– Хорошо.
Дарья кивнула и пошла по узенькой тропинке вдоль забора. Я осталась на скамеечке. Вот ведь какой поворот: устав таить в себе беды, Дарья выплеснула информацию на незнакомую женщину, раскрылась перед ней. Впрочем, многие из нас, оказавшись в купе скорого поезда, мигом выкладывают попутчикам о себе всю правду, вываливают такие факты, которые бы никогда не рассказали ни близким знакомым, ни родственникам. Парадоксальное на первый взгляд обстоятельство легко объяснимо. Зная, что больше никогда не встретятся с собеседником, люди делаются откровенными и даже беззащитными. Уж так устроен человек, ему трудно таить в себе все, информация ищет выход и падает на голову того, кто потом не сумеет ею воспользоваться.
Одно время, еще до замужества, я пристроилась на работу в фирму, и приходилось мотаться два раза в неделю на поезде в Питер. Платили хорошо, но я ушла, потому что было очень трудно не спать по ночам. Стоило сесть в купе на полку, как попутчики начинали исповедоваться и пить водку. Чего я только не наслушалась! В каких только преступлениях не признавались люди! Правда, утром они хватали сумки и, пряча глаза, убегали по перрону, боясь, что я увяжусь с ними до метро. Раскрывшись перед кем-либо, человек потом старается избавиться от свидетеля собственной слабости как можно быстрее.
Вот и Дарья разболтала семейную тайну. В конце концов, ведь именно для того, чтобы облегчить душу, люди во всем мире и ходят к психоаналитикам и психотерапевтам. Только в нашей стране у народа подобной привычки нет, поэтому и кидаемся на незнакомцев.
Минуты летели быстро. Четверть, полчаса, сорок пять минут… Когда большая стрелка, обежав круг, вновь замерла на цифре двенадцать, я встала и пошла по тропке вдоль кирпичного забора. Скорей всего, узенькая дорожка выведет к воротам, наверное, там имеется будка с охранником и телефон, попрошу, чтобы мне разрешили позвонить. Может, Дарья передумала или ей не хватает денег… Не сидеть же мне тут до ночи? Кстати, несмотря на теплую погоду, в лесу становится сыро и не слишком уютно. Все-таки наступила осень.
Разгребая ногами упавшие листья, я медленно брела вдоль казавшейся бесконечной ограды. Интересно, сколько у них соток? Похоже, целый гектар. Вот уж не думала, что фирма по ремонту квартир может принести такой доход!
В лесу было тихо-тихо, только изредка вскрикивала испуганная птица, остро пахло умирающей листвой, уходящим летом. Внезапно мне стало грустно, в Ложкино сейчас, наверное, Ирка накрывает в столовой чай. Банди и Снап, набегавшись по саду, дрыхнут у камина, Черри и Жюли зарылись в пледы на диванах. В нашем доме уютно, хорошо и комфортно. Боже, как здорово, что Аркашка и Зайка совершенно не похожи на этих Арсения с Наташей. Ведь, если разобраться, денег-то у меня нет, капитал принадлежит детям, но никто из них ни разу не дал мне почувствовать себя нахлебницей.
Ноги вынесли меня на небольшую опушку, и я встала как вкопанная. Чуть поодаль от тропинки, справа, виднелась длинная клумба, засаженная неизвестными мне серыми цветами. Впрочем, приглядевшись, я поняла, что один край цветника темно-бордовый. Непонятно, однако, откуда тут… В то же мгновение я зажала себе рот руками. Кричать нельзя, мигом прибегут охранники, и тогда беды не миновать.
Серо-бордовые цветы – это не длинная, странно вытянутая клумба, а тело Дарьи, лежащее на спине в пожухлых листьях. Еле-еле передвигая ноги, я дошла до женщины и сразу поняла – помочь ей уже нельзя.
Из сине-желтого лица ушла жизнь, если вы хоть раз видели покойника, то поймете, о чем я говорю. Большие глаза не мигая смотрели в осеннее небо, рот был чуть приоткрыт, щеки странно ввалились. В полном ступоре я сделала пару шагов вперед и поняла, что бордовые растения – это кровь, вытекшая из головы несчастной. Ее было много, густой, чуть подернувшейся пленкой. Значит, Дарью убили достаточно давно, может быть, сразу после того, как она пошла за деньгами. Приглядевшись повнимательней, я увидела, что мочки ушей несчастной разорваны, сережек нет, как, впрочем, часов, цепочки с кулоном и колец тоже. Значит, бедняжка, идя по лесу, наткнулась на бандита, который, недолго думая, решил поправить свое материальное положение. А вот и орудие убийства! Чуть в стороне валялась окровавленная коряга.
Увидав палку, я развернулась и бросилась к шоссе. Красивая иномарка Дарьи стояла на том же месте.
Я пошарила трясущейся рукой под задним бампером. Очень многие рассеянные автомобилисты прячут там запасную «открывашку». У самой на всякий случай, в этом месте висят на специальном крючочке ключики. Пальцы нащупали железку. Я открыла дверь, взяла с сиденья мобильный и набрала «02».
– Милиция, двенадцатая слушает.
– На Киевском шоссе, пятый километр от МКАД, с задней стороны коттеджного поселка Беляево, в лесу на тропинке, идущей вдоль красного кирпичного забора, лежит труп женщины, жительницы одного из домов Дарьи Петровой, на обочине припаркована ее машина.
– Ваши данные? – потребовала диспетчер.
Но я уже отсоединилась. Потом встала около машины и подняла руку. Тут же затормозил «Фольксваген», из него высунулся дядька лет сорока:
– Что стряслось?
Я глупо хихикнула:
– Идиотство, конечно! Отошла в лесок и посеяла ключи.
– Запасные под бампером не прячете?
– Увы, – развела я руками, – сделайте милость, подбросьте до ближайшего метро.
Мужчина окинул взглядом иномарку, потом меня и кивнул головой:
– Садитесь!
Я влезла внутрь салона, вытянула дрожащие ноги и тупо уставилась в окно. Хоть бы добрый самаритянин не начал приставать с разговорами. Но мужчина включил радио, и под бодрую музыку мы полетели по шоссе.
Перед тем как подойти к салону «Риволи», я забежала в туалет, глянула в зеркало и шарахнулась в сторону. Оттуда пялилась брюнетка со смуглой кожей и пурпурно-алыми губами. Посмотрев на незнакомку пару секунд, я оглянулась, наверное, сзади стоит какая-то женщина, но в помещении было пусто, только тихо жужжал вентилятор. Я еще раз посмотрела в зеркало. Минуточку, а где же мое изображение? И тут только до меня дошло: Дашутка, ты в гриме, существуешь в образе страстной брюнетки, не забывай об этом.
С глубоким вздохом я вытащила косметичку, подмалевала щеки и губы, потом вышла и села на скамеечку у «Риволи».
Мимо текла толпа, Машки не было. Часы показывали пять, но у входа в «Риволи» стояла лишь крепко сбитая, грудастая бабенка лет тридцати, одетая в темно-зеленый брючный костюм с золотыми пуговицами в виде огромных кораблей. У дамы было явно плохо со вкусом. Темно-рыжие волосы копной падали на плечи, лоб прикрывала длинная челка. Глаза, рот, брови, щеки – все было ярко раскрашено, а огромные очки, красовавшиеся на носу, совершенно не шли к щекастому круглому лицу. На мой взгляд, ей следовало купить иную оправу, тоненькую, почти незаметную.
Тетка сначала переминалась с ноги на ногу непосредственно у дверей, потом принялась нервно вышагивать туда-сюда по тротуару. При каждом движении ее бюст, размера эдак шестого, не меньше, угрожающе подпрыгивал и слегка съезжал в сторону, наверное, дама из кокетства купила лифчик слишком маленького размера, и теперь огромная грудь вываливалась из чашечек.
Через пятнадцать минут я встала, купила в киоске «Союзпечать» телефонную карточку, затем подошла к висящему у входа в «Риволи» таксофону и позвонила Машке на мобильный. Сначала я услышала гудки, потом сбоку послышалась знакомая мелодия. Грудастая тетка порылась в сумке и вытащила сотовый, в трубке раздался голос Маруськи:
– Да.
– Салон «Риволи» беспокоит. Вы обещали приехать за запонками. В чем дело? Мы ждем уже давно!
– Так я стою у входа, – сердито выкрикнула Маниным голосом размалеванная бабища, – уже почти полчаса прыгаю! Вы где, а?
– Тут, – еле сдерживая смех, ответила я, – за вашей спиной у таксофона!
Грудастая тетка сунула мобильник в отвратительную, потрескавшуюся лаковую сумищу и повернулась. Потом, потряхивая грудью, она приблизилась ко мне и свистящим шепотом спросила:
– Муся, это ты?
– Я, детка, впрочем, тебя тоже не узнать. Послушай, где ты взяла такой бюст?
Маруська хихикнула:
– На кухне. Это мешочки с гречкой. Помнишь, мы в колледже на Новый год ставили спектакль?
Я кивнула. Конечно, помню, «Госпожа Метелица». Машке досталась роль противной старухи-мачехи, и дочка расстроилась. Ей-то хотелось сыграть умную и трудолюбивую падчерицу, а пришлось изображать злобную бабку. Но не в Манюниных принципах долго унывать. Через час Машка, полная энтузиазма, принялась придумывать костюм, и вот тогда-то ей и пришла в голову идея сделать накладной бюст из пластиковых мешочков, набитых гречневой крупой.
– Лифчик взяла у Ирки, – пояснила Маня, – маловат чуть-чуть, пару шагов сделаешь, а «грудь» набок сваливается, приходится ее все время поправлять.
– Откуда у тебя такие толстые щеки?
– Откуда у тебя такие толстые щеки?
– Подложила ватные тампоны, надела парик, очки, здорово вышло, да? А костюмчик одолжила у Ольги.
– У нее есть подобная вещь? – изумилась я. – Зеленая с жуткими золотыми пуговицами?
– Ага, неужели не помнишь? Ей его Кешка купил, а Зайка сказала, что никогда не будет его носить, они еще жутко поругались в тот день. Висел в шкафу два года, теперь пригодился. Что мы тут сидим? Пошли в кафе.
Мы оглянулись по сторонам и увидели на углу вывеску «Максима пицца».
– У тебя глаза карие, – сказал Маня, когда мы сели за столик, – круто!
– Зачем ты так загримировалась?
– А ты? – парировала Манюня, разглядывая меня.
– За мной охотятся. Небось вся милиция в ружье поднята.
– Так и за мной могли проследить! – довольно сообщила Маруська. – Я хитрая, словно братец Кролик. Из Ложкино уехала в нормальной одежде, на заправке, в туалете, переоделась. Прикинь, шофер чуть не умер, когда меня увидел.
– Какой шофер?
– Ну, мусик, – снисходительно улыбнулась дочь, – сама подумай, как из Ложкино выбраться? Такси заказала.
– Представляю, что теперь будет болтать водитель!
– Ну, – хмыкнула Маня, – обычное дело, я ему все объяснила.
Мне стало интересно.
– Что же ты сказала?
Манюня отхлебнула кофе и сморщилась:
– Ну, блевотина! Никогда не думала, что можно так изгадить эспрессо. Еще хорошо, чизкейк не заказала, небось он у них из картона! Шоферу я просто объяснила: «Еду к любовнику, боюсь, что на мужа наткнусь, вот и переоделась на заправке».
Я чуть не подавилась отвратительным пойлом.
– Ты? К любовнику?!!
– А что, – пожала плечами Маня, – никто же не знает, сколько мне лет? Выгляжу-то я старше!
Я посмотрела на ее ножку, одетую в красивую темно-коричневую туфельку сорокового размера, и внезапно с тоской поняла: мой теленочек вырос. Это лишь в моих глазах она маленькая, наивная, бесхитростная девочка, другие видят перед собой хорошенькую молоденькую блондинку. Ей-богу, трудно понять, сколько лет Машке, то ли пятнадцать, то ли двадцать…
Примерно полчаса Маня выливала на меня домашние новости. Зайке стало лучше, но она, естественно, в больнице, Кеша сидит около жены, забросив все дела. От Александра Михайловича ни слуху ни духу, и каждый день звонит злой Женька.
– Представляешь, – тарахтела Маня, ковыряя ложечкой кофейную жижу, – он прямо шипит в трубку: «Ну, где твоя мать?» А позавчера в одиннадцать вечера неожиданно приехал в Ложкино и пошел во все комнаты заглядывать, небось думал, что мы с Иркой врем и ты на самом деле дома.
Мои руки сжались в кулаки: «Ну, Женя, погоди, я никогда не прощаю предателей».
– Близнецы здоровы, собаки с кошками тоже, Ирка с Катериной целый день стонут: «Господи, что же это делается!» Еще они рыдают по Хучику. Все решили, что мопс потерялся, но я сразу поняла, что ты его с собой прихватила. А зачем я тебе понадобилась?
– Деньги кончились.
– Молодец, мусечка, – одобрила Маня, – лучше я со своей карточки сниму, поехали.
В банке Манюня решительным шагом подошла к служащей, взяла листок бумаги, ручку, написала пару цифр и сказала:
– Мне нужны эти суммы, срочно. Верхняя – в валюте, нижняя – в рублях.
Девушка в темно-синем костюме и белой блузке улыбнулась, взяла карточку, ввела код, потом неожиданно спросила:
– Ваше имя?
– Воронцова Мария Константиновна.
– Подождите минуту.
Мы спокойно сидели, наблюдая, как кассир идет куда-то в глубь служебных помещений, никого, кроме нас, в зале не было. Вдруг раздался негромкий короткий звонок. Охранник, стоявший возле дверей, мигом задвинул огромную щеколду и встал у выхода, расставив ноги. Кассиры как по команде подняли руки вверх, дернули какие-то веревки, и перед ними в мгновение ока упали решетки, только перед нами с Манюней оказалось свободное окошко. Я посмотрела на часы. Они решили закрываться? Однако странно, этот банк обычно прекращает работу в 21.00, а сейчас нет и семи.
Не успела я удивиться, как в зале показался управляющий Геннадий Филиппович. Я великолепно знаю парня. Как правило, приезжая за деньгами, поднимаюсь в его кабинет и жду заказанную сумму в комфортных условиях, испивая ароматную арабику. К слову сказать, кофе, который подают в банке, намного вкуснее того, каким балует своих посетителей кафе, где мы побывали полчаса назад. Увидав, что Геннадий, одетый, как всегда, в великолепный костюм и отглаженную сорочку, пересекает зал, я прикусила губу. Вовсе ни к чему, чтобы управляющий сейчас издал радостный вопль и закудахтал:
– Ах, ах, ах, Дарья Ивановна, отчего же вы тут сидите, почему не у меня в кабинете?
Потом я вспомнила, что превратилась в брюнетку, и слегка успокоилась. Надеюсь, Геннадий Филиппович скользнет по мне равнодушным взглядом, одарит дежурной улыбкой, предназначенной для клиентов, и исчезнет в служебных помещениях. Но вышло не так. Он быстрым шагом подошел к нам и резко, без всяких улыбок и приветствий спросил:
– Кто из вас Мария Константиновна Воронцова?
Я ликовала в душе. Здорово загримировались.
– В чем дело? – поинтересовалась Манюня.
Глава 14
– Вы Воронцова?
– Я, – ответила Машка, – а что произошло?
– Карточка чья?
– Моя.
– Не врите, – неожиданно заявил Геннадий Филиппович, – давайте решим дело миром, тихо и спокойно. Ни нам, ни вам шум не нужен, милицию вызывать не станем. Будем считать, что вам не повезло. Воронцова Мария Константиновна наша постоянная клиентка, естественно, я великолепно знаю ее и могу сказать, что вы похожи на Машу, как я на самаркандского верблюда. Ну-ка, говорите быстро, где взяли карточку, как узнали данные владелицы и код?
– Но… – завела Маруська.
Геннадий Филиппович поднял руку и упер в Машкину грудь золотой «Паркер».
– Лучше ничего не врите! Если сейчас расскажете правду – отпущу с миром, начнете лгать – вызову службу безопасности, и разберемся с вами сами, без милиции.
– Я Маша, – шепотом сказала девочка, – а это моя мама.
Очевидно, от злости на наглых воровок управляющий нажал на «Паркер», послышался шорох. На пол быстро-быстро побежал ручеек гречневой крупы.
– Это что? – оторопел Геннадий Филиппович.
– Гречка, – сказала я, – каша такая, неужели никогда не пробовали?
Банкир, не говоря ни слова, ткнул Машку в другую «грудь». Кучка серо-коричневых зернышек на безукоризненно вымытом полу стала больше.
– Ясненько, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, протянул управляющий.
Кассиры прильнули к зарешеченным окошкам. Геннадий ухватил Маню за рукав.
– Геннадий Филиппович, – попыталась я исправить ситуацию, – успокойтесь и прикажите своим людям приниматься за работу. Это и впрямь Машка.
– Ой, – совершенно по-бабьи взвизгнул управляющий, – что это у вас с глазами? Только что карие были, а теперь один голубой!
Я растерянно поморгала, очевидно, выпала линза, такое случается.
Геннадий Филиппович вытащил из кармана маленькую черненькую коробочку с антенной. Понимая, что он сейчас вызовет охрану, я ухватила мужика за рукав:
– Не надо.
Но управляющий уже ткнул пальцем в кнопку. Словно джинны из бутылки, в зале материализовалась тройка крепко сбитых парней с мрачными лицами. Мы с Манюней переглянулись, в голову нам двоим, очевидно, одновременно пришла одна и та же мысль. Выход блокирован, но вход во внутренние, служебные помещения – нет. Если сейчас побежать не на улицу, а в длинный коридор, ведущий к кабинету Геннадия Филипповича, то можно оказаться в дамском туалете, в нем имеется окно, не зарешеченное. Этим санузлом пользуются только сотрудницы и, так сказать, почетные посетительницы. Для обычных клиентов предусмотрена другая «точка», вход в которую ведет непосредственно из зала.
– Рвем когти через коридор, – шепнула Манюня и, издав вопль команчей, понеслась в глубь банка.
Холодея от ужаса, я побежала за ней. Растерявшиеся на секунду охранники бросились следом. Но именно этих двух-трех мгновений, пока парни поджидали «преступниц» у перекрытого выхода, хватило нам с Манюней, чтобы оказаться в служебном помещении.
Дрожащими руками я задвинула щеколду на внутренней стороне двери, ведущей из зала в служебный коридор. Незамедлительно понесся стук и гневные крики:
– Немедленно откройте!
Мы порысили в туалет, выглянули в окно и отшатнулись. По тротуару нервно расхаживали двое охранников.
– Делать-то что? – испугалась я.
– Идти сдаваться.
– Куда?
– Давай умывайся, – велела дочь, стягивая парик.
Я принялась послушно удалять с лица грим. Спустя некоторое время раздалось оглушительное «бум», секьюрити таки удалось сокрушить дверь…
Спустя полчаса управляющий, опрокинувший в себя пару стопок коньяка, совершенно непрофессионально заметил:
– Ну вы даете! Чуть инфаркт не заработал! Кассирша прибежала перекошенная и вопит: «Ой, ой, там с карточкой Воронцовой другая явилась, код знает!» Естественно, я поднял охрану в ружье! Ну зачем же так!