. Мы бы с тобой уже давно спали… в обнимку. И перестань винить себя и меня – никто и ни в чем не виноват! К тому же этот визит следователя… Думаешь, он приходил сюда просто так? Да ее, скорее всего, убили! Один из ее любовников. Может, она знала или случайно услышала что-то такое, чего ей нельзя было слышать? Она же была любовницей Сквозникова, и ты прекрасно об этом знал. А там, где витают люди такого масштаба, где крутятся такие деньги, там и криминал. Может, кто-то из окружения Сквозникова положил на нее глаз, и она ответила взаимностью? Да мало ли чего не бывает между любовниками?