Вечером Антон, вернувшийся с тренировки, устало выслушал брата и признал, что идея не лишена логики.
— Не удивлюсь, если твой Бёс окажется каким-нибудь калекой-колясочником, подсевшим на ролевые игры в сети. А, может, вообще геймером. Взрослым пузатым дядькой с косоглазием и плоскостопием, этаким комплексующим неврастеником. Или того хуже… Надо бы адресок проверить.
— Так откуда ж адрес-то взять? На связь никак не выходит, ни с кем не переписывается!
— Я про айпи-адрес — именной код компа, — Антон взглянул на монитор. — Дай-ка мне свой ноутбук, скопирую все имеющиеся ссылки, отошлю приятелю.
— Зачем? — удивился Костик.
— Затем, братишка, что Макс по части мозгов похлеще любого хакера будет. Пусть глянет на всякий случай. Что-то перестаёт мне нравиться вся эта твоя история.
Пальцы Антона забегали по клавишам. Отослав сообщение другу, он вернул брату компьютер.
— Всё. Если Макс не в отъезде, то обязательно что-нибудь раскопает в самое ближайшее время.
* * *Но Макс оказался в отъезде, где-то в тёплых морях.
«Ну и ладно, — подумал Костик. — Особой роли это не играет». Что могла дать ему компьютерная информация? Паспортные данные человека, которого он ищет? Ну обнаружится, что это какой-нибудь Семён Семёныч Пупырышкин, проживающий на улице Ленина в доме с кривой башенкой и булочной на первом этаже, и что с того? Костик же не пойдёт дожидаться его у парадной. Да и никто этих данных ему не предоставит, он не из полиции.
В воскресенье днём позвонила Кэт.
— Доб, приходи ко мне, помощь нужна.
— Что за помощь?
— Бубу отмыть. Ты его подержишь за лапы, а я мочалкой потру.
Когда Костик пришёл к ней, то увидел умопомрачительную картину: бульдог с ужасающими сине-зелёными подтёками на рыжей шкуре носился по квартире, пачкая всё вокруг. За ним всклоченная, раскрасневшаяся, в футболке и шортах гонялась Кэт, оставляя на паркете следы мокрых пяток.
— Он без спросу рылся в твоей косметичке? — рассмеялся Костик.
— Издеваешься? Помоги поймать животное!
Не без труда, убив на это минут пятнадцать, они всё же выцарапали Бубу из-под дивана и, спеленав его первой попавшейся тряпицей, затащили в ванную.
— Полотенце погибло, — с грустью сказала Кэт, осматривая разноцветные пятна на белой материи. — Бабушка убьёт.
Костик держал Бубу за задние лапы, не давая ему выпрыгнуть из ванны.
— Да что у вас тут произошло? Ядерный взрыв?
— Боди-артом баловались, — с достоинством ответила Катя.
— Чем-чем? — от удивления Костик чуть было не отпустил пса.
— Понимаешь, купила трафареты и краски для одноразовых татуировок. Ну, которые смываются. Себе сделала — вишь, как круто, — Кэт задрала рукав футболки и показала худенькое плечико, на котором красовалась какая-то вычурная разноцветная картинка. — А вот на собаке не получилось. Он вертится, гад!
Буба затравленно посмотрел на хозяйку и заскулил, собирая в гармошку складки на морде.
— Потерпи, дружище, — сквозь смех сказал Костик и похлопал бульдога по спине. — Ох, уж эти женщины, все беды от них, правда?
Буба кивнул.
— И давно ты ставишь эксперименты над живой природой?
— Какие эксперименты? Я как лучше хотела! — Кэт ожесточённо тёрла пёсьи бока намыленной мочалкой.
Буба уже не пытался вырваться. Он лишь тихонечко скулил, подняв грустную морду к потолку.
— Ну над своей шкуркой ты можешь измываться, сколько душе угодно, — продолжал Костик. — А собаку зачем мучить?
— Уаааууу! — согласился Буба.
— Я считаю, что он тоже джибоб, — весомо заявила Кэт.
— С какой стати?
— С такой. Мне захотелось. А это по-джибобски: захотелось и сделала.
— А Бубу ты спросила, хочет ли он? Как можно насильно оджибобить?
Кэт задумалась, вытирая пену с собственного носа.
— Я — джибоб. И собака у меня должна быть джибобская.
«Джибобская собака! — подумал Костик. — Любопытное новшество».
— А чем простой пёс отличается от джибобского?
Катя укоризненно посмотрела на него — мол, стыдно не знать.
— Эмблемой нашей.
— Эмблемой? — Костик от удивления всё-таки выпустил лапы Бубы, но тот слишком устал от борьбы, чтобы воспользоваться моментом и удрать.
— Ну да. Хотела татуировку с джибобской символикой ему на шкуре вывести. Да не смотри ты на меня так! Говорю же, не вредно это, даже если слизывать будет. Вот бы клёво было — заявиться с ним на какую-нибудь тусовку! Ни у кого нет джибобской собаки!
Вот, значит, как! У джибобов уже есть своя эмблема! А он, Костик, об этом узнаёт последним, даже позже, чем несчастный подвывающий в ванне бульдог. Нет, определённо, он живёт в каком-то своём измерении, и стрелки часов у него бегут иначе, чем у сверстников: у тех быстрее в несколько раз.
Костик задрал рукав Катиной футболки и ещё раз взглянул на татуировку.
— Здорово, правда? — восхищённо сказала Кэт, смывая мыло с Бубы.
Эмблема представляла собой кривоватый ромб в двойной рамке. В центре красовался схематично изображённый лось с большими ветвистыми рогами, выглядывающий из латинской буквы «D».
— А кто это придумал?
— Меня спрашиваешь? — удивилась Кэт. — Кому, как не тебе, лучше знать!
«Ну да, конечно. Кому, как не мне», — с грустью подумал Костик.
— Из Интернета взяла?
— Угу, — промычала Катя, вытирая пса. — Лося сама нарисовала, я ж художник! А букву «D» — из трафарета купленного. Хочешь, и тебе сделаю?
— Нет уж, спасибо, — буркнул Костик.
Чисто вымытый Буба согласился с ним звонким чихом.
Когда они пили чай с ватрушкой на кухне, а утомлённая трудным днём собака громко храпела на коврике в углу, Кэт спросила:
— Майские праздники скоро. Поедешь на сейшн?
— На какой?
— Поехали, Доб! Как же без тебя! Это в Саблино, рядом с пещерами.
— А что там намечается?
— Да какая разница? Джибобы соберутся. Съезд единомышленников. Я вот считаю, что раз мы не едем в Финку на Спартакиаду, то надо чем-то компенсировать. Посидим, обсудим, кто в каком соке варится, шашлычки сделаем.
«Вот этого шанса точно упускать нельзя! Бёс непременно обозначится!» — подумал Костик.
— Поеду, — он решительно кивнул.
— Вот и славно. Эх, жаль у меня нет настоящего джибобского пса! — с досадой заявила Кэт, взглянув на безмятежно посапывающего Бубу. — Ну ничего. Со второй попытки должно получиться!
* * *Близились майские праздники. Количество джибобов в сети уже перевалило за тысячу. Костик нашёл художника, нарисовавшего эмблему: им оказался какой-то студент техникума из Новгорода, краснодеревщик.
«Классный рисунок! — написал ему на страничке Костик. — Кто тебе его заказал?» Оставалась слабая надежда, что это выведет на след Бёса.
Ответ от парня пришёл через минуту — видимо, тот жил в сети.
«Одна из наших попросила, Йод. И правильно! У каждого движения должны быть символы. Я вот сейчас флаг мастерю».
От сообщения веяло гордостью.
Костик выключил компьютер и уставился в окно. Приятель-светофор нервно подмигивал жёлтым глазом.
«Вот и у меня, друг, тоже больше вопросов, чем ответов», — вздохнул Костик.
— Уроки сделал? — в комнату заглянула мама.
Он кивнул.
— Первого мая едем к старикам. Надо деду помочь сарай залатать. Папа дежурит, выберется только утром второго. Но вы с Антоном у меня тоже не промах!
Как это не вовремя!
— Ма!.. Я первого никак не могу. У меня невероятно важное дело. Мне в Саблино надо съездить с ребятами.
Мама вздохнула.
— Я понимаю, сынок. Но это ведь дед.
По логике вещей, надо было ответить, что он, Костик, джибоб, и делает то, что хочет. И это основное его кредо. Такое с ним уже было два месяца назад: не захотел ехать к старикам в гости, и родительская воля не возымела действия.
Но сейчас, прислушиваясь к себе, к тому, чего в действительности ему хотелось, Костик понимал: да, он скучает по деду с бабушкой, чувствует вину перед ними за то, что редко их навещает. И, если уж откровенно, совсем не хочет ехать в Саблино.
— Я не могу, мам, правда.
— Не могу или не хочу?
А вот это уже вопрос к нему как к джибобу. Если джибоб чего-то хочет, он найдёт возможность это сделать.
— Что ты молчишь? — снова спросила мама.
— Не хочу, — выдавил из себя Костик.
Мама вздохнула, посмотрела на сына как-то особенно и вышла из комнаты. Светофор за окном возмущённо глядел на Костика красным укоряющим глазом.
* * *На платформе Московского вокзала было суетно и шумно. Костик ждал Кэт до самого последнего момента, пока механический голос не известил, что сейчас закроются двери.
Он прыгнул в тамбур и в который раз набрал Катин номер. Длинные гудки… и… Наконец-то! Она сняла трубку и тихим голосом сказала:
Он прыгнул в тамбур и в который раз набрал Катин номер. Длинные гудки… и… Наконец-то! Она сняла трубку и тихим голосом сказала:
— Прости, не сообщила раньше. У бабушки давление. Не хочу её оставлять одну. А у папы флюс, Маша его в поликлинику повезла.
Костика, конечно, это расстроило. Впрочем, что ему девчонка! А вдруг, действительно, он встретит там Главного? Разговор ожидается серьёзный, не предполагающий свидетелей.
В заплёванном грязненьком тамбуре топтались несколько парней. Увидев на руке Костика зелёную бандану, один из них подмигнул:
— Не знаешь, наших будет много?
— Понятия не имею, — ответил Костик.
Когда же он открыл дверь в вагон, то понял: да, их будет много. Вперемешку с простыми дачниками, едущими с рассадой на свои шесть соток, стояли и сидели парни и девчонки в чёрных свитерах с лосями и, конечно же, непременными банданами на запястьях. Костик прислушивался к разговорам: ничего особенного, обычная болтовня. Единственное, что зацепило слух, — когда кто-то что-то отрицал в разговоре, то не приводил никаких аргументов. Звучало это так:
«…А я ему говорю, мол, отстань, я джибоб, сказал „нет“, значит, не переубедишь».
«…Что значит „надо“? Я — джибоб, мне ничего не надо, и от меня ничего никому не должно быть надо…»
«…Не хочу твой тёплый выдохшийся „Спрайт“. Лучше от жажды помру. Я джибоб».
«…Что „почему“? Потому что я джибоб. Отстань!»
Костик уразумел, что ребята оправдывались джибобством во всех возможных случаях. Если вспомнить постулат о том, что джибоб вообще ни перед кем не оправдывается, это выглядело даже комично. На любой вопрос, почему ты сделал то-то, следовало отвечать:
«ПОТОМУ ЧТО Я ДЖИБОБ!»
А что сделал, не имело значения. Упоминание себя как джибоба означало «отвяньте». При солидном упорстве можно было довести нормального человека, особенно взрослого (собственного родителя, например), до крайней точки кипения: «Делаю вот это, потому что я джибоб», «Не делаю того, потому что я джибоб».
Найдена универсальная формула ответа на любой вопрос!
Костик снова вышел в тамбур и открыл дверь «гармошки», соединяющей вагоны. На него неприятно пахнуло, и он постарался побыстрее пройти вагонную сцепку. Поезд качнулся, и Костик чуть было не упал, толкнув дверью девчонку с сердитым птичьим лицом. Костик извинился, она же одарила его таким ледяным презрительным взглядом, что по его спине бодрой рысцой пробежали мурашки.
В следующем вагоне народу было поменьше, ребята с банданами собрались в самом конце. Костик приземлился на свободное место и вдруг увидел Лену Приходько. Она сидела в центре вагона, у окна, прикрыв глаза и прислонив голову к висящей на стенном крючке куртке. Белая, почти прозрачная кожа, тонкий нос, фарфоровые уши. Костик снова признался себе, что из всех его одноклассниц Лена самая непонятная, самая сложная. Симпатичная девчонка, но как посмотрит зелёными глазами — там такая бездна, и словно застываешь на месте. И говорила она с ним в школе только о джибобах, много раз расспрашивала про Главного. Впрочем, не было ни одного человека в классе, кто бы не донимал его вопросами. Поняв, что Костик мало ей расскажет, она больше с ним не заговаривала. Он вспомнил, что когда их оставили вместе дежурить, Лена попросила Марьянку поменяться с ней. Может быть, у неё были дела после уроков, кто знает? Но Костика это почему-то задело.
Сейчас же он не мог не признать, что холодная Ленина отстранённость чем-то его привлекает, даже притягивает. Что она делает в этом поезде? Зачем едет с толпой? Костик смотрел и смотрел на неё, изучая лицо, тонкую шею, длинные пальцы сложенных на коленях рук. Она была, словно карандашный рисунок, вся собрана из тонких штрихов и неуловимых чёрточек. Костик попытался представить, есть ли у неё парень, и как он может выглядеть.
Мысли прервал торговец мелким барахлом, снующий из вагона в вагон. Пожилой мужчина, сидящий рядом, подозвал его, ткнул пальцем в упаковку лейкопластырей. Поезд вновь качнуло, и торговец едва устоял на ногах. Из коробки на Костика полетели ручки, фонарики, стопки книжечек с расписанием электричек. Он помог бедолаге собрать всё и уложить на место. Когда же поднял голову, Лены в вагоне уже не было. Костик начал беспокойно оглядываться по сторонам, и тут из дырок жёлтого репродуктора донеслось: «Саблино. Следующая станция…»
Он рванул к выходу. Толпа с банданами уже вывалила на платформу. Спрыгнув с поезда, Костик повертел головой — Лена исчезла. Как будто в воздухе растворилась!
Куда идти, было понятно сразу: ребята муравьиной дорожкой стекались по направлению к знаменитым пещерам. Когда-то их с Антоном сюда привозил дед, долго водил по жёлто-красному берегу реки Тосны, показывал подземные лазы с будоражащими детскую фантазию именами «Штаны» и «Верёвка» и травил байки о Белом Спелеологе, живущем в утробе одного из них. И в который раз за день появилась противная мысль, что к деду он сегодня не поехал. Антон молча посмотрел на него утром, но ничего не сказал…
…Костик спрыгнул с платформы и поплёлся вслед за всеми.
— Костян! Ты, штоль? — окликнул его сзади чей-то голос.
Костик обернулся. Перед ним стоял его бывший одноклассник из старой школы — толстый Витька Супенкин. Все звали его Супчик.
— Здорово! — Костик пожал его потную пятерню.
— Рымник, ты как тут оказался?
— Так же, как и ты, я думаю. На электричке приехал.
— Не-е, Костян. Я угораю! Ты что, джибоб?
Костик заметил на его руке бандану.
— Ты, я вижу, тоже.
— Ну, я-то поня-ятно! — протянул Супчик. — Но от тебя не ожида-ал! Не ожида-ал! И давно это ты?
— Да уж подольше тебя, — с усмешкой ответил Костик.
— Эх, Рымник! Испортила тебя новая школа — врать научила. Да я в первых рядах, ва-аще! Уже год. Так-то!
В Супчике Костику было многое неприятно. Особенно его ужасная привычка подходить к человеку вплотную — как говорит на своём профессиональном психологическом языке мама, «влезать в личное пространство», — и одаривать букетом запахов, в которых неизменно солировали ароматы фаст-фуда. Но это полбеды. Супчик любил положить лапищу на плечо собеседника и облокотиться на него всеми своими немалыми килограммами. Ещё бы, самому свой вес держать на ногах — штука не из приятных!
— Что-то я не замечал, что ты джибоб, Супчик. А расстались мы с тобой, приятель, в феврале.
«Очень надеялся тогда, что насовсем!» — подумал Костик.
— Так мы, джибобы, шифровались. Да. До поры до времени. Нас мало было, а теперь мы — сила!
Супчик шмыгнул носом и попытался взвалить свою тушу на Костика, обняв его за шею, но тот успел увернуться.
Костик уже несколько дней замечал за собой, что больше ничему не удивляется. В течение последних недель новости, касающиеся джибобства, переросшего в реальную субкультуру, заставали его врасплох. Чувства, которые он испытывал, находились где-то между «ошеломлён» и «ошарашен», а ближе всего к «огорошен». Да, именно так. Теперь же, глядя на толстого джибоба Супчика, Костик понимал: его «удивлялка» выдохлась. Эмблема у них есть, флаг, лидер, свои тусовки. Как он сам-то оказался вне орбиты?
И хочет ли он быть с ними?
— У тебя, это… курево есть? — зашепелявил Супенкин.
— Нет. А почему шёпотом говоришь?
— Да так, чтоб не подслушали. Джибобы, они ведь, знаешь, типа спортивные.
— Типа да, — улыбнулся Костик.
Супчик пыхтел, шаркая кроссовками по дороге.
— Витёк, ты, случайно, Бёса в лицо не знаешь? — как бы ненароком спросил Костик.
— Эх ты, салага! — важно ответил Супенкин. — Бёс на сходняки не ходит. У него гаджет один есть, он за всем наблюдает. И вполне возможно, что и нас сейчас слышит.
— Ага, — хмыкнул Костик. — Это паранойей называется.
— Говорю же, ты — салага. А я в теме давно, за базар отвечаю.
«Большой Брат следит за тобой», — вспомнил Костик коронную фразу из недавно просмотренного с братом фильма «1984» по роману Оруэлла.
— И что он потом с этой информацией делает?
— Ну, что-то, видимо, делает.
Супчик вынул из рюкзака бутерброд с сыром и начал есть на ходу, с набитой пастью продолжая рассказывать о том, что он в джибобстве и старожил, и аксакал, и собаку съел. Судя по тому, как он в два укуса заглотил булку, практически не жуя, про собаку было похоже на правду.
— А как там наш класс? — спросил Костик, чтобы сменить тему.
Слово «наш» прозвучало несколько искусственно. С бывшими одноклассниками его уже ничего не связывало. «Его» класс — теперь класс новой школы.
— Всё нормалёк. Тебя не вспоминают, не боись.
— Я и не боюсь.
Супчик вытер жирные пальцы о штаны.
— Слушай, Рымник, а далеко ещё переться?
— Ты же старожил, Супчик, сам мне трындишь всю дорогу. А я салага. Так кто должен знать?