Итак, ему около пятидесяти. Он сколотил состояние нечистоплотными методами, потому что жесток. Ей всего двадцать два, она очень красива, обаятельна, мила и работает в «пять-и-десять»[22]. Да, в «пять-и-десять». А он — владелец. Именно так — крупный магнат, у которого целая куча магазинов «пять-и-десять». Хорошо.
В один прекрасный день он приходит в тот самый магазин, видит девушку и влюбляется. Почему вдруг влюбляется? Скажем, он одинок. Ужасно, безмерно одинок. Во всем мире у него нет ни единого друга. Никто его не любит. Люди никогда не любят тех, кто самостоятельно добился успеха. Кроме того, он жесток. А когда ты работаешь больше любого другого, когда пашешь как вол, пока остальные прохлаждаются, и потому всех их обходишь, тебя называют нечистоплотным. Это тоже свойственно людям.
Ради одних только денег так тяжело не работают. Здесь что-то еще. Какая-то мощная движущая, побуждающая сила — созидательная энергия? Нет, это сам принцип созидания. Тот, от которого происходят все вещи в мире. И плотины, и небоскребы, и трансатлантические кабели. Все, что у нас есть. Оно от таких людей. Когда он начинал строить свою верфь... Да он же владелец магазинов «пять-и-десять» — нет, отменяется, к дьяволу «пятьи-десять»! Так вот, там, где он заложил верфь, сделавшую его богатым, до того ничего не было — лишь горстка хибарок да горы ракушек. Он выстроил город, выстроил гавань, дал работу сотням людей, которые, не будь его, так и копали бы моллюсков на берегу. А они его теперь ненавидят. Ему не горько — он давным-давно с этим свыкся. Он только не понимает. Ему теперь пятьдесят, и обстоятельства вынудили его отойти от дел. У него миллионы долларов — и нет в мире человека несчастнее. Потому что он хочет работать: не делать деньги — просто работать, драться, рисковать. Потому что его огромная энергия требует выхода.
И когда он встречает эту девушку... Какую девушку? Да девушку из «пять-и-десять»! К черту ее! Зачем она? О н давно женат, и вовсе не об этом речь. Он встречает бедного молодого человека, старающегося пробить себе дорогу. И завидует этому мальчишке, у которого главные битвы еще впереди. Но мальчишка — в этом суть — вовсе не рвется в бой. Это добрый, способный, симпатичный юноша, но он ни к чему по-настоящему не стремится. Он перепробовал несколько работ и все бросил, хотя его приглашали остаться. У него нет страсти, нет цели. Чего он желает более всего, так это безопасности. Ему неважно, что он делает, как, по чьему указанию. Он в жизни ничего не создал. Он ничего не дал и не даст миру. Но ему хочется обезопасить себя от мира. И его все любят. И он привлекает всеобщую симпатию. Вот такие два человека. Кто из них прав? Кто из них хорош? На чьей стороне правда? Что случится, когда жизнь поставит их лицом к лицу?
О, что за повесть! Разве ты не видишь? Это не просто про них двоих. Здесь больше, много больше. Вся трагедия современного мира. Наша величайшая проблема. Самая важная...
Боже мой!
Неужели ты рассчитываешь справиться? Думаешь, ты сумел бы это как-нибудь протащить — может быть, если бы был очень умным и хитро бы все замаскировал? Они решили бы, что это просто рассказ о старом человеке, ничего особенно серьезного. Я не против, если они не заметят. Надеюсь, не заметят. Пусть себе думают, что читают халтуру, только бы позволили написать. Мне ведь не надо это подчеркивать, мне много не требуется — лишь капля настоящего содержания, я могу ее скрыть, я могу за нее извиниться с помощью массы разных разностей о характерах людей, о кораблях, о женщинах, о бассейнах. Они не догадаются. Они позволят.
Нет, сказал он, не позволят. Не пытайся одурачить себя самого. Они разбираются в этом не хуже тебя. Ты знаешь рассказы своего типа, они — своего. Они, может быть, даже не умеют объяснить, что это или где это, но определяют безошибочно. Им всегда ясно, что свое, а что нет. Вдобавок это ведь предмет дискуссии. Левым не понравится. Восстановишь против себя массу людей. Зачем тебе затрагивать спорные вопросы, да еще в рассказе для популярного журнала?
Вернись к первому варианту, где он владелец магазинов «пятьи-десять»... Нет. Не могу. Я не могу растрачивать это попусту. Я должен использовать этот сюжет. Я буду по нему писать. Но не сейчас, позже. Когда закончу коммерческое произведение. Эта вещь станет первой, за которую я примусь после того, как у меня появятся деньги. Ради такого стоит подождать.
Начнем заново. С чего-нибудь другого. Ну, давай же, ведь дела не так уж плохи, правда? Видишь теперь — тебе вовсе не трудно было думать. Все пришло само собой. Просто начни по-другому.
Придумай интересную завязку, пусть там будет что-то прекрасное и удивительное, даже если не знаешь, к чему это и что будет дальше. Предположим, в первых строках будет рассказываться о молодой девушке, которая живет на крыше: верхний этаж здания — склад, и она там снимает комнатку. И вот она сидит у себя на крыше, одна-одинешенька, дивным летним вечером, как вдруг раздается выстрел, стекло в окне соседнего дома разбивается вдребезги, из окна выпрыгивает молодой человек и приземляется прямо на ее крыше.
Вот оно! Здесь ты, видимо, не промахнулся. Такой кошмар просто обязан получиться.
Ладно... Почему девушка живет на складе? Потому что там дешево. Нет, в Ассоциации молодых христианок было бы дешевле. Или снять комнату на двоих с подругой. Нормальная девушка так бы и поступила. Но не эта. Эта не умеет ладить с людьми. Не знает почему, но не умеет. И предпочитает одиночество. Она всю жизнь совсем одна. Работает в большой шумной бестолковой конторе, где всегда по горло дел, и любит свою крышу, потому что по ночам, когда она там одна, весь город принадлежит ей безраздельно. В эти часы она видит свой город не таким, какой он есть, а таким, каким он мог бы быть. Ей все время хочется, чтобы вещи были другими, не такими, как на самом деле, — в этом ее беда. Она смотрит на город, на пентхаусы, висящие в небе островками света, и думает о той удивительной, загадочной, захватывающей дух жизни, которая происходит внутри. Вовсе не о вечеринках с коктейлями, пьяных мужчинах в туалетах и содержанках с собачками.
Прямо на крышу выходит большое окно соседнего здания — шикарного отеля. В окно вставлено непрозрачное стекло, поскольку вид из него неприглядный, и девушке не видно, что творится с другой стороны. Она различает только силуэты людей против света. Только тени. И среди них — тень мужчины, высокого и стройного, который держит плечи так, будто отдает приказы всему миру, а движется так, будто ему легко и просто это делать. И девушка влюбляется в него. В его тень. Его самого она никогда не видела и не хочет. Ничего о нем не знает и не пытается узнать. Ей это все равно. Она влюблена не в настоящего человека, а в мысленный образ. Это любовь без будущего, без надежды, но надежда и не нужна. Любовь такая огромная, что ее одной вполне хватает для счастья. Невыразимая, нетребовательная, нереальная — и более реальная, чем все вокруг. И...
Генри Дорн сидел за столом и видел то, что человек может видеть, лишь не осознавая происходящее с ним. Видел свои мысли ярче, чем предметы вокруг себя, видел их, не стараясь их вызвать, не контролируя их форму, а как посторонний наблюдатель. Мысли приходили сами, яркие и удивительные. Дорн ничего не создавал, он просто плыл, не помогая и не сопротивляясь, в потоке минут с ощущением, что он вознагражден за все муки, прошедшие и будущие, — ощущением, которое продолжается, только пока его не осознаешь...
И вот тем вечером она сидит в одиночестве на крыше, и звучит выстрел, и то окно разбивается, и тот человек прыгает на ее крышу. Она впервые в жизни видит его — и случается чудо. Он именно таков, каким она его себе рисовала, на этот раз воображение и реальность совпали. Но он только что совершил убийство. Я думаю, это должно быть убийство при каких-нибудь смягчающих обстоятельствах... Нет! Нет! Нет! Никаких смягчающих обстоятельств. Мы даже не знаем, что там, и она не знает. Но ее невозможная мечта, ее идеал — против законов целого мира. Ее собственная правда — против всего человечества. Ей придется...
Прекрати это! Прекрати! Прекрати!
Ну?..
Возьми себя в руки, приятель. Возьми себя в руки...
Ну? Для кого ты пишешь этот рассказ? Для «Друга домохозяек»?
Нет, ты не устал. Ты в полном порядке. Все в порядке. Ты напишешь этот рассказ позже. После того как у тебя появятся деньги.
Все в порядке. Никто его у тебя не отберет. А теперь посиди спокойно. Сосчитай до десяти.
Нет! Говорю тебе, ты можешь. Можешь. Ты недостаточно старался. Позволяешь сюжету увлечь тебя. Начинаешь думать. Неужели ты не можешь думать, не думая?
Послушай, почему ты никак не можешь понять, что это делается иначе? Не надо думать о фантастическом, о небывалом, о противоположном тому, что пришло бы в голову всякому. Пусть все будет очевидно и просто. Просто — для кого? Давай без отговорок. Вот в чем суть — ты спрашиваешь себя: «Что, если?..». Отсюда все твои беды: «Что, если этот человек на самом деле совсем не такой, каким кажется? А интересно, если?..» Ты задаешь эти вопросы, а зря. Ты не должен думать о том, что могло бы быть интересно. Но как я могу писать что-то, про что знаю, что это не интересно? Не бойся — им твой рассказ будет интересен. По той самой причине, по которой он не интересен тебе. В этом весь секрет. Но тогда как мне понять, что, где, почему?
Послушай, не мог бы ты ненадолго остановиться? Отключить этот свой мозг, так чтобы он работал, но не работал? Поглупеть — сознательно, намеренно, хладнокровно? В каких-то вопросах все глупы, даже лучшие и умнейшие из нас. Говорят, у каждого есть свои слепые пятна. Может быть, сделать рассказ таким слепым пятном?
Боже, сделай меня глупым! Сделай меня бесчестным! Сделай меня высокомерным! Только разок. Потому что я обязан.
Разве не ясно? Нужна перемена полюсов — только одна. Произведи ее. Ты верил, что надо стараться быть умным, своеобразным, честным, не отступать перед трудностями, делать максимум того, на что способен, и расширять свои способности, чтобы делать еще больше. Теперь поверь, что надо быть скучным, банальным, приторным, бесчестным и безвредным. Вот и все. И что, другие действительно так поступают? Вряд ли. Так бы они все через полгода оказывались в сумасшедшем доме. Тогда что это за способ? Не знаю. Это делается иначе, но результат такой же. Может быть, есл и бы нам с самого начала говорили все перевернуть... А нам такого не говорят. Хотя некоторые из нас осваивают эту премудрость достаточно рано — и потом у них уже все в порядке. Но почему все должно быть так устроено? Почему мы...
Оставь это. Ты не мировые проблемы решаешь, а пишешь рассказ для заработка.
Хорошо. Теперь — быстро и холодно. Держи себя в руках и не давай себе полюбить свой рассказ. Главное — не давай себе его полюбить.
Пусть это будет детективный рассказ. Загадочное убийство. В таком рассказе, наверное, вообще не может присутствовать серьезный смысл. Продолжай. Быстро, холодно и просто.
В детективе должны действовать два негодяя — жертва и убийца, чтобы читатель особенно не жалел ни об одном, ни о другом. Так всегда и делается. Жертве еще можно дать некоторую поблажку, но убийца — непременно негодяй... Теперь: у убийцы должен быть мотив. Обязательно низменный... Посмотрим... Придумал: убийца — профессиональный шантажист, который держит в тисках множество людей, а жертва — человек, который собрался его разоблачить, и тот совершает убийство. Самый низменный мотив, какой только можно вообразить. Этому нет оправдания... Или есть? Что, если?.. Интересно, сумею я найти оправдание для такого убийства?
Что, если все люди, которых он шантажирует, — отъявленные мерзавцы? Люди, которые делают чудовищные вещи, но ухитряются оставаться в рамках закона, так что защититься от них невозможно? И этот человек решил стать благородным шантажистом. Он добывает порочащие сведения обо всех этих людях и принуждает их загладить причиненное зло. Очень многие устраивают свою карьеру за счет того, что знают, где зарыт тот или иной труп. Наш шантажист тоже охотится за такими «трупами», но использует их не для своей выгоды, а для восстановления попранной справедливости. Он — Робин Гуд шантажа. Он находит на негодяев единственную возможную управу. Например, один из них — продажный политик, и наш герой — нет, убийца — нет, герой узнает о нем что-то и заставляет проголосовать нужным образом за определенную меру. Другой — крупный голливудский продюсер, загубивший множество судеб. Ни одна актриса не получает у него роли, не побывав предварительно его любовницей, и наш герой заставляет его дать шанс талантливой девушке без этого условия. Еще один — бесчестный бизнесмен, и герой заставляет его играть по правилам. И когда худший из всех — а кто хуже всех? Священник-лицемер, наверное — нет, это слишком спорная фигура, ее опасно трогать — что за черт! — так вот, когда этот священник ловит героя и готов его разоблачить, герой его убивает. Почему бы и не убить? А самое интересное, что все они появятся в рассказе точно такими, как в жизни. Прекрасные люди, столпы общества, предметы любви, восхищения, уважения. А герой — тяжелый человек, одинокий изгой.
Что за рассказ! Выведи их всех на чистую воду! Выяви подлинную сущность этих наших популярных деятелей! Сорви покровы с общества! Покажи его так, как оно того заслуживает! Докажи, что одинокий волк — не обязательно волк! Что он может быть честным, мужественным, сильным, может стремиться к высокой цели. Докажи это, сделав героем шантажиста и убийцу! Напиши рассказ, где герой — убийца, это получится! Замечательный рассказ! Исполненный глубокого смысла, поскольку...
Генри Дорн сидел неподвижно, сложив руки на коленях, ссутулившись, ничего не видя, ни о чем не думая.
Потом он отодвинул в сторону свой чистый лист и потянул к себе номер Times, раскрытый на странице «Требуются».
Предметный указатель
А
Абстракции, 24, 25 в изобразительных искусствах,
46, 48, 49 в исполнительских искусствах,
66, 68 в музыке, 59 выражение в музыке, 51, 52 и антиискусство, 78 и восприятие литературного образа, 35, 36
и восприятие музыки, 51 и литературные штампы, 108, 109 и образная система триллеров,
138, 139 и художественный вымысел, 36 интеграция когнитивной и нормативной иерархии, 145
искусство как инструмент конкретизации, 16, 30, 31, 44
искусство как средство конкретизации, 34
их необходимость, 24
как основа искусства, 13, 15, 16
когнитивные, 14, 15, 34, 145 конкретизация в языке
и в искусстве, 16, 17
конкретизация посредством искусства, 85
критерии формирования, 34 необходимость конкретизации,
20 нормативные, 14, 15, 34, 145 сложность теоретического описания, 17, 18
представление посредством
языка, 13, 14 психоэпистемологическая функция, 33
у писателей-натуралистов, 116,
117 формирование у детей, 146, 147 эмоциональные, 24, 25, 53 эстетические, 34
Алая буква (Готорн), 107
Альтруизм и отказ от нравственных оценок, 126
и подавление человеком собственной личности, 12
и романтическая литература,
113 , 115
Американская трагедия (Драйзер), 87
Анна Каренина ( Толстой), 116
Анна Кристи (О’Нил), 118
Антиискусство, 78, 79 и попытки новаторства в искусстве, 79, 80
Аристотель, 9, 82, 103, 155, 169 аристотелевское ощущение
жизни, 103
закон тождества, 80 и классицизм, 104, 105 и романтизм, 103, 104 принцип главенства вымысла
над фактом, 82
эстетика, 104, 105
Архитектура, 44, 45, 46, 50 отличие от других искусств, 45 связь со скульптурой, 45, 50
Астер, Фред, 70
Атлант расправил плечи (Рэнд),
83 , 87, 144, 170, 174
тема, 83 тема-сюжет, 87
Б
Байрон, Джордж Гордон, 109
Балет в сопоставлении с индийским
танцем, 69
попытки новаторства, 71 элементы в чечетке, 70
Бальзак, Оноре де, 116
Бенефилд, Барри, 111
Бесы (Достоевский), 114
Бонд, Джеймс (персонаж Яна
Флеминга и кинофильмов), 134,
136–141
Бондиана, 136, 137
Брайс, Джон, 135, 136
Братья Карамазовы (Достоевский), 114
Браун, Фредерик, 121
Бэббит (персонаж Синклера Льюиса), 17, 153 Бэр, Лоуэлл, 10
В
Вальжан, Жан (персонаж Виктора Гюго), 114, 161
Венера Милосская, 49
Вермеер, Ян, 39, 40, 48
Верн, Жюль, 109
Виктор Гюго (книга М. Джозефсона), 157
Винанд, Гейл (персонаж Айн Рэнд), 86
Виниций (персонаж Генрика Сенкевича), 115
Водевиль, 72
Возрождение (эпоха), 9, 64, 103,
154
Война и мир (Толстой), 118
Волшебная гора (Томас Манн), 86
Воспитание, 145, 146
в духе коллективизма, 134 зависимость от философии, 63,
64 , 102, 150, 151 значение романтического искусства, 147
и страх, 23 развитие абстрактного мышления, 145
роль страха, 150, 151 формирование характера, 46
Вулф, Томас, 40, 96, 97 стиль, 96, 97
Вымысел, художественный, 82 связь с представлением о свободе воли, 100, 102
Г
Гальмало (персонаж Виктора Гюго), 158
Гамильтон, Дональд, 110
Гармония визуальная (в сопоставлении с музыкальной), 77, 78
музыкальная, 55, 58, 62, 64
Гейл, Кэтрин (персонаж телесериала), 135, 136
Гельмгольц, Герман фон, 56, 58,
60 , 61
Герой, литературный в триллере, 133, 134 как абстракция, 17, 36, 126 мотивация поступков, 90 необходимость логики поведения, 84
положительный, 18, 19,
113–115 при выборе сюжета, 38 роль в воспитании, 147 средства описания характера,
89 , 90 у Гюго, 155
Говэн (персонаж Виктора Гюго),
158–160
Гойя, Франсиско, 39 Голдфингер (кинофильм), 137
Голт, Джон (персонаж Айн Рэнд),
163, 170
Голубой Дунай (Штраус), 53
Готорн, Натаниель, 107
Грасс, Гюнтер, 131
Гюго, Виктор, 8, 10, 38, 40, 42, 43, 88, 106, 107, 114, 153–162, 172 очерки-отступления в романах, 88 сюжеты, 132, 133
Д
Дали, Сальвадор, 40
Дама с камелиями (Дюма-сын),
118 д’Анкония, Франсиско (персонаж Айн Рэнд), 144, 163
Девяносто третий год (Гюго), 7,
10, 153–162
Действительность
«бегство от действительности»,
106, 111, 120, 121, 140, 155, 168 и ощущение жизни, 25, 29 как предмет искусства, 16, 18,