— Сколько стоит? — спросил я.
От названной цены я чуть не проглотил собственный язык.
— Берем, — без тени сомнения скомандовал Радик и протянул мне деньги.
Поезд отправлялся в первом часу ночи. Впереди была масса времени, которое требовалось как-то убить. И мы решили поехать на вещевой рынок в Лужники.
Разукрашенная донельзя косметикой продавщица павильона мужской одежды Люся (так значилось на "бэйджике") наверняка запомнила нас на всю оставшуюся жизнь. По ее широко вытаращенным глазам было ясно, что таких покупателей, как мы, она видела впервые.
— Выбирай, что хочешь, — гордо заявил мне Радик, размашистым царственным жестом указывая на весь имевшийся ассортимент. — Куплю все, что тебе понравится.
Слышать подобные заявления от взрослых в отношении детей Люсе, видимо, доводилось не раз. Но чтобы такое раздавалось в обратном направлении — это было для нее в диковинку. Ребенок — глава семьи?
Впрочем, ее богатый опыт (на своем веку она, наверное, повидала много чудачеств и апломбов) позволил ей довольно быстро прийти в себя, и она невозмутимо погрузилась в свои профессиональные обязанности.
Только в этом павильоне до меня со всей очевидностью дошло, насколько сильно я отстал в смысле моды.
— Не хочу я это носить! — отчаянно отмахивался я от предлагаемых мне для примерки супермодных размалеванных джинсов, толстовок, футболок. Во всей этой пестроте я чувствовал себя не иначе, как цирковым клоуном, и это не могло меня не смущать. — Дайте мне обычные брюки и обычную рубашку!
Но Радик, и рьяно принявшая его сторону продавщица, насели на меня не на шутку.
— В этой одежде ты будешь выглядеть как человек, — хором убеждали меня они.
— Я буду выглядеть как идиот, — возражал я.
— Ты древнее ископаемое! — рассерженно восклицал Радик.
В конечном итоге наша битва закончилась тем, что я оказался облачен в "пятнистый" джинсовый костюм, белую футболку, мягкие кроссовки, синюю бейсболку и зеркальные солнцезащитные очки.
Посмотрев на себя в зеркало, я поймал себя на мысли, что стал походить на настоящего иностранца.
Подтверждение этого наблюдения не заставило себя ждать.
Когда мы продвигались между торговыми рядами, со мной не разошелся какой-то неуклюжий бугай. Обернувшись, он оглядел меня с головы до ног, после чего на его лице отразилось раболепство:
— Ам сори, сэр, — виновато промямлил он.
— Чао какао, — проворчал я.
Купив мне спортивную сумку, а также предметы мужского туалета, мы с Радиком стали размышлять, где провести оставшуюся часть свободного времени. Насчет этого у нас разгорелся спор.
— Чего тут думать? — пожимал плечами я. — Пойдем в кино.
— Дядь Жень, какое кино? — гневно вопрошал Радик и кивал на огромную афишу. Ты что, не видишь?
— Футбол. ЦСКА — "Спартак", — прочел я. — Ну и что?
Мой спутник схватился за голову.
— Темнота!
Я действительно не понимал, что может быть интересного в этой бестолковой беготне за одним-единственным мячом. Но, скрепя сердце, мне все же пришлось пойти на стадион. Кто платит — тот и заказывает музыку. А платил не я.
Бурная энергетика скандирующих, свистящих, галдящих трибун оказала на меня самое благоприятное воздействие. Во мне словно прибавилось сил.
"А может это и хорошо, что все так получилось? — думал я. — Давненько я уже не бывал на море".
Откуда мне было тогда знать, что уже на следующий день судьба подставит мне жестокую подножку, и что вместо шикарного отдыха мне предстоит смертельно опасная борьба за собственное выживание…
Когда мы с Радиком подходили к железнодорожному вокзалу, меня кто-то окликнул. Я повернул голову и увидел Кузьменко. Мои брови приветственно взметнулись вверх. Приятно, все-таки, увидеть знакомого человека.
— Привет, — поздоровался я.
— Привет, — ответил он. — Ты что тут делаешь?
— М-м-м… Да так, знакомых встречаю, — уклончиво ответил я.
Кузьменко недоверчиво покосился на Радика и на нашу поклажу. Чтобы избежать новых вопросов, я бросил, что тороплюсь, и резко ускорил шаг. Пройдя немного вперед, я не удержался и оглянулся. Кузьменко продолжал стоять на месте и пристально смотрел нам вслед.
— Проклятье! Принесла его нелегкая! — проворчал Радик.
— Чего ты ругаешься? — спросил я.
— Теперь Баруздин точно узнает, что мы уехали. И без труда вычислит куда…
Глава третья
Мерный стук колес ворвался в мои уши, и я открыл глаза. Радик уже не спал. Он лежал на верхней полке, положив подбородок на обхваченную руками подушку, и, щурившись от светившего в глаза солнца, задумчиво смотрел в окно.
Мы буркнули друг другу "доброе утро". Я обулся, взял полотенце, вышел из купе, и отправился в конец вагона.
В вагоне было прохладно. Работал кондиционер. И я, привыкший к плацкартной духоте с помесью запахов пота и туалета, отметил про себя, что путешествовать в таких условиях — одно удовольствие.
Вымыв руки и умывшись, я подошел к висевшему на стенке расписанию, внимательно его изучил, после чего вернулся обратно.
— Дядь Жень, ты не знаешь, во сколько начинает работать вагон-ресторан? — позевывая, осведомился Радик.
Я пожал плечами.
— Нет. А зачем он тебе?
— Как зачем? Позавтракать же надо.
— А не больно ли разорительно завтракать в ресторане? — заметил я и указал на лежавшие на столе остатки нашего вчерашнего ужина. — Вон две булочки с сосисками. Чай сейчас наведу. Чем тебе не завтрак?
Мой спутник сморщился.
— Они черствые.
— Знаешь что, — предложил я. — Давай вагон-ресторан перенесем на обед. А что касается завтрака — скоро будет Воронеж. Стоянка — тридцать минут. Я схожу и чего-нибудь прикуплю.
— Я с тобой, — оживился мой спутник.
Я помотал пальцем.
— Ни в коем случае. Надо, чтобы кто-то караулил вещи. Мало ли что.
Когда поезд остановился, я спрыгнул на перрон, прошел через подземный тоннель, и оказался на привокзальной площади.
Накупив горячих пирожков, я зашел в здание вокзала, чтобы присмотреть себе какое-нибудь чтиво. Подойдя к книжному киоску, я стал изучать содержимое витрины, вполуха слушая криминальные новости, доносившиеся из стоявшего в зале ожидания телевизора. Бойкий ведущий заканчивал рассказ о каком-то крупном дорожно-транспортном происшествии. Следующий репортаж заставил меня беспокойно перевести глаза на экран.
— Раскрыто убийство известного актера Геннадия Карпычева, — с жаром застрекотала в объектив телекамеры молодая рыжеволосая репортерша. — Убийца установлен. Это страшное преступление совершил некий Евгений Чернышев, уроженец города Балашова Саратовской области. Вглядитесь внимательно в это лицо (на экране появилась моя фотография). Если вам известно что-нибудь о местонахождении этого человека, просим вас немедленно позвонить по телефону "02"…
У меня внутри словно что-то оборвалось. Я буквально окаменел. Кулек с пирожками едва не выпал из моих рук. Меня обвиняют в убийстве Карпычева?! Что за бред?
Я стал нервно озираться по сторонам. Мне казалось, что на меня устремлены десятки осуждающих глаз. Но это чувство оказалось обманчивым. Проходившие мимо люди не обращали на меня абсолютно никакого внимания. Все торопились по своим делам. Никому даже в голову не приходило, что в считанных метрах от них стоит разыскиваемый "преступник".
Первым моим порывом было броситься в милицию, и объяснить, что это какая-то ошибка, и что я никого не убивал.
"А как же Радик? Он же в вагоне совсем один!".
Я посмотрел на часы. До отправления поезда оставалось пять минут.
"Милиция подождет", — решил я и ринулся к тоннелю.
Мне удалось запрыгнуть в вагон в самый последний момент. Сразу после этого состав тронулся.
— Ну, что же Вы так? — укоризненно покачала головой проводница. — Еще бы чуть-чуть, и опоздали.
"Как хорошо, что в поездах нет телевизоров, — подумал я. — Представляю, какое было бы у нее лицо, увидь она меня сейчас на телеэкране".
Я сделал рукой извинительный жест и прошел в купе.
Радик со скучающим видом сидел у окна. Положив кулек с пирожками на стол, я, тяжело дыша, плюхнулся на полку.
Мальчик с опаской посмотрел на меня.
— Дядь Жень, что с тобой? — спросил он. — На тебе лица нет.
— Пришлось бежать за поездом, — нашелся я.
— А-а-а! То-то я смотрю, ты весь какой-то взмыленный.
Мой спутник принялся с аппетитом поглощать свежую выпечку.
"Сейчас отдышусь, соберусь с мыслями, и все ему расскажу, — сказал себе я. — Он все равно об этом узнает. Так пусть лучше узнает от меня, чем от кого-то другого. А на ближайшей крупной станции пойду в милицию, и докажу им, что я ни в чем не виноват. Пусть видят, что я ни от кого не скрываюсь. Должно же это на них подействовать".
Когда мальчик насытился, и стал салфеткой вытирать руки, я собрался с духом и проговорил:
— Радик, у меня есть к тебе очень серьезный разговор. Я попал в одну скверную и нелепую историю. Выслушай, пожалуйста, все то, что я тебе сейчас скажу. Только выслушай, не перебивая.
Мой спутник насторожился. Я опустил глаза и, тщательно подбирая слова, поведал ему о том, что слышал на вокзале по телевизору.
— Но я этого не делал, — подчеркнул я. — Ни твоего отца, ни твою бабушку я не убивал. Даю тебе честное слово. Я не знаю, на каком основании против меня выдвинули такое обвинение. Но я в этом обязательно разберусь, и докажу, что это ошибка. Через три часа будет еще одна крупная станция. Я намерен пойти в милицию, и все там объяснить. Тебе не нужно меня бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого.
Я поднял глаза и опешил. Я ожидал, что после моего рассказа в глазах мальчика будет светиться страх. Шутка ли, находиться рядом с дядькой, которого обвиняют в убийстве твоих ближайших родственников! Но во взгляде моего спутника страха не было и в помине. Его глаза светились особым, характерным блеском, который возникает тогда, когда человека что-то осеняет, когда он внезапно о чем-то догадывается.
В ту минуту его реакция меня озадачила. Ее объяснение я получил потом, много позже.
— Не ходи в милицию, — предостерег меня Радик.
— Почему? — спросил я.
— Тебе никто не поверит. Тебя просто закроют, и все.
— Откуда ты знаешь?
— Дядь Жень, им нужен "козел отпущения". Им нужен тот, на кого можно все списать, и тем самым отчитаться о раскрытии преступления. Им все равно, кого посадить. А ты для них подходящая кандидатура.
— Почему я подходящая кандидатура?
— Хотя бы потому, что за тебя никто не вступится.
— Но, постой, — нервно усмехнулся я. — Что значит, не вступится? Не могут же они обвинить человека в убийстве просто так. Для этого нужны какие-то улики, основания.
— Основания можно подстроить, а улики подбросить.
— И что же ты мне предлагаешь?
— Никуда не ходить, и доехать со мной до конца.
— Ну, здрасьте! — всплеснул руками я. — А тебе не приходит в голову, что меня в любой момент могут арестовать?
— Если ты не будешь высовываться, тебя никто не арестует.
— Хорошо, допустим, мы доехали до Сочи. Дальше что?
— Сделаем одно дело, а затем вместе пойдем в милицию.
— Вместе? Ты то здесь при чем?
— Без меня тебе не оправдаться.
— Ха! — удивленно воскликнул я. — Это почему же?
— А потому, что про эти убийства я знаю гораздо больше, чем ты.
Мои брови подпрыгнули вверх.
— Может, тебе известно, кто именно их совершил?
— Известно, — тихо произнес мой спутник, не отводя глаз.
Я пристально посмотрел на него.
— И кто же?
— Я расскажу тебе об этом потом.
Во мне вспыхнуло негодование.
— Опять потом! Ты понимаешь, в каком я сейчас положении? Меня на всю страну объявили убийцей! Это слышали все мои друзья, родственники, знакомые!…
— Чего ты орешь? — прошипел Радик.
Я спохватился. Повышать голос с моей стороны было, действительно, неразумно.
— А ты не хочешь выложить информацию, которая вернула бы мне доброе имя! — уже тише добавил я.
— Я сделаю это после того, как мы приедем в Сочи, — упрямо повторил мальчик.
В моих жилах закипела кровь. Я воинственно наклонился вперед, упер руки в боки, и сделал страшные глаза.
— Вот что, дружок, — жестко отчеканил я. — Выбирай одно из двух. Или мы на ближайшей станции идем в милицию, где ты рассказываешь все, что знаешь, после чего мы продолжаем наше путешествие, или ты дальше едешь один. Что тебе больше нравится, первое или второе?
— Второе, — дерзко заявил Радик.
— Как знаешь!
Я в сердцах выскочил из купе, но тут же влетел в него обратно, сообразив, что в моем положении лучше никому не показываться.
Я опустился на полку и в отчаянии закатил глаза.
Воцарилась тягостная тишина.
Мой спутник сидел с виноватым видом. Очевидно, он понял, что со своей категоричностью немного переборщил. Он немного помялся, а затем произнес:
— Дядь Жень, если мы пойдем в милицию сейчас, мы им ничего не докажем.
— А что изменится потом, когда мы приедем в Сочи? — вздохнув, спросил я.
— Кое-что изменится, — заверил меня Радик. — И сильно изменится. Дядь Жень, ты давал мне честное слово, что ты ни в чем не виноват?
— Ну, давал.
— Так вот, я тоже даю тебе честное слово. Я обещаю, что помогу тебе доказать твою невиновность. Но сделать это я смогу только после того, как мы провернем одно важное дело. Оно для этого необходимо. Поверь, я тебя не обманываю.
Я молчал, уперев взгляд в пол.
— Я все делаю так, как мне велит папа, — после некоторой паузы тихо добавил мальчик. — Дядь Жень, не думай, что я сошел с ума. Я не отрицаю, что мой отец умер. Но мертвые могут возвращаться. Мой папа здесь. Он рядом с нами. Ты просто его не видишь. Он просил тебе передать, чтобы ты ничего не боялся. В трудный момент он нам поможет.
По моей спине пробежал мороз.
— Дядь Жень, а почему ты ничего не ешь? — резко переменив тему, спросил меня Радик.
Я молча отмахнулся. Какая тут может быть еда, когда судьба преподносит такие виражи.
— Давай я принесу тебе из ресторана чего-нибудь горяченького, — предложил мой спутник, и, не дожидаясь ответа, тут же умчался.
Я задумчиво посмотрел ему вслед. Что делать? Довериться ребенку, или действовать согласно собственной логике? Уж не знаю, что у него там за тайна. Но я чувствую, что она у него действительно есть. Так же, как есть и причина, по которой он пока не может мне ее раскрыть.
"Мертвые могут возвращаться. Мой папа здесь. Ты просто его не видишь".
Я поводил глазами по сторонам. В купе, кроме меня, никого не было. Но мне вдруг начало казаться, что рядом присутствует кто-то еще. Я словно ощущал чье-то дыхание. Меня пробрал холод. В моей памяти зазвучали слова таинственного старика, встреченного мною в Голосовом овраге: "Призрак — это энергетическая субстанция, которая остается после умершего человека… Этих призраков вокруг нас — тьма тьмущая. Мы их просто не видим. Наши глаза не приспособлены к их частоте…".
— Геннадий Матвеевич, Вы здесь? — шепотом позвал я.
Ответом мне стала резко распахнувшаяся дверь. В купе влетел Радик. Он был бледен, как мел.
— Быстро собирай вещи, и тикаем, — выдохнул он.
— Что случилось?
— Менты!
Услышав это, я сперва обрадовался. Сейчас я им все объясню. Но затем моя храбрость дала трещину. Где гарантия, что на меня сразу же не наденут наручники? Когда я представил, как меня выводят из поезда на глазах у всего честного народа, и это показывают по телевизору, мне стало не по себе. Бедная моя мать! Ее сердце не выдержит такого позора.
Я, как ужаленный, вскочил с места, и вытащил стоявшую под полкой сумку.
— Где они?
— За два вагона, — ответил мальчик. — Ходят и проверяют у всех документы.
— Значит так, — прошептал я. — Из купе выходим спокойно, никуда не торопясь. Иначе мы привлечем к себе внимание.
Радик послушно кивнул головой и состроил беззаботную гримасу.
К счастью, разыгрывать непринужденность оказалось не перед кем. Все пассажиры находились в своих купе, и в проходе никого не было. Мы направились к тамбуру. Поравнявшись с расписанием, я задержал на нем свой взгляд.
— Черт возьми! Ближайшая станция только через полтора часа.
— Причем здесь станция? — прошипел мой спутник. — Выходим сейчас же!
— Как? На ходу?
— Да, на ходу!
— Ты что, с ума сошел?
— Дядь Жень, ты в тюрьму хочешь?
— Нет, — ответил я.
— Тогда делай, что я говорю.
— Может, дернем "стоп-кран"?
— Ни в коем случае! — отрезал Радик. — Они же нас догонят.
Я открыл дверь вагона. В лицо ударил сильный ветер. Мимо с огромной скоростью проносились деревья, а железнодорожная насыпь не производила впечатление пуховой перины. Меня обуял трепет.
— Прыгай как можно дальше вперед! — крикнул сзади мой спутник. — В полете постарайся сгруппироваться!
Но я продолжал нерешительно топтаться на месте. В спину последовал толчок.
— Ну, что же ты?
Я молчал.
— Скорее! — истошно завопил мальчик. — Они уже входят в вагон!
Я вышвырнул сумку, сжал зубы, зажмурил глаза, и изо всех сил оттолкнулся от края "площадки"…
Глава четвертая
В зубах противно скрипел песок. Ступни пронзала резкая боль. Спина ныла. Голова гудела.
Я плашмя лежал на земле, и пытался прийти в себя. Вокруг все кружилось. Мне казалось, что я пребываю в невесомости.
В носу защекотало. Я скосил глаза. На самом его кончике копошился муравей. Я попробовал сдуть наглую букашку, но она ни в какую не желала гасить свое любопытство.