— Серьезно! — ахнула Сонька. — Впрочем, она всегда была занудой, а этот ее дурацкий хвост…
Далее последовали воспоминания, обычные в таких случаях. Мы вошли в ресторан и заняли стол в нише, что-то вроде отдельного кабинета, обезьяны расположились неподалеку. Воспоминания продолжались.
— А помнишь, как Вовка Новосадов жука принес?
Я вежливо улыбалась и скучала, так как школьные воспоминания бывают интересны только самим вспоминающим.
— Что ж, — сказал Рахматулин, поднимая бокал с шампанским. — За встречу! — Мы выпили. — Да, сколько лет прошло, а ты не изменилась. Только красивее стала.
— Это ты из вежливости говоришь.
— Брось, ты была самой красивой девчонкой в школе, все парни по тебе с ума сходили, а я больше всех… Рассказывай, что, как, замужем, дети?
— Нет, Витенька, выбирала, выбирала и довыбиралась, осталась в старых девах.
— Не похоже, — засмеялся он, цепко ухватив взглядом костюм за доллары и бриллиантовые серьги. Как бы Сонька не пережала и он не решил, что мы проститутки.
Сонька тоже уловила эту опасность и спросила с избытком интереса:
— А ты? Женат?
— Был. Теперь свободен как птица.
— Дети?
— Дочь, пять лет.
— Да, время бежит, — Сонька напустила в глаза задумчивости.
— Не дождалась меня, — улыбнулся Рахматулин, — а я ведь тебе каждый день письма писал.
Сонька, видно, вспомнила, как именно они расстались, и пояснила, обращаясь ко мне:
— Витя был в армии, — по ее тону было ясно, о какой армии идет речь, а я как раз уехала в другой город. Знаешь, как это бывает — новые люди, новые впечатления. Как видишь, особого счастья мне это не принесло, загрустила подруга и вдруг брякнула:
— Вся жизнь в труде.
— Где трудишься?
— На телевидении. — Я слабо хрюкнула. — В общем, деловая женщина, уж что верно, то верно. — Витя, мы ведь тебя специально поджидали, у нас проблема.
— Забудь, — отмахнулся Рахматулин, — у тебя уже нет проблем. Кого из наших видела?
Я слушала, силясь выглядеть заинтересованной, Рахматулин все чаще поглядывал в мою сторону, я сидела, потупив глазки — скромность идет мне необычайно, это еще моя бабушка говорила. Сонька решила перевести разговор на меня.
— Жаль, ты с нами не училась, класс у нас был очень дружный, везде вместе, мы ведь почти соседи были?
— Да. Я училась в 31-й школе, — улыбаясь, согласилась я.
— Серьезно? — необыкновенно заинтересовался Рахматулин. — Это ж рядом совсем. Но ты, наверное, еще в первоклашках бегала…
Сонька сурово нахмурилась:
— Она одного с нами года.
— Да? Как же это мы не встретились? — вроде бы в шутку сказал он, но не шутил, и я и Сонька кое-что в этом понимали.
— Она у нас маменькина дочка, — проглотила обиду Сонька, потому что была мудра и знала: дело прежде всего, — зубрилка, отличница, консерваторию закончила, ей не до гуляний было.
Витька с пониманием потряс головой:
— Давайте-ка еще выпьем. Хороший вечер сегодня. Подумать только, живем в одном городе, а ни разу не встретились.
— Ты теперь большой человек, — ласково улыбнулась Сонька, — просто так беспокоить неловко. Шла и боялась, думала, может, узнать не захочешь.
— Глупости. Друзьям всегда рад и сделаю все, что могу. Что у тебя за проблема? Машину угнали?
Я начинала думать, что наша мафия — это районное отделение ГАИ, конечно, мысль эту я удержала при себе.
— Машины нет, ни у меня, ни у Греты.
Тут дело такое, Витя… В общем, по пустякам беспокоить бы не стала.
— Рассказывай.
— Грета расскажет. У нее лучше получится.
Я рассказала нашу историю в ее, так сказать, усеченном варианте, так, как Гоше ее рассказывала. С первых же слов он насторожился, но мой робкий голос в сочетании с внешностью, как видно, его успокоил.
Сонька удовлетворенно наблюдала за изменениями в его лице, не забывая налегать на еду.
— Вот вкратце, что произошло с нами, — закончила я.
— Полное дерьмо, — подергав мочку уха, подвел итог Рахматулин. — Этот старикан когда мужиков заметил?
— Где-то в два, хотя теперь не уточнишь.
— Так… а больше он ничего не рассказывал?
— Нет. История выглядела довольно глупой. Когда медальон на кладбище нашли — любопытной, а теперь, когда Славик исчез, — страшной.
И тут в своем стремлении быть полезной Сонька заявила:
— Да, вот еще, соседи по даче говорили, в деревне в день, когда старик пропал, вертелся парень на «восьмерке» цвета «мокрый асфальт». — Я съездила ей каблуком по колену, и Сонька заткнулась.
— Да, история, — вздохнул Рахматулин. — Очень интересная история. Твоего друга найти попробую, хотя… не хочу тебя пугать…
— Ты думаешь? — прошептала Сонька и очень натурально заплакала. Он протянул руку, сжал Сонькину ладонь и сказал:
— Софа, я сделаю все, что смогу. — (Кларк Гейбл в самой знаменитой своей роли.) Да, Рахматулин был далеко не дурак.
Никак не дал понять, что лично заинтересован в этом деле, впрочем, было бы странно, посвяти он нас в свои проблемы. Но и мы не торопились выкладывать всю правду.
В общем, в настоящий момент мы здорово походили на трех шулеров за одним карточным столом. К несчастью, Витькин шулерский опыт явно превышал наш.
Тут Сонька, потирая ногу в том месте, где побывал мой каблук, спросила:
— Ты про Сашу Герасимова знаешь?
— Да. Мы часто виделись.
— А я встретилась с ним как раз перед тем, как он разбился. Ведь это он мне о тебе рассказал, я и не знала, что ты в городе, — ласково закончила Сонька, а я мысленно ее поздравила: когда она хочет, может поступать весьма здраво. В этот момент возле стола возник один из человекообразных с телефоном в руке, пытаясь согнуть тушу в почтительном полупоклоне, и сказал:
— Просят срочно.
— Кто? — спросил Рахматулин.
— Не сказал.
Поморщившись, Витька взял телефон и бросил отрывисто:
— Да. — А потом начались интересные вещи: ни одного слова Витька больше не произнес, зато слушал внимательно, выражение глаз менялось: сначала в них мелькнула настороженность, потом злость, а затем и страх — я могла бы поклясться: он испугался. Рахматулин передал телефон охраннику и, улыбаясь, сказал:
— Извините, дела. — Улыбка выглядела фальшивой, а вот руки слегка дрожали. Любопытно, кто его так напугал?
— Мы тебя не задерживаем? — спросила Сонька.
— Что ты, Софочка, конечно, нет. Ты представить себе не можешь, как я рад.
Жаль, встретились по такому невеселому поводу.
Я сочла, что самое время поговорить о главном, и ласково начала:
— Виктор, нас еще вот что беспокоит: если кто-то Славиком заинтересовался, могут заинтересоваться и нами, ведь медальон он у Софы утащил. Конечно, разобраться во всей этой истории мы не можем, но чувствуем: история опасная. А мы женщины одинокие и вообще…
— Вам нечего бояться, — спокойно и уверенно заявил он, — этот парень на «восьмерке», которого вы видели…
— Соседи, — поправила я.
— Вот-вот, он ведь мог действительно быть человеком, который хочет купить дачу.
Ведь никаких улик, что он убил старика, у вас нет?
— Нет. Мы даже не уверены, что его убили.
— Видите. Да и Славка ваш мог просто загулять с друзьями, — теперь Рахматулин нахально противоречил тому, что говорил полчаса назад. — Может, вернется. А медальон… Конечно, странно, что он в яме валялся, но в жизни встречаются вещи и почуднее. В любом случае, вы мои друзья, и беспокоиться вам не стоит.
— Спасибо, — пропели мы в два голоса, один слаще другого, при этом ни на секунду не поверив Витькиным заверениям.
— Что ж, выпьем за дружбу, — предложил он, и мы выпили за дружбу.
Я продолжала наблюдать за Рахматулиным, хоть и силился он быть веселым, что-то его здорово беспокоило. Знать бы что: звонок или наш рассказ? Но не это наводило на размышления, смущала категоричность его заявления, что нам ничего не грозит.
Вот я, например, в этом здорово сомневалась. Если Гоша прав, у Рахматулина пропал человек. Приходят две женщины и рассказывают историю, из которой следует, что человек этот скорее всего мертв. Или не следует? Для чего роют яму? И как там может оказаться медальон? Я на месте Рахматулина скорее всего решила бы, что его человек мертв, следовательно, где-то рядом и те, кто его убил. Он знает или догадывается, кто это может быть? Те, кто увел Славку? Для такого человека, как Рахматулин, узнать это не составит особого труда. И как тогда выглядит его заявление, что нам ничего не грозит? Да, следует признать, в бандитской психологии я не очень сильна.
Из задумчивости меня вывела Сонька, она хохотала, как сумасшедшая, начисто забыв, что не так давно рыдала из-за потери возлюбленного. Вместе с ней радостно ржал Рахматулин. Я растерянно улыбнулась и поддержала компанию.
Выпили мы в эту ночь довольно много.
Где-то около четырех Рахматулин отвез нас домой, сначала меня, затем Соньку, думаю, они решили продолжить обмен воспоминаниями. Голова шла кругом, я устремилась в ванную, теряя по дороге туфли, и сунула голову под холодную воду. Не помогло. Простояв под душем не меньше получаса, я смогла вернуть кое-какие рефлексы и завалилась спать.
— Рахматулин — темная лошадка, — сказала я громко сама себе, — подумай об этом завтра.
Разбудила меня Сонька. Телефонный звонок был слишком настойчив, чтобы не обращать на него внимание. Всегда кто-нибудь испортит день. Мне даже не надо гадать, кто.
— Привет, — сказала я.
— А что это голос у тебя дохлый? — спросила Сонька.
— Софочка, я вообще-то спала.
— Не зови меня Софочкой.
— Не зови меня Греточкой.
— Это шантаж.
— Ага.
— Да зови хоть горшком.
— А тебе пошло бы. Рахматулин уже уехал?
— Только что.
— Как он?
— Бывали и получше.
— Я не об этом. Вопросы задавал?
— Еще бы. Думаю, для того и остался.
— Это ты зря. Впечатление ты произвела.
— Ладно уж. Может, у меня часть извилин и не извилины вовсе, но в мужиках я смыслю больше, чем ты. Так что слушай сюда. Остался он, чтоб поспрашивать.
— Лишнего не брякнула?
— Не-а. Мы ж тренировались. Разве я могу подвести родную разведку, как ее там называют? Я все больше стонала.
— Это ты можешь.
— Я его тоже спросила, мол, чего он так этим интересуется.
— И что он?
— «Чтобы лучше тебе помочь, внученька», — пропела Сонька.
— Ты поосторожней, у этой «бабушки» зубки имеются.
— Не ходи сегодня на работу.
— С чего бы вдруг?
— Мне возле тебя спокойнее.
— Приезжай. На работу мне только к четырем.
Через полчаса Сонька была у меня. Я расхаживала в халате и силилась понять, что меня так тревожит. Какая-то мысль мелькнула вчера и…
— А ведь он знал, что парень убит, — вдруг сказала Сонька, — я имею в виду нашего покойника, то есть я хочу сказать, Витька знал, что тот покойник.
— Стоп. Мы деревню твою называли, где она находится, объясняли?
— Нет, — удивилась Сонька, — мы не говорили, а он не спрашивал. Что ж это получается? Или покойник ему вовсе не интересен, или он знает, где его закопали? Может, Игорек чего напутал и парень этот вовсе не Витькин дружок?
Тут я подумала об Игорьке и в окно выглянула: «Мерседес» был на стоянке.
— Вот что, — сказала я, — давай-ка на дачу прокатимся.
— Зачем?
— Хочу на могилу взглянуть.
— Зачем?
— Зачем, зачем, да разве ж я знаю?
— Ладно, Греточка, не нервничай. Это я так… думай себе на здоровье… за Гошей мне сходить?
— Сходи, а я пока переоденусь.
Через час мы подъезжали к кладбищу.
— Не лезли б вы не в свое дело, — всю дорогу ворчал Гоша. Мы в общих чертах пересказали вчерашний разговор с Рахматулиным. — Я всех его дел не знаю, — хмурился Гоша, — только то, что от других слышал, слово там, два здесь. Слышал, как Браун, например, говорил, что Большак, тот, который пропал то есть, здорово Рахматулина подставил. Сгинул, мол, а денежки тю-тю.
— Какие денежки? — забеспокоилась Сонька.
— Почем я знаю? Значит, были при нем деньги.
— А кто такой Браун? — спросила я.
— Это мой босс, — неохотно ответил Гоша.
— Это фамилия или кличка?
— И фамилия и кличка.
— Немец, что ли? — чему-то обрадовалась Сонька.
— Да какой он немец… хотя, может, и немец. Вон Маргарита тоже немка.
— Ваших-то, как грязи, везде лезут, спасу нет. Стремятся к этому, как его называют, к мировому господству…
— Да заглохни, убогая! — разозлилась я. — Так что там Браун?
— Они с Рахматулиным не в ладах, конкуренты то есть.
— Узнал бы побольше, — наставительно заметила Сонька.
— Ага, узнаешь, башка-то одна.
— А почему Большакова в покойники записали? — заметила я. — Кто видел его мертвым?
Гоша плечами пожал:
— Мне откуда знать? Сгинул… просто так получается… Куда сворачивать?
— Налево. Останови у березы, Из машины мы вышли и к кладбищу направились пешком. На песчаной дороге виднелись четкие следы шин.
— Недавно проехали? — спросила я.
Гоша кивнул. Мы прошли к могиле. Присели и тщательно обследовали землю. Крапива заметно подросла, ее явно никто не беспокоил.
— И что это нам дает? — спросила Сонька.
— Как ты думаешь, должен был Рахматулин заинтересоваться этим местом?
— Ну, должен…
— Может, он решил, что это не имеет значения, а может…
— Знал, что в ней?
— А что в ней? — удивился Гоша.
— Ничего. Совершенно ничего. По крайней мере, до того, как ее закопали, там было пусто.
И мы вернулись в город, еще меньше понимая, что происходит.
Вечером на работе меня ждал сюрприз.
Шло третье занятие, когда в зал заглянула вахтерша тетя Клава и заговорщицки прошептала:
— Маргарита Петровна, вас спрашивают.
Я спустилась в холл. Возле окна спиной ко мне стоял Рахматулин.
— Здравствуй, Витя, — сказала я, придав своему голосу необходимую романтическую окраску. Он повернулся, сверкнул зубами в шикарной улыбке и с легкой хрипотцой в голосе произнес:
— Здравствуй, Маргарита.
В детстве мы смотрели одни и те же фильмы. Мы пожали друг другу руки, черпая вдохновение из одного источника.
— Как ты меня нашел? — позволила я себе удивиться.
— Это нетрудно. Просто спросил, где найти самую красивую пианистку в нашем городе.
— Ты спрашивал у прохожих?
— Нет, у знатоков.
Мы немного посмеялись, а я ждала, что последует за вступлением.
— Можешь сбежать с работы?
— Нет. У меня еще занятие, подождешь час?
— Конечно. Я в машине. Пока.
Он улыбнулся. И поцеловал меня в висок, как видно, желая уверить, что явился на любовное свидание. Несколько опрометчиво, если вспомнить, где он сегодня ночевал, впрочем, такие пустяки вряд ли его волнуют.
Через час я шла к его машине. Мартышки отсутствовали, видно, их брали только в ночные заведения для солидности. За рулем был сам Витька, он вышел мне навстречу, всем своим видом демонстрируя безграничное счастье. Я тоже в долгу не осталась. Мы сели в машину, он меня разглядывал и улыбался, потом спросил:
— Тебя удивил мой визит?
Я пожала плечами.
— Немного. В любом случае, я рада тебя видеть.
— Где предпочитаешь ужинать? Итальянский ресторан?
— Я даже не знала, что такой есть.
— Открылся пару месяцев назад.
И мы поехали в итальянский ресторан.
Рахматулин улыбался, поглядывал на меня со значением и болтал о пустяках. Я тоже не отставала от него. Если он рассчитывал, что я начну говорить о делах, то совершенно напрасно. Конкурс улыбок продолжался, но болтать весело и беззаботно становилось все затруднительней, особенно мне: итальянская кухня была явно не для моего желудка.
Прошел час, не меньше, и Рахматулин наконец не выдержал, закурил и сказал совершенно некстати:
— Мои люди пробовали узнать, куда испарился ваш Славка.
— И что? — убирая улыбку, спросила я.
— Никаких следов. Никто никогда этих парней не видел раньше и ничего о них сказать не смог.
— Понимаю…
— А по поводу медальона я кое-что должен тебе сообщить: он принадлежал моему другу, скорее всего его уже нет в живых, он исчез в конце апреля.
— Ты думаешь? — очень натурально ужаснулась я. — Боже мой, но ведь тогда выходит… какой ужас… — подобные идиотские фразы иногда очень полезны. — Но почему ты не сказал об этом вчера?
— Видишь ли, я должен был кое-что проверить.
— Ясно. То есть ничего не ясно, но, наверное, ты лучше знаешь, как поступить, — тут я продемонстрировала испуг, что было совсем нетрудно в подобной ситуации, и пролепетала:
— Выходит, мы оказались замешанными в убийстве, я хочу сказать, если твой друг убит, а к нам попал его медальон…
Какой ужас…
— Тебе нечего бояться.
Как бы не так. Гадай теперь, с чего это он решил со мной откровенничать.
— И вот еще что. Может быть, в ближайшее время у вас появятся новые знакомые.
Я хотел бы о них знать.
Так вот оно что: нас решили разыграть втемную. Хорош у Соньки одноклассничек, ничего не скажешь.
— Я не очень поняла, — прикинувшись дурочкой, растерянно пробормотала я.
— А тебе и не надо ничего понимать.
Просто, если кто-то начнет проявлять к вам интерес, скажи мне.
— Хорошо, — с видом полного замешательства ответила я.
— Вот и отлично. Софе пока об этом ни слова. Она женщина на редкость эмоциональная, не хочу ее путать, — он пленительно улыбнулся и погладил мою ладонь, как видно, решив, что это меня успокоит.
Успокаиваться я не желала, посидела пару минут с очумелым видом и опять полезла к нему с вопросами.
— Витя, но ведь тогда выходит, что на кладбище произошло… я хочу сказать… а вдруг его там похоронили? В этой самой яме? Надо заявить в милицию… извини, — опомнилась я очень натурально.
— Могила пуста. Я проверил сегодня утром. Видимо, старикан спугнул кого-то и труп убрали.
Я слушала, теряясь в догадках: зачем он врет?
— Кошмар какой-то, — прошептала я и достала платок из сумки, давая тем самым понять, что сейчас зареву.
— Уверяю тебя, бояться нечего. Ни тебе, ни Софе.
— Мне нужно выйти, — сказала я, поднимаясь.