– Что вы хотите сказать, шеф?
– Если хирург тот, кого мы ищем, он один из величайших актеров, которых мне доводилось встречать. Приходите завтра в клинику, Фокс, и постарайтесь увидеть как можно больше. Пять часов вечера. А сейчас я отправляюсь на ленч. Надо до представления повидаться с леди О’Каллаган и, если удастся, с Робертсом. Хочу выслушать его версию того, что происходило в Ленинском зале. Au revoir [17] , Фокс.
– Будьте любезны, повторите еще раз, сэр.
– Au revoir.
– Au revoir, monsieur [18] , – старательно выговорил инспектор.
– Как-нибудь вечерком, если позволите, зайду по-слушать ваши пластинки.
Фокс прямо-таки зарделся от удовольствия.
– Буду польщен, – чопорно ответил он и вышел.
Аллейн позвонил в дом на Кэтрин-стрит и выяснил, что леди О’Каллаган рада будет принять его на следующий день около трех часов. Полчаса он провел над папкой с материалами дела. Поступили результаты экспертизы таблеток Филиппса и раствора гиосцина. И то и другое содержало нормальную дозу. Аллейн отправил экспертам «Живительные вольты» и клочок бумаги, в которой находилось второе средство мисс О’Каллаган. Не исключено, что на обертке остались следы наркотика. В час дня Аллейн пришел домой и поел. В два позвонил в Скотленд-Ярд и узнал, что с ним хотел связаться сэр Джон Филиппс. Тот оставил сообщение, что реконструкцию можно провести на следующий день в оговоренное время. Аллейн попросил передать информацию Фоксу, потом позвонил и поблагодарил хирурга.
Остаток дня он провел, пополняя документами папку расследования и сочиняя для себя нечто вроде резюме. Аллейн просидел над ним до десяти часов, затем решительно отодвинул в сторону и перечитал второй акт «Гамлета», в который раз размышляя: какую неразбериху устроил бы принц Датский из работы Скотленд-Ярда. Спать он лег очень уставший.
На следующее утро Аллейн начал с того, что проглядел свои заметки, особенно ту часть, которая касалась гиосцина. В своем резюме он записал:
...Поразмышляв не без раздражения над своими записями, Аллейн заехал в клинику, позаботился о подготовке к предстоящей в пять часов реконструкции, приложив при этом немало усилий, пытаясь прояснить вопрос о готовом растворе гиосцина, но нисколько не преуспел. Затем навестил фирму, снабжающую сэра Джона Филиппса лекарствами, и не обнаружил ничего такого, что хоть сколько-нибудь помогло бы. После обеда поехал к леди О’Каллаган. Нэш встретил его с тем особенным оттенком высокомерия, с которым ранее обращался к политикам. Провел в гостиную – комнату, отличающуюся большим изяществом, но без изюминки. Над камином висел нарисованный пастелью портрет хозяйки дома. Художник умело выписал блестящую текстуру платья и волос и старательно изобразил само лицо. У Аллейна возникло чувство, что от живого оригинала ему будет не больше прока, чем от картины. Дама вошла, негромко поздоровалась и пригласила сесть.
– Прошу прощения за беспокойство, – произнес старший инспектор. – Вопрос совсем небольшой, из тех пробелов, которые скорее всего ничего не означают, однако их все-таки следует заполнить.
– Я вас слушаю, – промолвила леди О’Каллаган, – и рада буду оказать содействие. Надеюсь, все идет нормально. – Подобным тоном она могла бы обсуждать действие новой системы горячего водоснабжения.
– Надеюсь, – улыбнулся старший инспектор. – В настоящее время мы изучаем источники гиосцина. Леди О’Каллаган, вы можете сказать, не употреблял ли сэр Дерек до операции каких-нибудь лекарств? – Она не ответила, и он поспешно добавил: – Видите ли, если он принимал лекарства, содержащие гиосцин, придется постараться установить дозу, чтобы сделать на нее поправку.
– Понимаю, – кивнула Сесиль.
– Так принимал сэр Дерек лекарства или нет? Может, в те минуты, когда боль становилась слишком сильной?
– Муж не любил лекарств.
– И его не заинтересовало предложение Рут О’Каллаган, которая нахваливала ему приглянувшееся ей средство?
– Нисколько. Он посчитал предложение сестры глупым.
– Простите, что настаиваю. Не существовало ли хоть малейшей возможности, что сэр Дерек принял порошок? Мне кажется, мисс О’Каллаган оставила ему лекарство. Нечто под названием «Живительные вольты».
– Да, она оставила пакет.
– И он лежал в таком месте, где сэр Дерек мог его видеть?
– Не знаю. Вероятно, слуги… Если это так важно…
– Весьма.
– Хотя я не понимаю почему. Нет сомнений, что моего мужа убили в клинике.
– Это одна из версий, – заметил Аллейн. – С «Живительными вольтами» необходимо разобраться, потому что в них содержится небольшое количество гиосцина. Вы, конечно, понимаете, что мы должны учитывать любое – даже самое мизерное – количество препарата, если он попал в организм сэра Дерека?
– Да. – Леди О’Каллаган несколько мгновений безмятежно смотрела поверх головы полицейского, а затем добавила: – Я не сумею вам помочь. Надеюсь, вы не собираетесь причинять без нужды боль моей невестке, которая и так расстроена и мучается мыслью, что она каким-то образом повинна в смерти брата.
– Надеюсь, – эхом отозвался Аллейн. – Не исключено, как вы сказали, что ваш муж не прикасался к этим «Живительным вольтам». Когда мисс О’Каллаган принесла данное средство?
– Кажется, вечером накануне перед операцией.
– В тот вечер, когда приходил сэр Джон Филиппс?
– Да.
– Можете рассказать, что произошло?
– Нет, – ответила миссис О’Каллаган.
Сесиль взяла из коробки рядом с креслом сигарету. Аллейн вскочил и поднес ей огонь. Его удивило, что она курит. Эта привычка придавала ей нечто человеческое.
– Вы вообще что-нибудь помните? – спросил он.
– Моя невестка часто являлась после обеда. Иногда муж находил ее визиты немного утомительными. По вечерам ему хотелось покоя. В тот день он попросил сказать, будто его нет дома, но Рут все-таки вошла и застала нас в кабинете.
– То есть вы принимали ее вдвоем?
– Да.
– Что происходило дальше?
– Она настаивала, чтобы он попробовал ее лекарство. Муж отнекивался. Я заявила, что он ждет сэра Джона Филиппса и лучше оставить их одних. Хирурга мы встретили в коридоре. Мне показались странными его манеры, но об этом я вам, кажется, уже говорила.
– Так вы ушли, оставив лекарство у мужа в кабинете?
– Вроде бы да…
– А потом вы его видели?
– Нет.
– Могу я поговорить с вашим дворецким? Его, насколько мне известно, зовут Нэш.
– Если вы считаете, что это поможет. – Она по-звонила в колокольчик.
Нэш вошел и замер в ожидании.
– Мистер Аллейн хочет с вами поговорить, – произнесла леди О’Каллаган.
Дворецкий почтительно повернулся к полицейскому.
– Пожалуйста, вспомните вечер пятницы, до операции сэра Дерека, – начал Аллейн. – Вы его не забыли?
– Нет, сэр.
– В дом кто-нибудь приходил?
– Да, сэр. Мисс О’Каллаган и сэр Джон Филиппс.
– Верно. Вы не заметили в кабинете пакет в аптекарской упаковке?
– Заметил, сэр. Думаю, его принесла мисс О’Каллаган.
– Именно. Что с ним случилось позднее?
– На следующее утро я убрал его в шкаф в ванной сэра Дерека.
– Он был распечатан?
– О да.
– Как вы считаете, сейчас его можно найти?
– Попробую.
– Не возражаете, леди О’Каллаган? – извиняющимся тоном произнес Аллейн.
– Разумеется, нет.
Нэш торжественно поклонился и вышел из комнаты. Пока он отсутствовал, сохранялось неловкое молчание. Аллейн с отстраненным и почтительным видом не делал попыток нарушить его. Нэш вернулся через несколько минут с коробочкой на серебряном подносе. Аллейн взял ее, поблагодарил дворецкого, и тот удалился.
– Так, – энергично начал инспектор. – Нэш был прав: она распечатана. Посмотрим, что внутри. Одного порошка не хватает. Это не много. – Он положил коробочку в карман и посмотрел на леди О’Каллаган. – Может показаться смехотворным беспокоиться о микроскопической дозе, но такова уж наша работа – тянуть за каждую ниточку. Полагаю, это была последняя попытка мисс Рут заинтересовать сэра Дерека своими лекарствами?
Сесиль снова, прежде чем ответить, помедлила.
– Да. Наверное, так.
– И после того как сэр Дерек оказался в клинике, никакого другого средства не упоминала?
– Право, инспектор, не могу припомнить. Невестка постоянно твердит о лекарствах и пытается убедить знакомых принимать их. Мой дядя, мистер Джеймс Крысбон, уже объяснил это вам. Я знаю, что он выразился достаточно ясно и заявил, что не желает, чтобы вы продолжали расследование в данном направлении.
– Боюсь, ничем не могу помочь.
– Но мистер Крысбон дал вам четкие указания.
– Прошу прощения, если кажусь вам неуместно назойливым, – спокойно заметил Аллейн. На лице Сесиль появилось выражение надменной обиды. – Вы смотрели или читали пьесу Голсуорси «Справедливость»? Она, конечно, старомодная, но лучше меня объяснит положение людей, которые вольно или невольно вступили в отношения с законом. Один из персонажей, адвокат, говорит: как только колесница правосудия пришла в движение, никто не способен остановить ее ход или заставить изменить направление. Это сущая правда, леди О’Каллаган. Вы очень разумно решили передать это трагическое дело в руки полиции. И тем самым пустили в ход сложный, ни от чего не зависящий механизм. И он, если начал работать, не остановится. В качестве полицейского, которому поручено расследование этого дела, я представляю лишь колесико в данном механизме. И обязан продолжать совершать обороты. Не сочтите меня дерзким, если я скажу, что ни вы, ни кто-либо другой из непрофессионалов не в силах затормозить расследование или как-то повлиять на него. – Аллейн внезапно осекся. – Вы все-таки посчитаете меня дерзким. Не мое дело вести подобные разговоры. Прошу меня простить. – Он по-клонился и отвернулся.
– Я все понимаю, – кивнула леди О’Каллаган. – Прощайте.
– О, чуть не забыл! Вопрос касается некоторого действия в клинике.
Сесиль выслушала просьбу без удивления и тревоги и сразу согласилась на все, что предложил Аллейн.
– Вы, конечно, понимаете, что нам бы хотелось, чтобы и мисс О’Каллаган пришла с вами.
– Да, – произнесла вдова после долгой паузы.
– Мне с ней связаться или… может, вы ее попросите?
– Наверное, так будет лучше. Хотя я бы предпочла избавить невестку от ненужных жестоких испытаний.
– Уверяю вас, это убережет ее от более неприятного.
– Боюсь, я вас не понимаю, но тем не менее по-прошу ее прийти.
Выйдя в коридор, Аллейн немедленно наткнулся на мисс Рут О’Каллаган. Увидев его, она издала какой-то звук – то ли от страха вскрикнула, то ли взмолилась о помощи – и тут же метнулась в гостиную. Секунду назад впустивший ее в дом Нэш был шокирован.
– Мистер Джеймсон дома? – спросил его инспектор.
– Мистер Джеймсон больше у нас не работает.
– Неужели?
– Именно так, сэр. Его обязанности, если так можно выразиться, исчерпаны.
– Ясно. Прощайте.
Реконструкция началась
Четверг, восемнадцатое. Вторая половина дня
До начала реконструкции у Аллейна оставался час. Он выпил чаю, позвонил доктору Робертсу и, узнав, что тот у себя, опять отправился в маленький дом на Уигмор-стрит: собирался, если удастся, застать анестезиолога врасплох, упомянув о собрании в Ленинском зале. Его впустил тот же слуга-коротышка и провел в уютную гостиную, где его ждал Робертс.
– Надеюсь, не доставил много неудобств, – начал старший инспектор, – но вы же сами приглашали как-нибудь зайти.
– Конечно. – Робертс пожал ему руку. – Рад вас видеть. Прочитали мою книгу? – Он смахнул со стула стопку бумаг и подвинул его инспектору. Тот сел.
– Просмотрел. Не было времени как следует вчитаться, но я заинтересовался. Сегодня спозаранку изучал главу, где обсуждается проект закона о стерилизации. Вы разъясняете суть проблемы лучше, чем любой другой сторонник стерилизации, которого мне приходилось читать.
– Вы так полагаете? В таком случае удивитесь, узнав, что, несмотря на то что толкал это дело со всей присущей мне силой и упорством, я не продвинулся ни на шаг. Лишь пришел к убеждению, что большинство тех, кто рвется заправлять в правительстве нашей страны, надо самих признать невменяемыми. – Он визгливо хохотнул и ожег Аллейна негодующим взглядом.
Тот ограничился недоверчивым, но сочувственным мычанием.
– Я сделал все возможное, – продолжил Робертс. – Влился в определенную группу людей с передовыми взглядами. Они уверяли меня, будто не остановятся ни перед чем, чтобы протолкнуть закон через парламент. Изображали великий энтузиазм. И чем все закончилось? – Анестезиолог сделал ораторскую паузу и закончил с отвращением: – Они просили меня набраться терпения и ждать, пока в Британии не забрезжит рассвет эры пролетариата.
Старший инспектор ощутил себя в глупом положении человека, изо всех сил ломящегося в открытую дверь, тогда как доктор Робертс спокойно в нее входит. В душе Аллейн посмеялся над собой.
– Они называют себя коммунистами, – сердито произнес анестезиолог, – но им дела нет до благосостояния общества. Вчера вечером я присутствовал на их собрании и возмущался. Не нашли ничего более умного и конструктивного, как радоваться смерти министра внутренних дел. – Он запнулся и, как уже случалось раньше, впал в нервозность. – О, я, конечно же, забыл – вы этим как раз и занимаетесь. Томс мне только что звонил и спрашивал, сумею ли я сегодня прийти в клинику.
– Вам звонил Томс?
– Да. Вероятно, его попросил сэр Джон. Не знаю почему, – Робертс вдруг смутился, – иногда манеры Томса мне кажутся невыносимыми.
– Неужели? – улыбнулся Аллейн. – Он такой весельчак.
– Весельчак? Вот именно! Но сегодня я счел его юмор неуместным.
– Что он сказал?
– Если я пожелаю смыться, то он одолжит мне рыжие бакенбарды и накладной нос. Очень глупо.
– Конечно, – согласился инспектор.
– Сам-то мистер Томс считает свое положение неуязвимым, поскольку не только делал инъекцию на виду у других, но и не имеет никакого отношения к ее составу. Меня подмывало ответить, что я почти в таком же положении, но счел недостойным заниматься подобным шутовством.
– Полагаю, мистер Томс постоянно находился в пред-операционной, пока вы все вместе не вошли внутрь?
– Понятия не имею, – сухо ответил Робертс. – Сам я туда пришел с сэром Джоном, сказал что требовалось и отправился к пациенту в наркозную палату.
– Хорошо. Получим более точное представление обо всех ваших перемещениях во время реконструкции.
– Надеюсь. – Анестезиолог выглядел встревоженным. – Хотя данный эксперимент нам всем потреплет нервы. Разумеется, кроме Томса. – Он помолчал и нерв-но добавил: – Инспектор Аллейн, я не имею права задавать этот вопрос, но меня не может не интересовать, имеется ли у полиции версия относительно данного преступления.
Тот привык к подобным вопросам.
– У нас есть несколько версий, – ответил он. – И все они более или менее подходят. Вот что самое неприятное.
– Вы рассматривали возможность самоубийства? – В голосе Робертса прозвучали грустные нотки.
– Мы рассматривали и ее.
– Не забывайте о его наследственности.
– Помню. Но после приступа в палате общин физическое состояние сэра Дерека не позволяло ему совершить самоубийство. И во время речи он вряд ли имел возможность принять гиосцин.
– И снова вспомните о его наследственности. Он мог постоянно носить при себе таблетки гиосцина и принять их под воздействием внезапного эмоционального импульса. Те, кто изучает психологию самоубийц, часто сталкиваются с аналогичными случаями. Не подносил ли он руки ко рту во время речи? У вас недоверчивый вид, инспектор Аллейн. Вероятно, вам кажется подозрительным, что я настаиваю на этой возможности. У меня… у меня есть причина надеяться, что в итоге выяснится, что О’Каллаган убил себя сам, но моя надежда вызвана не чувством вины.
Маленькие глазки анестезиолога возбужденно блестели. Аллейн пристально наблюдал за ним.
– Доктор Робертс, может, вы скажете, что у вас на уме?
– Нет! – категорически отказался тот. – Нет, если только не случится самое ужасное.
– Что ж, как знаете, – кивнул старший инспектор. – Я не могу вас принудить изложить мне свою версию. Только имейте в виду: опасно утаивать информацию, когда речь идет об убийстве.
– Вероятно, это не убийство! – выкрикнул Робертс.
– Даже если принять вашу версию о самоубийстве, трудно поверить, что человек склада сэра Дерека совершил бы его так, чтобы бросить тень подозрения на других.
– Нет, он не стал бы бросать тень на других, – согласился Робертс. – Это, безусловно, веский аргумент. Однако наследственная мания самоубийства иногда проявляется внезапно и очень странно. Я знал случаи…
Он подошел к книжному шкафу, снял с полки один из томов, открыл и начал читать в сухой, назидательной манере, словно перед ним был не Аллейн, а группа студентов. Вскоре слуга принес чай, с видом терпеливой доброжелательности сам налил и поставил чашку под нос Робертсу. Дождавшись момента, когда врач закроет очередную книгу, отобрал ее и обратил его внимание на чай. Затем поставил столик между мужчинами и ушел.