Если все, что творилось в городе, не было игрой — это первый удар по традиционному мировосприятию. И если город располагался в северном полушарии и жил по законам двухсотлетней давности — удар еще более сильный. С минуты на минуту здесь должен начаться ядерный апокалипсис — апперкот.
Но что, если это не выдумка?.. Мысль была абсолютно бредовой, и сознание упорно не желало ее принимать. Что, если в далеком двадцать первом все происходило именно по такому сценарию? Нокдаун.
Следствие было совсем уж фантастичным. Если злодеи хотят устроить «войну» в мире, стилизованном под прошлое, — ха-ха, привет программистам! Но… вдруг это действительно позапрошлый век и война будет реальной?! Нокаут?
Каким-то невероятным образом лейтенант экономбезопасности Волк очутился в далеком прошлом? Абсурд? Да, конечно. Но вовсе не абсурд эти пятеро палачей, что целятся в него из древних автоматов. Как же совместить здравый смысл с этим кошмарным сном-явью?
Дождаться залпа? Да, «смерть», бесспорно, даст окончательный ответ на все вопросы. Если это все-таки убедительная игра — даже полигонная, с пометкой «плис», будет шок, ментальное расстройство, курс реабилитации в спецклинике «Мегаполиса»… пожалуй, и все. А вот если это реальность… не будет ничего. Лейтенант Волк, как биологический индивидуум, исчезнет в пучине времен. С ума сойти можно. Если, конечно, это еще не случилось…
Волк попытался вспомнить все, что читал и осмысливал на тему путешествий во времени. Получилось маловато. В основном вспоминались аксиомы вроде «время одномерно и необратимо». Как же объяснить существование этого города? Параллельный мир? Что-то такое было в двух-трех кинороманах.
Но как и куда попадет лейтенант Волк, если ему суждено выжить и выбраться? В свое Управление, к себе домой или в новый мир? Ведь история цивилизации «Мегаполисов» не упоминает о ядерной войне в двадцать первом веке и о том, что жизнь в северном полушарии все-таки была…
Все эти размышления заняли буквально пару секунд. За это время расстрельная команда успела прицелиться.
«О чем я думаю? — Волк поднял тоскливый взгляд к потолку. — История, время, параллельные миры… трещины… Трещины?!»
По сводчатому потолку действительно ползла широкая зубчатая трещина. Она змеилась почти бесшумно, только шуршали осыпающийся песок и мелкая бетонная крошка. Стряхивая пыль, Володя провел рукой по макушке. Трещина переползла на потолок основного тоннеля и расширилась. Теперь из нее сыпались камешки и комья земли довольно угрожающих размеров. Бойцы тоже запрокинули головы кверху. Когда же на одного из них упал ком земли размером с тумбочку, воины проворно отпрыгнули подальше. На месте остался только незадачливый проводник. Он стоял по ту сторону трещины и никак не решался пробежать сквозь камнепад, чтобы присоединиться к товарищам. О приказе Скипа он давно забыл.
Следом за трещиной пришла ощутимая вибрация. Дрожали стены, а пол уходил из-под ног. Володя попятился, уперся спиной в тупик и замер. Чему быть, того не миновать. Но… Не расстреляли, значит, у судьбы другие планы. Может, и с камнепадом-землетрясением пронесет.
А потом и мозги на место вправит… Надо же, до чего додумался — в параллельное прошлое его занесло! Да еще в северное полушарие. Причем в самую точку, в момент катастрофы. Чокнулся совсем!
По главному тоннелю заметались вопли. Словно продолжение потолочной трещины, в полу образовался провал, только шире, и разверзся он со страшным скрежетом. Волк невольно зажал уши. Это помогло, но лишь отчасти. Потолок начал рушиться, и низкий тяжелый грохот обваливающихся глыб проникал прямо сквозь кожу. Свет в тоннеле погас, и стало совсем жутко. Грохочущая тьма вдавливала в холодную стену тупичка, оглушала и выворачивала наизнанку. Земля и камни сыпались, казалось, со всех сторон. Ноги не шевелились — Волка засыпало уже почти по пояс. Он прикрыл голову руками. Свободного пространства оставалось все меньше.
По пальцам больно стукнул камень. Еще немного и все — похоронен заживо. Последовал новый толчок землетрясения. Сколько же можно?! Одной ракеты им было мало? Хотят не просто стереть город с лица земли, но и заполировать?
Стенку тупика вдруг перекосило, и часть тяжелой земли осыпалась куда-то влево. Волк пошевелил ногой. Получилось. Стенка подвинулась еще — она будто бы открывалась на манер двери с левой навеской, — и лейтенант высвободил из грунтового плена другую ногу. В лицо пахнуло прохладой и сыростью. За открывшейся стенкой был проход!
— Заползай скорее! — пробасил знакомый голос. — Сыплется же!
Володя ничего не видел и потому вытянул перед собой руку. Пальцы вскользь коснулись чьей-то одежды, а затем волос. Если точнее — бороды…
— Ефимыч?
— Он самый, — буркнул в ответ бородач.
— Что ты здесь делаешь?
— Глупее вопрос я слышал только однажды, когда меня спросили: «Ефимыч, а какое у тебя отчество?» Что я тут делаю… Тебя спасаю, чего ж еще? Или ты думаешь, эту дверь сквозняком открыло? Пошевеливайся, на поезд опаздываем…
— На какой поезд? Анна с тобой? Я ничего не вижу…
— Надень…
Волк нащупал широкие тяжеловатые очки с резинкой вместо дужек. Нацепив их, он повертел головой, но почти ничего не увидел. Только контур Ефимыча и какие-то ломаные линии.
— Не работает.
— Ты подсветку-то включи, слева кнопка… Инфракрасная подсветка позволила увидеть подземный мир более отчетливо. Напротив деист вительно стоял Ефимыч, а вдоль узкого тоннеля громоздились разнокалиберные обломки. Потолок частично рухнул и здесь, но не так тотально, как в широком техническом тоннеле.
— Порядок.
— Тогда ходу! — Бородач протиснулся между куском плиты с торчащей арматурой и упавшим набок силовым шкафом. — И старайся ничего не трогать. Особенно голые провода. Подачи нет, но хрен его знает… Поезда ведь ходят. Не на атомной же тяге.
— Горные роботы и автономные транспортеры все на атоме, — беспечно заметил Волк.
— Это у нас, — многозначительно ответил Ефимыч. — Или ты что, до сих пор не врубился?
— Во что? В условия игры? — Лейтенант поморщился. — Конечно, врубился. Альтернативная история, ядерный конец некой цивилизации. Довольно похожей на нашу, но другой. Для пущей достоверности игра вынесена на полигон поближе к северу, возможно, в Африку или на Яву, и ей присвоен высший уровень сложности. Так?
— Это ты у Новака спросишь…
— Ты снова за старое!
— Нет, я серьезно, без ерзанья. Я же не специалист. Полигон это или все в натуре происходит, не знаю. Известно мне одно. Мы втроем в лифте упали, втроем же тут очутились. И у всех одна мысль — найти Новака. Подсказка игровой программы это или внушение какое-то, я не в курсе. А еще тут нас ждали и готовы к профессору проводить. Правда, быстро его найти не обещают. Теперь ты мне скажи, похоже на игру или нет?
— Конечно, похоже. Будем проходить уровни и выполнять миссии, а в финале дойдем до центра лабиринта — найдем Новака, который нам объяснит, ради чего была придумана вся эта аркада.
— Ну, раз так, уже легче.
— Ничего не легче. Пометка «плис» означает, что ошибаться тут нельзя. Обычно те, кто играет на таких полигонах, заранее диктуют завещание и подписывают отказ от претензий со стороны родственников на случай собственной гибели.
— Я ничего не подписывал.
— Я тоже, и это странно, только не имеет значения. Раз уж мы сюда попали, никто не станет спрашивать, добровольно или случайно. Так что умирать не рекомендую. Повторным прохождением уровня тут не обойдется.
— Вот профессор, вот жук! Ну, если не стоящее дело, он у меня попрыгает. Я его как родного принял, в Черном ему не жизнь, а малину устроил, а он меня на ядерный полигон!
— Неужели он никогда не намекал, что собирается сделать нечто подобное?
— Нет, конечно. Были у него моменты, говорил что-то о мировых проблемах, нависшей угрозе, изменениях из-за какой-то петли…
— Из-за какой еще петли? — Волк насторожился.
— А почем я знаю? У них же, ученых, всякого технического добра навалом. И все вроде бы нормальными словами обзывается, а копнуть — высокие технологии. И тебе контуры, и петли, и сети. А на самом деле — ни то, ни другое, ни третье. Абстракция сплошная.
— А насчет изменений он что говорил? Что из-за «контура-петли» должно измениться?
— Да не помню я! Может, вся история, а может, миграция тунца… А ты что, какие-то мысли на этот счет имеешь?
— Даже не знаю, что сказать.
— А ничего не говори. Вон уже поезд… Погоди… Они вышли на обычную с виду платформу.
Только пассажиров на ней было маловато, а на стенах не светились никакие указатели.
Между поддерживающих потолок потрескавшихся колонн Ефимыч выловил какого-то парня, коротко с ним поговорил и вернулся.
— Заходи в вагон. Спросил, на чем эти дрезины ездят. Электричества-то нет. Говорит, на соляре.
— Заходи в вагон. Спросил, на чем эти дрезины ездят. Электричества-то нет. Говорит, на соляре.
— Это что?
Ефимыч пожал плечами и плюхнулся на сиденье.
— Это горючее для дизеля, неучи. — Рядом с Володей села Анна. — Привет.
— Снова в сборе! — радостно резюмировал Ефимыч. — Эх, сейчас бы врезать граммов по сто за встречу! Все равно не меньше часа трястись.
— Куда?
— В кудыкину нору. — Бородач усмехнулся. — Тут недалеко. Специальная секретная зона Гольцово. Там такие чудеса под землей устроены… Раньше биологическое оружие делали. Потом под другие задачи помещения приспособили, еще более глобальные. Короче, сам увидишь.
Двери закрылись, освещение вагона потускнело, и поезд плавно нырнул в тоннель. Ломать голову над загадками полигонного мироустройства больше не было сил. Можно было попытаться наладить наконец-то нормальные отношения с Анной, но «соляры» не осталось даже на это. Так сильно лейтенант не уставал со времен «карантина» в Академии юстиции. Там инструкторы изматывали молодых курсантов примерно до такого же состояния. Примерно. Отличие нынешнего испытания заключалось в том, что Володя не знал, ради чего ему ниспосланы все эти «тяготы и лишения службы». Что мог он исправить в этом гибнущем мире, если ничего толком не делал? Просто болтался, как спортивная медаль на шее у Ефимыча, и упорно пытался выжить. Новак прояснит? Новак… Сволочь он, этот профессор. Заманил… вслепую… и экспериментирует, не спрашивая согласия… А вообще, нечисто тут что-то. Опальный ученый, который уже два года как скрывается в Черном, запускает высокобюджетную игру на первоклассном полигоне. Без особого покровителя и материальной поддержки так не развернешься… Флотская контрразведка и энтузиасты-северяне не в счет… Тут должна быть целая организация. А у нее серьезная финансовая база и разветвленная агентурная сеть… Серьезная, богатая, разветвленная… Уж кому, как не лейтенанту СЭБа это знать? Значит, собака глубже зарыта… и, наверное, не одна… Не одна…
Волк уронил голову на грудь и провалился в глубокий сон.
* * *Варвара — Центру:
Аварийная сеть. Поиск сервера. Тестовый сигнал. Центр — Варваре: Сервер не найден.
* * *— Хочешь взглянуть? — Ефимыч уступил место за пультом видеосистемы. — Подключено к перископу. Иначе не получается, слишком уж наверху фон серьезный, телекамеры отказывают.
— Разве они не защищены? — Волк взглянул на экран.
— Свинцовые кожухи, тяжелые стекла, — бородач кивнул, — но это все детские игры. Четверо суток полыхало, теперь вроде все погасло, но радиация-то осталась. А дыму и пепла… сплошная пелена!
— И на что в таком случае смотреть?
На экране клубилось серое нечто. Дым или туман. Периодически мелькали какие-то белесые хлопья. Вряд ли снег, хоть и называлось происходящее на поверхности «ядерной зимой». Скорее это были хлопья пепла. Свет сквозь все это безобразие просачивался с огромным трудом. Перископ был поднят на высоту пяти метров над землей, но освещенность все равно оставляла желать… Серая зимняя ночь.
— На это. Чтоб иллюзий не осталось. Неделю назад прямо был лес, чуть левее спальный район. Пять десятков домов в десять-двенадцать этажей каждый. Справа стоял научный центр…
— Не видно ни черта. Может, они и сейчас там стоят.
— А ты радар включи. Хотя нет, лучше эхолокатор. Видишь чего?
— Руины слева и справа, а впереди… пусто. До самого горизонта. Только холмы.
— Это пепел. Горы пепла. Даже головешек от деревьев не осталось… Такие дела…
Ефимыч уселся за стол и плеснул себе водки. Для защиты от радиации, как он сам говорил. Володя предпочитал штатную защиту — таблетки-радиапротекторы. За неделю, прошедшую с момента катастрофы, эти пилюли прочно вошли в рацион обитателей убежища. И, похоже, надолго. А что делать, если в игре «приемлем летальный исход»?
Бункер, в котором, кроме троицы «игроков», укрылись еще несколько сотен человек, не был государственным, и по каналам правительственной связи в его штаб никакой информации не поступало, однако обитатели убежища знали все основные новости. Тем более что было их немного. Если точнее — две. Первая: «жахнули» все. Вторая: по всей планете выжило меньше десяти процентов населения. Пока. Сколько умрет в скором времени от лучевой болезни, вопрос несложный: примерно половина. Сколько сохранит способность иметь здоровых детей — еще проще ответить: сотая часть от оставшихся. За какое время они смогут восстановить цивилизацию? Три человека в бункере могли уверенно ответить: за сто лет, но при условии, что все пойдет как по маслу. Вернее, как написано в учебниках «Мегаполиса». Но прежде чем возникнет новый мир, предстоят долгие годы преодоления противоречий и взаимного недоверия, а затем строительства и развития принципиально нового государства. А еще раньше, буквально в первый год после катастрофы, будет этап активной борьбы за место под солнцем. Причем в самом прямом смысле. За право обитать там, где светило хоть изредка выглядывает из-за туч, радиоактивный фон позволяет прожить хотя бы пять десятков лет и не идут отравленные дожди.
В учебниках этот этап имел другое обоснование, но важен был принцип. Там борьба за относительно «чистые» территории подавалась как обычный миссионерский поход новозеландского флота с целью обратить в новую религию весь мир: от Буэнос-Айреса до Киншасы и от Сиднея до Таити. В религию «Мегаполиса» — единого государства, всеобщего мыслепространства и процветания. Получилось, конечно, не очень гладко. Пострелять пришлось вволю, но все это преподносилось как издержки просвещения.
И никакой ядерной войны накануне. Север был радиоактивен еще с тех времен, когда вымерли динозавры. На острова в Арктике рухнул урановый метеорит, и полушарие пришло в негодность. Такова была версия «Мегаполиса», и никто в ее правдивости особо не сомневался. Разве что «мэниаки» да вечно голодные журналисты нелегальных газетенок…
— О чем кино? — В аппаратную вошла Анна.
— Мир дикой природы северных континентов. — Ефимыч отсалютовал ей стаканом. — Выпьешь?
— Меня и без этого постоянно мутит.
— Да-а? — Бородач многозначительно скривился. — А соленрго не хочется?
— Ой, только, пожалуйста, без этих тупых шуточек. Собирайтесь. Мы в списке пассажиров следующего рейса.
— Кого ты соблазнила? — Ефимыч удивленно округлил глаза.
— Неважно. — Девушка покосилась на Волка.
Тот постарался пропустить последние две фразы мимо ушей. Это у него почти получилось. Фигуры речи — какой с них спрос? И все же укол ревности был.
— Это не опасно?
— Конечно, опасно. Но пилоты обещают взлететь очень быстро. К тому же самолет оснащен дополнительной противорадиационной защитой, а пассажирам выдаются спецкостюмы. Выживем.
— Нам с тобой по свинцовому гульфику выдадут, а Нюре — пояс верности и бандаж из того же материала. — Ефимыч рассмеялся. — Ну что, на посошок?
— Некогда. — Анна открыла дверь. — Вылет через полчаса. Идите, вещи собирайте.
— Какие вещи? — Бородач встал, поправил «разгрузку» с запасными магазинами в кармашках, повесил на плечо «винторез» и взял со стола бутылку. — Я готов.
Волк вынул из-под стола вещмешок с мелочами вроде аптечки, патронов, гранат, противогаза и запасного комплекта униформы. Затем снял со спинки стула ремень с кобурой — подарок Ефимыча — и застегнул его на поясе.
— Я тоже.
— Тогда за мной…
Они уже входили в подземный ангар, когда к штатному неоновому освещению добавились сполохи красных аварийных ламп, и противно закрякала сигнализация.
— Внимание, угроза нападения! — торжественно заявил невидимый дежурный. — Опасность первой степени. Противник у шестого выхода. Всем группам быстрого реагирования прибыть в сектор шесть. Повторяю…
Первая степень означала угрозу реального взлома дверей. Причем не каких-нибудь, а самых широких. Шестым выходом именовались ворота ангара. Того самого, в который сейчас вошли «игроки». В общем, улетели… Чтоб он провалился, этот противник и дурацкие игровые правила, требующие на каждом уровне совершать какой-нибудь подвиг!
— Кто там может быть? — удивился Ефимыч, снимая с плеча «винторез». — Там же такой фон, что за час пятьсот рентген можно хапнуть. Никак не меньше. Даже если в танке ехать.
— Эй, пассажиры, вы летите или нет? — Из самолета выглянул одетый в скафандр пилот.
— Летим! — Анна помахала ему рукой и улыбнулась.
Волков скрипнул зубами.
— Ну так пожалте на борт! Вам еще скафандры надевать, а до вылета двадцать минут.
— А как же эти? — Ефимыч указал толстым стволом винтовки на ворота.
— Два десятка полудохлых нацистов. — Пилот усмехнулся. — Как живы до сих пор — непонятно, но и это ненадолго. У них и оружия-то нормального нет.