— Послушай, — сказал он. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь стряслось. Тебе нельзя сейчас садиться за руль. Убьешься ведь.
Она кивнула.
— Давай я отвезу тебя домой. Не буду я к тебе заходить. Оставлю машину у дома и уйду.
— А как ты вернешься сюда? К своей машине?
— Прогуляюсь. Или такси возьму.
— Нет, так не пойдет.
— Тогда давай тебя домой на такси отправлю.
— Не надо. — Она ухватилась за его руку, впившись в нее ногтями. — Там темно. Я не хочу туда. — На ее щеках блеснули слезы. — Как страшно жить одной. Я вынуждена выйти замуж за Боба Посина — разве ты не понимаешь? Не могу я одна жить. Просыпаться одной по утрам, одной ложиться спать, есть в одиночестве — не могу.
Опершись коленом о сиденье, он обнял ее и притянул к себе. Целуя ее, он сказал:
— Тогда поехали ко мне.
Какое-то мгновение — длиной с одно дыхание — казалось, что она согласилась. Но все же, не отстраняясь от него, сказала:
— Не могу.
— И что же делать?
— Я… не знаю, — уныло сказала она.
Слезы падали ему на лицо, щекотали нос.
— Не надо было разрешать тебе оставаться у меня на ночь. Я не могу так больше, мне нужен кто-нибудь.
— Кто-нибудь! — разозлился он.
— Ну, ты. О боже. Ладно, вези меня к себе, ляжем в постель и покончим с этим. Поторопись, — отпрянув, она сделала усилие, чтобы освободить место для него. — Поехали. Отвези меня. Я устала, сдаюсь.
Он вздохнул.
— А знаешь что, — вспомнил он. — У меня есть двое друзей. Молоденькая пара.
Она повернула голову и посмотрела на него. Он физически чувствовал силу этого взгляда, устремленного на него в темноте.
— Вчера вечером они пригласили меня на ужин. Может, зайдем к ним, посидим немного? Ты и протрезвеешь. Давай? Они хорошие ребята. Бывали у нас на радиостанции. Ты их, наверное, видела как-нибудь.
Пэт ничего не сказала. Но он понял, что внутри ее происходит мучительная борьба.
— Она беременна, — сказал он. — Ей семнадцать лет. Парню восемнадцать. Живут в старенькой квартирке в Филлморе. У них совсем нет друзей, с родней поссорились. Денег у них тоже нет, они будут рады, если к ним кто-нибудь заглянет.
После долгой паузы Пэт спросила:
— Какие они? — И, трезвея, добавила: — Она красивая?
— Очень, — ответил он.
Все это время он так и опирался коленом о сиденье и теперь поднялся. Все тело у него затекло, онемело.
— Очень милая, умненькая, — сказал он.
— Не похоже, что сильно умненькая. Могла бы и предохраняться, — Она помолчала. — А ты как с ними познакомился?
— Они пришли на радиостанцию. Я позвал их пообедать вместе.
— Как… как их зовут?
— Рейчел и Арт.
Пэт отодвинулась к самой двери. Он поднял ее пальто и сумочку и положил ей на колени.
— Как мне станет получше, сразу уйдем, — сказала она.
— Хорошо.
С чувством облегчения он сел за руль и запустил двигатель.
— Я ту машину не помяла? Никогда еще ни в кого не въезжала.
— Жить будет, — успокоил он ее.
Он дал задний ход на ее «Додже» и выехал со стоянки.
9
Субботней ночью неоновые вывески баров и магазинов на Филлмор-стрит беспорядочно сверкали цветными огнями. В сегодняшнюю мозаику их сложили многолетние труды деловых людей. Пятна от жевательной резинки образовали темные круги на асфальте у входа в кинотеатр и кегельбан, у освещенной двери кафе.
В этот поздний час мимо магазинов двигался поток людей — белых, негров, мексиканцев. Некоторые отделялись от общей массы у входа в ресторан или магазин. В основном это были парни — в черных кожаных куртках и джинсах, по большей части худые, как щепки. Они стояли, засунув большой палец в задний карман, и, вертясь, не пропускали ничего из того, что происходило в потоке, как будто там их ждал какой-то сюрприз. Они поднимали головы при звуках выхлопов, слушали, приоткрыв рот, им нужно было уловить все сигналы. Потом они снова рассматривали отдельных людей, оценивали их. Никому было не укрыться от этих наблюдателей, и о каждом у них было свое мнение.
В середине квартала Джим нашел дом с забором и железной калиткой, отступавший от тротуара.
— Это здесь, — кивнул он.
— Может, они спят, — сказала Пэт.
Ему удалось припарковаться у дома. Вдвоем они пошли по тротуару, он открыл калитку, и за ней их окружила тьма, внезапно стихли уличные звуки. Вперед вела бетонная дорожка, но ее не было видно. Он взял Пэт за руку, чуть сжал ее холодные пальцы.
Справа от крыльца в окне подвального этажа виднелась полоска света.
— Еще не легли, — сказал он.
— В такой поздний час…
Пэт споткнулась, и в сторону откатился какой-то металлический предмет — блеснув, жестяная банка исчезла в сорняке.
Оставив Пэт, он спустился по ступенькам. Уличные огни подчеркивали ее стройность и миниатюрность. Укутавшись в пальто, она ходила кругами с поднятой головой, отчетливо цокая каблуками по бетону. Он постучал.
Дверь открылась, и наружу хлынул свет. Рейчел узнала Джима.
— Ой, здравствуйте. — Она отступила, держа дверь открытой. — А мы в карты играли.
— Я хотел вас попросить об одолжении. Я не один, моя спутница неважно себя чувствует. Мы тут надумали зайти к вам ненадолго. Вы, наверное, уже спать ложитесь?
— Нет еще, — похоже, она проявила понимание. — Входите.
Он вернулся за Пэт, провел ее вниз по ступенькам, и они вошли в квартиру.
— Это нам вдруг в голову пришло. Если что, гоните нас сию же минуту в шею.
По массивному дубовому столу были разбросаны карты и фишки для покера. Что-то показалось ему странным в этой комнате, и он тут же понял, что: на стенах — ни картин, ни фотографий.
— Патриция Грей, — представил он Пэт.
Он не стал уточнять их отношений. Он не помнил, что именно рассказывал им.
— Кажется, я встречал вас н-н-на радиостанции, — выдавил Арт.
Он уже протянул было руку, но вдруг спохватился и сунул ее в карман.
— Хотите кофе или поесть? — предложила Рейчел.
Стоя радом с Пэт, она слегка поклонилась, словно в стародавнем реверансе. На ней было ситцевое платье — яркое, летнее, без бретелек, обнажавшее плечи. Кожа у нее была белее, чем у Пэт, волосы гораздо светлее и намного короче подстрижены. Может быть, она была миниатюрнее, но из-за большого живота трудно было сравнивать.
Джим помог Пэт снять пальто.
— Тепло у вас, — сказала она. — Хорошо.
— Правда, хорошо, — подтвердил он.
— Какие у нее чудесные глазищи, — сказала Пэт и повернулась к Рейчел. — Мне снова хочется взяться за кисть.
В первый год после их женитьбы она несколько раз мыла кисти, набросала пару эскизов, но ни одну работу не довела до конца. Набор красок то ли лежал в кладовке, то ли уже угодил на помойку. Она давно отказалась от планов достичь чего-либо в искусстве.
Арт прижал к себе Рейчел.
— Она ребенка ждет.
— Да ты что — вот эта прелестная девчушка? — воскликнула Пэт. — Она меня наповал сразила, — сказала она Джиму.
— Ты, оказывается, не только пьянчужка, но еще и к женщинам неравнодушна, — пошутил он.
— Нет, правда. Я хотела бы когда-нибудь написать ее портрет. Эти глаза… — тут она отошла в сторону.
Он, последовав за ней, спросил:
— Что тебе поможет? Кофе?
— Да, — согласилась она.
Джим пошел с Рейчел на кухню.
Рейчел поставила на плиту кофейник и стала доставать чашки и блюдца.
— Ей сейчас очень тяжело, — сказал он.
— Она вся на нервах, да? — заметила Рейчел. — Она, кажется, нравится мне.
— Вы так добры, что приняли нас, — сказал он. — Я вам благодарен. А то нам некуда было приткнуться.
— Долго вы были женаты?
— Три года, — ответил он.
— Мне хотелось с ней познакомиться. Я рада, что вы пришли. Я знаю, что она много для вас значит.
— Это действительно так, — сказал он.
— Догадываюсь почему, — сказала Рейчел.
Она, по-видимому, робела и старалась вести себя так, чтобы не допустить какого-нибудь промаха. Она принесла чашки в гостиную и стала освобождать место на столе.
— Во что вы играли? — спросил он.
— В «двадцать одно». — Она собрала карты в колоду и положила их в футляр. — Мы даже как-то в Рино[40] ездили… Ночевали там. Играли за разными столами.
— Она в покер здорово играет, — сказал Арт. — Серьезно к этому относится — один раз Ф-ф-ферд Хайнке у нее даже по очкам схлопотал за то, что дурачился.
Парень волновался и избегал смотреть на Джима и Пэт. Он нервно перебирал в руках фишки для покера, как бы не обращаясь ни к кому конкретно.
Он несколько раз видел Пэт на радиостанции «КОИФ». Она казалась ему красавицей — как женщины из рекламы модной одежды. И вот такая женщина пришла к нему в гости — как тут не разволноваться! Рейчел лишь раз в жизни пришлось надеть туфли на высоких каблуках — в день их свадьбы. Он то и дело поглядывал на Пэт; ее темные волосы, яркие губы не давали ему покоя. Косметика, подумал он. Сколько же ей, интересно, лет? Она сидела у стола, а он не мог оторвать взгляда от ее длинных, точеных ног. А может, она и впрямь модель? Она была так хорошо одета, так красива, что он вышел в другую комнату и попробовал прикинуть, как бы ему себя облагородить. Выбрал одну из своих спортивных курток и свободные брюки.
Арт вернулся в гостиную, и Рейчел предложила ему чашку кофе. Джим Брискин стоял у стола с чашкой и блюдцем в руках, едва не касаясь головой потолка — в этой тесноте он казался особенно высоким. Он был, как обычно, в свободном пиджаке, без галстука. «Как можно дружить с Пэт и одеваться так просто?» — не мог понять Арт. Сам он только и думал сейчас о том, как бы приодеться.
Он взял чашку с кофе и принялся расхаживать по комнате. Он совсем рядом с такой женщиной — и в то же время далек от нее, как никогда. У него не было ни малейшего представления о том, что он мог бы сказать ей. Даже рот открыть было страшно. Ему стало обидно оттого, что он онемел — вряд ли Пэт когда-нибудь еще придет к ним, и он навсегда лишится такой возможности. Волнуясь, он спросил у нее:
— Ас к-к-какого года вы на радиостанции?
— Не помню, — ответила она и обратилась к Джиму: — Когда я пришла?
Нагнувшись, она расстегнула туфли на высоких каблуках и сбросила их с себя. Увидев, что Арт смотрит на нее, она улыбнулась.
— Ну и как вам на радио работать? — спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Неспокойно там, — ответила Пэт.
— Не прочь с месяцок отдохнуть? — сказал Джим.
— Конечно, не прочь, — сказала она и в чулках подошла к радиоприемнику. — Можно я погромче сделаю?
Играла танцевальная музыка. Пэт увеличила громкость.
— Только не очень громко, — попросил Джим.
— А вот так очень громко? — Стоя у приемника, она закрыла глаза.
«Какой у нее усталый вид», — подумал Арт. Но чем же ей можно помочь? Так ни до чего и не додумавшись, он направился к ней.
— Садись лучше, пей кофе, — сказал Джим.
— Кофе отличный, — сказала она. — А выпить есть что-нибудь? Что-то кофе не идет.
— Выпить тебе не идет.
— Пойдет. — Она открыла глаза. — Немножко, чего-нибудь.
— У нас пиво есть в леднике, — сказал Арт. Она не обратила на него внимания, и он пошел на кухню. — Я принесу.
Не отрывая взгляда от Джима, Пэт сказала:
— Потанцуем?
— Ты не в состоянии.
— Значит, не хочешь со мной танцевать.
— Давай-ка садись. — Джим протянул ей руку. — Хочешь, ко мне на колени?
— Нет.
Когда Арт направился на кухню, она непроизвольно задвигалась взад-вперед, подняв руки вверх и снова закрыв глаза. У него защемило сердце, когда он увидел, как эта усталая красивая женщина в одних чулках вот так, одна, раскачивается у радиоприемника. Ему было знакомо это чувство — беспредметное томление. На самом деле ей не танцевать хотелось, ей необходимо было двигаться, не сидеть на месте. Она не могла заставить себя опуститься на стул.
Взяв квартовую бутылку пива, он налил стакан и принес в гостиную.
— Вот, — сказал он.
Пэт отпрянула.
— Что это? — удивилась она. — Ах. Спасибо. Нет, пива не хочу.
Ниточка, связавшая было его с ней, порвалась, Пэт перестала его замечать. Она плавно ускользнула, невпопад напевая — изливая боль в нестройных звуках.
— Но у нас нет ничего другого, — сказал Арт.
Она развернулась и оказалась с ним лицом к лицу. У нее раскрылись глаза, и она внимательно посмотрела на него, как будто пробуждаясь.
— Потанцуешь со мной? — спросила она. — Арт? Так тебя зовут?
Одна ее рука легла ему на плечо, другая застыла в воздухе в ожидании, что он подхватит ее. Он еще не успел ни на что решиться, а она уже скользнула в его объятия — и вот он, поставив стакан с пивом, танцует с ней. Тело у нее было теплое, он чувствовал под пальцами ее позвонки. Лицо ее влажно блестело у самых его глаз. На пушке над губами мерцали капельки испарины. Это лисье личико было восхитительно, оно совсем незнакомо, и все же вот — оно у самых его губ. Но тут она со вздохом повернула голову и опустила взгляд. Ее черные волосы упали вперед, пряди коснулись его щеки. Ее рука тяжело лежала на его плече.
— В-в-вы хорошо танцуете, — сказал он.
Она вдруг высвободилась.
— У вас правда нет ничего, кроме пива? Это он велел так сказать?
— У тебя паранойя начинается, — заметил Джим. — Да сядь же, пока не упала.
Она одарила его тяжелым многозначительным взглядом и направилась на кухню. Арт пошел за ней.
На кухне она открыла ледник и, опустившись на колени, принялась перебирать бутылки с молоком.
— Как видите, — сказал он. — У нас обычно ничего другого…
— Я тебе верю, — сказала она, распрямляясь радом с ним. — Ты понимаешь, что я пьяна? Мне так… — Она покачала головой. — Но уже не в трубе. Это уже что-то. Может быть, у меня романтическое настроение. Вид у меня ничего?
Она подняла руки и поправила волосы.
— Вы п-п-прекрасно выглядите, — сказал он.
— Она специально забеременела? Знаешь, тебе очень повезло, что у тебя жена такая куколка. Вы еще в школе подружились?
— Да, — сказал он. — Учились в-в-вместе.
— Боже мой, тебе всего восемнадцать. А ей сколько, шестнадцать? Когда мне было шестнадцать лет, я все еще думала, что детей приносят доктора из больницы, а женщина увеличивается в размере, чтобы ребенок вместился. Как кенгуру. Нынче детки быстрей взрослеют. А не сходить ли тебе за бутылкой? — Она достала из кармана юбки и сунула ему в руку сложенные долларовые бумажки. — Я видела там на улице винный магазин. Возьми виски — ржаного или бурбона. Скотч не бери — хватит с меня.
Сгорая от стыда, он сказал:
— М-м-мне спиртное не продадут. Это пиво нам ребята принесли, понимаете? То есть я могу, конечно, в бакалейный магазин сходить, есть туг рядом б-б-бакалейные. В баре-то мне обычно наливают. Но в винных магазинах, там строго — н-н-не продадут спиртного, если тебе двадцати одного нет.
Он сжался, готовый провалиться сквозь землю. Какой позор.
Но ей это показалось забавным.
— Ах ты, бедняжка.
Она потянулась к нему и обвила руками его шею. Ее губы, прижавшись, скользнули по его щеке, оставив мокрый, вязкий след. Невероятно. Она его поцеловала. Дыша ему в глаза и нос, она сказала:
— Я схожу с тобой. Хорошо?
Выйдя с ней из кухни, он сказал Рейчел и Джиму:
— Мы прогуляемся до угла. Мы н-н-ненадолго.
— Куда? — спросил Джим, обращаясь не к нему, а к Пэт.
— Не твое дело, — ответила Пэт.
Остановившись, она поцеловала и его. Вид у нее теперь был веселый.
— Туфли надень, — сказал Джим.
Опершись рукой о стену, она согнула ногу, приподняла ступню и нацепила туфлю на высоком каблуке. Проделав то же самое с другой туфлей, она сказала:
— Обрати внимание, я за все плачу.
— Надеюсь, что так, — ответил Джим. — И завтра утром пару раз придется заплатить. Кто будет отпаивать тебя томатным соком?
— Пошли, — сказала Пэт Арту. — Где мое пальто?
Он нашел ее пальто. Наверное, нужно как-то помочь ей одеться. Рейчел и Джим смотрели на него. Просто приподнять и подержать, пока она не засунет руки в рукава? Она положила конец его колебаниям, взяв у него пальто, и открыла дверь на улицу.
— До свидания, — сказала она. — Мы недолго.
Арт бросил жене:
— Скоро вернемся.
— Возьми картофельных чипсов и этих штучек с сыром, — попросила Рейчел.
— Хорошо, — пообещал он и закрыл дверь за собой и Пэт. — Осторожно, — сказал он ей.
Они сразу же оказались в кромешной тьме. Ему хотелось взять ее за руку, но он боялся. Он не понимал, что происходит — не мог поверить, и поэтому просто поднимался радом с ней по ступенькам к бетонной дорожке.
— Ну и т-т-темень, — произнес он. — Странно, я видел вас на радиостанции, но ни разу даже не заговорил с вами. Мы туда тыщу раз с ребятами ходили. Часам к четырем. «Клуб 17» мы постоянно слушали. К Джиму Брискину подходили поговорить. Он ведь сейчас не работает? А что у него, отпуск?
Женщина, шедшая рядом с ним, не промолвила ни слова. У калитки она остановилась, чтобы он отворил. Раздался скрежет, Пэт вышла первой. Ночной ветер развевал ее длинные распущенные волосы. Он подумал, что никогда в жизни не дотрагивался до таких. Шла она куда медленнее, чем ходила Рейчел, но она ведь сама сказала, что много выпила. Выйдя на тротуар, она укуталась в пальто и, казалось, забыла о присутствии Арта. Она глядела на вывески магазинов, на бары, на двери домов.
— Холодно, — сказал он. — Для июля. Это из-за тумана.
В воздухе висело плотное марево. Уличные фонари были обрамлены расплывчатыми желтыми кольцами. Шум автомобилей стих, приглушенно, словно издалека, звучали шаги прохожих. Силуэты прохожих были едва различимы.
— Ты хочешь ребенка? — спросила Пэт.
— Хочу, конечно.
— Малыш привяжет вас друг к другу. Без детей вы не семья, вы просто пара. Тебе небось все в один голос твердят, что не надо ребенка. Вот бы у нас были дети. Может быть, мы бы тогда не разошлись.
— Вы были замужем?
— Да, за Джимом.
— Вот как, — удивился он.
— Сколько лет вы были знакомы до того, как поженились? Если бы я рассказала тебе, как познакомилась с Джимом, ты бы не поверил. Мы поехали на север по побережью, назюзюкались и легли спать вместе, вот и все. Мы провели там, на Русской реке, неделю — шесть дней — пили, спали… Гуляли босиком по Гернвилю. Купались. Ты был там когда-нибудь?