— Что так?
— Доработок много, сыроват.
— У меня есть еще рационализаторское предложение, Александра Петровна: что если мне Вам высылать двигатели не в сборе, а комплектом? Времени на разборку терять не будете.
— Мы думали об этом, но пришли к выводу, что в этом случае брака в поршневой группе будет многократно больше. Второй момент: шпильки, тянутые уже, лучше упрочняются. А так у Ваших людей появится соблазн сливать сюда то, что не может пойти в серию. Есть такое мнение. А мотылевую группу мы так и так перебираем полностью, и там мотылевые болты делаем сами. И немного из другой стали, и чуть большего диаметра. Полностью свои. С Вашими ничего не получилось, обрывались. Так что, оставим как есть, хотя, попробовать можно.
— А что с мотылевыми болтами сделали?
— Пришлось 1/2'' UNF — резьбу резать и использовать нестандартные (не ГОСТовские) гайки, чтобы не допустить обрыва. После этого ни одного случая обрыва не стало. Наша М12х1.5 на выдерживала.
— Я не спорю, очень серьезная переработка двигателя, по всем параметрам. Он и легче, и мощнее серийного, и, главное, очень большой ресурс. Но, нам бы такое не разрешили: на 0.7 мм увеличить диаметр. — засмеялся Микулин. — И с инструментом у вас небывало хорошо!
— Немцев грабим, мы же — войсковая часть! Хорошие отношения с трофейщиками, и инструмент будет. — улыбнулся я.
Расстались с обоими товарищами в теплой и дружеской обстановке. Более молодой Кузнецов, глядя на согласие Александра Александровича, капризничать не стал. Тем более, что и ему перепали технологии для их несбыточной мечты: двигателя М-108Н.
Ивченко и Люлька отнеслись к изменениям в своем направлении с максимальным энтузиазмом. Люлька все Сталина благодарил, считая, что помогло его письмо ему. Ивченко был тихим исполнительным и очень уставшим человеком, главным конструктором серийного конструкторского бюро завода N 29. Он занимался доводкой и разбраковкой АШ-82фн, собираемых на площадке в Омске. Отвечал за рекламации и их устранение. Работа нервная и тяжелая. Самостоятельности никакой, условия проживания в Омске, видимо, не блистали. Очень хотел вернуться в Запорожье, в основном из‑за семьи, которая плохо переносила изменение климата.
Ему поручили разработать турбостартеры для всех проектируемых машин, и попытаться создать что‑то вроде АИ-24, мощностью от 2500 до 3000 л/с, турбовинтовой вариант ТРД, как для истребителей, так и для небольших самолетов.
А Люлька, наконец, занялся своим двухконтурным. Здесь в Воронеже.
Закончив переговоры с будущими сотрудниками, перебираюсь в Москву, в ЦАГИ. Требовалось хорошо мне знакомую систему дозаправки в воздухе самолетов Ту-16 перенести на 'метел', а вот с танкером… С танкером была задница! Влез на 'трубу', продул само устройство. Цепляем, проворачиваем, герметичность присутствует. Естественно, в варианте, что летчик 'Ме-1п', истребитель, маневрирует возле заправщика. Все готово, штампик ЛИС НКАП и НИИ ВВС получен. Дальше, куда это воткнуть? Если в 'метлу', то каждую 'дальнюю' 'метлу', должен обслуживать такой же танкер. Больше топлива не взять по загрузке. Начинаем разбираться, что есть что наша дальняя авиация. Есть ТБ-7 или Пе-8, их выпущено 61 штука всех модификаций. Из них в строю 20 или 22 машины. Грузоподъемность на полную дальность 4000 кг. Может нести до 5 тонн горючего, но, кто его даст для таких 'незначительных' задач. 'Ил-4' не подходил ни по одному из параметров. А-20 и Б-25 тоже не влезали по грузоподъемности. Больше всего бы подошел Б-19, но их не выпускали и по Ленд — лизу не поставляли. Больше никаких машин не было. В общем. Осуществлять мой 'план' было не на чем. 'Мистер Фикс! Есть ли у Вас план?' И тут мой взгляд уперся в местный 'памятник': на аэродроме стоял, поврежденный еще при первой бомбежке Воронежа, серийный 'Ер-2' с двигателями 'М-105'. Одно маленькое 'но': он не был принят военной приемкой, и два года стоял под снегом и дождем в самом дальнем углу аэродрома. Иду к начальнику ЛИСа завода полковнику Арзамасцеву.
— Что за хламидомонада в углу стоит?
- 'ДБ-240' или 'Ер-2' N 7003071. Из первой серии. Сейчас их в Иркутске выпускают.
— А этот что тут застрял?
— А, у него 60 недоделок, где‑то бумага лежит, и бомболюки не могут принимать и бросать бомбы. Числится за нами, никак его спихнуть не можем.
— Спихните мне, мне танкер нужен.
— Ляксандра, ты че, с дуба рухнула, на нем летать? Угробишься, и глазом не моргнешь.
— Найдите бумаги, посмотрим, что там и как.
Бумаги нашлись. Замечания касались двигателя, бомбовых отсеков и гидросистемы. Внутри машины был 10–15–ти сантиметровый слой нанесенного песка. Проводку надо было менять, по меньшей мере, магистральную. Навигационные приборы ни к черту. Загнал туда Иваныча, он, в очередной раз, покрутил пальцем у виска, но, за две недели заменил оба движка 'М-105' на 'М-108ПФНТК', высотные, 2000 сильные двигатели Климова, модернизированные у нас. Плохо, что мы еще им ресурс поднять не успели, только 60 часов, зато у нас их достаточно. Полностью модернизировали самолету навигационное оборудование, воткнули локатор, полугирокомпас, автопилот, наддув кабины, отопление. И во всех местах поместили протектированные танки. А топливная система у него централизованная по умолчанию. Поставили ему четырехлопастные высотные винты 'Ротол', с возможностью флюгирования. Заменили полностью всю гидросистему на бронированные американские шланги с Б-25–го. В середине августа машина была готова. И я попробовал поднять ее в воздух. Винты оказались 'легковаты'. У меня был проект в металле соосных винтов, но, к сожалению, в единственном варианте, и, по расчетам, он был 'тяжеловат' для этой машины. В общем, опять тупик. В 'пустом' варианте — отличная машина, а с грузом — требовал очень длинную полосу. Механизация крыла у него была 'нулевой'. Проект тридцатых годов. Но, ЛИС завода летные подписал, оставалось только пройти приемку ВВС. Переделывать спитфайровский винт мне не разрешили. К этим самолетам уже сложилось отрицательное отношение. И тут я вспомнил о немецком винте с 'кенгуру'. Две таких втулки у нас были. Выполнил расчеты, зашел в столярный цех, и новенькие винты встали на место. Привод ВИШ изменили на немецкий. Машина 'залетала'. С этим 'чудом' лечу в Москву, в НИИ ВВС. Там новый начальник, Лосюков, генерал — лейтенант, недавно он огреб ото всех за 'Ер — вторые', злой на них и на Ермолаева на все сто. Он посмотрел на машину, а она старая, со старым вооружением, ШКАСы две штуки и носовой БТ.
— На хрен ты его притащила, Петровна? Опять по свалкам лазила?
— Ну, да. Чего добру пропадать.
— И для чего он тебе?
— Отработать дозаправку в воздухе, и отбомбиться по заводам 'Гном и Роне' в Париже.
— А что так ты на них так взъелась?
— Помните 'Гиганты', которые окруженным немцам в Таврии жратву возили?
— Ну да…
— А двигатели для них собирают а Париже, на улице Gennevilliers. 12 гигантских цехов. Это — летающий танкер.
— Ну, так танкер защищать надо, а вооружение у него никакое.
- 'Метлу' поставлю сопровождать.
— Ну, давай посмотрим.
Байстрюков взлетел на 'Ер-2', поставил его на автопилот, а я подлетел, зацепил шланг, и меня дозаправили. Немного непривычно, я больше к 'воронкам' привык, но, работает. Но, Лосюков приемку так и не подписал. Уперся, что сильно дорогая машина, пришлось звонить Сталину, что программу дозаправки в воздухе срывают из‑за бюрократизма. Переоборудовали три 'Ме-1п' под дозаправку в воздухе. И я сам полетел прикрывать 'Ер-2', а Тамара и еще две 'Метлы' навестили Париж, преодолев 4800 километров и дозаправившись в воздухе на высоте 12000 метров в районе Львова. Вся Европа наша! Совинформбюро объявило об этом успехе нашей авиации.
Когда я приземлился, мне сразу сказали, что несколько раз звонил Сталин по ВЧ, несмотря на то, что я находился не в Воронеже, а в Прилуках, где базировался 1–й Гв. ОРБАП. Тамара, она сейчас командовала полком, передала приказ Сталина немедленно связаться с ним. Пришлось перелететь в Полтаву, там был ВЧ, позвонил.
— Товарищ Сталин, система дозаправки в условиях ночи и высоты 12000 работает в истребительном варианте.
— Это хорошо, товарищ Метлицкая, но, Вы, лично, проявили совершенно не нужное усердие и лично сопровождали танкер. Пачему Ви так легкомысленно паступаете? Вам орденов не хватает?
— У меня их с избытком, но считаю, что инженер обязан стоять под мостом, который он сделал. Все прошло успешно, я наблюдала, как справляются летчики, на что стоит обратить внимание на тренировках. Считаю этот полет и нужным, и полезным. Но, товарищ Сталин, этот самолет, 'Ер-2,' не годится для тех целей, которые Вы определили. Требуется совершенно другая машина. На этой мы отработали саму систему перекачки топлива, и на этом — стоп. Я разговаривала с Ивченко, он работает над пусковыми двигателями для проекта, тот сказал, что в СТО-103 в Омске разрабатывается машина инженером Бартини, которая позволит решить проблему передачи большого объема топлива. Я искала это предприятие в справочниках, которые есть у меня, но, его не обнаружила. Вполне вероятно, что это предприятие НКВД, к которым я доступа не имею.
— У меня их с избытком, но считаю, что инженер обязан стоять под мостом, который он сделал. Все прошло успешно, я наблюдала, как справляются летчики, на что стоит обратить внимание на тренировках. Считаю этот полет и нужным, и полезным. Но, товарищ Сталин, этот самолет, 'Ер-2,' не годится для тех целей, которые Вы определили. Требуется совершенно другая машина. На этой мы отработали саму систему перекачки топлива, и на этом — стоп. Я разговаривала с Ивченко, он работает над пусковыми двигателями для проекта, тот сказал, что в СТО-103 в Омске разрабатывается машина инженером Бартини, которая позволит решить проблему передачи большого объема топлива. Я искала это предприятие в справочниках, которые есть у меня, но, его не обнаружила. Вполне вероятно, что это предприятие НКВД, к которым я доступа не имею.
Последовало недлительное молчание, затем Сталин сказал:
— Да, это предприятие комиссариата внутренних дел. Я поинтересуюсь возможностью его привлечения к проекту.
Бартини привезли через неделю 'автозаком', освободить его не освободили, просто перевели в Воронеж. Здесь тоже есть тюрьма. Он не сильно доволен, так как 'там' остались его бумаги и чертежи. Само СТО-103 находилось отдельно от тюрьмы, из которой его доставили.
— Кто там может помочь, не из заключенных?
— Пороховщиков. — говорит Роберто Людвигович с довольно сильным акцентом, но, понятно. Я записал фамилию известного конструктора.
— Как вы устроились?
— Пока — не очень, и статья у меня — 58–я, поэтому могут быть проблемы.
— Я попробую оказать помощь.
— Не стоит, Вы — женщина, этого могут не понять. Там другие законы, товарищ генерал.
— Тем не менее, я постараюсь открыть здесь филиал Воронежской тюрьмы. Думаю, что мне это удастся.
— Не преувеличивайте своей значимости. Как говорят русские: От сумы и от тюрьмы никто не застрахован.
— Хорошо, Вы можете считать так, как вам заблагорассудится. Мы с Вами занимались примерно одной тематикой: Вы доводили до серии проект '103', я — проект '103у', оба проекта в серии. Ваш — в массовой, мой — мелкой. Теперь перед нами стоит задача создать машину, способную передать 10–12 тонн топлива на расстоянии 5000 км, и вернуться обратно.
— Передать кому и как? С приводнением или посадкой?
— Нет, в воздухе, на высоте не ниже 12–13 тысяч и на скорости 600–700 км/час.
— Это невозможно!
— Вы регулярно слушаете Совинформбюро?
— Да, это входит в распорядок дня.
— Неделю назад вас ничего не удивило?
— Было странное сообщение, что наши что‑то разбомбили в Париже.
— Вот фотоснимки удара. — я протянул ему фотографии.
— Очень кучно положили, и пожар хороший. С горизонтального полета так отбомбиться большая сложность.
— Бомбили с пикирования, Роберто Людвигович. Бывшие '103у'. Теперь это 'Ме-1п'. Вот они. — я передал фотографии 'метел' в полете.
— На вид почти точная копия 'Ту-2', но другие двигатели, тоньше крыло, прилив у кабины пилотов. Но, Ту-2 пикировать практически не может.
— Это — 'Ме-1п'.
— Мессершмитт?
— Нет. Метлицкая и Путилов.
— Вы — конструктор?
— В некотором роде, но Вы не ответили на вопрос, почему Вам показалось странным это сообщение?
— Сейчас мне это сообщение кажется еще более странным: долететь до Парижа и вернуться обратно сейчас может только 'Ер-2', бывший 'Сталь-7'.
— Тем не менее, долететь до Парижа и Лондона может моя машина, но, с помощью Вашей.
Он заметно отстал от тематики, хорошо знает только ситуацию у Туполева и Швецова. Остальное им, заключенным СТО, не доводили. Сразу ухватился за М-108, но я остановил его.
— Во — первых, мы готовим самолет мирного времени, а не военную скороспелку, во — вторых, пока у 'М-108' сильно ограничен ресурс, всего 60 часов. Это больше, чем у серийного, но недостаточно для мирной эксплуатации. Требуется в десять — пятнадцать раз увеличить ресурс, и пока это невозможно, двигатель критичен по всем параметрам. Это не его беда, все двигатели такой мощности живут недолго. Здесь требуется большая работа химиков и металлургов. Поэтому за основу мы берем 4 двигателя АМ-38НТК, с ресурсом в 200 часов, но ориентируемся, что в ближайшее время мы их заменим разработками Ивченко или Кузнецова.
— Я обоих не знаю. И что это за машины?
— Турбовинтовые двигатели. И, как еще один вариант — двигатели Люльки. Но, все это впереди, машина должна полететь раньше. Еще один момент, Роберто Людвигович! Наше опытное производство имеет самый высокий уровень допуска. Его необходимо заполнить. Но, после этого, мы не подлежим обычному правосудию, только через закрытые совещания института Специального судебного присутствия Верховного суда СССР. Имеете полное право отказаться.
— Имею, давайте Вашу бумагу.
Я позвонил начальнику 'СМЕРШ', и, в его присутствии, Бартини подписал форму. После этого оформили его на работу в КБ. Затем, с этой бумажкой я съездил в Воронежский Централ, и там подписал необходимые бумаги для его расконвоирования и по переводу в закрытое режимное предприятие завод N 18.
— Единственные два ограничения: пропуска на завод у Вас не будет, и, на территории завода расположен лагерь для военнопленных, подходить туда Вам запрещается.
Он пожал плечами, и мы сели в мой 'Додж', через 30 минут поездки по городу в открытой машине, где он с удовольствием вдыхал чистый воздух, мы подъехали к огороженному заводу, с увитой колючей проволокой стеной. Открылись ворота, и мы проехали на аэродром. Возле главных ангаров в рощице стояло несколько коттеджей. В одном из них ему предстояло провести оставшиеся месяцы заключения. Увидев, что в домике три комнаты, а в одной из них находится настоящее произведение Franz Kuhlmann KG и гора ватмана, он расцвел, и тут же проверил ход пантографа, не бьет ли он.
— Все в порядке?
— Зер гут! — по — немецки ответил Бартини и поднял большой палец.
— Обедать будете в инженерной столовой, здесь недалеко, вот талоны. Во второй комнате для вас сложены некоторые вещи, чтобы Вы могли переодеться. В ближайшее время вывезем Вас в город, чтобы Вы смогли приобрести все необходимое для себя. Сегодня в 15.00 совещание с Вашей группой по поводу постановки задачи на проектирование. Ваши чертежи прилетят в 13.20. Отдыхайте. На кухне есть чайник, кофейник, какие‑то продукты.
— Есть кофе? Тогда не уходите, дорогая Александра Петровна. Кофе по — турецки я очень люблю готовить! Правда, последний раз это было до войны!
А у меня новая задача: редкоземы. Для лопаток требовались новые материалы: вольфрам, тантал, рений, рутений, алюминат кобальта и направленная кристаллизация в ванне с расплавленным оловом. Хорошо, что в академии этот вопрос отдельно изучал, и ездил на завод турбинных лопаток в Ленинград на практику, для написания курсовой работы по выращиванию монокристалла никелевого сплава с направленностью '0–0–1'. Но воплотить все это вручную и не имея даже рентгеновского кристаллографа, невероятно сложно. Пришлось начинать с него. Карасьеки к тому времени уже взяли, плюс отвалы Медвежьегорского комбината отдали под разборку. Остальное — ни — ни! Никель в огромных количествах, требовался совсем для других целей. Рений — в Восточном Казахстане и в Монголии, на самой границе с Китаем. По 'кусочкам' сплав набрали, несколько небольших вакуумных печей на заводе было. Приступили к созданию высокотемпературных полых лопаток, если получится, то монокристаллических, если нет, то мелкозернистых. Все равно, пока, такого никто не делает. Эксперимент шел за экспериментом, не все сразу получалось, много возни с формами, с удалением алюмината, наконец, к началу зимы стали получать приемлемые допуски по всем параметрам. Конечно, до идеала им как до Пекина босиком, да по колючкам, но 1400 градусов газа перед турбиной они держат. Сразу заменили турбины нагнетателей и компрессоров на поршневых машинах. Сплав получился лучше, чем английский, удалось уменьшить вес и размер турбины, и существенно повысить ее обороты. Соответственно подскочила высотность всех двигателей. Я сплю на работе, и мало чем отличаюсь от заключенного Бартини. Для сборки его корпуса установили лазеры, вместо оптики, и вовсю используем плазово — шаблонный метод сборки планера. Корпус усилили и бронировали титаном, причем сплав уже содержал 1,5 % ниобия. Этот же сплав пошел на 5–ю серию 'Метел', которых летает уже 128 штук, два полка по 64 машины, собираем третий полк. Всего по плану их будет шесть. По моим прикидкам этого должно хватить для отражения атаки 8–й воздушной армии США. Сталин согласился, что этого будет достаточно, хотя вначале был ошарашен, что я предложил ограничиться 4–мя полками. Он запланировал их 800–1000 штук. Нам столько не потянуть, да и техников на них не найти. Компрессорные лопатки выпускаем уже массово, а вот к турбинным только приступили. А тут еще 'по сведениям советской разведки' в воздух поднялся 'метеор'. Что тут началось! Ведь у нас еще конь не валялся.