Ее предложение в равной степени смутило и тронуло Ноама. Он был убежден, что все это сугубо личное дело, и боялся, что Аврора будет его стеснять. Но он не решился сказать ей об этом и согласился с мыслью, что с ней он по крайней мере не заблудится и не натворит новых глупостей.
– И правда, почему бы нет?
– С каким энтузиазмом ты это сказал! Ладно, поговорим позже, – сказала Аврора с некоторым раздражением в голосе.
– Да нет, просто… ты уж слишком обо мне беспокоишься.
– Вовсе нет! Я думаю только о себе. Даже если я отношусь к твоей истории все более и более скептически, все равно она представляется мне очень интересной. Кроме того, Будапешт считается городом влюбленных, и я попробую не упустить шанс соблазнить тебя.
– Ну, раз так…
* * *Солнце заливало парижские улицы, подчеркивая величественные линии возведенных бароном Османом зданий и летнюю пестроту беспечно фланирующей толпы. Ноам сидел на террасе ресторана на улице Монторгейль и, заметив сестру, помахал ей рукой. Та пробралась между столиками и подошла к нему. Она была, как всегда, очень красива – той свежей, ясной красотой, которая ослепляла его при каждой встрече.
– Что ты так на меня смотришь? – целуя его, спросила Элиза.
– Это восхищенный взгляд.
– И необъективный. Где ты прятался последние дни? Не зашел ни разу, на звонки не отвечал.
– У меня была работа.
– А-а-а… А я-то надеялась, ты скажешь, что проводил время с потрясающей женщиной.
– Хватит тебе думать о моей личной жизни, лучше подумай о своей, – парировал Ноам.
– Моя жизнь и так заполнена до предела, чтобы думать еще о поцелуях с какими-то мужиками.
Они сделали заказ.
– Как там Анна?
Элиза рассказала последние события из жизни дочки, и Ноам от души посмеялся.
– Ну что насчет отпуска? Ты нашел какой-нибудь выход? – поинтересовалась она.
Ноам пожал плечами.
– Пока нет. Но я по крайней мере надеюсь, что смогу провести с вами уикенд пятнадцатого августа.
– Ноам, ты прости, что я все об одном и том же, но я действительно очень переживаю за тебя. Заранее знаю, что ты мне ответишь: все в порядке, ты знаешь, что делаешь, все под контролем. И все же в последнее время ты стал другим. У меня такое впечатление, что тебя куда-то несет, что ты отдаляешься от нас.
– Ничего подобного, я просто…
– Перестань! – подняв руку, перебила его Элиза. – Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. И вижу, что тебя что-то беспокоит, тяготит. Более того, ты стал такой странный.
Что ей ответить? Опять врать? Ноам предпочел переключить ее внимание на другое.
– Я тут действительно… кое с кем познакомился.
Это признание произвело вполне ожидаемый эффект. Сестра перестала есть и положила вилку, приготовившись слушать.
– Сами и Клер познакомили меня с одной женщиной. Ее зовут Аврора. Она красивая, приятная, внимательная.
– Но это же чудесно! Почему же ты мне раньше ничего не рассказывал?
– Потому что между нами нет ничего конкретного.
– Вы где-нибудь были вместе?
– Нет. Мы виделись несколько раз, перезванивались. Но в ближайший уикенд мы вместе летим в Будапешт.
– Ура! Вот это хорошая новость. Ты не спешишь узнать ее ближе, оценить. Это говорит о том, что она тебе интересна. И ты везешь ее на выходные в романтический город. Мне нравится такое начало.
– Не заводись. Это будет очень короткий уикенд, меньше тридцати шести часов.
– Ну и что? Плевать! По мне главное – что ты вообще решился на поездку с этой женщиной. Ах, как я хочу, чтобы ты влюбился! После Джулии с тобой такого ни разу не случалось.
– Да и то… Можно ли это назвать любовью? Я был совсем юный, мне не хватало тепла…
– Ой, нет! Вечно ты со своим негативом, зачем портить такие воспоминания? Не забывай, что я была рядом и прекрасно помню, как ты буквально потерял голову от любви.
– Ну хорошо. Но мне было больно. Она ни разу мне больше не позвонила, даже не поинтересовалась, что я, как я.
– Но ты же тоже ей не звонил, не интересовался! Вы оба были два дурака-идеалиста. По-моему, это и есть причина твоих неудач в личной жизни: ты всегда сравнивал силу своих чувств с тем, что тебе довелось пережить тогда. Попытайся позабыть прошлое, подойди к этой новой истории серьезно. И не сравнивай ни этих двух женщин, ни твои прежние ощущения с сегодняшними.
– Постараюсь вспомнить этот замечательный совет, когда мы с Авророй сольемся в страстном поцелуе, – пошутил Ноам.
– Нет, лучше когда проснешься у нее под боком, вот тогда-то тебе и надо будет быть честным с самим собой.
Тетрадь откровений
7 августа 2011 годаКак некоторым людям удается определять, что правильно, а что нет, где проходит граница между добром и злом, быть уверенными в том, как им следует поступать, а как не следует? Я говорю не о тех, кто путает «легкость бытия» с самим бытием и думает, что смысл жизни – в наслаждении, в котором они пытаются найти блага этого мира. Нет, я о людях волевых, чья сила заключается в их нравственных ориентирах, о людях, которые сами управляют своей жизнью, держа курс туда, где их ждет долгожданная истина. Они не умеют отступать, они хранят верность своим идеям, отстаивают их, развивают, уверенные в своей правоте.
Я не из их числа и всегда утешался верой в то, что эта несгибаемость есть результат спокойного счастливого детства в семье, где царила любовь и где им говорили, кто они есть на самом деле.
Впрочем, о том же пишет в своих работах и профессор Луццато: сформироваться внутри семьи, чтобы правильно ориентироваться в мире. Но это правило не абсолютно. Что показывает и собственная биография профессора. У него самого было трудное детство, потом близких отправили в концлагерь, его юность прошла в борьбе с врагом. Значит, свою силу он извлек из страданий, а свои мысли – из того, чему они его научили.
В этом и состоит наше различие: в выпавших мне испытаниях я находил повод, чтобы прятаться от мира, он же черпал в них силы для осмысления своего времени, для формулирования идей, которые способны повести за ним других.
Это понимание угрожает самим основам моей личности. Чем дальше я захожу в своих поисках, тем непрогляднее становится туман.
А что, если в конце этого пути меня ждут еще бо́льшие страдания?
Голос Дени Дютертра дрожал.
– У меня ничего не выходит, господин Бомон. Мы не сможем сотрудничать с вами на ваших условиях, при этом зарабатывая на жизнь.
Волнение, с которым говорил его собеседник, тронуло Ноама, ему стало жаль, что он довел его до такого состояния.
– При какой цене вы сможете согласиться на сделку?
– Не при той, что заявлена, – ответил тот. – Впрочем, на них не согласится ни одно французское предприятие, уверяю вас. Если не захочет работать себе в убыток, конечно. На что я пойти не могу. Я и так за последние месяцы уволил половину сотрудников, и…
– Какая отпускная цена позволила бы вам принять мой заказ, сохранив при этом достаточную прибыль?
Директор «Дютертр-Стиля» помедлил с ответом, пытаясь понять, нет ли в этом вопросе подвоха.
– Двадцать пять процентов сверх той цифры, которую вы назвали, – сказал он наконец. – Вы видите… сделка не состоится.
– Пришлите мне предложение на тридцатипроцентное повышение цены по отношению к указанной в договоре.
– Я не понимаю, – промямлил фабрикант, – вы согласны на…
– На пересмотр условий, да.
Он почувствовал, как засуетился на том конце провода собеседник.
– И добавьте пункты, чтобы подстраховаться на случай отказа от выполнения обязательств, – добавил Ноам.
Когда он повесил трубку, Сами смотрел на него с недоверчивым видом.
– Я правильно понял, что ты только что сделал? – спросил он.
– Не лезь в это, Сами, – жестко ответил Ноам.
– А что за дело-то?
– Ни одно из тех, что числятся за тобой. Так что прошу тебя: не вмешивайся.
– Не знаю, что за игру ты затеял, но…
– Сами, прошу тебя! – воскликнул Ноам.
Тот понял, что настаивать бесполезно.
– Ты внушаешь мне беспокойство, Ноам, – пробормотал он.
– Знаю. Я его всем внушаю. Хотя вам следовало бы порадоваться, потому что я наконец-то привожу свою жизнь в соответствие со своими же принципами.
12
Аврора была одета с небрежной элегантностью. Она шла навстречу Ноаму улыбающаяся, яркая, притягивая к себе взгляды мужчин, стоявших у стойки авиакомпании «Малев».
– Ну как, готов к нашему романтическому уикенду? – засмеялась она, целуя его.
– А ты готова провести его в компании типа со съехавшей крышей? – парировал Ноам в том же ироническом тоне.
– Если крыша у него поехала из-за меня – вне всяких сомнений!
– Когда ты встречаешься с твоими учеными?
– Завтра в полдень. А как ты собираешься встретиться со своим товарищем по несчастью?
– Если крыша у него поехала из-за меня – вне всяких сомнений!
– Когда ты встречаешься с твоими учеными?
– Завтра в полдень. А как ты собираешься встретиться со своим товарищем по несчастью?
– Я ничего заранее не планировал. Подумал, что мы могли бы отправиться к нему сразу после приезда. Там посмотрим. Будем импровизировать.
– Ты уверен? – серьезно сказала Аврора. – Твоя последняя импровизация чуть не закончилась тюрьмой. Может, лучше я сама продумаю разные варианты?
– А у меня есть выбор? – ответил он с преувеличенно смиренным видом.
– Ну, если ты весь уикенд будешь вести себя так же послушно, думаю, мы хорошо повеселимся!
* * *Гостиница имела тот самый благополучный и старомодный вид, которым отличаются старые отели, пекущиеся о сохранении своей репутации. Они заняли свои номера. Просторные комнаты с высокими потолками, обставленные массивной деревянной мебелью, украшенные тяжелыми блестящими портьерами и гигантскими хрустальными люстрами, являли собой образец устаревших представлений о роскоши.
Они освежились, наскоро поужинали в ресторане отеля, запрыгнули в такси – сверкающую «Шкоду» – и отправились по указанному Сарой адресу. Ноаму хотелось как можно скорее встретиться с третьим человеком, и он даже притоптывал ногами от нетерпения. Проезжая через холмистые жилые кварталы Буды, они смогли хотя бы бегло оценить блеск этого сказочного города, его средневековые улочки и барочные здания. Машина остановилась перед богатым частным домом, окруженным прекрасно ухоженным садом.
На почтовом ящике у кованых железных ворот Ноам и Аврора прочли фамилию.
– Я не специалист в венгерском языке, но кажется, это здесь, – сказала журналистка и твердой рукой нажала на кнопку звонка.
– У тебя есть план? – спросил Ноам, которого удивила такая решимость.
– Да, мы – французские журналисты, собираем материал о жизни венгров, – ответила Аврора, посмеиваясь над его возбуждением.
В этот момент из дома вышла женщина и направилась к ним, гордо вскинув голову. На вид ей было лет сорок с небольшим, черное каре обрамляло приветливое лицо. Аврора заговорила первая.
– Вы говорите по-английски?
С любопытством разглядывая гостей, женщина ответила утвердительно. Похоже, их вид ей понравился.
– Вы госпожа Надь? – продолжала Аврора, показывая на фамилию, указанную на почтовом ящике.
– Да, это я. Чем могу быть вам полезна?
– Простите за беспокойство. Мы французские журналисты, готовим материал о жизни венгров после падения коммунистического режима.
В подтверждение своих слов она достала из кармана пресс-карту.
– Да? Какая странная идея, – заметила хозяйка дома, разглядывая документ. – Эта тема интересовала СМИ после демократических выборов девяностого года, но с тех пор, мне кажется, она потеряла актуальность.
– Наоборот, – уверенно возразила Аврора. – Мы как раз намерены показать последствия смены режима многие годы спустя.
– И вы хотите взять у меня интервью?
– Да. У вас, у вашего мужа.
– Но… почему у нас?
– По воле случая! – воскликнула, смеясь, француженка. – Вернее, не совсем. У этого района своя история. Он построен в английском стиле, и это нас заинтересовало: мы подумали, что у его жителей, возможно, была особая тяга к западному образу жизни. Когда такси остановилось перед вашим домом, мы увидели в этом перст судьбы.
– Вы правы, – ответила она. – Мы переехали в Векерле из-за английской архитектуры. Она придает этому месту совершенно особую атмосферу. Мы с мужем – большие ценители французской и английской культуры. Вы пишете статью для какого-нибудь парижского журнала?
– Совершенно верно.
Венгерка, казалось, была польщена таким интересом к ее персоне.
– Муж еще не вернулся.
– Мы могли бы начать без него, – предложила Аврора. – Если, конечно, это удобно.
Очаровательная хозяйка заулыбалась.
– Что вы, конечно. Я нахожу это очень интересным. Мы с мужем обожаем Францию. А вы будете нас фотографировать? – спросила она, обращаясь к молчавшему до сих пор Ноаму.
Тот не сразу нашелся, что ответить. Да и что он мог сказать? Фотоаппарата у них не было.
– Да, – нашлась Аврора, показывая свой смартфон. – Эти штучки творят чудеса.
– Тогда пойдемте, – радостно пригласила она.
Аврора толкнула Ноама локтем в бок.
– Тебе тоже неплохо было бы что-то сказать.
Они проследовали за ней через идеально ухоженный сад, посреди которого была разбита площадка для игр.
– У вас есть дети? – спросил Ноам.
Аврора повернулась к нему и состроила наигранно-восхищенную гримасу.
– Какая проницательность, – насмешливо прошептала она.
– Да, у нас пятеро детей, – ответила хозяйка дома.
– Пятеро? – воскликнул Ноам. – Но вы так молодо выглядите.
Комплимент польстил ей.
– Ах, эта французская галантность! – засмеялась она. – Неужели в Париже все мужчины такие?
– Нет, это стереотип. Мой коллега – один из последних представителей этого исчезающего вида.
– А кто у вас? Мальчики? Девочки? – снова спросил Ноам, не отступая от намеченного курса.
– Три мальчика и две девочки. Старшему восемнадцать лет, младшему пять.
– А как их зовут? – поинтересовался Ноам, которому хотелось проверить, не является ли Кристиан одним из них.
Он попытался придать вопросу нейтрально-вежливый тон, но в нем звучала тревога. Госпожа Надь этого не заметила и с готовностью ответила:
– В порядке их появления на свет: Адриан, Элек, Лика, Габриэлла и Ласло. А я – Елена.
Она впустила их в гостиную, усадила на диван в английском стиле и на несколько минут ушла на кухню за напитками.
Аврора взглянула на Ноама и состроила веселую гримасу, означавшую, что ситуация под контролем.
В комнату вернулась хозяйка, предложила им выпить и села в кресло напротив них.
– Так что вас интересует?
– Ну, мы хотели бы, чтобы вы просто рассказали нам о вашей жизни. Мы создаем семейные портреты.
Аврора открыла сумочку, вытащила оттуда два блокнота и протянула один из них Ноаму. Не глядя на него, словно речь шла о привычных действиях, она дала ему и ручку.
Вошла девочка.
– Познакомьтесь, это Лика, – сказала ее мать. – А это Габриэлла, – объявила она, когда в дверях появилась вторая дочь.
Обе подошли к матери, поцеловали ее, поздоровались с гостями, обменялись парой слов, с интересом поглядывая на Аврору и Ноама.
– Они ходили на день рождения к подружке. А мальчики уехали с папой. По субботам они вместе занимаются спортом.
– У вас очень красивые дочери! – воскликнул Ноам. – Похожи на вас.
– Мальчики тоже, кроме младшего, тот пошел больше в отца.
Девочки потихоньку выскользнули из комнаты.
– Мне с чего начинать? С крушения коммунистического режима?
– Да, пожалуйста, мадам.
– Называйте меня Еленой, не стесняйтесь, и я буду звать вас по именам, если вы не против.
Она начала со своих буржуазных корней, поскольку, по ее словам, даже при коммунистическом режиме люди жили по-разному: одни богаче, другие беднее. Потом рассказала о том, как они встретились с Кристианом, будучи студентами в будапештском университете. Он изучал физику, она химию. Они сразу влюбились друг в друга и до окончания учебы жили вместе, не оформляя своих отношений официально, чтобы, как жеманно пояснила Елена, показать, что они свободны от всяких условностей.
– А Кристиан откуда родом? – осмелился задать вопрос Ноам.
– Из деревни в нескольких десятках километров от Будапешта. Его родители работали на земле, так что для него получить образование – гораздо бо́льшее достижение, чем для меня.
Затем она рассказала, как после окончания университета они поселились в маленькой квартирке. Кристиан получил место научного сотрудника в одной венгерской лаборатории, а Елена поступила на работу на немецкое фармацевтическое предприятие, незадолго до того открывшееся на окраине столицы. Это были чудесные годы. Они были молоды, красивы, хорошо зарабатывали, могли свободно тратить деньги, путешествовать и любить друг друга. И Елена принялась подробно расписывать, как это замечательно – чувствовать себя свободными, помогать становлению своей страны. Потом она забеременела, и они решили пожениться. Чтобы заниматься ребенком, она ушла с работы – с точки зрения западного человека, поступок очень консервативный, заметила она, но лично ей он казался даже прогрессивным, особенно в государстве, которое десятилетиями заставляло работать и мужчин, и женщин. Так что она полностью взяла на себя воспитание детей. Тут она снова задержалась на концепции семьи и воспитания при старом режиме, думая, что именно это интересует ее гостей.
Ноам записал несколько фраз – ради приличия и чтобы изобразить интерес к ее рассказу, который не оправдывал его ожиданий. Ничего из того, чем делилась с ними Елена, не имело отношения к его собственной жизни или к жизни двух других людей, названных Сарой. Что касается возможных связей с семьей его матери, он слишком мало знал о своих венгерских корнях, чтобы извлечь что-то полезное из рассказов милой, но многословной хозяйки.