В носу защекотало. Я скосил глаза. На самом его кончике копошился муравей. Я попробовал сдуть наглую букашку, но она ни в какую не желала гасить свое любопытство.
Вдруг меня накрыла чья-то тень.
— Дядь Жень? — раздалось в моих ушах.
Я повернул голову. Надо мной обеспокоенно склонился Радик. Он был цел и невредим.
Я сделал усилие и присел. Смахнув с носа надоедливое насекомое, и очистив рот от набившейся в него земли, я хрипло осведомился:
— У тебя, что, пружины вместо ног?
— Нет, — улыбнулся мой спутник.
— Ты где так здорово научился прыгать? Ни ссадины, ни царапины.
— На съемках.
— Ах, да, — вспомнил я.
В фильме, где снимался Радик, действительно, был эпизод, где его герой прыгает с поезда.
— А ты как? — поинтересовался мальчик.
— Нормально, — ответил я, шевеля руками и ногами. — Вроде, цел.
— Тебе не больно?
— Нет, приятно, — огрызнулся я.
— Дядь Жень, а классно ты спрыгнул! — восхищенно воскликнул мой спутник. — Прямо, как настоящий каскадер.
— Я польщен, — проворчал я. — Еще один такой трюк, и от меня останется суповой набор.
Я сделал несколько разминочных поворотов и приседаний, приводя в порядок свой "двигательный механизм". Радик с интересом наблюдал за мной.
— Чего улыбаешься? — бросил ему я. — Что дальше делать будем?
— Как что? Продвигаться к Сочи.
— Каким образом? Я в розыске. Меня в любой момент могут опознать.
Мальчик хитро сощурил глаза.
— Дядь Жень, чего ты боишься? Ты смотрел когда-нибудь шпионские детективы?
— Смотрел. А что?
— Помнишь, что делают шпионы, когда им на хвост садится контрразведка?
— Драпают, — пробурчал я. — Только я не Джеймс Бонд, и бегать со скорость ракеты не умею.
— Они маскируются, — выразительно поднял указательный палец мой спутник. — И их никто не узнаёт.
— Ты предлагаешь мне наклеить бороду? — усмехнулся я.
— Я предлагаю полностью сменить "прикид".
— И где ты видишь здесь костюмерную?
Радик молча указал пальцем куда-то в сторону. Вдалеке, возвышаясь над макушками деревьев, проглядывал церковный купол…
Это была небольшая, ветхая, невзрачная церковка, возле которой витал сладковатый аромат растущих рядом с ней гвоздик. Она стояла на холме близ небольшой деревушки, и словно являлась ее символом.
Церковь была пуста. Каждый наш шаг, каждое сказанное нами слово отдавались гулким переливчатым эхом.
Смотрителя искать не пришлось. Он появился почти сразу же после того, как мы вошли. Небольшая дверца, находившаяся у алтаря, распахнулась, и нашему взору предстал облаченный в рясу седовласый старец. Он был невысокого роста, худощав, чуть сгорблен, и имел большую покладистую бороду, под которой блестел огромный крест.
— Мир Вам и Вашей обители, — поприветствовали его мы.
— Мир Вам и Вашему дому, — чуть склонив голову, ответствовал он.
Святой отец внимательно вгляделся в наши лица. Меня пробрал холодок. А вдруг он меня узнает? Но в его глазах ничего не вспыхнуло. Я облегченно перевел дух.
— Никогда не видел вас в числе своих прихожан. Вы, наверное, не местные?
Мы утвердительно кивнули.
— Зашли из праздного любопытства, али с определенной целью?
— Больше первое, чем второе, — смущенно проговорил я. — Надеюсь, Вас это не обидит?
— Нет, что вы! — отозвался старик. — В святой обители рады любому гостю. Одно появление в ней — уже какое-то очищение души. Вы, наверное, столичные?
— Столичные, — подтвердил я и взглянул на Радика; мы перемигнулись. — Вот, решил показать сыну глубинку. Самые, так сказать, истоки русской культуры. А то живет всю жизнь в Москве, а истинной России так ни разу и не видал. Столичная жизнь, сами знаете, какая.
— Ведаю, ведаю, — вздохнул священник. — Всё погрязло во грехах. А ведь все ценности, как материальные, так и духовные, всегда брали свое начало в провинции. А столица их только поглощала.
Я с подчеркнутым вниманием оглядел стены, и изумленно поцокал языком.
— Что же у вас все так запущено? Ремонт бы здесь не помешал.
— Не помешал, — согласился святой отец. — Купол прохудился, стены пообтрескались, оконные рамы подразвалились. Только средств у нас нету. Я здесь уже двадцать лет служу, и за все это время — ни одной реставрации.
— Почему же так? Церковь, вроде, старинная. Памятник культуры.
— Старинная, — согласился священник. — Ей уже от роду лет сто. Но вот до памятника культуры, увы, не дотягивает. С ней ведь ничего особенного не связано. Королевских особ здесь не крестили. Исторических личностей не венчали. Андрей Рублев наши стены не расписывал. Поэтому мы самые обычные, каких хватает. Епархия нам много не выделяет. Спасибо, что хоть вообще что-то дает.
— А прихожане?
— А что прихожане? Старики да старухи. Что с них взять? В нашей деревне народ бедный. Заехал, правда, пару лет назад к нам один богатей. Немного подсобил: двери новые поставил. И с тех пор все. На остальное не тянем.
Мы с Радиком снова переглянулись.
— Несправедливо, несправедливо — покачал головой я.
— А много ль вы в нашей жизни видели справедливости? — изрек святой отец. — Откуда ей взяться, если народ в основной своей массе в бога не верует?
— Пап, давай им поможем! — улучив момент, воскликнул мой "сын".
Старик поначалу его порыв воспринял без энтузиазма. Но когда он увидел, что в руках Радика зашуршали несколько купюр весьма крупного достоинства, его глаза оживленно заблестели.
— Вы желаете внести на пожертвование такую сумму? — недоверчиво спросил он.
— Желаем, — ответил мальчик.
— Если Вы, конечно, не возражаете, — деликатно добавил я.
Мой спутник протянул священнику деньги.
— Нет, нет, нет, — замахал руками тот. — Что ты, деточка! Разве так жертвуют? Так только дают милостыню. А пожертвование, пожалуйста, вот сюда. Дай бог тебе здоровье.
Он взял Радика за руку и подвел его к небольшому ящичку с прорезью, стоявшему у самого входа, на котором от руки было краской написано: "Для пожертвований".
— Извините, — буркнул мальчик, — я не хотел Вас обидеть.
— Ничего, ничего.
— А можно у Вас купить на память какие-нибудь сувениры? — спросил я.
— Иконы не продаем, — решительно отрезал святой отец.
— Почему обязательно иконы? — возразил я. — Я про них и не спрашиваю. Иконам место в церкви. Можно у Вас купить, например, рясу?
— Рясу? — удивленно переспросил старик. — Зачем она вам?
— Лучшей памяти о святой обители не придумать, — нашелся я.
Священник пожал плечами.
— Есть у меня рясы. От дьяков прежних остались. Сейчас без дела валяются. Даже детская где-то была. Ее послушник носил. Но только они старые. Если хотите, я могу вам их подарить.
— Будем очень признательны, батюшка, — благодарственно воскликнули мы.
— А вместе с рясами давайте я подарю вам по молитвеннику, чтобы вы знали, какими словами обращаться к Владыке нашему, когда появится в том нужда, а также по крестику. Это настоящие крестики, освященные и заговоренные. Пусть они станут вашими оберегами, и от всякой нечисти защитят.
"Обереги нам и впрямь сейчас не помешают", — подумал я…
— И все-таки, ты, по-моему, пожертвовал ему слишком щедро, — недовольно указал я Радику, когда мы отошли от церкви на порядочное расстояние. — Вполне хватило бы и половины.
— Да, ладно. Хорошему человеку не жалко, — отозвался он.
Мы укрылись в небольшой рощице, в окружении раскидистых берез, которые плотно загораживали собой вид деревенской окраины, и принялись примерять подаренное нам одеяние.
К нашей великой радости, рясы пришлись нам впору. Они оказались вполне пригодными для ношения.
Поглядев на своего спутника, я прыснул.
— Ты чего? — заулыбался мальчик.
— Классно выглядишь! — заметил я. — Прямо, вылитый послушник.
— А ты — вылитый поп, — парировал Радик. — Правда, есть одно "но".
— Что за "но"?
— Дядь Жень, тебе, наверное, будет лучше опять надеть охранные брюки и ботинки. Джинсы и кроссовки под рясой смотрятся как-то нелепо.
— Я об этом уже подумал, — кивнул я. — Сейчас переоденусь.
— Что ж ты не купил у деда его бороду? — пошутил мой спутник. — В ней бы ты смотрелся гораздо достовернее.
— Пока доберемся до Сочи — вырастет, — сострил я.
Запихнув гражданскую одежду в дорожные сумки, мы, чтобы не попадаться никому на глаза, обогнули деревню по картофельному полю, и продолжили свой путь по пыльной песчаной дороге, тянувшейся вдоль железнодорожного полотна, высматривая впереди платформу, где можно было бы сесть на электричку…
Глава пятая
Электричка довезла нас до Ростова. Того самого, который на Дону.
Глава пятая
Электричка довезла нас до Ростова. Того самого, который на Дону.
Мы зашли в вагон, уселись на самое крайнее сидение, опустили головы, и сделали вид, что всецело поглощены содержанием молитвенников.
Поначалу все было спокойно. На нас никто не обращал внимания. Очевидно, священнослужители были здесь не в диковинку. Но затем мы "прокололись".
На самом подъезде к Ростову в вагон зашли две контролерши. Их пара смотрелась очень колоритно. Одна была румяная и толстая, другая — бледная и худая.
Радик дисциплинированно полез в карман. То ли у него не оказалось мелких денег, то ли он попросту поленился их искать, но когда он протянул пышнотелой толстушке крупную купюру, та оторопела.
— Валь, глянь сюда! — звонко окликнула она свою напарницу, шуровавшую в другом конце вагона. — Первый раз вижу попов, оплачивающих проезд! Смотри, какие у них деньги!
Все пассажиры, как по команде, обернулись и дружно воззрились на нас.
— Удачно милостыню собрали, — съязвил кто-то.
Худая контролерша мрачно предостерегла:
— Смотри, чтобы не оказалась фальшивая.
Толстушка внимательно рассмотрела купюру на свет.
— Вроде, настоящая, — изрекла она.
Радик, поняв, что он сделал что-то не так, испуганно втянул голову в плечи. Я тоже дал маху. Мне бы промолчать. Но я, ведомый страхом разоблачения, пустился в ненужные оправдания.
— Не кощунствуй, сестра, — нравоучительно проговорил я первое, что пришло мне в голову. — Не путай истинных слуг Господа с самозванцами. Истинные слуги Господа несут все тяготы земного бытия наравне с остальным людом, и не требуют для себя каких-либо привилегий. В том числе и бесплатного проезда на железнодорожном транспорте.
— Валь, ты слышала? — снова крикнула напарнице толстушка. — Он говорит, что настоящие попы "зайцами" никогда не ездят!
— Значит, мы никогда не видели настоящих попов, — отозвалась та.
— Спасибо, что просветили, батюшка, — поблагодарила меня толстая контролерша. — Теперь я этим самозванцам поблажек не дам.
Воинственная решимость, с которой она обозначила свое намерение, не оставляла сомнений, что это будет действительно так.
Я вздохнул. Предания анафеме со стороны многочисленного отряда странствующих духовников мне не миновать.
Толстушка отсчитала сдачу, на которую у нее ушла практически вся имевшаяся выручка, вручила ее Радику и отошла. Обилетив соседних пассажиров, она вдруг повернулась и пристально вгляделась в мое лицо.
— Где-то я Вас уже видела, — задумчиво произнесла она. — Но никак не вспомню где.
Струхнув не на шутку, я растерянно улыбнулся и осенил ее крестным знамением.
Где именно видела меня контролерша, я понял сразу же, как только мы зашли на Ростовский вокзал. У его входа висел огромный стенд "Их разыскивает милиция". В центре стенда красовалась моя физиономия: "Особо опасный преступник".
Я кивком головы указал Радику на свое изображение, после чего мы резко ускорили шаг.
Идти по улице, наполненной людьми, когда тебя объявили в розыск — самая настоящая пытка. Только и ждешь, что с минуты на минуту на твое плечо вдруг опустится чья-то тяжелая пятерня, а в ушах раздастся грозный окрик: "А ну-ка, дружок, пойдем со мной!".
Как я ни старался выглядеть невозмутимым, но натянутые, как струны, нервы все же давали о себе знать. А когда чего-то сильно боишься, оно зачастую к тебе и приходит. Согласно закону подлости.
На привокзальной площади мы буквально нос к носу столкнулись с двумя молоденькими, почти что совсем юными, патрульными. На их погонах значились сержантские нашивки. Я вздрогнул и нервно опустил голову. Видимо, это показалось им подозрительным. Сержанты вгляделись в мое лицо и последовали за нами.
— Хвост, — шепнул я Радику.
— Вижу, — сквозь зубы процедил он. — Нужно срочно сесть в какой-нибудь автобус.
Мы свернули к остановке. Из-за поворота как раз выруливал старенький "Икарус". Но патрульные оказались шустрее. Догнав нас, они решительно преградили нам путь.
— Ваши документы?
Я принял величественную позу и с подчеркнутой величавостью протянул:
— Чем озабочен ты, сын мой?
— Тамбовский волк тебе сын! — кукарекнул один из сержантов. — Предъявите документы!
— Как можешь ты так разговаривать со слугами Господа? — притворно возмутился я. — Грешно это, сын мой! Ох, как грешно!
Патрульные были неумолимы.
— Документы?
Второй сержант выразительно побряцал висевшими у него на ремне наручниками.
Должен признаться, что в тот момент моя душа ушла в пятки. Неужели всё? Неужели попался?
Но тут в игру вступил Радик.
— Дяденьки! Тетеньки! — слезно взмолился он, обращаясь к стоявшему в ожидании транспорта люду. — Чем могли согрешить перед вами два странствующих монаха? Мы служим Богу. Мы день и ночь молимся за всеобщее благоденствие. А эти выродки дьявола хотят ни за что, ни про что увлечь нас в свое адское логово.
Детская непосредственность моего спутника, ясный и безвинный взор его юных очей возымели воистину гипнотическое воздействие на сердобольных старушек. Они накинулись на "выродков дьявола" с той резвостью, какая бывает свойственна орлицам, защищающим своих птенцов.
— А ну, отстаньте от них!
— Что вы прицепились к монахам?
— Мы на вас коллективную жалобу напишем в министерство!
— Вы бы лучше бандитов ловили!
— Какие им бандиты! Бандиты им враз по шее накостыляют! Они могут только с монахами воевать!
К счастью, сержанты были очень молоды. А молодости свойственны прямота и максимализм. Вместо того, чтобы спокойно объяснить свои действия, патрульные встали в категоричную позу: мол, кто вы такие, чтобы нами тут командовать? Старушки взбунтовались не на шутку. Завязалась яростная перепалка. Градус противостояния рос все выше и выше. Милиционеры не выдержали натиска набросившейся на них толпы, и стали позорно отступать.
Чем завершилась эта спровоцированная Радиком битва, мы так и не узнали. Воспользовавшись воцарившейся суматохой, мы украдкой, под шумок, незаметно для всех, нырнули в подошедший ЛиАЗ, и были таковы.
Проехав остановки четыре, мы вышли и укрылись за расположенными невдалеке гаражами.
— Ну, братец, ты даешь! — восхищенно воскликнул я. — Я, конечно, видел тебя в кино. Но в том, насколько ты талантливый актер, убедился только сейчас.
— А-а-а, пустяки, — хвастливо отмахнулся Радик. — Это была не трудная роль.
— Однако, самое время определиться с новыми ролями, — констатировал я. — Появляться на людях в таком виде больше нельзя. Ориентировки на двух странствующих монахов нам, скорее всего, обеспечены.
— Что-нибудь придумаем, — заявил мой спутник и полез в свой рюкзак.
Заглянув внутрь, он побелел, как полотно.
— Что случилось? — встревожено спросил я.
Мальчик поднял глаза. Его испуг наложил столь сильную печать на выражение его лица, что у меня по спине забегали мурашки.
— Деньги, — прошептал он. — У меня украли деньги.
У самого дна рюкзака чернел ровный порез. Очевидно, он был сделан лезвием.
Мы тщательно пересмотрели все вещи, среди которых, помимо одежды, значились какие-то бумаги, походный нож, всякая мелочевка, и даже игрушечный пистолет, но единственное, что нам удалось обнаружить, была мятая завалявшаяся десятирублевка.
— Ты же, вроде, всегда носил деньги в кармане рубашки, — озабоченно пробормотал я.
— Они натерли мне кожу, и я переложил их в рюкзак, — слезливо откликнулся Радик.
— Где и когда ты это сделал?
— В электричке. После того, как мы купили билеты.
Я схватился за голову.
— У тебя что, мозги отсохли? Вытащить из кармана кучу денег, переложить их в рюкзак как раз в тот момент, когда на нас смотрел весь вагон!
По лицу Радика потекли слезы.
— Откуда я знал?! — жалобно протянул он.
— Откуда я знал?! — раздраженно передразнил его я. — Мальчик! Это же Ростов! Он всегда славился своими карманниками! Ты бы хоть тогда рюкзак на спину не вешал. Все яснее ясного. Когда мы вышли из электрички, за тобой кто-то пристроился, затем улучил момент, и преподал тебе хороший урок. Сколько, хоть, там было денег?
Радик назвал сумму.
— Но это только наличка, — добавил он. — Там лежала еще банковская карта. На ней было в два раза больше.
Я изумленно присвистнул:
— Нехилый у кого-то улов!
Мальчик затрясся от всхлипываний. Я откинулся к гаражной стенке, и в отчаянии воздел глаза к небу. Не слишком ли много неприятностей для одного дня? Чем прогневил я госпожу Фортуну, что она в одночасье повернулась ко мне спиной, и свалила на меня целую кучу бед?
— Дядь Жень, а у тебя деньги есть? — шморгая носом, осведомился мой спутник.