Настя погладила ее по руке. Недоуменно спросила:
– Что ж ты мне не позвонила, не сказала ничего?
– Неудобно мне было вас беспокоить. А потом: разве у вас такие деньги водятся?
– Не водятся, конечно. Да что-нибудь, глядишь, вместе придумали бы. Вот Эжен бы помог.
– Ах, Настечка Эдуардовна! Да разве ж знала я?! А тут она – как специально. Я в буфет больничный зашла чаю попить – а она тут как тут.
– Она – это кто? – прозвучал с переднего сиденья властный вопрос Эжена.
– Та… Из-за который вы здесь… Наверно…
– А из-за чего мы здесь, как вы думаете? – Сологуб перегнулся через сиденье и подался к женщине. У нее в глазах и голосе снова задрожали слезы.
– Из-за того, что я у Насти в квартире… шуровала… – убито произнесла уборщица.
– Что ж ты у меня такого нашуровала-то?
– Она сама про вас спросила. Дает мне коробочку и говорит: спрячь ее под кровать у Капитоновой.
Настя с Эженом многозначительно переглянулись. История принимала странный оборот.
– А что там, в коробочке, было?
– Я тоже ее спросила. А она: магнитофончик. Ведь Капитонова, говорит, моего мужика увела.
– Вот те раз! – кисло улыбнулась Настя. – Да нет у меня никакого мужика, ты же знаешь. И никого я ни от кого не уводила.
Валентина бросила непроизвольный взгляд в сторону Эжена.
– Нет-нет, он не тот случай, – засмеялась Капитонова. – Он мой первый муж, мы с ним двадцать лет назад расстались и с тех пор больше не виделись.
– А в компьютер Настин – вы тоже по заданию той женщины лазили? – строго спросил Сологуб.
– Она мне флешку дала. Ты, говорит, для меня письмо отправь. С любого электронного адреса. Но обязательно – с Настиного компьютера.
– И вы отправили?
– Да.
– А письмо читали?
– Я не хотела… но так… заодно… но я ничего не поняла! И не запомнила!
– Вам эта женщина сколько заплатила?
– Двадцать пять тысяч рублей дала.
– А обещала?
– Еще сто пятьдесят.
– Отдала?
– Нет. Нет пока.
– Ну и не отдаст никогда.
Глаза Валентины наполнились ужасом.
– Вы когда ее задание выполнили? – продолжал наседать Эжен.
– В четверг. В четверг прошлый. Четвертого дня.
Сологуб переглянулся с Настей и едва заметно кивнул: мол, все совпадает.
– Ну а после того вы с ней встречались? – поинтересовался он.
– Н-нет.
Эжен удовлетворенно кивнул.
– Может, по телефону говорили?
– Нет. Я ей звонила, да телефон недоступен. Но она предупреждала!
– О чем?
– Что может уехать ненадолго.
– Вряд ли вы ее когда-нибудь увидите. И деньги свои заработанные ни за что не получите.
– Почему вы так думаете? – Валентина чуть не плакала.
– А зачем ей с вами делиться? – усмехнулся Эжен. – Ведь вы все, что ей нужно, уже сделали. Да не плачьте! Лучше расскажите-ка нам, как та особа выглядит.
Словесный портрет, благодаря усилиям Эжена, который подстегивал Валентину точными вопросами и подсказывал формулировки, был составлен минут через двадцать.
Итак, дама – недруг Насти – выглядела следующим образом. На вид тридцать пять – сорок лет, росту сто шестьдесят пять – сто семьдесят, славянский тип лица. Глаза голубые, скулы широкие, нос прямой. Губы полные. Волосы крашеные, светло-рыжие. Родинок, бородавок, шрамов, татуировок на лице и руках нет. Телосложение крепкое – но не полная, а скорее стройная.
Если бы Настя действовала со своим сыном сообща, она, возможно, заметила бы кое-что общее у дамы, которая вербовала уборщицу, и у той, что сдавала в газету снимки, компрометирующие Арсения. Однако мать даже заподозрить не могла, что молодой человек тоже ведет свое расследование.
– А как она одета? – полюбопытствовала Капитонова.
– Вы знаете, Настечка Эдуардовна, хорошо она одета, ничего не скажешь. Стильно – как вы. Вещички сплошь фирменные.
– Маникюр у нее какой? Макияж?
– Макияж был, но легкий такой, будто и незаметный. И маникюр хороший. Ногти длинненькие, но свои, не нарощенные, и яркие-яркие, прям алые.
– Смотрите, у вас глаз-алмаз просто! – поощрительно воскликнул Эжен.
– А как тебе показалось – замужем она? – продолжала выпытывать Настя.
– Нет, – решительно ответствовала помощница. Она разговорилась: – Точно не замужем. Я ж почему еще удивилась: зачем она говорит, что вы мужчину у ней увели? Не было у нее давно никакого мужчины. Ну, может быть, она с кем-то и встречалась, но точно – не жила. Это ж сразу по женщине видно.
– И по мне? – усмехнулась Настя.
Валентина слегка замялась, а потом вздохнула:
– И по вас, то есть и по вам, извините, тоже.
– А как тебе показалось: она – курит? Или, может быть, выпивает?
– Может, и выпивает – да не так, чтоб по лицу заметно, понимаете? А то, что курит… При мне она не дымила, но пахло от нее, как от курильщицы, точно. Застарелый такой запах, прям из легких как будто идет.
Азарт охотницы вдруг овладел Настей.
– А кольца на руках? Серьги, броши, ожерелья? Браслеты?
– Обручального кольца точно не было. Но другие кольца – да. Одно красивое, кажется, с брильянтиками и изумрудами. А другое очень простое, похоже на обручальное, но тоненькое такое, как мужское. И она на левой руке его носит.
– Значит, либо вдова, либо иностранка, – прокомментировал Эжен.
– Нет, она точно наша.
Внезапная идея осенила Настю.
– А как она говорила? Может, какой-то акцент?
Валентина вдруг мотнула головой в сторону Эжена.
– У нее примерно как у него акцент. Еле видный. Как будто иностранный, но и не совсем иностранный, а как наши за границей говорят, понимаете?
Капитонова обменялась со своим бывшим супругом значительным взглядом.
– Может, еще что-то вы заметили – да мы вас не спросили? – поинтересовался Эжен.
– Знаете, Настечка Эдуардовна, – после паузы стала раздумчиво отвечать женщина, апеллируя не к Сологубу, а к своей работодательнице, – лицо у ней ровное-ровное, ни одной морщинки, и как будто натянутое.
– Как после ботокса? – уточнила Настя.
Непонимающий взор был ей ответом.
– После операции пластической?
– Точно-точно.
– Может, – вмешался Эжен, – она какие-то наименования упоминала? Ну, где она живет – или жила? Или откуда родом? Город какой? Или улицу? Станцию метро?
Валентина задумалась.
– Нет, ничего такого.
– А вы к ней в сумочку не заглядывали? Ну не рылись, конечно, – а случайно взгляд бросили? Может, там у нее что-то необычное заметили?
– Да нет… – после паузы протянула Валентина. – Сумка как сумка. Большая. Черная.
– Может, в ее поведении что-то странное было?
Опять после раздумий Валя ответила:
– Знаете, когда мы второй раз встретились и она мне магнитофончик передавала и деньги, она спешила очень. Прям скороговоркой трещала, как пулемет. Может, боялась, что ее со мной увидит кто?
– А где вы встречались?
– На Пушкинской, на углу, там, где выход из метро и магазин «Бенеттон».
– Давайте номер телефона вашей дамы, – попросил Эжен. – Как она, кстати, себя называла?
– Мария. А номер я наизусть помню. Тысячу раз уже звонила: восемь – девятьсот три – сто сорок пять…
Он записал цифры в телефон и сказал:
– Я вопросов больше не имею.
– Я тоже, – присоединилась к нему Настя.
– Поедемте, – обратился Эжен к Валентине, – покажете нам на месте, куда конкретно вы в квартире Анастасии Эдуардовны магнитофончик спрятали.
– Нет! – воскликнула уборщица. – Куда ж я поеду?! Ночь на дворе! Как назад вернусь?
– Не надо ей ехать, – адресуясь к своему спутнику, твердо сказала Настя. – Мы сами найдем.
– Да, Настечка Эдуардовна, найдете, найдете. Там под кроватью, под самым изголовьем.
– А по поводу денег для сына, Валя, отыщем мы их для тебя. Ты б лучше сразу ко мне обратилась, чем заговоры против меня плести.
– Ох, Настечка, вы уж простите меня, а? Прям какой-то морок нашел. Или баба эта – гипнотизерка была? Сбила меня с панталыку, заворожила! Вы простите, Анастасия Эдуардовна!
– Давай, Настя, поехали, – нетерпеливо предложил со своего места Эжен и для острастки взревел на холостом ходу мотором.
Валентина заторопилась и стала выбираться из машины, приговаривая:
– Вы уж извините меня, и дай вам Бог здоровья.
Настя пересела на переднее пассажирское сиденье, и ее партнер резко сорвался с места.
– Не лети, – с неудовольствием бросила она. – Не по хайвею несешься. Яма на яме.
– Да уж, – усмехнулся Эжен.
Глава 6
НикС тех пор как стало известно о разудалой жизни отца, Ник с ним не виделся и не разговаривал. Тот ему не звонил – наверное, стыдно было. А сын и жалел папаню, и отчасти стыдился его – а главное, вряд ли смог бы слова, приличествующие случаю, подобрать. Вот и затаился.
Но новости, что узнал от Стальева, он решил донести до Арсения. А вдруг отец ту особу, которая снимки в «Икс-Икс-Пресс» приносила, по описанию узнает? Ник даже начинал фантазировать в духе голливудской, а скорее даже болливудской продукции. Вдруг тетка, что снимки в газету сдала, – былая, допустим, любовница отца? А девчонка Диана – его родная дочь? И она пошла по кривой дорожке – прямиком в проститутки? Ах нет, раз дочь – тогда бы она, конечно, не могла с батяней спать. Ну, или, к примеру, незаконнорожденная дочь его отца не Диана, а Ксения? Та самая, что приходила к нему на Липецкую? Может, она его сводная сестра? Не случайно же он к ней почувствовал странную тягу. Вроде бы не только вожделение, но какие-то братские чувства. Итак, она – его сестра. Интересно. А мамаша ее, былая любовница папани, решила отомстить ему за свою поруганную честь. Конечно, если разобраться, то в конструкции, что придумал Ник, было несколько натяжек, но в целом она выглядела довольно стройной. Можно про нее отцу рассказать – чтоб вместе посмеяться или выведать про его настоящую тайную жизнь.
Арсений звонку сына обрадовался чрезвычайно.
– Конечно! – воскликнул он. – Конечно, Николенька, давай встретимся! Помогу, чем смогу.
– Да нет, па, это я тебе помочь хотел, – усмехнулся парень.
Они условились – в восемь вечера в кафе в центре.
* * *Арсений еще и потому обрадовался звонку «ребенка», что после визита жены (или все-таки уже бывшей жены?) пребывал тем вечером в расхристанных чувствах. Работать совершенно не моглось. Мысли то и дело обращались к Насте, их семейной жизни. А потом шире – к сыну, своей работе, к самому себе. Как часто бывает с русскими интеллигентами, вместо действия (оставив его на долю женщин) они предаются рефлексии.
Все думал: «Для чего-то ведь я был призван в этот мир? Неужели только для того, чтобы родить и вырастить сына – причем одного-единственного? Или чтобы написать сказку и сценарий к «Трем змеям»? Или ради «Лавки забытых вещей»? Неужто я только для того выжил в тюрьме и в лагере? А потом в меня стрелял – да не попал – безумный шофер Капитоновых? Да и после – в мирной, так сказать, жизни – сколько было случаев, чтобы с ней распроститься! Когда мы с Настей, к примеру, перевернулись на подмосковной трассе – и отделались лишь ушибами и царапинами…»
Сам собой вспомнился анекдот.
Умер, значит, мужик, попадает в чистилище. Встречает его, как водится, апостол Петр. Мужик бросается к нему – с тем же вопросом, каким мучился Арсений: «Скажи, святой Петр, в чем было мое предназначение на Земле?» А тот ему отвечает: «Помнишь, в восемьдесят четвертом ты был в командировке в Кременчуге?» – «Ну». – «А помнишь, обедал в столовой, кушал рассольник и котлеты с перловкой?» – «Вроде было такое». – «И одна девушка попросила тебя передать ей пепельницу?» – «Наверное. А что?» – «Ну вот».
И тут, как раз на самоироничном (и печальном) повороте размышлизмов, позвонил сын.
Арсений воодушевился, немедленно засобирался. Решил: поеду на машине, чтоб не было искуса пропустить рюмочку. А потом довезу его до дома. Сегодня ведь воскресенье, пробок особых нет. Он перезвонил Нику, сказал, чтобы тот оставил свою тачилу дома. А сын засмеялся: «А я как раз без нее».
Словом, вечер воскресенья складывался для Челышева-старшего как нельзя более удачно. «А может, потом еще Настя, как обещала, ко мне приедет», – предвкушал он.
* * *Настя в то самое время в подмосковном городе Ф. как раз допрашивала свою домработницу. Потом они с Эженом помчались по направлению к Москве.
– Что значит вся эта возня? – вопросила она. – Магнитофончик… Шпионские игры вокруг тебя?
– Посмотрим, – уклончиво отвечал бывший супруг.
– Странные совпадения, – продолжала рассуждать вслух Капитонова. – Словно кто-то всю нашу семью скомпрометировать решил. Арсения снимают тайком, меня прослушивают. Кому мы понадобились?
Первый муж никак не прокомментировал догадки Насти, и она спросила:
– А как считаешь, случайно сына Валентины избили? Или специально? Чтобы на меня выйти? Не слишком сложно?
– Все на свете бывает.
– Удивительно получается. Как будто впрямь нарочно: на сына домработницы трое с арматурой налетели. И объект мой поджигали – помнишь, я рассказывала? – тоже трое (так строители говорят). И опять-таки, арматурой вооруженные. И ко мне в дом кто-то забрался, сумку украл, машину угнал. Снова почерк на тех отморозков похож. Полное ощущение, что за нашу семью взялись. Но кто и почему?
– Конспирология, – хмыкнул Эжен. – Теория заговора.
Настя обиженно пожала плечами. И продолжала размышлять про себя: «Я, кстати, поверила Эжену. А почему, собственно? Он дал понять, что он наш агент под прикрытием. Но у меня нет никаких доказательств, кроме его собственных слов. Мало разве он меня обманывал? Почему я ему должна доверять? Может, вся эта череда ужасных событий – пожар на объекте, кража сумки и машины, скоромные фотки Арсения, диктофон под моей кроватью – на самом деле связаны с ним? И Сологуб не хороший парень (как он дает понять и в чем я почему-то некритично уверилась), а плохой?»
По Ярославскому шоссе назад в город Сологуб несся во весь опор. Кончалось воскресенье, завтра предстоял рабочий день, машин потому было мало. Вскоре они уже миновали Кольцевую и помчались по проспекту Мира.
И тут Настя, повинуясь не разуму, но инстинкту, позвонила Арсению. Тот ответил сразу, голос – довольный. В трубке фоном раздавались смех, музыка – атмосфера самая разнузданная.
– Опять гуляешь? – не удержалась от шпильки Настя. Однако Челышев не стал в ответ раздражаться, а покорно пояснил:
– Да нет, с Николенькой встретился. – Голос его звучал благостно: видать, с сыном у него отношения налаживались. Что ж, у мужиков всегда так: рука руку моет. – Он мне интересные вещи рассказывает.
– Про что?
– Представь себе, про заказчика моей фотосессии.
– Хм, какое совпадение.
– А что?
– Да мы тут на заказчика моих неприятностей вышли. Точнее, не на заказчика, а заказчицу.
– Во как! Представь себе: по всему судя, и в моем случае замешана женщина.
– Та самая молодуха лет двадцати, что с тобой позировала? – довольно ядовито усмехнулась Настя.
– Представь себе, нет. Тетя лет сорока со следами былой красоты.
– Н-да. Похоже.
– То есть?
Капитонова искоса глянула на сидящего рядом Эжена. Тот слушал ее разговор, хмурился, однако не останавливал, открыто не возражал. Ну и черт с ним и с его недовольством. А вдруг и впрямь – совпадение не случайное? И Настя стала подробно пересказывать приметы дамы, которыми их снабдила Валентина. А в конце разговора спросила: «Ну? Узнал?»
– Навскидку нет, – задумчиво отвечал Сеня. – Но, согласись, оба портрета, твой и мой, друг другу по меньшей мере не противоречат.
– Мне тоже так кажется.
За телефонной беседой дорога по Москве пролетела незаметно – и вот Эжен уже паркует свой «Мерседес» у Настиного дома.
Капитонова попросила поцеловать от себя сына и распрощалась с Арсением.
– Тебе обязательно рассказывать своему муженьку обо всем, что с тобой происходит? – довольно желчно вопросил бывший супруг. Ей на язык уже просился ехидный ответ, однако Эжен быстро пошел к подъезду – не кричать же ему в спину!
Консьержка, которую недавно столь жестко допрашивал Сологуб, слава Богу, уже закрыла шторки в своей каморке – спала, видно. Они незамеченными проскользнули в лифт.
Поднялись в Настину квартиру.
Эжен первым делом, даже не сняв обуви, бросился к кровати, где обычно спала Настя. Заглянул под нее.
– Дать тебе фонарик? – спросила она.
– Не надо, обойдусь.
Через минуту раздался характерный треск разрываемого скотча, а вскоре Сологуб выбрался, держа в руках сверток – небольшой, величиной с мобильный телефон. Он был весь обмотан полиэтиленом и перетянут крест-накрест клейкой лентой.
– Нож дай мне, – скомандовал Эжен.
Настя принесла с кухни резак. Эжен вскрыл полиэтилен, отбросил его. В руках у него оказалась пластиковая коробочка. И тут – Капитонова впервые видела его таким – Сологуб смертельно побледнел. Потом сказал:
– Это не диктофон. – И немедленно отправился с коробочкой в ванную. Вернулся через пять секунд уже с пустыми руками. Выглядел он до чрезвычайности озабоченным. Бросил: – Пошли, Настя. Уходим отсюда. Быстро!
– Почему? Куда?
– Все вопросы потом.
– Там что, бомба?
Эжен не ответил. Он буквально тащил ее за руку. Уже в лифте достал мобильник, стал набирать номер. Потом протянул Насте ключи от своей машины: «Иди заводи. Я через минуту буду».
Капитонова, зараженная очевидной тревогой Эжена, беспрекословно выполняла его указания. Она уже садилась в «Мерседес», когда Сологуб вышел из подъезда. Настя расслышала, как он тихо произносит в телефон какой-то набор цифр, а потом говорит: «Особая ситуация». Тут Эжен заметил, что Настя слушает, и прикрикнул на нее: «Заводи давай, я сказал. Ну!» Она покорно выполнила его приказ – поэтому расслышать, что говорит в телефон он дальше, ей не удалось.
Настя перебралась на пассажирское сиденье. Озабоченный Сологуб уселся за руль, рванул с места. По выражению его лица она видела: происходит нечто до крайности неприятное.
– Эжен, что случилось? – вопросила она.
Молчание было ей ответом. А бывший супруг гнал по пустынным улицам ночной столицы. Только тормоза завизжали перед поворотом на Садовое кольцо. И гонка теперь была не показушной, как в тот раз, когда они отрывались от реального или мифического наружного наблюдения. Сейчас Эжен спешил всерьез.
– Объясни. Куда? Мы? Летим? – раздельно, с металлом в голосе произнесла Настя.
– Я не знаю, что там было, в той коробочке, – спокойным тоном, до чрезвычайности контрастирующим с резкой манерой вождения, пояснил Сологуб, – но лучше перестраховаться, верно?
– А что там может быть?