– Ну что вы, последний писк греческого стиля, – снисходительно усмехнулся консультант. Близкий к благоговению расчет на покупку затухал в его глазах одновременно с тем, как глаза потенциального покупателя вытаращивались на ценник. Опытный продавец не узнал драчуна в Матвее, но сразу понял, что жениховская платежеспособность ниже стоимости наряда-туники. А Матвей-то, наивный, полагал, что куцые мини-платьица сто́ят вполовину меньше макси, ведь ткани на них соответственно уходит меньше…
Алиса возбужденно кинулась к каким-то ювелирным веночкам, диадемам, шлейфам с безумными цифрами на ярлычках-наклейках… Ну и влип! Тягостный промах длился и длился, грозясь перекинуться на завтра… послезавтра… В ближайшем времени Матвей не видел лазейки для честного признания в нелюбви.
Припарковался он не на стоянке, как обычно, остановил машину у дома Алисы, и она удивилась:
– А ты?
– Сегодня не могу, извини.
Глаза ее в свете фонарей сверкнули выстуженным металлом.
– Что значит «не могу»?
– Я не… не могу, правда, – пробормотал он.
– Почему? – металлические оттенки в глазах и голосе потускнели, нос мгновенно покраснел.
– Домашние задания надо проверить, – соврал Матвей.
– Бедненький, – она обвила его шею руками.
Для ответного движения понадобились усилия. Все было прохвачено ложью – лицо, объятие, слова.
– Давай встретимся позже, дорогая, и все конкретно обсудим. А то в понедельник у меня плотный график.
– Надо поменять работу. ПТУ – это несолидно. Я стыжусь сказать отцу, где ты работаешь. Неужели тебе нравится возиться с детьми всякого быдла?
– Привык, – вздохнул он с тоской.
– На следующей неделе я познакомлю тебя с родителями, – шепнула Алиса.
– Вот послезавтра и поговорим…
– Послезавтра первое апреля. Придешь… или обманешь? – запрокинув голову, она со смехом подставила губы для поцелуя.
Матвей целовал ее с мучительным чувством предательства. Ярко светили насмешливые фонари, вертелся зловещий Мальстрем. Множество обманутых женщин влюблялись в подлых лгунов, множество подлых лгунов целовали обманутых женщин, думая о других, далеких, а тех далеких целовали другие лгуны. Кошмарный круговорот любви в природе.
23
Утром первого апреля Матвей тренировал на полигоне бульдозеристов, затем полдня без перекуров работал в слесарке. Среди сослуживцев попадались легковерные и, чертыхаясь, отправлялись по чьему-нибудь шутливому вызову к начальству «на ковер». Матвею, измаянному ожиданием маленькой репетиции ада, было не до шуток. Открыть правду Алисе казалось все равно что положить руку на раскаленную сковороду. Он теперь знал, какое наказание готовит трусливым бабникам геенна огненная. Демоны в образе женщин (либо женщины в образе демонов, что ситуации не меняет) будут вечность терзать грешную Матвееву душу под предводительством Алисы.
Под вечер народ подустал, угомонились шутники. Матвей был счастлив, если удавалось сосредоточиться на работе и ни о чем не думать. Но рабочий день кончился, и от мысли о приближении неизбежного разговора его начал пробирать холодный пот. Дома дядя Костя развлек рассказом о том, как газета запустила первоапрельскую утку, будто в одном из местных озер любитель-водолаз обнаружил латимерию. На странице были даны версии ихтиологов, отчет ныряльщика, его фотография в гидрокостюме и нечеткий снимок доисторической рыбины в туманных глубинах. Доверчивые и тут нашлись, откликнулся даже какой-то ученый. Разразившись в телефонную трубку саркастической речью по поводу умственных способностей охотников за сенсациями, он потом возмущался, что его надули.
Матвей принял душ, взбодрился и решил отложить пытку на завтра. Завтра точно, Алиса, сегодня «пэтэушники» извели меня на нет. Набрав номер ее домашнего телефона, раздумал и храбро натянул брюки: помирать, так лучше сегодня! Чем бесконечно. Обулся, постоял у телефона в прихожей, раздираемый противоречиями. Обмер, услышав трель звонка. Звонила Кира Акимовна, попросила зайти к ней, вынести мусор.
Соседка разбирала кучу бумаг, высыпанных на стол из старого портфеля, и слушала по телевизору какие-то дрязги. Сказала, что скоро политики заболтают ее до смерти, поэтому надо выкинуть все лишнее, а то дочь приедет на похороны и напоследок подумает о матери плохо – как о барахольщице. Дочь вся в нее, хлама не терпит, и суровая. Похожи характерами, поэтому ни ногой друг к другу. Нет срока давности у крепкой ссоры.
Жалея старушку, Матвей подумал, что по сравнению с ее печалями его неприятности – пустяк, не стоящий потери самоуважения. Надо провести в чувствах ревизию и выкинуть все лишнее. Спасибо, Кира Акимовна.
Она развернула очередную бумагу и, сдвинув на нос очки со лба, дальнозорко всмотрелась.
– Это что? Кому телеграмма, как сюда попала?
Матвей взял мятый бланк из ее рук и прочел:
– «Ваш отец занял дом требует срочно приехать». – Пробежал глазами по обратному адресу: город, название улицы, номер дома…
– От жиличек моих осталось, – вспомнила Кира Акимовна. – Тогда я как раз поругалась с дочкой, рано вернулась с моря и попросила девчонок съехать. В тот же день к ним и телеграмма пришла. Я из-за адреса ее сохранила – должна им осталась. Они мне за полгода уплатили, прожили-то недолго, а я после дочки злая, поцапалась с ними и не отдала деньги за неустойку. Хотела с пенсии отправить, да как-то не вышло, потом забыла. Погоди-ка… Так ты ведь этих сестер знал! Вместе куролесили же…
Готовые вылететь «жеребцы беспутные» превратились в невинную частицу речи. Кира Акимовна поостереглась ненароком обидеть, Матвею было поручено вынести кипы бумаг и две коробки ветоши. Но соседка все-таки не выдержала, прищурилась здоровым глазом:
– Признайся: куролесили? Ох, жеребцы вы оба, ты и Робка! Он-то за Элькой ударял, так и не женился, а ты чего до сих пор не женишься?
– Время не подошло.
– Ускачет твое время, пока ждешь. Не заметишь, как покатится-покатится колобком, и ровно не было его… Я ж вас, спиногрызов, вот такусенькими помню, – старуха стукнула ребром ладони по ножке стола. – Эсмеральда была еще живая…
– Кира Акимовна, а мою маму вы помните?
Она вдруг странно всколыхнулась и замахала на Матвея ладонью:
– Не, не! Сколько лет пролетело – откуда все вспомнишь с моим склерозом? Иди, Матюшка, устала я. Спасибо, что помогаешь. Ты один человек среди наших сволочей…
– Спокойной ночи, Кира Акимовна.
– Спокойной! Спокойной! Скорей бы совсем успокоиться. Ты заходи, – кивнула она то ли Матвею, то ли осклабившемуся ей с экрана Жириновскому.
Поднимаясь с улицы, Матвей услышал звонок, и точно пригоршню снега кто-то сунул за шиворот – Алиса!
– Он у соседки, – донесся приглушенный дверью папин голос. – Да, старенькая, Матвей ей помогает. Что передать? Подождите, пожалуйста, пришел! Матюша, возьми трубку.
– Матвей Михайлович Снегирев?
Он удивился: это была не Алиса.
– Я вас слушаю.
– Ну что же вы, Матвей Михайлович, – с укором сказала незнакомая женщина. – Ходите себе, делаете вид, будто ничего не знаете.
– Чего не знаю?
– Бросили ребенка и живете кум королю.
– Какого ребенка? – опешил он.
– Вашего.
– Вы с ума сошли!
Ее голос зазвенел льдом:
– А может, у вас с головой не в порядке? Нормальные люди так не поступают! Ребенок никогда не видел собственного…
– У меня нет ребенка!
– Есть.
– Вы ошиблись.
– Номером? – съехидничала женщина. – Или вы назвали чужое имя?
– Нет, я… Я действительно Матвей Снегирев, но… я ничего не понимаю! Кто вы? Мать ребенка?
– Не важно. Важно то, что вы его бросили.
– Я никого не бросал!
– Ребенок – сирота при живом отце.
– Где он? У кого? Объясните, что происхо…
– Прощайте, Матвей Михайлович.
Вслушиваясь в гудки, словно они могли что-то подсказать, Матвей опустился на табурет.
– Иди ужинать, – выглянул дядя Костя из кухни.
Ужинать не хотелось. Хотелось узнать, кто звонил. О, тупость! Давно следовало снабдить телефон определителем номера. Хотя к чему домашний аппарат, если у каждого свой сотовый?..
Надкусив горбушку, Матвей поковырял вилкой рагу и не почувствовал вкуса. Обвинительный голос незнакомки продолжал звучать в мозгу: «…вы его бросили… сирота при живом отце…»
– Кто звонил? – спросил папа.
Если б Матвей сам знал!
– Так… знакомая.
– А с Алисой что – поссорился?
Матвею было не до Алисы. Связанная с ней маята отошла на второй, третий, двадцатый план, исчерпалась, как кислота из выжатого лимона.
– Ни с кем я не ссорился. Просто устал.
Совсем недавно Матвей примеривал себя к отцовской роли, а теперь, поставленный перед фактом, был растерян и удручен. Сколько лет мальчику? Впрочем, ребенок не обязательно мальчик… Так сын или дочь? Что же осведомительница пол не указала! Кто она сама? Мать ребенка, ее подруга, коллега, родственница?..
Вряд ли мать. Женщина, которая пожелала оставить в секрете беременность, роды и молчала неизвестное время, не стала бы звонить ради упрека. Почему эта конспираторша решила все скрыть? В курсе она о звонке или кто-то взялся за посредничество без ее ведома? С какой, в таком случае, целью? Может, таинственная мамаша из помешанных на феминизме мужененавистниц? Матвей слышал, что, мечтая о детях, они рожают от первых попавшихся, лишь бы хорош был собой и здоров… Он перебрал в уме женщин, с которыми встречался до Алисы. Мария, Злата, Елена… Наташа… тихушница Поля? Сомнительно. Изобретательная Поля нашла бы, как ему отомстить. Татьяна не сделала аборт? Нет, северная сожительница категорически настраивалась на замужество. Веселая журналистка Ксюша? Замужем, и характер не тот… Но что знал Матвей о характерах эпизодичных подружек? Некоторые рассказывали, где работают, с кем живут, а если не говорили, он и не спрашивал. Матвею безразлична была их жизнь, его интересовало, какими они окажутся в постели. В бардачке «Шкоды» среди мелких вещей всегда валялись две-три упаковки противозачаточных средств на всякий пожарный…
Он вспомнил, как впервые на деньги из разбитой детской копилки купил презервативы в аптеке на другой окраине города, – там никто не мог знать десятиклассника Матюшу Снегирева. «Сто? – переспросила аптекарша, открыто смеясь. – Не много ли для начала?» Матюша раскраснелся: «Это не мне, это другу», так ведь и было. Половину «резинок», всученных Робиком, он с глупыми шуточками раздарил одноклассникам, не зная, что будет встречаться с Мариной. С нею Матвей обо всем забыл, они и не думали предохраняться.
Ребенок мог быть только у нее. Его ребенок.
Прошлое раскрутилось и высветилось легко, ярко, как волшебный фонарь. Он вспомнил всё. Разговоры о картинах и детстве, странноватые сказки ее мифического брата, ее смех – ксилофонный перезвон, пряди шелковистых волос на ковре, солнечный рикошет трюмо, рассыпающий по ее телу дрожащие блики…
Кто бы объяснил, почему он с огромной тратой воли и энергии вытравливал в себе ее образ в течение стольких лет? Почему, неудовлетворенный жизнью, вместо метаний по работам и женщинам не обшарил страну в поисках Марины? Кто бы объяснил!..
Наверное, звонила Федора. Голос ее в памяти не сохранился, да его и поменять можно. И еще раз спасибо Кире Акимовне – за телеграмму с адресом. Недели отпуска хватит. Снегирям придется соврать, что посылают в командировку. Иногда Матвея просили проверить новую заграничную технику.
Он отгонял мысль о вероятной нецелесообразности путешествия. Красивая, талантливая женщина, Марина могла быть замужем. Ребенок мог считать отцом отчима… Матвей суеверно боялся заранее выстраивать речь, хотя слова так и рвались. Прости, сын (дочь), что я не был с тобой. Эх, Марина.
Захотелось поделиться новостью с Элькой, но, сбежав по пролету, повернул обратно. Элька стала осмотрительной, не то, что раньше, присоветует остеречься возможного обмана, обдумать, взвесить… Да и спит, конечно, уже поздновато. Позвонил Робику.
– Скорее всего, это была шутка, – выслушав сбивчивый сумбур, сказал Робик. – Сегодня же первое апреля.
– Просто совпало, – запротестовал Матвей. – Детьми не шутят!
Робик помолчал и согласился:
– Ты прав. Шутки шутками, но могут быть и дети… Сколько ему лет?
– Кому?
– Твоему дитяте.
– Почти шестнадцать! – охнул Матвей, внезапно сообразив, что его ребенок отнюдь не трехлетний херувим.
– С чего у тебя голос придушенный?
– Все еще в шоке. – Матвей впрямь чувствовал себя как в парной, даже кости ломило жаром.
– Я мог бы составить компанию в поездке, – предложил Робик. – Думаю, отпустят на недельку «по семейным обстоятельствам».
Матвей чуть не лопнул от переполнившей его благодарности. Но пока друг приедет…
– Прилечу завтра дневным рейсом, – успокоил понятливый Ватсон.
План складывался на удивление удачно. Матвей колебался, не рассказать ли Снегирям… И тут зазвучала мелодия вызова сотового телефона.
– Ты что, издеваешься? – набросилась с ходу Алиса. – Обещал прийти…
Он закричал мгновенно сорванным голосом:
– Алиса, извини! У меня непредвиденное дело, я срочно уезжаю, потом все объясню!
Раздалось нечто нечленораздельное. Матвей нажал на кнопку и внес осточертевшее имя в «черный список» со страстным пожеланием хозяйке имени найти харизматичного жениха с высоким положением в обществе.
24
Прикинув расстояние, решили ехать на «Шкоде». Тетя Гертруда снабдила пирожками, пакетом растворимого кофе и восьмилитровым термосом кипятка. Ей и Снегирям Матвей преподнес заготовленную версию о командировке. Робик отправлялся с ним якобы из научного интереса к больницам провинции. Если Алисе взбредет в голову позвонить на домашний телефон, не будет противоречий. Поколебавшись перед букетом белых роз в цветочном киоске, Матвей купил красные. Робик затарился пивом. Сорвались с ревом на первой скорости под фанфары возмущенных гудков и визга протекторов. Стремительный музыкальный ритм, чуть приторможенный на перекрестках, – и дальше, не сбавляя «шкодливой» прыти.
– Круто шпаришь, гонщик. – Робик выдохнул адреналиновый воздух. – Давай тише. Я как-то привык спасать людей, а не отправлять их пачками на тот свет.
– Как прикажете, доктор. Тише так тише.
Скоро город уменьшился до размера горстки фильтров от сигарет. Автомобиль не спеша катил по загородной дороге. Робик открыл первую пивную банку. Салон наполнился дрожжевым запахом, и Матвей спустил водительское окно до половины. Апрельский ветер приятно холодил разгоряченное лицо. По бокам дороги деревья тянули к небу обнаженные руки. Скоро им станет тепло. Всем станет тепло. Весна шла так мощно, что было видно, как ветки набухают завязями почек.
Спустя два часа Робик отстегнул ремень безопасности: «Останови». Матвей подрулил к краю дороги и, пока друг стоял на обочине, задрав голову к солнцу, выбросил в мусорный пакет четыре пустых банки. Силен мужик. Летом под щедро орошенным откосом, наверное, зацветет дикий хмель. Усевшись, Робик облегченно сказал:
– Я не смог бы зараз выпить столько воды, а пиво смог. – И засмеялся: – Интересно, есть у ангелов мочеиспускательные органы и пускают ли они газы от пива?
Спьяну его всегда тянуло если не на разговоры об Эльке, то на анатомическую ересь.
– Ты законченный атеист.
– Как сказать… «Спаси и сохрани» – главная заповедь перед операцией, но когда я думаю, что Бог создал человека по образу и подобию своему, я начинаю думать о Боге кощунственно.
После пятой банки он заговорил о женщинах. В проекции с Элькой, конечно.
– В Библии говорится: «…и познал Адам Еву». Вот я познал какую-нибудь женщину, а дальше зачем ее знать? Все равно на следующий день оказывается, что она не умеет жарить картошку, читает исключительно детективы или смотрит сериалы. Или слушает попсу. Потом спрашивает: «Почему ты говоришь одно, а делаешь другое?» Я честно ей отвечаю: «Потому что люблю другую, а сплю с тобой». И как человек любознательный, познаю следующую. Одна Элька непознаваемая, сколько ее ни знай… Мне все в ней нравится. Нравится даже, как у нее ноги пахнут летом от долгой ходьбы. Они пахнут морскими гребешками.
– Вареными?
– Ага. Вкусно.
– Хорошо хоть не сыром «Рокфор», – хмыкнул Матвей. – Сто лет не могу понять: что за черная кошка между вами пробежала?
– Не кошка, а серый волк.
Робик не стал, как обычно, пожимать плечами, взял и за семь минут рассказал, как за семь минут предал Эльку, когда они сто лет назад гуляли на набережной летним вечером.
Перед ними остановился синий «Мерседес». Друзья тогда о машинах и не мечтали. За рулем сидел Серый. Робик сразу узнал его по пепельному ежику и рысьим глазам за стеклом, и Серый, судя по всему, Робика узнал. «Он теперь бизнесмен, – сказала Элька, – владелец сети мебельных магазинов. Недавно женился, в газете писали, а в любовницах у него – наша Великанова».
Серый вышел. На запястье правой руки блестели часы «Ролекс», которые неразборчивому человеку трудно отличить от советских командирских. Робик отличил. «Привет», – радостно сказал Серый, будто был его давним приятелем, и Робик ответил: «Привет». А что еще делать, если человек рад встрече и здоровается с тобой?
Серый сообщил: «Я тут за вашей одноклассницей приехал. Два часа из реки не вылазит. В воде ей кайф. Люблю таких, которые плавают против течения… А ты, говорят, в «меде» учишься? Небось на хирурга?»
«Небось».
«Уважаю хирургов. – Серый перехватил взгляд Робика, брошенный на часы, и усмехнулся. – Кто старое помянет… В Англии купил за две тысячи фунтов. Классика. Сколько ронял и стукал, ни царапины. Хочешь – задарю?»
Вот так, запросто. Богатый.
Робику стало неловко. Он кивнул на машину: «Классный бенц».