– Что, неинтересно? – спросил, позевывая, Стерляжий.
– Угу.
– А мне интересно, – сказал он, – попадем мы в шахту или нет. Либрация заканчивается, нас ведут на пределе. Энергошнур того и гляди уйдет за горизонт.
Он совершенно не нервничал.
– Успеем? – опасливо спросил я. Врезаться в лунные скалы наподобие бродяги-метеорита мне совершенно не улыбалось.
– Должны успеть, но только не мы, а они. Мы – груз, с нас взятки гладки…
Если бы я ехал в космическом лифте в первый раз, а не в шестой, то обязательно спросил бы, не зависит ли что-нибудь и от нас. К сожалению, я точно знал: не зависит. Слабосильные движки ориентации кабины годятся лишь на то, чтобы отсрочить падение на секунду-другую. Не все ли равно, в каком именно месте выбить в Луне яму, да и нет у нас времени возиться с цепями управления. Перевести управление кабиной снова на «Гриф»? При нужде это сделают и без нас, если успеют. Могут и не успеть…
Быть грузом без права действия мне не очень понравилось, и я стал брать пример со Стерляжего, весь вид которого говорил: «Сделаю, что могу, а там будь, что будет», причем говорил снисходительно, с явным прицелом в мою сторону. Урок фатализма пошел мне на пользу, а главное, принес плоды: нас успели прилунить так штатно, что стало даже скучно.
– Поторопились, – покачал головой Стерляжий. – Ты гляди, где люк.
Люк был надо мной. Пришлось карабкаться. Кабина лежала на боку, чуть заметно осев на корму. Краевое положение станции на лунном диске заставило строителей выкопать для лифта почти горизонтальную шахту. Она пугающе смотрела из вала кратера Дженнер, словно жерло громаднейшей пушки, готовое грянуть картечью по лунатикам и прочим инопланетникам, буде таковые объявятся и рискнут покуситься на недвижимую собственность Корпорации.
Странные дела: Корпорации нужно все – и ничего. Ее не интересует ни Марс, ни астероиды, ни спутники Юпитера, куда в принципе можно было бы забросить лифт; да и Луна ей нужна только как удаленное безопасное место – серьезных научных исследований тут не проводится. Корпорации подавай иные миры под иными звездами, для остального человечества не актуальные. Журавля в небе ей подавай, здоровенного белого журавля, и пусть синицы шмыгают мимо.
Каждые четырнадцать часов весь персонал Луны Крайней, не исключая и прикомандированных, превращался в грузчиков – с Грыжи шел металл. Кто-нибудь облачался в скафандр, лез в Кошачий Лаз и, кряхтя от натуги, подавал оттуда самородки; их тащили к масс-спектрографу, затем к весам и далее на склад. До установления надежной связи с «Грифом» оставалось еще несколько дней, и кабина лифта стояла без дела.
В обратную сторону шли кислородные баллоны, пища, вода, медикаменты. Однажды с Грыжи эвакуировали больного. Острый живот – самое гнусное из всего, что может учинить подлюка-судьба с оторванным от медицины человеком. Врач Луны Крайней определил перитонит и прооперировал бедолагу. И это был единственный на моей памяти случай, когда хотя бы один человек на станции был освобожден от погрузочно-разгрузочных работ – хирург с дрожащими руками не хирург, а маньяк-расчленитель. Даже Надя таскала металл, правда, ей подсовывали самородки поменьше. А еще она с Аскольдом дважды побывала на Грыже – не ради металла, а просто чтобы не отвыкнуть от тяжести. Стерляжий ничего не говорил, но смотрел в мою сторону неласково: «Вибрион» порушил все сроки. Где прикажете восстанавливаться после невесомости «Грифа» и легкой Луны? Непосредственно на Надежде, планете с почти земной тяжестью? Восстановишься, пожалуй… до первого местного хищника.
Повысив свою квалификацию грузчика, я бежал к компьютеру и старался не терять времени зря. Я просматривал видеоролики, снятые сквозь дыру Кошачьего Лаза, изучал собранные данные. Девять миров, девять планет. За одну из них – Грыжу-Клондайк – людям удалось зацепиться. На другую – Медузу – время от времени отправлялись краткосрочные экспедиции. Я смотрел на ее безбрежные болота и на отлов пиявок, пока меня не начинало тошнить. По-моему, пиявки являлись единственным полезным ресурсом этого мокрого царства. Было в этой планете что-то глубоко неправильное.
Надежда. Тут имелось несколько видеороликов, в том числе и тот, что я уже видел однажды. Ничего особенного, статичный пейзаж. Один раз в правом верхнем углу кадра быстро промелькнуло что-то темное, настолько быстро, что совершенно смазалось на кадре. Не то птица, не то очень крупное насекомое, не то местная летучая мышь.
Планета под условным номером 4. Двухсекундный ролик. Скалы, камни, осыпи. Все статично, набор кадров-близнецов. Никаких признаков жизни. Атмосфера, насколько можно судить, азотно-метановая, плотная. Огромное распухшее солнце кирпичного цвета. Возможно, не полноценная звезда, а ублюдочный коричневый карлик. Контакт – единственный (дата, время), повторить не удалось.
Планета 5. Ролик продолжительностью в полсекунды. Пустыня. Красно-коричневый песок. Дюны. Некоторое сходство с Марсом, но не Марс. Светило – оранжевое. Атмосфера разреженная, предположительно углекислотная. Россыпь ярких звезд на дневном фиолетовом небе. Попытки моделирования с целью определения местоположения данной планеты в Галактике успеха не принесли. Контакт – единственный.
Планета 6, условные названия: «Квашня», «Пузырь», «Клейстер». Один неполный кадр. Действительно, клейстер. Серая мгла, вызывающая ощущение липкости, чуть более светлая вверху, чуть более темная внизу, без признаков структуры. Вероятно, обширная газовая планета – некий слой, более близкий к поверхности, чем к центру. Уже не газ, но еще не жидкость. Шлюзовую мгновенно забило клейстером под давлением, едва стенки не выломало… Углекислота, аммиак и очень много простой органики до аминокислот включительно. Контакт – единственный.
Не удивлен. Будь я Лазом, мне тоже было бы крайне противно открываться в Клейстер. Страшно подумать, что было бы, если бы в той коллоидной взвеси имелся кислород в достаточном количестве. Вот ЭТИМ – дышать? Наполнять студнем легкие? Жить и работать, чувствуя себя захлебнувшимся утопленником? Бр-р… Хотя, наверное, можно привыкнуть. Можно даже представить себе целые города, дрейфующие в плотной атмосфере на манер громадных дирижаблей или великанских субмарин…
К счастью, нам это не грозит: кислорода там нет и в ближайшем будущем не предвидится.
Планета 7, условное название «Тундра». Аж два ролика, на две с половиной и четыре секунды. Одно и то же место. Обширная плоская равнина, вдали пупырышки невысоких холмов. Сильный и, видимо, холодный ветер пригибает к бесплодной почве бурые шевелящиеся растения, отдаленно напоминающие морскую капусту. Тот же ветер несет рои мелких, похожих на насекомых существ, и растения (или это сидячие животные?) пытаются хватать их на лету. Четырехсекундный ролик – ночной, но света трех лун вполне достаточно для качественной съемки. Специфически ночных животных не обнаружено – вернее всего, они просто не попали в кадр. Атмосфера – азот, аргон и десять процентов кислорода. Маловато. На втором ролике виден моток шнура а-ля лассо – наивная попытка проверить, закроется ли Лаз самопроизвольно, если в нем находится материальное тело. Закрылся и уполовинил шнур. Все попытки установить третий контакт окончились ничем. Может, оно и к лучшему: дышать на такой планете все равно, что на вершине Эвереста. Подробности исследования местного насекомого (один экземпляр занесло-таки ветром в шлюзовую камеру) и микроорганизмов меня не заинтересовали.
Планета 8, она же «Сочи». Всего два кадра. Синее море, роскошная литораль, желтый песочек, комки водорослей, лениво набегающие на пляж ласковые волны. Воображение услужливо рисует чаек над волнами и белый пароход на горизонте, чего нет и быть не может. Состав атмосферы неизвестен, сила тяжести тоже. Да и вода ли плещется в тамошнем море? Может, кислота или вообще жидкий аммиак? Вообще попыток заставить Кошачий Лаз вновь наладить контакт с этой планетой было больше, чем со всеми остальными, вместе взятыми. Что и понятно. Толку – никакого.
Наконец, планета 9, имени не получившая. Гаруна Тазиева бы туда. Дымящиеся скалы, важно ползущие лавовые потоки, желтые корочки серы на камнях, ковровая бомбежка вулканическими бомбами и пепел, пепел… Единственный, зато семисекундный контакт позволил взять относительно чистую пробу воздуха – типичные вулканические газы. Кислорода ничтожно мало, да и тот, видимо, попал в колбу из шлюзовой камеры. Температура, как в духовке. Ни флоры, ни фауны не обнаружено даже в жареном виде.
Существовали еще, правда, не подтвержденные документально свидетельства того, что Кошачий Лаз в принципе способен открываться и в другие миры, если запастись терпением и как следует поиграть с управляющими параметрами. Все эти свидетельства, собранные в отдельный раздел, относились к тем мезозойским временам, когда возле Лаза еще не была установлена автоматическая сверхскоростная камера, и даже к архею, то есть к началу работы с Лазом в сарае Митрохина. В лучшем случае в кольце что-то мелькало и исчезало через долю секунды, однако даже глубокий гипноз не всегда позволял вытащить из наблюдателя хотя бы приблизительное описание того, что же он все-таки видел – если вообще видел. Поскольку иные видения сопровождались хлопками воздуха, устремившегося в кольцо или из кольца, а один раз в воздухе перед Лазом явственно повеяло гнилостным амбре, приходилось признать, что не все видения были зрительными галлюцинациями. Вероятно, список теоретически доступных миров можно было продолжить.
Я, однако, не стал возиться с неподтвержденным, ограничившись девятью документально подтвержденными контактами. Что общего между этими планетами? Почему Кошачий Лаз охотнее контактирует с одними мирами и не любит других? Роскошная восьмая планета – чем она хуже девятой? Я не Тазиев и с девятой бежал бы быстрее лани, даром что Гарун он, а не я. А чем огненная девятая лучше мирной четвертой? Годятся ли тут человеческие представления? С другой стороны, Лазу явно не нравится киселеобразная шестая, и мне, кстати, тоже…
Одно из двух: либо Лаз предназначен для человека или, во всяком случае, белкового существа (если он машина), либо (если он животное) «он с нами одной крови».
Уже кое-что. И одновременно – бесконечно малые крохи знания, не очень-то отличающиеся от обыкновенного нуля.
Что можно знать о вкусах кольцеобразного устройства (или существа?) по кличке Кошачий Лаз? Чем оно питается, какие условия предпочитает? Даже об этом нам практически ничего не известно. Можно бездоказательно предположить, что оно кормится, допустим, энергией нейтрино или совсем уже малопонятной энергией вакуума, но эти предположения ни к чему не ведут. Далее, предпочитаемые Лазом миры чудовищно разбросаны по Вселенной. Ни один из них не может быть с полной уверенностью отнесен к нашему родимому Млечному Пути – что до Клондайка, то я сам в этом убедился. Почему Лаз ни в какую не желает пробить канал, скажем, к Проксиме Центавра, где звездное небо почти такое же, как у нас, и ничего не стоит определиться? Быть может, пространство искривлено таким образом, что иначе не получается? Или Лаз работает в очень узком диапазоне дальностей, подобно орудию с ограниченным углом наводки? Или он «ходит» только проверенными ранее путями? Или Митрохину и Исмаилову с самого начала достался дефектный (больной?) экземпляр?
Если он и болен, то болен не психически, это точно. Он точно знает, куда открываться можно, а куда не стоит. Лаз всегда выводит туда, где сложно организованная материя может существовать и где, кстати, облаченный в соответствующую амуницию человек погибнет не сразу. Ни разу выход Лаза не возник в космической пустоте, в скальных породах или внутри звезды. Но почему при его возможностях он столь ограничен в выборе маршрутов?
С какой скоростью срабатывает Лаз? Наносекунды? Пикосекунды? Даже этого мы не знаем – попросту не в состоянии измерить. Вполне можно допустить, что время его срабатывания нулевое в физическом смысле. Между прочим, с точки зрения теории относительности абсолютно безразлично, как быстро Лаз пробивает канал в иную галактику – за микросекунды или за тысячу лет. Обе эти величины исчезающе малы по сравнению с расстоянием хотя бы до Грыжи.
Наконец, что он такое и как попал на Землю – тоже никто не знает. Подарок человечеству от высокоразумных инопланетян? Самостоятельно распространяющийся по Вселенной вид живой материи? В последнем я был практически убежден, правда, чисто умозрительно. В конце концов, я тоже единица человечества и как таковой считаю зазорным принимать подарки от тех, кто гораздо сильнее меня. Гордыня, скажете? Ну и пожалуйста.
А кроме того, дарить человечеству что-либо резко выходящее за его обычные возможности – никак не показатель высокого разума, скорее уж провокаторские штучки. Бойся данайцев…
С другой стороны, зачем сверхмогучим врагам провоцировать человечество, если его можно просто-напросто сдуть с планеты, как мусор? Логика вязнет, концы с концами не сходятся…
На Землю попало: два генератора энергошнура, два приемника и одно кольцо Лаза. Теперь известно, что генератор может родить приемник. Предположительно и приемник может переродиться в Лаз. Казалось бы, налицо типичная метаморфоза по типу «личинка – куколка – насекомое». Животное, нет?
Черт его знает. Блестящая, хотя и не металлическая, пластина на поверхности генератора, пластина, прикосновение к которой включает энергошнур, – зачем она? Ведь первое, что приходит в голову человеку, впервые увидевшему генератор, – коснуться ладонью пластины. В результате нашедший артефакт «черный» старатель остался без головы, а более осторожный Исмаилов потерял полпальца.
Находка единична – в случае подарка человечеству так и должно было быть. Трудно предположить, чтобы могучие иноприлетяне начали разбрасывать по Земле артефакты, как конфетти. Если же речь идет о животном, способном к самостоятельному расселению по метагалактике, приходится признать, что данная форма жизни чрезвычайно редка. Ни на Клондайке, ни на Медузе не найдено ничего подобного, да и на Земле артефакт провалялся немало тысячелетий, прежде чем на него случайно наткнулись. По всей видимости, попавший к нам единственный энергогенератор пережил несколько делений и метаморфоз, завершившихся появлением Лаза, после чего впал в спячку. Не исключено, что все эти квазиорганизмы находятся в спячке до сих пор, ибо не замечено, чтобы Кошачий Лаз хотя бы один раз открылся спонтанно, как не замечены и самопроизвольные «включения» генераторов и приемников. Что до управления ими, то ведь и Гальвани успешно управлял лапкой дохлой лягушки, а из кристалла рубина, устроенного много проще энергогенератора, совсем не трудно извлечь лазерный луч.
Управлять мы умеем. С пониманием дело обстоит много хуже.
Ни до чего определенного я так и не додумался, ни одного противоречия не разрешил и с горя начал читать соображения, высказанные людьми поумнее меня. Сложные построения прикормленных Корпорацией ученых экспертов повергли меня в беспросветное уныние. С немалым трудом продравшись сквозь баррикады неудобопонятной терминологии, я обнаружил замаскированное «ничего пока не известно» и откровенное, очень знакомое «дайте еще денег». Что до вскрытия «объектов исследования» или просвечивания оных жесткими лучами, то таковые эксперименты ввиду запредельной энергетики «объектов» были запрещены руководством Корпорации раз и навсегда. Даже на Луне. Луна человечеству еще пригодится. Проект создания испытательного полигона на одном из астероидов также был отклонен – то ли по причине дороговизны, то ли из-за боязни, что и такого удаления от Земли окажется недостаточно. Что до меня, то я бы предложил провести испытания на Медузе – мне пиявок не жалко.
Потом опять наступало время таскать платину, и я шел стирать разницу между умственным и физическим трудом. Вернувшись к компьютеру, читал результаты очередного гадания на кофейной гуще: мол, не исключено, что объекты 1, 2 и 3 (генератор, приемник и кольцо) представляют собой особую форму материи, вернее, даже праматерии, самопроизвольно образовавшуюся вскоре после Большого взрыва, когда ни о каких звездах и галактиках еще не могло быть и речи. Мол, каждый объект является, возможно, законсервированной будущей мини-вселенной, и если однажды он спонтанно рванет… Далее шли семиэтажные формулы, «осторожные предположения», снова формулы и такая скучная нудятина, что зубы ныли.
– У тебя глаза красные, – сказала Надя, незаметно подкравшись сзади. – Как у Аскольда.
– Как ты можешь видеть мои глаза? – без особого удивления спросил я, поворачиваясь. – Они у меня пока не на затылке.
– Вот именно «пока». Досидишься – будут. Не пора ли делом заняться? Стерляжий уже вовсю икру мечет.
– Ну и что? – спросил я.
– Как что? Отправляемся через сорок восемь часов. Тянуть нельзя – отвыкнем от нормального веса, придется снова восстанавливаться. Ждать либрации, потом тащиться на Землю, потом опять сюда… Нам это надо?
– А Грыжа на что? – сказал я, пытаясь поймать Надю за талию и привлечь к себе.
Она ловко ускользнула.
– Грыжа – средство опасное, сам знаешь. То ли восстановишься, то ли наоборот… Свят, убери руки!.. Хочешь, чтобы из-за тебя опять все сорвалось, да?
– В тот раз экспедиция сорвалась не из-за меня, – холодно напомнил я и убрал руки.
– Извини, я нечаянно… Просто до сих пор жалко. Какой момент был! Все готовы, в отличной форме, и на Грыже как раз был пересменок… А тут ты… то есть не ты, а этот Берш… Прости, Свят, я нечаянно…
– Прощаю, – сказал я мрачно. – Мне только интересно: долго мне еще придется доказывать всем и каждому, что я не верблюд?
Она вздохнула:
– Боюсь, что долго… Ты только не бери в голову, это получится само собой, я знаю…
– Да ладно, – махнул я рукой. – Я все понимаю. А только я не слепой. Трудно переключиться, да? Аскольд мне руку жмет, а сам волком смотрит. Стерляжий, по-моему, до сих пор сам с собой воюет: сознание ему говорит одно, а подсознание – другое…
– Аскольд на тебя не потому так смотрит, что ты был Бершом, – сказала Надя. – Мне ты можешь верить. Он тебе другого простить не может – того, что ты, а не он предложил назвать планету Надеждой. Кстати, спасибо тебе огромное…
– Не за что.
– Есть за что. – В ее глазах мелькнула лукавинка. – А скажи-ка: как бы ты назвал планету, если бы меня звали, например, Полиной?