Резвящийся бронезавр домчался до Коваши. Это стало понятно по шумному всплеску, раздавшемуся, когда биомех окунулся с разгона в речные воды. Ни дать ни взять купающийся слон, который только водой из хобота брызгаться не умеет. Впрочем, если однажды это вдруг станет ему необходимо, причудливая эволюция техноса запросто обучит бронезавров и такому фокусу…
А затем грянул гром. Раскатистый и близкий, от которого содрогнулась земля и у меня моментально заложило уши. Древесные завалы вокруг покачнулись, а с вершин некоторых скатились сухие ветви и обломки стволов. От реки нахлынула волна нестерпимого жара, и мне пришлось, как вчера у Живописного моста, опять зарыться лицом и ладонями в песок, дабы уберечь их от ожогов.
Однако, когда жар схлынул, над берегом уже стояла тишина. И мои заложенные уши были тут совершенно ни при чем. Больше не ощущалось ни громовых раскатов, ни дрожи земли, сопровождавшей движущегося бронезавра, ни треска разрушаемых им буреломов, ни шума воды… Это была обычная тишина, что воцарялась над пустынными уголками Пятизонья, когда там заканчивались войны или выводилась вся нечисть. Вполне умиротворенная атмосфера – такая, какую я обожал больше всего. И если бы не запах гари, долетавший сюда со стороны реки, была бы и вовсе благодать.
Я застонал – боль в сломанной лодыжке свирепствовала, пусть даже восстановительный процесс там шел вовсю, – затем посмотрел на мешок с артефактом и, стиснув зубами палочку, пополз дальше. Тоже в сторону реки. Но я планировал выйти к воде выше того места, где умолк (и как хотелось думать – навеки) гусеничный монстр…
Через полтора часа этого неимоверно медленного для меня путешествия я добрался-таки до берега и осмотрелся. Первым делом мне на глаза попался не подающий признаков жизни бронезавр… а вернее, то, что от него осталось. Его башня была сорвана и валялась на прибрежном песке, дымясь и задрав в небо погнутый орудийный ствол. Обгорелый танковый остов наполовину утонул в воде, откуда торчала лишь угловатая корма и задние колеса биомеха. По его измятой, изъеденной скоргами, а теперь еще и изорванной в клочья броне пробегали голубые зигзаги молний. «Сердце Зверя» еще билось в груди чудовища, но вернуть к полноценной жизни оставшуюся от него груду металла было уже невозможно.
Кем и из какого оружия был подбит бронезавр, теперь определить было бы трудно, но только не мне – бывшему военному вертолетчику. Такие повреждения ни с какими другими не спутаешь. Судя по характеру деформации башни, в ее лобовую броню – аккурат над орудием – ударила мощная ракета. И выпустили ее с воздуха примерно под углом в сорок пять градусов к цели. Ракета не плазменная, а такая, какими вчера в Курчатнике нас обстреливал дракон. Уверен на сто процентов, ведь иначе я обратился бы в пепел вместе с биомехом и всеми окрестными буреломами.
Все указывало на то, что, выскочив на берег, мой преследователь привлек внимание находящегося поблизости дракона. Который, недолго думая, его и поджарил. Однако была ли эта винтокрылая тварь той, вчерашней, или же другой – оставалось загадкой.
Биомехи грызутся не только со сталкерами, зачастую вступают в смертельные схватки и друг с другом. Начинаются эти стычки по неведомым нам причинам и заканчиваются сразу, как только один из противников или действующая заодно группа таковых оказывались полностью уничтоженными. В стычке бронезавра и дракона тоже не было ничего экстраординарного. Хищники не поделили территорию для охоты, только и всего. Меня больше интересовало, куда после боя подевался победитель: затаился где-то поблизости или отправился искать себе новые ползающие жертвы.
Повернув голову налево, я увидел подвесной пешеходный мост, давным-давно лопнувший посередине и упавший в реку. Ныне от него остались лишь береговые П-образные опоры да нисходящие от них в воду края оборванного пролета, а также тросы, что некогда поддерживали его над речной гладью. На голом песчаном берегу фрагмент разрушенного моста был единственным укрытием, до которого я мог доползти и прячась в котором имел возможность без труда дотянуться до воды.
Схоронюсь возле одной из опорных стоек, в шаге от береговой кромки. Так что, если вдруг потеряю сознание, мое тело останется сокрытым в тени, под нависающим мостовым настилом. Конечно, обнаружить меня при желании будет несложно. Но те сталкеры или биомехи, которые выйдут на берег, ничего на нем не выискивая, вряд ли обратят внимание на мое убежище. Места здесь обычно пустынные, все ценное находится либо в Сосновом Бору, либо пятью километрами южнее – на ЛАЭС. Даже не планируй я воспользоваться Граалем, мне все равно нужно отлежаться до тех пор, пока я вновь не обрету возможность ходить. То есть до ночи, а сейчас еще только полдень.
Глянув с досадой на предательский след, тянувшийся за мной по песку, я улегся под мостовой опорой, снял рюкзачок и вынул револьвер, который успел перезарядить во время одной из передышек, пока подползал к Коваши. Разложив возле себя харчи и воду, перекусил, затем немного передохнул и потянулся за мешком с артефактом. Незачем откладывать судьбоносный выбор – каждая минута дорога. Не хватало еще, чтобы из-за неуместных сомнений и колебаний все сорвалось в полушаге от вероятной победы.
Но сначала нужно успокоиться.
Я отложил мешок, достал офицерский билет и, вынув из него снимок Лизы и Ани, прикрепил его к опоре так, чтобы он находился у меня перед глазами. Ну вот, совершенно другое дело! Отныне моя рука точно не дрогнет, ведь я же не хочу проявить нерешительность в глазах своей семьи?
Я вытряхнул кубок из мешка на песок и лишь теперь получил возможность как следует его осмотреть. Старая, потертая и потускневшая жесть. На ней еще видны отчеканенные герб Советского Союза, пять олимпийских колец и «пляшущие человечки», символизирующие – я вгляделся получше – все легкоатлетические дисциплины. На боку Грааля проглядывала почти стершаяся памятная гравировка, но кому его вручали и за какие заслуги, ныне уже не прочесть. Да и черт с ним! Сегодня эта награда по праву принадлежит мне – человеку, завоевавшему ее в честной… ну или в относительно честной спортивной борьбе.
Обмотав ножку кубка мешком, дабы замедлить свое вредоносное тактильное влияние на артефакт, я набрал в него до краев речной воды и поднес сосуд ко рту. Что ж, если он действительно всемогущ, значит, заодно вылечит и мою сломанную ногу, и раны на руках, и, вполне вероятно, вырастит мне новый глаз. Я видел, на что способен Грааль праведников, поэтому не считал свои запросы к нему слишком высокими. В конце концов, я ведь не старик из сказки про Золотую рыбку, и каждое мое желание – не сумасбродная блажь, а жизненная необходимость.
Вода в кубке не очистилась и вообще никак не изменилась, оставшись такой же мутной, какой она текла в реке. Впрочем, это еще ни о чем не говорило. Кто сказал, что Грааль обязан быть еще и фильтром-дистиллятором? На запах и вкус жидкость тоже осталась прежней: сильно отдавала ржавчиной и целым букетом прочих «технических» ароматов, оттого и послевкусие оставляла соответствующее. Собравшись с духом, я залпом выпил кубок до дна, а затем разлегся на песке и стал прислушиваться к собственным ощущениям.
От ожогов Грааль излечивал довольно быстро, от клещей-мозгоклюев, если верить Жорику, – чуть дольше. Так что, по всем предпосылкам, мои травмы и переломы должны зажить еще до того, как тело начнет исторгать из себя инородные объекты. Однако сломанная нога и раны как болели, так и продолжали болеть. Разве что кровоточили меньше, но это была заслуга уже не Грааля, а алмазного «лекаря-хранителя».
Провалявшись полчаса без движения и без каких-либо признаков исцеления, я повторил процедуру, выдув на сей раз не один, а два кубка воды подряд. Может быть, подумалось мне, ее количество также играет немаловажную роль. Ведь чем крепче паразит вкогтился в организм, тем больше энергии требуется на изничтожение захватчика. Хотя это вовсе не объясняло отсутствие каких-либо отголосков идущей внутри моего тела борьбы Света и Тьмы.
И вновь я улегся на песок в томительном и тревожном ожидании. Теперь меня обуревали в основном безрадостные думы, мало-помалу душившие во мне и без того зыбкую надежду. Спать я, разумеется, сейчас не собирался, однако вскоре мои глаза сомкнулись, и я провалился в беспокойный сон, который, тем не менее, оказался на диво крепок. – видимо, давала о себе знать накопленная за последние сутки усталость.
Это был даже не сон, а тяжелое и серое, будто каменная глыба, забытье, напрочь лишенное всяческих сновидений. И когда чья-то могучая, незримая рука наконец-то избавила меня от этого груза, я почувствовал на душе и в теле такую легкость, что, если бы не осознавал, где нахожусь, наверняка запел бы в голос. Правда, пропел бы не больше куплета, потому что по возвращении в реальность ко мне опять вернулись и боль, и усталость, и мрачное настроение.
И вдобавок мой переполненный мочевой пузырь буквально разрывался от желания вернуть реке три литра воды. Те, которые я позаимствовал у нее в лечебных целях и которые, увы, не оправдали моего доверия.
Кряхтя, я встал на колени и, развернувшись к реке, отдал ей этот не пригодившийся должок. Последняя надежда на исцеление покинула меня вместе с последней каплей мочи и потекла за компанию с ней по направлению к Финскому заливу.
Что ж, туда им и дорога! Какой постыдный и горький финал!
Застегнув ширинку, я глянул на западный горизонт. Багровеющее солнце уже клонилось к нему, но до темноты было еще далеко. Неплохо выспался, черт бы меня побрал! И за все время, что у меня в желудке плескалась вода из Грааля, она ничегошеньки для меня не сделала. Как вошла, так и вышла. Уж лучше бы пиво из этого кубка попил, честное слово! Пользы было бы ровно столько же, зато удовольствия – на порядок больше.
Боль в покалеченной ноге ослабла и стала теперь тупой и нарывающей. Опухоль на лодыжке не уменьшилась, но обнаружить на ней место перелома было невозможно. Алмазный «доктор» уже склеил ее, и через пару-тройку часов я вполне смогу прыгать на одной ноге. Сам же паразит покидать мое тело явно не собирался. И даже таких попыток, пока я спал, кажется, не предпринимал.
То есть, выходит, все было напрасно? Да, как ни прискорбно это признавать. И более того – не пустись я через бурелом к реке, глядишь, и не сломал бы себе ногу.
Но к чему теперь сокрушаться? Никто, кроме меня, не виноват в крахе моих хрустальных надежд. Ведь это я узрел среди ритуальных аксессуаров праведников этот кубок и загорелся желанием его заполучить. А с чего, скажите на милость, я вообще взял, будто он – тот самый Грааль, а не обычная чаша? Издали эти два сосуда и впрямь были друг на друга похожи, но не более того. И лишь на этом основании я решил, что завладел сектантским артефактом? Да, и даже на миг не усомнился, что это – он.
Жестокое заблуждение! И под стать ему совершенно заслуженная расплата. Тот, кто обуян жадностью, слеп и, как любой слепец, обречен рано или поздно споткнуться. И хорошо, если это произойдет на ровном месте, а не на краю пропасти, что едва не приключилось со мной.
Я вспомнил о висящей на мосту фотографии и вернул ее обратно в карман. После чего, подбросив в руке жестяной источник своих сегодняшних бед, хотел было швырнуть его в реку, но остерегся поднимать шум и просто воткнул кубок в песок у кромки воды.
Тень, которую отбрасывала в лучах закатного солнца мостовая опора, удлинилась и выглядела донельзя странно. Перекошенный фрагмент пролета у меня над головой не позволял разглядеть сквозь настил верхушку П-образной конструкции. Но именно она – верхушка – имела на теневой проекции опоры самые диковинные очертания.
Создавалось впечатление, что поперек ее верхней перекладины лежит, балансируя, нечто, похожее на гигантский десятиметровый нож. Его клинок с крюком на конце и рукоять были приблизительно одной длины; первый нацелился острием к реке, а вторая свисала в сторону берега. И этот нож вдобавок покачивался, а также неторопливо вращался туда-сюда, словно дрожащая стрелка компаса.
Что могло отбрасывать подобную тень – решительно непонятно. Когда в полдень я полз к мосту, ничего такого на нем не наблюдалось. А может, это просто какой-нибудь оптический обман?
Я прикоснулся к опоре – ее железная поверхность подрагивала. И происходило это в такт движениям странного «дамоклова меча», который был виден мне пока лишь в образе устрашающей тени.
Чтобы взглянуть на него воочию, я должен был выползти из-под моста. Вот только делать это мне страсть как не хотелось. Чем дольше я таращился на маячащую надо мной тень, тем сильнее угадывал знакомые формы в ее искаженных закатом очертаниях. И тем меньше сомневался в том, что моя догадка может оказаться неправильной.
На верхней перекладине мостовой опоры, будто птица на жердочке, примостился дракон; крепко же я спал, если не расслышал, как он подлетел! Судя по очертаниям его тени, это был тот самый, хорошо известный мне биомех, которого втравил в нашу историю Жорик Дюймовый. Я опознал врага по характерному изгибу хвостового крюка – у каждого дракона он был по-своему уникален. И то, что я вновь встретился с этой тварью, вряд ли было простым совпадением.
Как дракоша здесь очутился, не являлось загадкой. Мнемотехнику уровня Ипата вполне под силу протащить одного дрессированного биомеха через гиперпространственный тоннель. Даже такого крупного биомеха, как дракон. Миновало достаточно времени, и Ипат явно успел выяснить, куда мы смылись из Курчатника. Так что появление нашего одержимого преследователя не нарушило мои прогнозы. Правда, я надеялся, что он не отыщет меня так скоро, но, как видно, в его жизни наконец-то наступила светлая полоса.
Я же, наоборот, ступил на черную полосу невезения, что началась для меня с того рокового выстрела бронезавра. Сломанная нога, досадная оплошность с Граалем, и вот теперь дракон, который наверняка обнаружил мое присутствие, но почему-то мешкает с расправой…
Стараясь не шуметь, я лег на бок, аккуратно накинул на плечи рюкзачок, подобрал револьвер, а потом перевернулся на живот и занял наблюдательную позицию. Дракон сидел на опоре, подобно настоящей охотящейся пустельге, терпеливо выжидающей, когда забившийся в нору суслик высунется наружу. К чему, хотелось бы знать, все эти игры? Неужели биомех впрямь меня не видит и выбрал это место лишь потому, что с него удобно следить за округой?
Гадания кончились, когда спустя четверть часа дракон оживился: заревел и заходил по перекладине, отчего сломанный мост затрясся под ним, как при землетрясении. Но ревел монстр не злобно, а словно бы кого-то призывая. Глас его разнесся по округе и, как выяснилось спустя еще пару минут, действительно был подан не от избытка чувств. Зов дракона предназначался его нынешнему хозяину, который приближался к реке с полудюжиной собратьев-узловиков.
Ипат и его вновь разросшаяся свита шли по следу, оставленному бронезавром, и появились на берегу из бреши, проделанной биомехом в буреломе. Рыцари остановились, чтобы оглядеться, после чего Ипат указал на зовущего его дракона и двинул вдоль берега в нашем направлении. Шестеро соратников, растянувшись в короткую цепь, поспешили за мнемотехником.
Приехали! Sic, как говорится, transit gloria mundi…
И финал мой, что обиднее всего, самый бесславный из всех возможных. Подходи и бери прежде неуловимого Мангуста голыми руками, будто перевернутую на спину черепаху. Ни убежать, ни уползти, ни уплыть… Разве что показать напоследок зубы – те, которые у меня еще остались. А что еще мне остается?
Ладно, потреплем Ипату нервы и сделаем его победу не такой триумфальной, а мое поражение – чуть менее горьким.
– Стой, Ипат! – хрипло проорал я, вновь беря в руку кубок. Но так, чтобы видевшему настоящий Грааль Ипату было не понять, что я блефую. – Стой на месте, а иначе я разнесу Энергетическую Чашу из револьвера! Две пули – и от нее ничего не останется! Думаю, Командор не обрадуется, когда ты доставишь ему вместо Чаши бесполезный, искореженный кусок металла!
Ипат остановился в полусотне метров от моста и жестом придержал идущих за ним братьев, тут же вскинувших оружие.
– Мангуст! – злорадно воскликнул он, продолжая оставаться на месте. – Я ведь обещал тебе, что мы скоро встретимся? Обещал! Как видишь, я свое слово держу! Однако что с тобой стряслось? Не бегаешь, не скачешь, а валяешься под мостом и огрызаешься, словно побитая собака! Как это прикажешь понимать, а?
– Понимай как знаешь! – отозвался я, отползая под прикрытие опоры. – Главное, хорошенько усвой одну истину: сейчас я держу в руках Грааль Дьякона! И если ты попытаешься схватить меня силой, то одна из двух твоих клятв Командору останется неисполненной!
– Любопытная угроза, – усмехнулся мнемотехник, после чего где стоял, там и уселся на песок. Затем подал знак держащим меня на прицеле соратникам, и они последовали его примеру. – Ладно, раз хочешь потолковать, давай потолкуем. Я никуда не спешу, да и ты теперь – тоже. К тому же будет слишком банально, если я просто подойду и вышибу тебе мозги, не дав на прощание высказаться. Живая легенда Зоны… в смысле, пока еще живая легенда вполне может получить от меня перед смертью маленькое снисхождение… Так что ты там твердил про Энергетическую Чашу?
Я не счел за труд повторить, добавив для ясности, где и когда мне довелось разжиться Граалем праведников.
– Ага, значит, братьям не померещилось: ты действительно выскочил сегодня утром из церкви перед тем, как наши ее захватили, – подытожил Ипат выданную мной информацию к размышлению. – И ты утверждаешь, что тебе повезло умыкнуть у Дьякона его самую священную реликвию? Хм, и такое не исключено – с твоими-то талантами… Только вот ответь, почему ты лежишь сейчас здесь, в обнимку с Энергетической Чашей, и даже не пытаешься убежать? Ты что, угодил в ловушку или это моя летающая крошка Сикстинья загнала тебя в западню?