— Миллиардер и порядочный? Ты смешнее ничего придумать не сумел?
— Маша, чего только в жизни не случается! — Гуров махнул рукой. — Я знаю ментов, не берущих взятки, больше того, я знаком с талантливой, красивой актрисой, ты можешь не верить, однако точно тебе скажу, она не тщеславна и умна.
— Как сказал бы твой Станислав: ври-ври, да знай, где край. Тщеславна твоя знакомая, тщеславна. — Мария прыгнула на Гурова, он ловко ее поймал, поцеловал.
— Абсолютно не тщеславный человек... — начал Гуров.
Мария закрыла его губы поцелуем, отдышавшись, сказала:
— Боюсь я тебя, Гуров! Боюсь!
— Я тебя никогда не обижу.
— Ты можешь уйти, уйти не по своей воле...
— Ах, это! — Гуров поднялся, поставил Марию на диван, поцеловал ей руку. — Наша жизнь, дорогая, не в нашей власти. — Он посмотрел вверх. — Тут все равны.
— Все, забыли! — Мария не умела, как Гуров, ломать разговор. — Все под Богом, но счастье, что не знаем своего часа. Значит, обед у миллиардера? Что за люди, возраст, как одеваются?
— Обычно, я бы сказал, старомодно и со вкусом. Хозяину лет пятьдесят, мадам моложе. Обстановка в квартире соответствует.
— Так! — Мария задумалась, побежала в спальню, раздвинула шкаф, начала перебирать парады. — А дочка?
— Блондинка, лет двадцати пяти, как она оденется — понятия не имею, может джинсы надеть, хотя это вряд ли... Я тебя хочу попросить. — Гуров замялся, Мария перестала двигать вешалки, взглянула на него с любопытством, даже настороженно. — Я же говорил, ты кошка, чуешь опасность за закрытой дверью. — Гуров изобразил улыбку, тряхнул головой и пошел напролом. — У меня к тебе оперативное задание.
Не вдаваясь в подробности, он рассказал о происшествии в Париже, об исчезновении Юлии в Шереметьеве.
— Юлия молчит, где провела сутки после прилета, и мне никогда не скажет, а я должен все знать.
— Значит, обед, как вы называете, лишь оперативное мероприятие, а я в роли агента? — Мария швырнула какую-то кофточку. — Да никогда в жизни!
— А кто тебя спрашивает, родная? — искренне удивился Гуров, даже развел руками. — Тебя никто не спрашивает. Сделаешь, куда ты денешься? Так карта легла. Судьба.
— Бред собачий! — Мария повысила голос, но тут же взяла себя в руки, несколько севшим голосом спросила: — Ты, случаем, не двинулся? — Она постучала пальцем по виску. — Ты и собственную мать способен в агента превратить?
— Мама для данного задания не подходит. А в случае надобности отбил телеграмму, мама бы вылетела первым рейсом и не кричала бы, спросила, мол, куда, Левушка, идти и что делать? И перестань размазывать по тарелке, я сказал, ты все сделаешь. И не швыряйся в меня туфлями, не попадешь. Я плохо объяснил. Ты идешь мимо пруда, в котором тонет ребенок. Рядом никого. Ты что, будешь смотреть, в какой ты блузке, или в воду бросишься? Юлия стоят на краю и не знает об этом. Спасти ее можем лишь мы с тобой. Я тебе сказал, у тебя выбора нет, поедешь со мной на обед, познакомишься с семьей, посмотришь квартиру Юлии, соседняя дверь, понравишься девушке. Все поняла?
— Так ты и вербуешь своих агентов? — Мария поняла свою неправоту, но гонор унять не могла. — Какие вопросы я должна задавать?
— Никаких, пригласишь на спектакль, там видно будет.
— Долгая история.
— У нас быстро редко получается. Теперь обо мне. Я сотрудник милиции, ухаживаю. В каких мы с тобой отношениях — реши сама, но лучше говорить правду, только без особой любви и сложностей.
— Короче, мы с тобой любовники.
— О моей работе ты ничего не знаешь и не интересуешься. Какие у меня дела с Горстковым, то есть с ее отцом, тебе неизвестно.
— Я знаю, что она была в Париже? — Мария почувствовала к “заданию” интерес, словно знакомилась с новой ролью.
— О поездке в Париж ты слышала мимоходом.
— И на что же ты рассчитываешь? Девушка проникнется ко мне любовью и доверием, начнет исповедоваться?
— Это вряд ли, — усмехнулся Гуров. — Юлия истинной опасности не понимает, однако события последних дней ее, конечно, ошарашили. Отцу и матери девушка ничего не говорит, ухажеру тоже не скажет, близких подруг у нее не просматривается. Ты известная актриса, женщина взрослая, опытная, а поговорить с кем-то по душам человеку необходимо.
— Ты змей...
— Есть немного, — согласился Гуров.
Гуров с первого дня знакомства с Марией понимал, что она красива, относился к ее внешности спокойно, не более того. Любил он Марию не за красоту, возможно, за тайну, которая порой проглядывала из-под пушистых ресниц, за свободу, некоторую дикость и непредсказуемость, запах, да черт ее знает, за что мужчина любит женщину. Факт остается фактом, до сегодняшнего вечера к внешности актрисы он относился со спокойной доброжелательностью, мол, красота женщину не портит, но не в ней сила, через некоторое время общения с человеком о его красоте забываешь.
Сегодня он выяснил, что никогда не видел Марию при параде, как говорится, “на выходе”. В вечер знакомства она находилась в дурном настроении и не в форме, вечерами, после спектакля, усталая, нервная или вялая, по утрам да, красивая, ну и только.
Днем, а обед был назначен на три часа, Мария уже пребывала в боевой форме, Гуров, подавая ей невесомую шубку из серебристого меха, тоже не отреагировал на ее внешний вид. Он не хотел садиться за руль, так как собирался у Горстковых выпить, попросил Станислава отвезти их, позже доставить обратно. Когда они вышли из подъезда, Крячко стоял, облокотившись на свой “мерседес”, глянул на Марию, слегка отвернулся и, судя по движению его губ, матюгнулся, затем распахнул дверцу, низко поклонился, поздоровался.
— Станислав, я тоже люблю тебя, однако веди себя достойно, — сказала Мария и легко нырнула в машину.
Гуров не понял, что произошло, хлопнул друга по плечу, сказал:
— Привет, спасибо, что приехал, ты немного не в себе, словно тебя по лбу шарахнули.
— Здравия желаю, — ответил Станислав, прижал ладони к груди, нацепил привычную улыбочку. — Я? Все в порядке, господин полковник, — продолжил загадочно. — Ты бы поостерегся, сыщик, не вывозил бы девушку в свет, держал под замком. Ограбят.
Гуров думал о постороннем, не мог врубиться, принял совет друга за чистую монету, привычно тронул лежавший в кармане “вальтер”, сел в машину и ответил:
— Два ствола, отобьемся.
Крячко ничего не ответил, лишь насмешливо хмыкнул, сел за руль, мгновенно превратился в оперативника, просмотрел едущие машины, аккуратно вписался.
— Интересно, откуда у рядового мента такой роскошный лимузин? — насмешливо спросила Мария.
— Станислав далеко не рядовой, и не отвлекай человека, он на работе, — сказал Гуров. — Напомни как-нибудь на досуге, я расскажу тебе, как Станислав умыкнул эту телегу.
Крячко болтовню за спиной не слушал, смотрел на дорогу. День был воскресный, машин на улице было немного, через пятнадцать минут они припарковались, договорились, что Крячко вернется через три часа, и он, осуждающе глянув на Марию, укатил.
Когда они вошли в квартиру и Гуров знакомил Марию с супругами, Юлией и стоявшим чуть поодаль Алентовым, неожиданно возникла короткая пауза. Гуров почувствовал легкий озноб, возникающий у него в момент опасности, сосредоточился, из галантного гостя превратился, точнее, вернулся в привычную шкуру сыщика. Он отметил, как Юрий Карлович без надобности поправил галстук, вытянулся и напрягся и без того статный Алентов, зло прищурилась Юлия и чуть растерянно заулыбалась хозяйка Нина Дмитриевна. Гуров перевел взгляд на Марию и в тот момент увидел, как она красива, понял, что секундное замешательство вызвано именно ее появлением. Умелый макияж, подчеркивающий высокие скулы, мерцающие из-под удлиненных ресниц глаза, старомодная прическа, когда волосы подтянуты, уложены в тугой узел и обнажают шею, облегающее, простого покроя, видимо, безумно дорогое платье, не обнажая, подчеркивало изящество и сексуальность женской фигуры, простые туфли на очень высоком каблуке — все это вместе создавало образ женщины из другого мира. Казалось, она пришла из прошлого века, сошла со старинных фотографий, гравюр и картин, заглянула в сегодня мимоходом, из чистого любопытства.
Гуров, который привык в любом обществе находиться в центре внимания, сейчас почувствовал, что он лицо лишь сопровождающее.
— Простите, Мария, вы та самая... — произнесла, слегка запинаясь, хозяйка. Актриса простодушно улыбнулась, взяла Нину Дмитриевну под руку и смешливо заговорила:
— Дорогая Нина Дмитриевна, если вы имеете в виду Марию Стюарт, то я другая. — Глянула на Алентова: — Поручик Ржевский, вольно. — Перевела взгляд на Юлию: — Милая, у меня к вам сто вопросов и одна просьба. А о такой блузке я мечтала всю жизнь. — Она внимательно посмотрела на хозяина, четко разделяя слова, сказала: — Вот как выглядит магнат и повелитель Юрий Карлович Горстков? Интересно. Учтите, я вас не люблю.
— За что? — Хозяин расправил могучие плечи.
— Поднесете рюмку — объясню.
Начался обед, Мария категорически заявила, что шампанское пили в прошлом веке и только в романах, лично она предпочитает водку и не из мензурок, а нормальными стопариками. Она рассказала Алентову на ухо анекдот о поручике Ржевском, анекдот настолько неприличный, что лицо молодого политика покраснело. Но Юлия отнюдь не приревновала, так как уже обменивалась с Марией репликами о нарядах, фасонах, в основном на французском языке.
Мария лихо выпила стопку водки, глянула на хозяина, зло прищурилась и спросила:
— Господин магнат, знаете, что самое страшное в выпивке? — Пока Горстков конструировал ответ, актриса повернулась к хозяйке: — Обожаю кулебяку, но мне такой в жизни пробовать не приходилось.
— Самое страшное в выпивке — это похмелье, — сказал уверенно хозяин.
— Не угадали, с вас миллион, разумеется, в долларах, — искренне рассмеялась Мария. — Перерывы! — и указала на пустую стопку. — Самое страшное — перерывы.
Горстков хохотнул, разлил по второй и спросил:
— Так за что же вы, Мария, меня не любите?
— Я сызмальства завистливая, если у кого чего есть, а у меня того нет, ночами не сплю, — говорила она тоном базарной торговки. — Вон Юлия моложе меня на червонец с лишним, значит — стерва. За Ржевским девки табуном ходят, я такое влет определяю, моту зарезать. У моего, — она кивнула на Гурова, — пистолетов не сосчитать, да еще наручники имеются. Он меня на ночь к батарее пристегивает, а то хила бы я с таким. Между нами, я однажды, когда он брился, сзади с ножом подошла, так мент поганый чуть мне руку не оторвал, всех моих поклонников изничтожил.
А вы, хозяюшка, — Мария взглянула на Ниву Дмитриевну, — на меня ангельски не смотрите. Я вам кулебяку, эти маринованные грибочки в жизни не прощу.
Это был театр одной актрисы. Все, включая Гурова, смотрели на Марию завороженно.
— А об вас, уважаемый, говорить не стоит. К тому же я женщина нервная, а ножи на столе лежат вострые. К слову, ты мне мильен проиграл, а я ничего не вижу.
— Я в доме таких денег не держу, чек возьмете? — спросил Горстков.
— Нашел дурочку, ты бы меня еще к Мавроди послал, накопишь — отдашь. Хозяева, мы будем пить-есть или разговаривать? У меня сегодня спектакля нет, завтра тоже, ну, Гуров, держись.
Выпили, заговорили. Гуров заметил, лишь первую стопку Мария махнула целиком, затем ополовинила, досадующие незаметно сливала в пустой фужер. Когда подали кофе, Мария поднялась, и если бы Гуров точно не звал, что она абсолютно трезва, то поклялся бы, перед ним пьяная женщина. Притом Мария не качнулась, не улыбнулась глуповато, речь у нее была по-прежнему четкой и ясной. Но пьяная она, хоть режь, пьяная.
— Юлия, я на правах старшей по возрасту, к тому же гостьи, командую. Кофе будем пить у тебя, вдвоем, потрепаться хочется. У хозяйки дела, мужики для серьезного разговора люди бесполезные, пойдем к тебе, посплетничаем.
Юлия в гостью просто влюбилась, даже красота Марии не явилась помехой. Девушка поняла, что актриса к своей внешности и популярности относится спокойно, порой насмешливо. Юлия схватила Марию за руку, увела в свою квартиру.
Горстков пригласил мужчин в кабинет и, расправив мощные плечи, повернулся к Алентову.
— Ты, Николай, мил человек, девчонке предложение-то сделал?
— Нет, Юрий Карлович, раздумываю, — ответил Алентов. Он был далеко не из робкого десятка.
— Над чем раздумываешь? Если любишь, думать не о чем, коли нет — опять же раздумья ни к чему.
— Меня положение будущего тестя смущает. Я не молвы боюсь, мол, на деньгах женился. — Алентов подошел к открытому бару, налил себе рюмку виски. — Велики вы больно, сильны, а я человек с норовом, самостоятельный, ни у кого на поводу ходить не желаю.
— Врешь. У Дубова вторым номером ходишь. Однако ответ уважаю. Если душа лежит, медлить не рекомендую. В любви без драки и риска не обойтись. А девчонку следует в руки взять, держать на дороге, а то в жизни узких тропиночек не счесть. Будь другом, плесни мне пятнадцать капель.
Алентов налил две рюмки.
— Видите, уважаемый Юрий Карлович, вы для меня сегодня еще никто, а уже “не рекомендую”, “следует”, а я такие слова не люблю.
— Это я — никто? — Горстков плеснул виски в рот, словно в раковину. — Я для тебя на всю жизнь — Горстков Юрий Карлович, даже если ты Президентом станешь. Сопляк! Вы, интеллигенты, в семнадцатом Россию просрали, на растерзание кинули. Сегодня руль на четверых поделить не можете. Так вас коммуняки, имея на руках грошей несколько, в июне в жопу засунут. — Он махнул рукой, продолжал спокойно: — Прости, Николай, жениться тебе, не мне, ты решай. А в жизни, гладя на вас, душа болит! Ребята, ведь Россию делите-то, а у вас сплошь амбиции да попреки, словно на базаре. Ты, Коля, на меня зла не держи, а к тебе по-доброму отношусь, иначе и разговора бы не было. Сходи пока, супружнице помоги, нам со Львом Ивановичем парой слов перекинуться необходимо.
* * *Мария вошла в квартиру Юлии, села в кресло и сняла туфли на высоченном каблуке.
— Боже, какое счастье! — Она пошевелила пальцами ног. — Чего мужики с нами выделывают, гром их разрази! Юлия смотрела удивленно.
— Зачем мучиться, носили бы другие туфли!
— Юленька, девочка моя дорогая, положение обязывает. Такой каблук не только делает меня выше и стройнее, он меня организует, принуждает ходить и держаться соответственно. А у меня от природы ступня широковата, вот и мучаюсь. Я и дома, в присутствии Гурова, на каблуке, не на таком, однако тапочки носить себе не позволяю. У меня иначе фигура другая, задница опускается, да и вообще. — Мария махнула рукой. — Наша жизнь — сплошная борьба. Ну, я у тебя отдохну, босиком пошлепаю, идем, показывай квартиру. Я страшно любопытная.
— Хотите что-нибудь выпить?
— Можно, только позже. — Мария встала, прошлась по ковру, оглянулась. — Надо понимать, твоя гостиная. Пошло, однако факт, богато жить не запретишь.
— Я же не виновата, что отец миллиардер! — вспыхнула Юлия.
— Дура ты, извини за откровенность. Твой отец в первую очередь настоящий мужик, а уж потом бизнесмен. Один картины рисует, другой дома строит, а твой отец делает деньги, которые не лежат в чулане, а приносят людям пользу. Ты отцом гордиться должна и соответствовать. Ладно, тебя воспитывать — только портить, показывай кухню, все остальное.
Мария ходила по квартире, все внимательно разглядывала, словно не бывала в домах у богатых людей, затем уселась на диванчик с резной спинкой, вытянула ноги.
— Ну а теперь тащи бутылку, а то я трезвая до неприличия.
Юлия отошла к бару, а Мария, глядя на девушку, думала, мол, вот она, оперативная работа, она где-то сродни актерской, только нас убивают значительно реже. С этой девочкой что-то не в порядке, она постоянно напряжена. Мария чувствовала напряг, внутренний протест, стремление освободиться. Гуров предупредил, вопросов задавать нельзя, сейчас Мария поняла, что сыщик абсолютно прав. Но как повернуть разговор в нужном направлении?
Юлия принесла два стакана виски со льдом, один протянула гостье.
— Ну, теперь исповедуйся, — пригубив из бокала, сказала Мария, увидела, как “зажалась” хозяйка, и беспечно продолжала: — Ты любишь этого парня или только спишь с ним?
— Не знаю, не уверена, кажется, — ответила Юлия с явным облегчением. — Я хотя и успела побывать замужем, однако опыт у меня небогатый, отец подталкивает к свадьбе, мама держит нейтралитет, а я сомневаюсь.
— Значит, не выходи за него, в таком деле сомневаться нельзя.
— Ждать большую любовь, до дрожи и бессонницы, потом как головой в омут?
— Не изображай дуру, у тебя не получается. Семью организовывать следует по трезвому расчету. Сейчас я тебе прочту короткую лекцию.
Лицо Юлии порозовело, складки в уголках рта разгладились.
— Мне один умный мужчина сказал, что мы произошли от разных обезьян и понять друг друга не можем в принципе. Я с ним абсолютно согласна. Понимать — их дело, мы должны чувствовать. Семья начинается не с загса, постели и общей кастрюльки, а с ребенка. Вот хочешь ты от мужика забеременеть, значит, он кандидат. Основное качество — он должен быть прочен, не мощный, как герой боевика, а надежный, чтобы ты в случае необходимости могла за него спрятаться. Ну, конечно, физически приятен, чтобы от него пахло нормально, желательно, умен, обязательно щедр и смотрел на себя в зеркало только во время бритья. Ты меня поняла?
— Чтобы любил меня до безумия.
— Прочный мужик может просто любить. Коли он тебе говорит, что, если ты за него не пойдешь, он выбросится из окна, вызывай ему лифт и отправляйся к парикмахеру. Хуже безумно влюбленного только дурак и жлоб. Теперь главное! — Мария подняла палец. — О проходных мужиках не говорю, они неинтересны. Коли он тебе нравится, особенно если ты влюблена, ни на секунду не забывай, что он твой противник, даже неприятель, ты постоянно должна находиться в форме, никаких полных откровений. Ты не имеешь права жаловаться, плохо себя чувствовать, без умысла капризничать. Ты всегда в форме, как боксер на ринге. Ты можешь шептать что угодно, но постоянно соблюдать дистанцию, держать ситуацию под контролем. Никаких домашних засаленных халатов, тапочек, спущенных чулок, высовывающихся лифчиков. Когда плохо, не в форме, гони его прочь, мол, желаю побыть одна, можно без объяснения причин.