Я размышляла над тем, что знала наверняка. А именно: Патч хотел, чтобы я выяснила, что задумал Блейкли. Патч, наверное, думал, что Данте был моим лучшим контактом — так сказать, посредником между мной и Блейкли. И чтобы сохранить между нами откровенное общение, нужно, чтобы Данте продолжал думать, что я на его стороне. Что я разделяю с Нефилимами их взгляды.
И я разделяла. Во многом. Я симпатизировала им, потому что они боролись не за доминирование или какое-нибудь другое аморальное стремление — они боролись за свободу. Я понимала это. И восхищалась. Я сделала бы все, чтобы помочь им. Но при этом я не хотела, чтобы Блейкли или Данте подвергали риску существование падших ангелов. Если падшие будут стерты с лица Земли, Патч исчезнет вместе с ними. Я не была готова потерять Патча, и сделаю все, что потребуется, чтобы его вид выжил.
Другими словами, я была далека от ответов. Я вернулась к тому, с чего начинала — к игре за обе команды. Ирония всего этого сразила меня. Я была такой же, как Пеппер Фрайберг. Единственной разницей между мной и Пеппером было то, что я хотела бы принять одну из сторон. Увиливать, лгать и притворяться, что предана и тем, и другим, изводили меня по ночам. Вскоре мой разум заполонит вся эта ложь, которую я вызубрила, чтобы не попасться в свою же собственную тщательно расставленную сеть.
Я вздохнула. И еще раз проверила холодильник Патча. Никаких коробок с мороженым не появилось волшебным образом за то время, как я заглядывала в него в последний раз.
Глава 11
На следующий день в пять часов утра я почувствовала, как матрац прогнулся под тяжестью еще одного тела. Мгновенно распахнув глаза, я обнаружила сидящего в ногах кровати Данте с мрачным выражением лица.
— Ну? — просто спросил он.
Весь вчерашний день и всю сегодняшнюю ночь я пыталась решить, что мне делать дальше, и, наконец, определилась.
Он вопросительно приподнял брови, в его взгляде сквозила надежда.
— Это значит то, о чем я думаю, да?
— Как видишь, я не тренируюсь с падшими ангелами, — последовал не совсем прямой ответ, и я понадеялась, что Данте не станет настаивать на большем.
Он улыбнулся.
— У тебя пять минут.
— Но больше никакой синей бурды, — сказала я, и он остановился у самой двери. — Надеюсь, мы прояснили этот вопрос.
— Вчерашний пример не убедил тебя? — К моему превеликому ужасу, он совершенно не раскаивался в содеянном. Даже наоборот, весь его вид выражал разочарование.
— Мне кажется, этот препарат не попал бы в список, одобренный Управлением США по надзору за качеством пищевых продуктов и лекарственных средств.
— Если передумаешь, я угощаю.
Я решила воспользоваться направлением нашей беседы в своих интересах.
— Блейкли работает над другими усиливающими напитками? И когда, ты думаешь, он будет увеличивать испытательную группу?
Неопределенное пожатие плечами.
— Я уже давно не разговаривал с Блейкли.
— Серьезно? Ты ведь тестируешь для него дьявольскую силу. И к тому же вы оба были довольно близки с Хэнком. Удивительно, что вы не общаетесь.
— Знаешь пословицу «Не ставь все на одну карту»? Это наша стратегия. Блейкли работает над опытными образцами в своей лаборатории, а другой человек доставляет их мне. Если что-то случится с одним из нас, другой будет в безопасности. Я не знаю, где сейчас Блейкли, так что если падшие ангелы схватят меня и будут пытать, я не смогу рассказать им ничего полезного. Стандартная процедура. Начнем с пятнадцатимильной пробежки, так что убедись, что выпила достаточно жидкости.
— Погоди. А что насчет Хешвана? — я пристально изучала его лицо, готовясь к худшему. Я почти всю ночь не спала, напряженно ожидая каких-либо внешних проявлений, что он наступил. Я ожидала изменений в воздухе, потока отрицательной энергии, обжигающего кожу, или каких-нибудь еще сверхъестественных знаков. Вместо этого наступление Хешвана ознаменовал разве что шепот. И все же где-то там, я уверена, тысячи Нефилимов страдают так, как я и представить себе не могу.
— Ничего, — угрюмо произнес Данте.
— Что ты подразумеваешь под «ничего»?
— Насколько я знаю, ни один падший ангел не овладел своим вассалом прошлой ночью.
Я приподнялась.
— Это же хорошо! Разве нет? — добавила я, видя серьезное и мрачное выражение лица Данте.
Он не торопился с ответом.
— Я не знаю, что это значит. Но не думаю, что это хорошо. Они не откладывают ничего без причины — очень веской причины, — с сомнением добавил он.
— Я не понимаю.
— Добро пожаловать в клуб.
— Может быть, это психологическая война? Не думаешь, что они пытаются нагнать панику на Нефилимов?
— Я думаю, они знают что-то, о чем мы не в курсе.
После того, как Данте тихо закрыл за собой дверь в спальню, я натянула спортивный костюм и мысленно сохранила у себя в сознании эту новую информацию. Мне безумно хотелось узнать мнение Патча о неожиданном бездействии в начале Хешвана. Он ведь падший ангел, у него вероятнее всего больше подробностей, которые бы объяснили это непонятное затишье.
Я была разочарована, не получив ответа, но знала, что строить догадки на пустом месте — всего лишь трата времени, поэтому я решила обдумать уже имеющуюся информацию. Пусть и на крошечный шаг, но я приблизилась к источнику дьявольской силы. Данте сказал, что он и Блейкли не встречаются лично, что какой-то другой человек исполняет роль посредника, передавая опытные образцы Блейкли Данте. Мне нужно было найти этого посредника.
Едва я оказалась на улице, как Данте тут же сорвался с места и побежал в лес, что послужило мне сигналом следовать за ним. Я сразу ощутила, что синий напиток, настоянный на дьявольской силе, полностью вышел из организма. Данте пронесся между деревьев на опасной скорости, тогда как я отстала позади, концентрируясь на каждом шаге, сводя к минимуму возможности повреждения. Но хоть я и полагалась только на себя и собственные силы, у меня был прогресс, я совершенствовалась. Быстро. Огромный валун стоял прямо у меня на пути, и вместо того, чтобы изменить направление, за долю секунды я решила перепрыгнуть его. Я уперлась ногой в искривленную поверхность камня, и, оттолкнувшись, воспарила над ним. Приземлившись, я мгновенно скользнула под дикорастущим деревом с низкими ветками, и, не моргнув глазом, вскочила на ноги с другой стороны и продолжила бежать.
В конце пятнадцатой мили пот с меня тек ручьями, и я тяжело дышала. Откинувшись спиной на дерево, я вскинула голову, чтобы поймать легкий ветерок.
— Ты делаешь успехи, — немного удивленно сказал Данте. Я искоса глянула на него. Он, конечно, все еще выглядел свеженьким, как после душа, на голове даже волоска не выбилось.
— И без помощи дьявольской силы, — заметила я.
— Ты бы увидела еще большие результаты, если бы согласилась принять супер-напиток.
Я встала и начала делать махи руками, растягивая мышцы плеч.
— Что дальше? Еще силовые упражнения?
— Трюки с разумом.
Это застало меня врасплох.
— Вторжения в чужой разум?
— Навязывания людям, особенно падшим ангелам, то, чего нет на самом деле.
Мне не требовалось объяснений. Я испытала приемы с разумом на себе, и это ни в коей мере не было приятным опытом. Самое главное в этих трюках — обмануть и ввести жертву в заблуждение.
— Я не уверена на счет этого, — уклонилась я. — Это действительно необходимо?
— Это мощное оружие. Особенно для тебя. Если ты можешь заставить более быстрого, сильного, крупного соперника поверить, что ты невидима, или что они на краю обрыва, несколько дополнительных секунд могут спасти тебе жизнь.
— Ладно, покажи мне, как это работает, — с неохотой согласилась я.
— Шаг первый: проникни в разум своего противника. Это похоже на ментальную связь. Попробуй на мне.
— Это просто, — сказала я, набрасывая свои ментальные сети на Данте, опутывая его разум и заталкивая слова в его сознательное мышление. Я в твоем разуме, оглядываюсь, и здесь ужасно пусто.
Додельница, ответил Данте.
Это слово жутко устарело. И, раз уж речь зашла об этом, сколько тебе лет по нефилимским летоисчислениям? — я никогда и не думала об этом спрашивать.
Я дал присягу на верность во время вторжения Наполеона в Италию — мою родину.
Я дал присягу на верность во время вторжения Наполеона в Италию — мою родину.
И в каком году это произошло…? Помоги мне. Я не любитель истории.
Данте улыбнулся. В 1796.
Вау. Да ты старый.
Нет, я опытный. Шаг следующий: разграничь потоки, формирующие мысли твоего противника. Сломи, спутай их, разорви пополам, делай все, что угодно, лишь бы это сработало. Методы осуществления этого шага разняться среди Нефилимов. Сломить мысли жертвы у меня получается лучше всего. В их разуме я захватываю стену, которая защищает сам центр, место, где формируется каждая мысль, и рушу ее. Вот так.
Прежде чем я успела понять, что происходит, Данте прижал меня обратно к дереву, нежно смахнув со лба несколько выбившихся прядок. Он приподнял мое лицо за подбородок, чтобы посмотреть в глаза, и я уже при всем желании не могла бы оторваться от его проникновенного, пристального взгляда. Я упивалась прекрасными чертами его лица. Темно-карими глазами, расположенными на ровном расстоянии от правильного прямого носа. Сочными губами, изогнувшимися в самоуверенной улыбке. Густыми каштановыми волосами, спадающими на лоб. Широким точеным подбородком, еще гладким от недавнего бритья. И, на фоне всего этого великолепия, оливкового оттенка кожей.
Все, о чем я могла думать, — это как было бы приятно поцеловать его. Все остальные мысли исчезли, и я не возражала. Я потерялась в блаженном, райском сне, и если бы я никогда не проснулась, мне было бы совершенно все равно. Поцеловать Данте. Да, это все, чего я хочу. Я приподнялась на цыпочках, сокращая расстояние между нашими губами, в груди что-то волнительно затрепыхалось, словно бьющиеся крылья.
Крылья. Ангелы. Патч.
Я поспешно возвела новый барьер в голове. И внезапно увидела всю ситуацию такой, какой она была на самом деле. Данте прижимал меня к дереву, это еще ладно, но я не хотела целоваться с ним.
— Демонстрация окончена, — объявил Данте. На мой вкус, его улыбка была слишком наглой и самоуверенной.
— В следующий раз выбери более подходящую демонстрацию, — напряженно ответила я. — Патч бы убил тебя, если бы узнал об этом.
Его улыбка не увяла.
— Данный оборот речи не очень вяжется с Нефилимами.
Я была не намерена шутить.
— Я знаю, что ты делаешь. Ты пытаешься разозлить его. Эта мелкая вражда между вами перейдет на совершенно новый уровень, если ты будешь продолжать со мной шутки шутить, внося сумятицу между нами. Поверь мне, Патч не тот человек, которого захочется иметь во врагах. Он не держит ни на кого зла или обиды, потому что люди, с которыми он пересекается в интересах, имеют привычку быстро исчезать. И что ты только что сделал? Ты пересек черту.
— Это была первая идея, пришедшая мне на ум, — сказал он. — Этого больше не повторится.
Мне бы стало лучше от его извинений, если бы в них была хоть капля раскаяния.
— Проследи, чтобы так и было, — стальным голосом ответила я.
Данте, казалось, с легкостью переносил любую враждебность.
— Теперь твоя очередь. Проникни в мою голову и сломи, разбей мои мысли. Если сможешь, замени их какими-нибудь своими собственными. Другими словами, создай иллюзию.
Чем быстрее мы вернемся к работе, тем быстрее закончится занятие, а значит, и я скорее распрощаюсь с Данте, поэтому я затолкала свое личное недовольство куда подальше и сконцентрировалась на предстоящей задаче. Мои сети до сих пор протекали через разум Данте, я представила себе, как опутываю ими его мысли, а затем осторожно разделяю их одну за другой. Возникший в голове образ напоминал процесс расщепления сыра-косички на тонкие ленточки.
Действуй быстрее, скомандовал Данте. Ячувствую тебя в голове, но ты не вызываешь никакого давления. Нагони волны, Нора. Раскачай лодку. Нанеси удар прежде, чем я пойму, что происходит. Думай об этом, как о засаде. Если бы я был настоящим противником, я бы давно догадался, что ты копаешься у меня в голове. А это сулит тебе встречу лицом к лицу с одним очень недовольным падшим ангелом.
Я покинула разум Данте, сделала глубокий вдох и снова накинула сети — в этот раз дальше. Прикрыв глаза, чтобы меня ничто не отвлекало, я создала новый образ. Ножницы. Огромные, сверкающие ножницы. Я стала нарезать мысли Данте…
— Быстрее, — рявкнул он. — Я чувствую твою нерешительность. Ты так не уверена в себе, что я практически кожей ощущаю твое неверие. Любой мало-мальски стоящий падший ангел воспользуется этим. Возьми себя в руки!
Я снова отступила, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как растет недовольство собой и Данте. Он слишком много требует и установил слишком высокую планку. Я не могу избавиться от этого червячка сомнения, копошащегося где-то в мозгу. И как бы я не ругала себя, я была именно той, какой Данте меня представлял — слабой.
Главной причиной продолжения тренировок послужила необходимость поддерживать отношения с Данте, чтобы впоследствии с помощью него добраться до Блейкли и его лаборатории с дьявольской силой, но сейчас это потеряло свое приоритетное значение. Я хотела подчинить себе чужой разум. Ярость и негодование внезапно вспыхнули в глазах, словно два красных лазера. Взгляд сузился. Я больше не желала оставаться бракованной. Я не хотела быть меньше, медленнее, слабее. Лютая решимость, казалось, заставила кровь закипеть. Все мое тело затряслось от упрямой решительности, я перевела взгляд на Данте. Все потеряло значение. Были только я и он.
Я набросила мысленную сеть на разум Данте со всем рвением, которое у меня было. Я выплеснула в него всю свою злость на Хэнка, свою неуверенность в себе и мерзкое чувство неопределенности, рвущее меня на части каждый раз, когда я думала о выборе между Патчем и Нефилимами. Тотчас я представила мощный взрыв, клубы дыма и осколки, растущие, словно гигантский гриб, все выше и выше. Я устроила еще один взрыв, а потом еще один. Я разрушала любую его надежду, любую попытку сохранить мысли в порядке.
Данте покачнулся, заметно потрясенный.
— Как ты сделала это? — наконец, смог спросить он. — Я… не мог видеть. Я даже не понимал, где нахожусь. — Он моргнул несколько раз подряд, уставившись на меня, словно был не уверен в том, что это действительно я. — Это было похоже на… то, будто висишь между двумя мгновениями во времени. Не было ничего. Совсем ничего. Словно я не существовал вовсе. У меня никогда такого не было.
— Я представила, что взрываю бомбы в твоей голове, — призналась я.
— Что ж, это сработало.
— Так я прошла?
— Да, можно сказать и так, — ответил Данте, тряся головой в неверии. — Я долгое время занимался этим, но никогда не видел ничего подобного.
Я была не уверена, должна ли я испытывать ликование, наконец, сделав что-то правильно, или вину за то, что удивительно легко вторглась в разум Данте. Это был не самый почетный талант, чтобы отличиться. Если бы я могла иметь трофей, который можно было бы продемонстрировать на комоде, я бы добровольно не выбрала тот, который присуждался за искажение разума людей.
— Тогда, я полагаю, мы закончили? — спросила я.
— До завтра, — сказал Данте, его лицо все еще выражало изумление. — Хорошая работа, Нора.
Я пробежала оставшееся расстояние до дома нормальным человеческим темпом — мучительно тащась на скорости шесть миль в час — потому что солнце начало подниматься, и хоть я и не чувствовала людей поблизости, не мешало быть предусмотрительной. Я вышла из леса, перешла через дорогу к ферме и резко остановилась на тротуаре.
Прямо передо мной была припаркована Красная Тойота Фораннер Марси Миллар.
С возрастающим чувством напряжения в животе я взбежала на крыльцо: у двери лежали несколько коробок с вещами. Я ворвалась в дом, но прежде чем я могла вымолвить хоть слово, из-за кухонного стола вскочила мама.
— Вот ты где! — нетерпеливо воскликнула она. — Где ты была? Мы с Марси уже полчаса пытаемся выяснить, куда же ты могла убежать в такой час.
Марси сидела за кухонным столом, держа в руках чашку кофе. Она послала мне невинную улыбку.
— Я ходила на пробежку, — пояснила я.
— Я вижу, — заявила мама. — Мне просто хотелось бы, чтобы ты предупреждала меня. Ты даже не подумала оставить записку.
— Сейчас семь часов утра. Ты должна быть еще в кровати. Что она здесь делает?
— Я прямо здесь, — сладким голосом произнесла Марси. — Ты можешь поговорить со мной.