На другой стороне дороги валялась опрокинутая "Нива". Причина столкновения была ясна. Очевидно, ехавший нам навстречу водитель зазевался на повороте и не заметил, как занял встречную полосу. Ба-бах! И движение двух автомобилей трагически прервалось.
Выбравшийся вслед за мной Радик тем временем подошел к капоту.
— Дядь Жень, — испуганно позвал меня он. — По-моему, он не живой.
— Кто? — рассеянно спросил я.
— Водитель.
Я сделал полукруг и подошел к нему. Голова хозяина "Опеля" безжизненно лежала на руле. Черный ручеек, бивший из его уха, не оставлял сомнений, что мы уже больше никогда не услышим его голос.
Мальчика затрясло. Я заботливо прижал его к себе и отвел в сторону.
— Как только мы целыми остались? — растерянно проговорил я. — Как будто нас специально кто-то уберег.
— Почему как будто? — тихо отозвался мой спутник. — Может, так оно и есть?
("Мой папа просил тебе передать, чтобы ты ничего не боялся. В трудный момент он нам поможет").
Окружавший нас мрак пронзил свет фар. Я сделал шаг навстречу, намереваясь попросить о помощи. Но едва я поднял руку, как на ней тут же повис Радик.
— Дядь Жень, а если это Баруздин?
Я вздрогнул и отступил назад.
Мы быстро вытащили из "Опеля" свои сумки и бросились к придорожным деревьям. Едва мы скрылись за их листвой, как раздался скрип тормозов. Вглядевшись сквозь ветки, мы замерли.
У обочины стоял черный "Лэнд Крузер". В темноте обозначились три знакомых силуэта.
— Да-а-а, — послышался озабоченный возглас Баруздина.
— Этих, вроде, нет, — констатировал грубый бас, в котором я опознал Долгих.
— Жаль! — с сожалением проговорил Баруздин. — Были бы они здесь, все бы значительно упростилось. Свернули бы шеи, и точка. И никаких проблем. Чертова бабка! Не могла хотя бы марку запомнить! Белая, и все тут.
— Да она, кроме своих семечек, больше ни в чем не соображает! Для нее что "Запорожец", что "Мерседес" — все едино, — просипел Филиппов. — Может, "гаишников" вызвать?
— Поехали, — скомандовал мой шеф. — Пусть другие вызывают.
Стукнули дверцы, взревел мотор, и джип скрылся из виду…
Глава девятая
— Ап-чхи!
Я приподнялся на локте, и принялся свободной рукой ожесточенно сбрасывать с себя полчище резвившихся на мне букашек. Почему они с таким завидным постоянством лезут в мой нос? Чем он их так привлекает?
Солнце стояло высоко над горизонтом. Приятный легкий ветерок ласково обдувал древесную листву. На теневых участках травы блестели остатки росы. Нестройный хор местных канареек исполнял какую-то восторженную оду.
"Уже одиннадцать! — мысленно воскликнул я, посмотрев на часы. — Вот это мы проспали!".
Несмотря на столь позднее время, я не решился будить сопевшего рядом Радика. Пусть отдохнет. Бедняга вконец измаялся. Это было заметно еще вчера.
После того, как Баруздиновский "Лэнд Крузер" отъехал, мы, невзирая на темноту, решили пройти вперед, намереваясь обойти пост ГИБДД. Ночью нас там вряд ли кто заметит. Но дойти до него нам так и не удалось. Устав спотыкаться о валявшиеся на земле и плохо различимые во мраке ветки до коряги, мой спутник свалился с ног и жалобно захныкал:
— Дядь Жень, я больше не могу!
— Что ж, заночуем прямо здесь, — решил я, и бросил свою сумку у старой березы…
Очистив одежду от назойливых насекомых, я снова лег на траву, подложил руки под голову, и закрыл глаза.
Мои мысли сосредоточились на Баруздине. С чего он вдруг решил подключиться к моим поискам? Что им движет? И почему ему так желательна наша с Радиком смерть?
В моих ушах снова зазвучал его вчерашний разговор с напарниками:
"…Были бы они здесь, всё бы значительно упростилось. Свернули бы шеи, и точка. И никаких проблем…".
Что именно упростилось? Каких именно проблем?…
Мои размышления прервал пронесшийся мимо нас пронзительный вой сирены.
Радик зашевелился и открыл глаза.
— Уже утро? — широко зевая, спросил он.
— Уже день, — ответил я и показал на часы.
— Ни фига себе! — изумился мой спутник.
Я поднялся на ноги, потянулся, и принялся делать легкие разминочные упражнения. Мой спутник последовал моему примеру.
Надо сказать, что сон на открытом воздухе существенно зарядил нас энергией. В нас явно прибавилось бодрости. И если бы не нытье желудков (шутка ли, целые сутки без пищи!), можно было бы сказать, что мы чувствовали себя великолепно.
Закончив "гимнастику", мы вышли к обочине.
— Их еще до сих пор не убрали? — удивленно воскликнул Радик.
Искореженные остовы "Опеля" и "Нивы" по-прежнему валялись на трассе, препятствуя движению. Рядом с ними суетились сотрудники ДПС.
— Оперативные ребята, — съязвил мой спутник.
— Может, их только недавно вызвали, — пожал плечами я.
Заметив, что приехавшие на "скорой" санитары начинают вытаскивать тела погибших водителей, мы, не желая стать свидетелями столь ужасного зрелища, вернулись к месту ночлега.
— Ну что, пошли? — предложил я, вскидывая сумку на плечо.
— Пошли, — согласно кивнул мальчик.
Мы зашагали вперед.
— Сейчас поесть бы, — мечтательно проговорил Радик.
— Попадется какое-нибудь кафе или магазин — обязательно зайдем, — пообещал я.
Мой спутник о чем-то задумался.
— Дядь Жень, — встрепенувшись, обратился ко мне он. — А "скорую помощь" менты останавливают?
— Вроде, нет. А что? — отозвался я.
— Есть одна идея…
Когда "Газель" с красным крестом на капоте показалась на горизонте, я скомандовал:
— На старт!
Мой спутник, как подкошенный, рухнул на землю, и изобразил глубокий обморок. Я же взлохматил волосы, придал своему лицу выражение безумного отчаяния, выбежал на трассу и стал усиленно размахивать руками, указывая на неподвижно лежавшего у обочины мальчика.
"Скорая" остановилась. Из окошка высунулась дама в белом.
— Что случилось?
Я подскочил к ней и сбивчиво затараторил:
— Сыну плохо! Отравился грибами! Упал без сознания!
— В машину! — скомандовала врач.
Я суетливо подбежал к Радику и подхватил его на руки.
— Вроде, получилось, — сквозь зубы, прошептал он.
— Тихо! — цыкнул на него я…
Это были наши новые роли. Это был наш новый спектакль.
Идея Радика, конечно, пахла авантюризмом. Но в нашем положении любой "креатив" представлялся оправданным.
А что, собственно, плохого в авантюризме? Сколько великих научных открытий было сделано благодаря именно ему! Сколько великих людей стали великими благодаря именно этой черте своего характера. Сколько блистательных военных побед знает история, основной причиной которых явилась кажущаяся на первый взгляд безрассудной тактика полководцев. Так что, как ни крути, а авантюризм — это, в какой-то степени, даже своеобразный двигатель прогресса.
Поначалу я, правда, отнесся к предложению своего спутника со скепсисом:
— У меня не получится правдоподобно сыграть убитого горем отца.
— Получится, — заверил меня Радик. — Вспомни, что тебя хотят посадить в тюрьму, и у тебя сразу все получится.
— Но почему ты так уверен, что они возьмут нас с собой? — продолжал сомневаться я.
— Дядь Жень, посуди сам. Какая "скорая" посмеет проехать мимо тяжелобольного человека? Тем более, ребенка. Это же подсудное дело. Ну же, решайся. Они вот-вот поедут назад. Плюсы очевидны. Во-первых, мы снова проедем бесплатно, а во-вторых — не будем бояться, что нас остановят менты.
— Жутковато как-то ехать рядом с трупами, — поежился я.
— Жутковато сидеть в тюрьме, — заметил мальчик.
— А потом? — спросил я. — Что мы будем делать потом, когда нас привезут в больницу?
— А мы до больницы не доедем…
Санитар, невысокий, худой паренек лет восемнадцати (очевидно, "альтернативщик"), заботливо помог мне уложить ребенка на стоявшие внутри носилки.
— Вы только не пугайтесь, но у нас тут "жмурики", — предупредил меня он, кивая на лежавшие на полу два больших черных брезентовых мешка.
— Мне сейчас не до "жмуриков"! — отмахнулся я, стараясь не смотреть вниз. — У меня сын при смерти!
— Ничего он не при смерти, — возразила дама в белом, пощупав Радику пульс (машина, тем временем, под вой сирены понеслась вперед). — Не паникуйте. Расскажите все по порядку.
— Мы с сыном пошли вчера в поход, — принялся на ходу сочинять я. — Набрали грибов, пожарили их на костре, съели, переночевали. А сегодня утром он стал жаловаться на тошноту. Затем его начало сильно рвать. А после он потерял сознание.
— Сколько же можно говорить, — сокрушенно всплеснула руками эскулапша, — будьте осторожны с грибами. Не уверены — не срывайте. Ведь каждый съедобный гриб имеет своего ядовитого двойника. Вас предупреждают об этом из года в год, и все без толку.
— Я неплохо разбираюсь в грибах, — самолюбиво заявил я.
— А это что? — глаза дамы саркастически кивнули на моего "бесчувственного" спутника.
Мне ничего не оставалось, как изобразить смущение, и стыдливо потупить взор.
Радик тем временем продолжал демонстрировать высокое искусство притворства. Его тело было совершенно неподвижно. Его лицо выражало расслабленность и безмятежность. И если бы в нем не просматривалось ровное, спокойное дыхание, его вполне можно было бы отнести к компании тех, кого везли в черных мешках.
За окном промелькнул пост ГИБДД. У меня вырвался вздох облегчения.
— А сколько до города? — осведомился я.
— Километров семьдесят, — отозвался шофер.
Врачиха продолжала читать мне нотацию.
— … Люди умирают по собственной глупости. Видите, вон, тех двоих? Ехали навстречу друг другу, и не смогли разъехаться на ровном месте. Никто не хотел уступить. Дебилы! Теперь будут выяснять кто из них круче на кладбище…
"Много ты знаешь", — мысленно возразил я, и с болью подумал о погибшем владельце "Опеля".
Закончив лекцию о грибах, дама в белом снова обратила свой взор на "пострадавшего".
— Сейчас я сделаю Вашему мальчику укол. Это поможет ему вернуться в сознание. Затем мы поставим ему клизму и промоем желудок.
Открыв свой чемоданчик, она принялась искать нужную ампулу.
— Снимайте сыну штаны!
Услышав про укол, про клизму, и про штаны, Радик моментально "пришел в себя". Его глаза открылись. Он поводил ими по сторонам и жалобно простонал:
— Папа, где мы?
Докторша удивленно посмотрела на ребенка и воскликнула:
— Очнулся? Прекрасно! Укол отменяется. Но клизму мы тебе все равно сделаем.
На лице Радика промелькнул неподдельный ужас. Словно страшнее клизмы на свете больше ничего не существовало. Он картинно схватился за живот и скорчил страдальческую гримасу.
— Ой-ой-ой! Ой-ой-ой! Папа, меня опять тошнит! Мне срочно нужно выйти!
Дама в белом заботливо погладила "пациента" по голове.
— Потерпи, мое золотце. Ехать осталось совсем немного. Мы тебя обязательно вылечим.
Мой спутник еще крепче схватился за живот.
— У-у-у! У-у-у! Тетенька, остановитесь. Мне очень надо, понимаете?
— Вася, останови машину, — распорядилась врач. — Мальчику нужно.
Вася не успел даже заглушить мотор, как мой спутник уже скрылся в придорожном пролеске.
Мы ждали его довольно долго. Но Радик ни в какую не желал возвращаться.
Дама в белом сердито посмотрела на часы.
— Ну, что он там?
— Пойду, узнаю, — отозвался я.
Отойдя от машины, я услышал громкий шепот:
— Дядь Жень, я здесь.
Я обернулся. Мой спутник прятался за кустами.
— Ну, что же ты так рано "очнулся"? — укоризненно проговорил я. — Мы еще и двадцати километров не проехали.
— Дядь Жень, давай лучше пойдем пешком. Ну ее, эту дуру. У нее одна клизма на уме.
— Ради бесплатного проезда мог бы и потерпеть, — заметил я.
— Себе ее поставь, если хочешь, — рассердился Радик.
— Ну, ладно, ладно, — миролюбиво произнес я, и пошел обратно к "скорой".
— Мне придется попросить у вас извинения, — сказал я докторше. — Ребенку стало лучше. Так что, дальше мы, наверное, пойдем самостоятельно.
Эскулапша подскочила так, как будто ей снизу воткнули шило.
— Вы что? — выпучила глаза она. — Ни в коем случае! У ребенка рецессия! Кризис может наступить в любой момент! Ему требуется срочная госпитализация!
Оттолкнув меня в сторону, она выпрыгнула из машины и помчалась к кустам.
— Где ты, моя деточка? Иди сюда. Не бойся. Тебе нужно обязательно промыть желудок.
Радик выскочил из своего укрытия и стремглав бросился наутек. Дама в белом ринулась за ним.
— Куда же ты? Постой! Клизма — это совсем не больно.
Это была погоня, достойная комедий Чарли Чаплина. Водитель и санитар едва не задохнулись от хохота.
Пока они смеялись, я взял наши сумки, и скрылся за деревьями.
Докторша Радика так и не догнала…
Глава десятая
Послеполуденное солнце неподвижно висело в небе, обжигая воздух и землю таким нестерпимым зноем, словно задалось целью спалить все, что лежало под ним.
Вот он, юг! Из предосенней Москвы, с ее начавшей уже желтеть листвой и заметно похолодевшими ветрами, мы словно переместились на месяц назад, в самый разгар лета. От жары нам с Радиком даже пришлось снять рубашки, пока они совсем не промокли от пота.
Шли мы уже достаточно долго. И все из-за того, что нам почему-то вдруг изменил фарт. Нас упорно не хотела брать ни одна попутка. Сколько мы ни голосовали — никто не останавливался.
Впереди показался мост через железную дорогу. По обилию стоявших под ним грузовых вагонов мы поняли, что набрели на какую-то товарную станцию.
Решив немного передохнуть, мы спустились вниз и расположились у насыпи.
— Эй! — послышалось со стороны.
Окрик исходил от стоявшего неподалеку почтового вагона. Из его окошка выглядывала голова с рыжей всклокоченной шевелюрой.
— Ехать никуда не надо?
— Надо, — крикнул я в ответ. — А что?
— Можем подсобить.
Мы с Радиком переглянулись, поднялись на ноги, и подошли поближе.
Дверь вагона открылась. Навстречу нам спустился невысокий тучный мужчина, лет пятидесяти, с огромным животом и маленькими ушлыми глазками.
— Следуем через Ростов, Краснодар, Туапсе, Лазаревск, Сочи, Хосту до Адлера, — проговорил он.
Услышав в прозвучавшем перечне про Сочи, мой спутник радостно схватил меня за рукав. Я сдерживающе похлопал его по плечу.
— И каковы условия?
— Дешевле, чем в плацкарте, — ответил "железнодорожный почтальон". — Но, сами понимаете, без удобств.
Мы прошли вдоль состава, состоявшего за редким исключением сплошь из крытых вагонов, и остановились перед одним из них. Рыжий откинул затвор и сдвинул дверную створку.
— Вот, — кивнул он. — Будет идти порожняком до самого конца.
Я заглянул внутрь. Чистотой здесь, конечно, и не пахло. Но и назвать вагон шибко грязным тоже было нельзя. Пыль, бумажки, железки.
— Инструменты везли, — сообщил Рыжий. — В Самаре выгрузили.
— И сколько стоит проезд?
— А вам куда?
— До Сочи.
Рыжий назвал цену. Я скептически сморщил нос. Мы стали торговаться, пока, наконец, не сошлись.
— Только оплата пятьдесят на пятьдесят, — заметил я. — Задаток сейчас, а остальное — по прибытии.
— Ну, как же это? — развел руками Рыжий.
— А вот так, — парировал я. — Откуда мы знаем, правду ты нам говоришь, или обманываешь. Может, твой поезд идет вовсе не в Адлер, а, наоборот, в Мурманск. Или, вот ты говоришь, что вагон будет пустой, а на ближайшей станции его возьмут, да загрузят.
— Ну, ладно, ладно, — смирился наш "арендодатель". — Пусть будет так. Только окончательный расчет в Туапсе.
— Хорошо, — согласился я, и мы ударили по рукам.
— Отправляемся через два часа, — сообщил Рыжий. — Воды можно набрать вон там, где будка, в колонке.
— А здесь поблизости есть какой-нибудь магазин? — поинтересовался я.
— Есть. Возле станции. Минут пятнадцать ходьбы.
Рыжий пристально оглядел нас с головы до ног, и с ухмылкой осведомился:
— А чего это вы до Сочи пешком путешествуете?
— Ну, почему же пешком? — ответил я. — Автостопом. И дешевле, и интереснее.
— А-а-а, понятно, — протянул предприимчивый железнодорожник. — Ну-ну…
Путешествие в грузовом вагоне — это, конечно, нечто особенное. Чувствительная вибрация, многократно усиливающийся эхом пустого пространства стук удовольствия не доставляют. Но мы с Радиком не обращали на это никакого внимания. Здесь было одно "но", которое с лихвой перевешивало все обозначенные выше недостатки. Оно заключалось в том, что четыре вагонные стены, вкупе с полом и крышей, надежно отгородили нас от всего остального мира, ставшего в последнее время слишком враждебным. Мы были счастливы оттого, что получили возможность немного расслабиться, сбросить нервное напряжение, и обрести душевное спокойствие, пусть даже и на короткий срок.
Ночь прошла без приключений. Поезд то двигался, то стоял, то снова двигался, то снова стоял. Казалось, он больше простаивал, чем ехал. Но мы не роптали. Мы, в какой-то степени, даже были этому рады. Ведь во время остановок мы могли поспать. Погрузиться же в сон во время движения, при сопутствовавшей ему тряске, было нереально.
Я не знаю, о чем в тот момент думал Радик. Лично меня одолевали беспокойные воспоминания о пережитом.
Сколько времени прошло с моего приезда в Москву? Апрель, май, июнь, июль. Всего четыре месяца! А такое впечатление, что минула уже целая вечность. И все из-за уймы событий. Событий странных, непонятных, загадочных.