Шостак собирался жить вечно.
— Он что, сквозь землю провалился?! — Булгаков вытер влажный лоб.
После гонки опера напоминали призеров олимпийского марафонского забега. Уже через десять минут чистки территории, прилегающей к райотделу, Никитин понял, что Шостака им не найти. Все это лишь пустая трата времени. Через час, а точнее — через пятьдесят минут операция «Перехват» будет отменена, как того требуют инструкции, а «Кольцо» ликвидируется само собой. Саша еще некоторое время ходил по безлюдной площади, водя за собой, как утиный выводок, Саморукова, Старикова и Булгакова.
Потом он посмотрел на часы, махнул рукой и приказал:
— Игорь, съезди с Андреем в гостиницу, проверь все от и до. Сколько Ежов там жил, распорядок его дня. Может, старичок что-то оставил? Хотя, конечно, никаких следов ты не найдешь. Он наверняка даже пальцы свои со стульчака в сортире стер. Но главное, Игорь, — выясни, с кем он вступал в контакт. Этот тип не мог там жить больше недели и ни с кем за это время не заговорить. Расспроси горничных, администратора…
Оставшись наедине с Саморуковым, Никитин закурил и почувствовал, как дрожат пальцы. Только сейчас до него стал доходить смысл того, что произошло буквально четверть часа назад.
«В нас с тобой стреляли!» — кричало что-то диким голосом внутри его.
Это «что-то» было глубоко возмущено тем, что его хозяин как ни в чем не бывало стоит и курит, окидывает взглядом только что проснувшегося человека проезжающие машины. Ему надо бы кататься по земле, рвать на себе волосы, дико выкатывать глаза и вопить о том, что он сейчас мог умереть и больше никогда не увидеть это голубое небо, зеленые деревья, синюю речку и… что там еще-то? Да все! Но Никитин стоял и лишь иногда бросал косые взгляды в сторону Мишки, дымящего так же расслабленно.
Тот вообще был непробиваем такими пустяками, как стрельба по его персоне. Морда поцарапана? Она постоянно такая.
Щенок ее каждое утро ему рихтует, и что с того? Никитин посмотрел — мраморных крошек в ранках не осталось. Что еще нужно?
— Что ты обо всем этом думаешь? — Саша бросил сигарету под ногу и растер ее подошвой.
Дым еще некоторое время выходил из легких едва заметными струйками вместе с его дыханием.
— Я думаю, что тебя сейчас хотели убрать. Кто-то твердо и небезосновательно уверен в том, что ты многое можешь.
— Почему именно меня? Вы со Стариковым, если разобраться, чисто технически гадостей ему делаете гораздо больше, чем я.
— Шостак психиатр. Он прекрасно понимает простую истину: плести сеть гораздо труднее, чем забрасывать ее в море. Как видно, дела у него не так уж хороши, если он решился на стрельбу в полусотне метров от райотдела.
— Может, его Зотов параллельным курсом давит? Что-то давно наш парень из международной полиции не появлялся на сцене. Если информацию не просит, значит, своей хватает.
— Если честно… — Мишка изогнулся и отщелкнул в сторону окурок. — Саня, мне этот межпланетный мент вообще не нравится. Его тактика: «Гусь свинье не товарищ». Когда ему что-то нужно, он с радостью нами попользуется. А так мы ему даром не нужны. Пусть гуляет, пока я добрый.
Никитин дослушал Мишку до конца и улыбнулся в сторону. Саморуков практически всегда говорил умные вещи, но из-за досады на то, что многие люди не считали их очевидными, заводил сам себя и доводил ситуацию до той точки, когда на самом деле нужно было говорить: «Пусть гуляет». Это выглядело весьма убедительно и вполне логично. Цепь умозаключений, от первого слова до последнего, он выстраивал изумительно веско. Именно это всегда и смешило Никитина. Вроде мужику и морду-то бить не за что, а Саморукова послушаешь — хочется встать и первым приложиться.
— Единственное, за что я ему благодарен, так это за Серегу. Не окажись он там быстрее меня, неизвестно, чем бы все закончилось.
Услышав о Черникове, Никитин сохранил улыбку на лице. Чем, интересно, он сейчас занимается? Саша готов был поставить сто к одному, что тот втихаря покуривает в окно, прислушиваясь к шагам в коридоре, так же тайком почитывает журналы скабрезного содержания и подбивает какого-нибудь мужика в палате на поход за пивом. Никитин знал, что самому Черникову тащиться за благородным напитком будет лень. Он сошлется на катаклизмы в левом полушарии или что-нибудь в этом духе.
— Пойдем, Миша, по городу пройдемся, — предложил Александр. — Ориентировки на вокзалы и посты ГИБДД разосланы, так что остается только ждать. На вертолете Шостак вряд ли полетит из Заболоцка, на подводной лодке тоже отсюда не уйдет.
Выйдя на улицу, Никитин остановился и спросил:
— Если бы ты сейчас был на месте Шостака, что стал бы делать в первую очередь, а что — во вторую? Я спрашиваю не просто так. Уверен в том, что мы не успеваем. Нам нужно понять, что он постарается сделать сразу, чтобы вычленить это и выбросить. Мы должны поспеть к его действиям второго плана. Так что?
Саморуков тяжело вздохнул и посмотрел куда-то на кроны деревьев.
— Смотри, Саша, август еще не наступил, а некоторые деревья уже желтеют.
Никитин развернулся и зашагал по дороге.
— Вот и я про то же. Ни хрена мы с тобой не бабушки Марпл. Ничего мы не знаем и предполагать не можем. Пока нас опять не обстреляют.
— Где он может вещи свои оставить сразу после того, как сбежал из гостиницы? — вдруг пробормотал Мишка, идущий позади. — В камере хранения, где же еще. Доктор сейчас на вокзал направится, заберет шмотки с диском и постарается свалить из города. Это же очевидно. Я знаю, из-за чего деревья желтеют, Саня! Я понял! От жары, черт побери! Овердоза ультрафиолета. На вокзал поедем? Эй, шеф!..
Я знаю, из-за чего деревья желтеют.
Около оперов, повизгивая тормозами, остановилась желтая «Волга» с шашечками на бортах.
Шостак уже минут сорок брел по зловонному низкому коридору, пытаясь в каждом закутке рассмотреть желанную полоску солнечного света. Он шел и с удивлением отмечал, что слабеет с каждым шагом. Сначала доктор счел это следствием скопления в канализации сероводорода. При длительном вдыхании ничтожных доз этого газа может в конце концов наступить отравление организма. Поэтому его шаг стал шире, а движения — быстрее. Нужно было выбираться из гиблого места, иначе могло произойти нечто странное — человек с многомиллионным состоянием скончается в зловонной жиже дерьма. Подумав о том, что в дополнение к этому его даже не найдут по причине того, что тело пойдет на корм крысам, бывший главврач заволновался.
Витольд Романович едва провел рукой по спутавшимся, взлохмаченным волосам, потом, шатаясь, вытянул вперед руку и наткнулся на что-то металлическое.
Это была лестница. Путь наверх.
Он собрался духом и стал по ней подниматься. В его мозг сейчас долбил только один вопрос: хватит ли у него сил поднять чугунную крышку?
— Я смогу, — заверил он сам себя. — Я выберусь.
Морик переговорил по мобильному телефону с Моисеем, сунул аппарат в карман и направился к выходу из гостиничного ресторана. Привыкший к безопасности, он бодро прошагал через зеркальное фойе, ногой распахнул входную дверь, стал вприпрыжку спускаться по лестнице, вынул из кармана ключи от черного «БМВ», припаркованного у самого входа, и нажал на кнопку брелока.
Тут случилось то, что вовсе не должно было произойти после отключения сигнализации. Морика сзади подхватили сильные руки, оторвали от земли и легко внесли в белый микроавтобус, стоящий неподалеку от «БМВ». Морик дико вращал глазами, пытаясь понять причину такого нахального нарушения закона гравитации. Он, само собой разумеется, ничего не слышал про этот закон ни в школе, ни тем более сейчас, и его поражало другое. Впервые в жизни ноги Морика оторвались от земли после нажатия на кнопку. Он рухнул на заднее сиденье автомобиля и стал водить взглядом по лицам людей, находящихся там.
— Успокойся, — властно приказал ему сухонький старичок, сидящий впереди. — Не суетись, внучок.
Морик послушно успокоился и тут же вспомнил, что он все-таки уважаемый человек, а не хрен собачий.
— Что здесь творится?! За такой испуг кое-кто может и саечку получить!..
Саечка прилетела быстрее, чем он предполагал. Кулак одного из верзил, сидящих по обеим сторонам от старичка, молнией пролетел в полумраке салона микроавтобуса. Огромная золотая печатка сверкнула так быстро, что всем присутствующим, особенно Морику, показалась сплошной яркой полосой. Эта полоска светилась в открытых глазах бедолаги до конца всего разговора и потом еще целый день. Ночью Морик тоже не мог спать. Закроет единственный не заплывший глаз, а там полоса, блистающая тяжелым желтым светом.
Но это будет потом, а сейчас Морик тонко подвывал, держась обеими ладонями за правую сторону лица, и выслушивал нотации проклятого старикашки:
Но это будет потом, а сейчас Морик тонко подвывал, держась обеими ладонями за правую сторону лица, и выслушивал нотации проклятого старикашки:
— Кто ж так с дедушкой разговаривает, внучок? Разве можно? Я ж лет на сто старше тебя буду! Ты приглашен как уважаемый человек, который может заработать хорошие деньги, а сам на беззащитного старичка окрысился. Нельзя так!
Морик перестал выть и уставился на старика единственным глазом. Второй успел заплыть так, что не осталось даже щелки. Левосторонний циклоп в реальности.
— Под кем ходишь, внучок? Кто папка у тебя?
В голове Морика сотня чертей играла джаз, но слова «заработать хорошие деньги» он всосал так же стремительно, как сухая губка — влагу.
— Под Моисеем.
Старичок обернулся назад.
— Николенька, кто у нас такой Моисей?
— Из местных, — ответил тот, что был за рулем. — Полгорода крышует. По поняткам правит верно, в беспредел не ударяется. В общак вносит исправно.
— Это хорошо, — заочно похвалил Моисея старичок. — Значит, и люди у него добрые. Внучок, ты домой как прибудешь — пописай на тряпочку и к глазу приложи. Верное средство. А сейчас скажи, милок, денежку заработать хочется?
Морик молчал. Изо рта у него чуть не вырвалась очередная мерзость, но он вовремя спохватился и сейчас с ужасом думал, что могло бы случиться, если бы это все-таки произошло.
— По глазу вижу, что хочешь, — неправильно прочитал мысли Морика старик. — А инвалидом в молодые годы трудно жить. Обычно-то как бывает? Коли в жизнь босяцкую ударился, тут одно из двух — либо богатый, либо инвалид.
Морик понял, что ему сейчас дадут денег или же изуродуют, а заплывший глаз — это пока что задаток.
— А чего делать-то? — осторожно спросил он, понимая, что ему сейчас придется кого-то продать или указать старику верную дорогу, что, впрочем, одно и то же.
Но выбор Морик уже сделал. Ему хотелось выйти из микроавтобуса если не с деньгами, то хотя бы просто живым.
— Добрый разговор, — поддержал его дед. — А вопрос такой же простой, как взгляд Вашингтона на долларе. Где сейчас можно найти товарища по фамилии Шостак? Если такого не знаешь, то скажи про Заградского. Они тут проездом, господа эти. Внучок, только говори быстрее, иначе тебе лет двадцать еще придется мочиться на тряпочку.
— Это седой такой, высокий? Волосы назад зачесаны, крепкого телосложения?
— Ты что, милок, потерпевший, что ли? Какого хрена ты мне его описываешь? Я тебя спрашиваю, где найти Шостака или Заградского!
— Он еще Ежовым зовется, в гостинице живет. «ТТ» у меня зачем-то купил. Я его с Моисеем познакомил, а тот Ежова мента нашего в управе вывел. Этот дядя деньги большие за информацию платит, похоже, боится чего или готовится к чему.
Старичок снова обернулся.
— Ребята, проверьте гостиницу. От чердака до подвала. Если его здесь нет, я хочу знать, где он. А тебе, внучок, вот что скажу. Возьми-ка телефон, по которому ты только что в ресторане калякал, и вызвони мне Моисея. А пока вот тебе тысяча долларов. Расписочку мне напиши. Люблю такие бумажки. Потом человечек чуть что на дыбы встает. Мол, братва, да я с этим старым делов никаких не имел! А я тут же — раз! — расписочка. Сколько шальных мальчишек на этом погорело!..
Морик понял, что его застругали, как Буратино.
— А если не напишу?..
— Глазик-то проходит, нет? Как придешь домой, обязательно на тряпочку помочись.
Морик нацарапал на листке бумаги слово «росписка», поднял глаз на старика и осведомился:
— А на кого писать-то?
— Степной я. Законник. Слыхал, внучок? Вот так… Степной. Через «е» пиши, мурзилка.
Выйдя из микроавтобуса и снова увидев солнце, Морик стал успокаиваться. Конечно, Степной — дядька серьезный, за него весь блатной мир словечко замолвить может, да и расписка у старика в кармане. Но где пересекутся пути законника и Морика, да еще так, что понадобится эта расписка?
Ох и гадская бумажка! Получается, что Морик взял с вора в законе деньги за то, что помог ему! Да за это на любом сходняке на колени поставят и презервативы на уши натянут! Потом никто тебя не послушает. Никому ты такой не нужен!
— Ну и падла, — пробормотал Морик, напряженно затягиваясь сигаретой в салоне своего «бумера». — И скольким же людям ты так уже жизнь испоганил, интересно?
Он сидел около получаса, выкуривал одну сигарету за другой, вспоминая добрым словом Степного, и думал о дальнейших перспективах. Ход его мыслей прервал стук ногтя по стеклу. Морик посмотрел в окно, и у него окончательно испортилось настроение. У машины стоял Булгаков, с ним еще какой-то фраер.
— Что за день сегодня такой?.. — вполголоса пробурчал Морик, выбираясь из-за руля.
— Что ты там за заклинания шепчешь, Мориков? — поинтересовался Булгаков, усаживаясь на капот автомобиля.
— Оружия, наркотиков, взрывчатых веществ нет, ничего не знаю, — отчеканил Морик и захлопнул дверцу.
— Как правильно произносится твоя фамилия — «Мориков» или «Чмориков»? Я вот сколько с тобой ни общаюсь, а никак запомнить не могу.
— Мориков, — сжав зубы, произнес уважаемый человек. — Савелий Антонович.
— А скажите мне, Савелий Антонович, когда в последний раз вы видели гражданина Заградского? И, если, конечно, не секрет, при каких обстоятельствах?
«Они сговорились сегодня, что ли?»
— Вчера видел. Если вы про того Заградского, который постоянно пристает ко мне с просьбой продать ему пистолет. Как будто я бандит какой-то.
— Конечно, Савелий Антонович, вы не бандит. Вы только учитесь. Будьте любезны, обопритесь на этот капот руками и раскорячьте ноги как можно шире. Я вас немножко потрогаю.
— Вы петтингом случайно не болеете, Андрей Васильевич? — спросил Морик, поворачиваясь спиной к операм и расставляя ноги.
Заодно он косился на вход в гостиницу. Ему было бы неприятно, если бы сейчас кто-нибудь из знакомых заметил его в этой позиции.
— Петтингом, Савелий Антонович, не болеют. Им занимаются. Тем более что я вас трогаю исключительно из меркантильных соображений. С информацией сейчас туго. Народ потерял веру в полицию. А вдруг я сейчас в ваших карманах найду что-нибудь не совсем законное? Тогда, чтобы не привлекать вас в очередной, по-моему, уже в четвертый раз, к уголовной ответственности, я вступлю с вами в торг и за информацию предоставлю вам свободу. Мы, подонки, всегда так делаем. — Булгаков разговаривал с Мориком как с недоношенным ребенком, вычищая его карманы. — Ой, а что это, Савелий Антонович?
На капот «БМВ» упала пачка пятидесятидолларовых купюр, перетянутая резинкой.
— Это мои доллары, — сделал заявление Морик. — Год копил. В кино не ходил, мороженого не ел, на обедах экономил.
— А покупал-то где? — осведомился Стариков, разворачивая купюры веером.
— В обменных пунктах города, — убедительно произнес Морик, продолжая опираться на капот. — С паспортом, конечно. Справки, к сожалению, потерял.
— Что у вас за суки в обменниках работают, Андрей? — возмутился Стариков. — Они в течение года продавали едва не умершему от голода гражданину Морикову доллары с одинаковыми серийными номерами!
— Что?! — Морик крутанулся ужом и воткнулся носом в руки Старикова.
— Какая неприятность, — пробормотал Булгаков. — Гражданин Мориков задержан сотрудниками полиции с фальшивыми денежными знаками другого государства. Я знал, Мориков, что ты рано или поздно опять сядешь, но почему-то думал, что это произойдет либо за вымогательство, либо за торговлю оружием. Мне и в голову прийти не могло, что ты вспотеешь на такой хренотени, как фальшивые баксы. Какая глупость!..
— Клянусь, я не знал, Василич! Гадом буду последним! Кинули меня волки ужасные! Я не при делах! Ты же знаешь, я липой сроду не занимался! Вот суки!..
— Еще какие, — подтвердил Стариков. — Кстати, кто?
— Да я не про вас! — отмахнулся Морик. — Есть тут шкуры…
— Игорь, не в службу, а в дружбу, — попросил Булгаков. — Зацепи двоих понятых.
— Не надо понятых! — взмолился Мориков. — Это же срок, Василич!
— А ты что хочешь, чтобы мы тебя с липовыми долларами дальше гулять отправили или забрали их себе?! Сейчас оформим как положено, а там, Савелий Антонович, будет видно — начинать шить тебе дело или в сейфе материал закрыть до поры.
Когда с официальным изъятием было покончено и понятые отпущены, Стариков, глядя в одинокий, тускло блистающий глаз Морика, спросил:
— Чем здесь интересовался Ежов?
— На Моисея через меня вышел.
— Кто такой Моисей?
— Кто такой Моисей? — спросил Булгакова Игорь.
— Положенец местный. Тихий отморозок. Вот таких, как этот, пригрел. Их руками жар загребает.
— О чем он просил Моисея?
Морик думал. Соврать с ходу уже не получилось, а раз так, то вообще не стоит. Хуже будет. А Булгаков источник информации ни при каких обстоятельствах не сдаст — Мориков знал это.