За годы, прошедшие с того случая в коллекторе, припадок у меня случался трижды. В первый, точнее – во второй, раз все было так же, как с Бабой. Я и не понял, что произошло. Очнулся среди четырех мелко нашинкованных трупов в залитом кровью кабаке, где, казалось, всего секунду назад мирно потягивал пиво и старался не реагировать на косые взгляды и смелые реплики четырех кретинов за соседним столом. Времени бойня заняла, судя по всему, немного – часть посетителей питейного заведения с воплями ломилась наружу, когда я уже пришел в себя – но дохлые острословы выглядели так, будто их обрабатывали не меньше пяти минут.
В следующий раз, полтора года спустя, все происходило несколько иначе. Дело было на одной из узких улочек Коврова. Я выполнил там заказ, взятый по случаю, без посредников, и должен был получить остаток платежа. Но жадный клиент решил, что дешевле нанять троих головорезов из ближайшей подворотни. Те подкараулили меня по дороге к месту встречи. Двое были вооружены ножами, один – железным прутом. Ковров – город тихий, там много жандармов, и стрельбы они не любят. Приступ длился считаные секунды. Все началось с покалывания в пальцах, через мгновение тело скрутило судорогами, и понеслось. Хотя нет, понеслось – неверное определение. Поплыло. Размазалось во времени и пространстве. Улочка, стены домов, подзаборная шпана, решившая срубить денег полегкому – все полетело хороводом мимо моих рук и ножа. Это выглядело так, будто на разрисованную углем стену выплеснули ведро кровяной воды. Я не видел лиц, не слышал криков, только пролетающие мимо размытые силуэты, перечеркиваемые красными брызгами. Если б я не был обделен талантом живописца, то непременно воплотил бы ту феерию смерти в полотне. Она прекрасна. А вот ощущения после, как и в предыдущие разы, оставляют желать лучшего – мышцы болят, кости ломит, башка раскалывается. Хуже, чем с похмелья. Единственный плюс – блевать не тянет.
Последний приступ случился на той же неделе, что и предыдущий. Но это был уже не спонтанный взрыв. Я сам его вызвал. Вообще-то, я и раньше пытался спровоцировать свой не оскудевший на сюрпризы организм на что-то подобное, однако безрезультатно. Судя по всему, не хватало нужного раздражителя. Если в случае с Бабой оказалось достаточно мелькания ножа перед глазами, а позже, в кабаке – косых взглядов и подзуживаний, то теперь требовался более мощный катализатор. Требовалась реальная угроза моей бесценной жизни и трепетно лелеемому здоровью. Или имитация угрозы. Дерущиеся на ярмарках рукопашники, к примеру, перед боем способны доводить себя, что называется, до белого каления. Такой рви-ломай мордоворот люто ненавидит своего противника, даже в глаза его не видя, и на арене готов калечить совершенно незнакомого человека так, будто тот в самой гнусной форме осквернил могилы его предков вплоть до сорок восьмого колена. Это называется боевым исступлением, или ражем. Вот я и подумал: «Отчего бы мне не попытаться так же себя накрутить? Благо природа фантазией не обделила». Из разного тряпья соорудил в подвале врага, назвал его Антоном и начал ненавидеть. Ненавидеть Антона оказалось делом сложным. Он вел себя крайне невозмутимо, стойко сносил оскорбления и оплеухи. «Вот тупая тварь», – подумал я и тут же, как вживую, ощутил себя на месте того самого командира. Стою, распинаюсь перед этим козлом, а он – тупиздень тряпошный – зенки вылупил, еле сдерживается, чтоб со смеху не прыснуть! Ну, давай, падла! Смешно тебе?! Давай, поржи! Давай! И тут меня накрыло. Бедный-бедный Антон. Когда раж схлынул, весь подвал был усеян пухом и лоскутами тряпья. От нерадивого бойца, посмевшего грубо нарушить субординацию, осталась изрубленная деревянная крестовина и лохмотья, только что бывшие бушлатом. Черт. Никогда бы не подумал, что могу встать на сторону ненавистного комсостава, да еще в столь жесткой форме. Власть развращает. Из того случая я вынес два урока: первый – ражем можно управлять, второй – командиром быть нелегко.
– Рад стараться, – ответил я Ткачу и отправился метить территорию.
Когда вернулся, мои боевые «товарищи» уже сидели кружком возле разгорающегося костра и перебирали скарб.
– Негусто, – вздохнул Ряба, выложив на расстеленный брезент десять рожков к своему семьдесят четвертому, два магазина к «ПММ», шесть тротиловых шашек и две «РГД».
– Два полных короба, – закончил сложный подсчет Балаган. – В третьем меньше половины ленты. Гранат нету.
– Держи, – поделился «эфкой» Сиплый и обратился ко всем присутствующим: – Помогите парабеллумом, три рожка осталось.
– Меньше надо от пуза веером садить, – посетовал взрывник.
– Я тебе говорил, – подключился к порицанию занятый чисткой автомата Ткач, – бери «калаш». Ты мне чего ответил?
– Он тяжелый.
– Вот. Теперь бегай с легким.
– Возьми «СВД», – предложил я. – И пояс. Там восемьдесят патронов. Потяжелее «калаша» будет. Но уж лучше так, чем с пустыми руками. Приходилось дело иметь?
– Нет. С «Винторезом» приходилось, – кивнул Сиплый на торчащий из вещмешка приклад. – Одолжишь?
Ткач удивленно приподнял бровь, глядя, как я достаю «ВСС» и магазины.
– Забирай. После каждой стрельбы не забывай чистить – нагара много, в сырость недосылать начинает. Стреляй только одиночными. Потом вернешь.
– Благодарю, – слегка рассеянным тоном произнес медик, не ожидавший, видимо, такой щедрости.
Ряба удовлетворенно хмыкнул.
Похоже, я начинаю завоевывать доверие. Надо продолжать в том же духе. «Шальная» пуля от сомневающихся совсем не вписывается в мои планы.
Потянуло резиной.
– Ну, чего там? – обратился Ткач к Гейгеру, скрупулезно осматривающему плащ.
Я только сейчас обратил внимание, что выданная мне сумка с вонючим ОЗК лежит в общей куче рядом с техником.
– Дело дрянь. В плаще восемь дырок, в чулках по две. А самое грустное – респиратор похерили.
– Один?
– Ага. Пять осталось.
– Шесть, – поправил я. – У меня свой.
– Хм, – усмехнулся Ткач. – Да ты просто под завязку упакован!
– Так ведь не в булочную собрался.
– Это хорошо, – кивнул Гейгер. – А остальное заклею. Хотя придется повозиться. Вот едрить твою в душу мать, одна пуля – и столько мороки.
– Счетчики целы? – поинтересовался Ткач.
– Слава богу.
– Да уж, – хохотнул Балаган. – Что бы ты был за Гейгер без счетчика?
– Я-то и без счетчика был бы, а вот ты – сомневаюсь. Бидоны жалко. Где теперь воду чистую набирать? И во что? Флягой много не унесешь. Есть у меня, правда, два фильтра угольных. Но в Москве через них воду тамошнюю гонять – это уж совсем край. Да и есть ли она там? А уж про дезактивацию и говорить нечего. Во, – указал Гейгер на две жестяных банки рядом с пятью кусками мыла. – Сода, кислота щавелевая. В чем их теперь разводить? Голову посыпать, разве что, да жопу намылить. Только веничком обмахиваться осталось.
Так вот зачем им веники. Какой предусмотрительный старичок. А я и о воде-то не подумал, не то что о дезактивации. Опыт – великое дело. Впрочем, тут он уже вряд ли поможет.
– Высыпай свои соды с кислотами, – распорядился, подумав, Ткач. – В ближайшей речушке наполним водой все емкости, какие сможем. У кого еще что кроме фляг найдется?
– Котелок есть, – вздохнул Ряба, – кружки, миски.
– Шлем, – с неизбывной печалью в глазах снял Балаган свою каску.
– Нужны закрывающиеся емкости, – уточнил Гейгер.
– У меня спирта две фляги литровые, – напомнил Сиплый. – Но спирт, я думаю, нам еще пригодится.
– Все? – обвел Ткач присутствующих взглядом, однако ответов больше и не последовало. – Значит, придется экономить. Что со жратвой?
– Я успел сухарей мешок выдернуть, – похвалился добычей пулеметчик.
– А у меня тут… – Сиплый развязал холщовую сумку. – Лук, чеснок, еще лук… Да что за херня?
– Добытчик ты наш, – грустно усмехнулся Балаган.
– Кто сюда эту дрянь напихал?
– Я, – без тени смущения признался Гейгер. – И это не дрянь, а защита от радиации. Они организму помогают от радиоактивных нуклидов избавляться. Стыдно, Сиплый, не знать такого. А еще медиком называешься.
– Хорош демагогию разводить, – прервал спор Ткач. – На сухарях и луке мы далеко не уйдем. Придется охотой добывать жратву.
– Охотой? – переспросил Ряба. – А кто тут охотник-то? Один только Весло и был. Упокой, господи, душу его грешную.
– Ну, пичугу в силок поймать – дело нехитрое, – взял слово я. – Да и со зверьем тут, думаю, рано или поздно повстречаемся. Есть патроны, будет и еда. К тому же у меня пшена вот банка осталась, говядины вяленой полтора кило примерно, хлеб и сало. На день хватит, а то и дольше, если не налегать особо.
– Ах ты ж радость моя! – расплылся в довольном оскале Сиплый, увидев выставленный на всеобщее обозрение провиант, и кивнул Ткачу: – Во! Я же говорил – будет от него польза!
Командир оценил мою запасливость, но на чревоугодие наложил мораторий, приказав ужинать сухарями.
– Добытчик ты наш, – грустно усмехнулся Балаган.
– Кто сюда эту дрянь напихал?
– Я, – без тени смущения признался Гейгер. – И это не дрянь, а защита от радиации. Они организму помогают от радиоактивных нуклидов избавляться. Стыдно, Сиплый, не знать такого. А еще медиком называешься.
– Хорош демагогию разводить, – прервал спор Ткач. – На сухарях и луке мы далеко не уйдем. Придется охотой добывать жратву.
– Охотой? – переспросил Ряба. – А кто тут охотник-то? Один только Весло и был. Упокой, господи, душу его грешную.
– Ну, пичугу в силок поймать – дело нехитрое, – взял слово я. – Да и со зверьем тут, думаю, рано или поздно повстречаемся. Есть патроны, будет и еда. К тому же у меня пшена вот банка осталась, говядины вяленой полтора кило примерно, хлеб и сало. На день хватит, а то и дольше, если не налегать особо.
– Ах ты ж радость моя! – расплылся в довольном оскале Сиплый, увидев выставленный на всеобщее обозрение провиант, и кивнул Ткачу: – Во! Я же говорил – будет от него польза!
Командир оценил мою запасливость, но на чревоугодие наложил мораторий, приказав ужинать сухарями.
– Где ты такую хуйню берешь? – поморщился Гейгер, брезгливо глядя на кружку Рябы, в которой тот неспеша помешивал залитый кипятком порошок. – Воняет хуже, чем мои кирзачи. Этим говном только вшей травить.
– Хочешь? – невозмутимо поднял сапер дымящуюся кружку. – А то, замечаю, чесаться ты стал шибко в последнее время.
– Я лучше от зуда сдохну, чем от заворота кишок.
– Жидкость не может служить причиной заворота кишок, – отстраненно констатировал Сиплый. – А вот инородные предметы в кишечнике или обильная пища после длительного голодания – да.
– Не умничай. Ты же понял, о чем я.
– Слышь, Гейгер, – повеселел Ряба, – а может, тебе инородные предметы покоя не дают? Шило, к примеру.
– Э-эх, – махнул рукой техник, делано обидевшись. – Лишь бы позубоскалить. Никакого уважения к возрасту. Ну вас на хер. Ткач, кто первым дежурит?
– Я и… наш турист, – кивнул командир в мою сторону, – потом Сиплый с Балаганом…
– Е-мое, – сдержанно возмутился медик, – опять посреди ночи.
– …и ты с Гейгером.
– Ну и славно. Значит, можно на боковую.
– Что-то ты рано, – заметил Ряба.
– Старики – они ж как дети, – ухмыльнулся Сиплый.
– Смейтесь-смейтесь, – заворчал Гейгер, укладываясь. – Вот доживете до моих лет… Хотя, при вашем уме, вряд ли.
Перекусив мочеными сухарями и чуток потрепавшись за жизнь, остальные тоже отошли ко сну. Или сделали вид. А мы с командиром – будь их племя трижды проклято – приступили к несению вахты.
– На что в Москве посмотреть хочешь? – спросил он, подбрасывая в костер хворост.
– На все, что осталось.
– Ну, тогда экскурсия много времени не займет.
– Уже бывал там?
– Нет, был под Нижним. Сомневаюсь, что разница велика. Кучи лома, да воронки на полсотни метров диаметром. Ты ж из Арзамаса. У вас своя имеется. Не нагляделся, что ли?
– Да наша метров двадцать всего, и глубиной не больше полутора. Видно, маломощная боеголовка, или рванула высоко.
– Маломощная? Половину вашего злоебучего городишки стерла.
– Ну, насчет половины ты загнул, а насчет злоебучего верно.
Ткач усмехнулся и удостоил меня взглядом.
– Я думал – ты постарше.
– А я думал, что мыслительный процесс слишком утомителен для наемника. Мы сегодня оба интеллектуально обогатились.
– Не любишь нашего брата?
– Никто не любит цепных псов, особенно когда цепи в чужой руке. Но я – исключение. Просто обожаю наемников, оттого – предвосхищая следующий вопрос – за вами и увязался. Вместе ж веселее. Разве нет?
– Что, так сильно общения не хватает?
– Отчего же? Этого добра у меня в избытке. Но все больше по работе, а хочется и для души немного.
– Скольких ты убил?
– Бросил считать на седьмом десятке. Хочешь списком павших помериться?
– Хм, – Ткач подцепил веткой сухой лист и поднес к костру. – А я никогда не считал. В бою не до того, а после – кто там разберет, чья пуля панихиду отслужила? Вот был у меня в отряде огнеметчик, Факиром звали, отлично здания зачищал своей горелкой. Фух-х, и полетели «светлячки» из всех щелей. Он покойникам домами учет вел. Да-да, так и говорил: «У меня сегодня два дома. Итого – тридцать семь». Хм. Погиб глупо – пуля аккурат в редуктор угодила. Полыхнул факелом наш Факир. Сгорел за секунды, – Ткач снова посмотрел на меня и недобро ощерился. – Только головешка черная осталась, в сапогах и ремнем кожаным подпоясанная.
– Какая прелесть. Я смотрю, и Весло ваш большой был любитель этого дела. Вон, все цевье насечками испоганил.
– Это он по молодости. Молодые на славу падки. Пока жизнь не вразумит. Хотя кому я рассказываю…
– По ту сторону Оки взрослеют быстрее.
– Возможно. А с глазами что? Мутация?
– Ты разве не слышал рассказов про то, как меня сука вскормила? Маленький мальчик упал с телеги по пути через лес. Никто этого не заметил. Кроме собак. Но собаки его не разорвали. Нет. Старая сука – глава стаи – не позволила. Она забрала его и вскормила, как собственного щенка. Мальчик рос, охотился вместе с четвероногими сородичами, жрал двуногих сородичей. Ну и в результате выросло, что выросло. А потом мальчик покинул стаю. Но люди не приняли его. И тогда он пришел в Арзамас. Вот, теперь ты знаешь мою грустную историю. Прошу, не нужно жалости.
– Нет, этой сказки я не слышал. Мне нравится другая, про то, как ты ночью ходишь по домам и высасываешь у спящих людей мозг через глазницы.
– Да-да, и этим я тоже промышляю.
– Тебе, должно быть, льстит такая слава?
– Она помогает в работе. Известны два подтвержденных случая, когда пустившиеся в бега должники добровольно вернулись к кредитору, узнав, что за ними послали Коллекционера.
– Впечатляет. На Муром работал когда-нибудь?
– Только один раз. Я получил от эсбэшников ориентировку на беглого рейдера. Дело было непростым, пришлось почти три недели по лесам мотаться. А когда я принес голову, тот чинуша, что мне заказ выдал, начал визжать, мол, это беспредел, нужно было живого доставить, для показательного суда, и все в таком духе. Расчет зажал, да еще и аванс грозился вытрясти, если дальше буду права качать. Ну, я плюнул и ушел. А через неделю вернулся и вырезал всю его семью. Даром. С тех пор у нас сложные отношения.
– Вернулся в Муром? Без пропуска?
– Пять золотых с аванса. Служивый на КПП был счастлив подписать мне хоть верительную грамоту. Мзда солидная, но… В моей профессии существует неписаный закон – клиент всегда платит. Если отступить от него, потеряешь авторитет, а это дороже пяти золотых. У вас разве по-другому?
– Нет. Но я не вырезаю семьи. Ограничиваюсь обычно ломанием ног и обещанием зайти через месяц.
– Помогает?
– Твой способ, конечно, эффективнее. Но он мне не по душе.
– При чем тут душа? Душа в церкви хороша, а как выйдешь за притвор, ты – убийца, лжец и вор.
– Атеист?
– Большую часть времени. А ты – истово верующий?
– Я верю, что за все воздастся.
– Кем?
– Богом. Кем же еще?
– Ну, исходя из того факта, что я сейчас не горю в аду, а мило беседую с тобой, и приняв за аксиому существование бога, можно сделать два вывода: первый – бог недееспособен, второй – бог на моей стороне.
– Хорошо, что Ряба тебя не слышит.
– Разве я не прав? Посуди сам – сколько мирных обывателей гибнет каждый день ни за хер собачий? А ведь их прегрешения, согласно церковным канонам, ничтожны в сравнении с моими. Они умирают в муках, я наслаждаюсь жизнью. Так, может, мои грехи – и не грехи вовсе? Может, в небесной канцелярии случился переворот, и поклоны теперь бить нужно не доброму старичку с белоснежной бородой и нимбом, а рогатому? У того ведь, я слышал, несколько иные вкусы. Представляешь, каково будет разочарование праведников, представших на высшем суде перед Сатаной? Ох, черт! Я, похоже, ошибся дверью! Э, нет, дружок. Постой. Что тут у нас? Был верным мужем, любящим отцом, честно трудился от зари до зари и даже – Иисус мне в печенку! – давал милостыню нищим. Получи распределение на серные шахты! – Я живо представил себе только что отыгранную сцену и невольно хохотнул, рискуя оскорбить религиозные чувства командира.
Но тот вопреки ожиданиям лишь приподнял бровь, продолжая спокойно смотреть на языки пламени.
– Может, и так. Кто знает? – Он взял ветку и, пошурудив в костре, добавил жару темнеющим углям. – А все же, зачем тебе в Москву?
– Говорил ведь – посмотреть охота. Рассказы рассказами, а своим глазам доверия больше. Жизнь коротка, если хочешь все увидеть, нужно торопиться.
– То, что я до сих пор верю в бога, еще не делает меня идиотом, – процедил Ткач с легкими нотками раздражения в голосе.
– Желаешь услышать правду? Хорошо, я скажу. Но взамен и сам хочу кое-что узнать.
– Ты начинай, а там видно будет.
– Эк хитер. Хорошо, признаюсь – я целенаправленно шел за вами, не только как за буфером. Но никакого злого умысла не имел. Что ты смотришь? Ладно, имел, небольшой. Опять не убедил? Ну, все-все, большой, только перестань так злобно глядеть, а то прям на кишечнике некомфортно делается. Да, я – гнусный тип. Кто ж отрицает? Хотел поживиться за ваш счет.