– Мы не бьем в спину.
– Тогда почему ты путешествуешь с этими двумя уродами?
Воспитанный в рыцарских традициях воевода недолюбливал чистильщиков и безликих, любящих нападать исподтишка, и Датос однажды пообещал Урагану, что в его команде этих Героев не будет.
– Мы выслеживали преступника.
– Любопытный ответ.
Одной-единственной фразой Генриху удалось продемонстрировать всю глубину презрения, которое он испытывал к спутникам Максимилиана. Раздавитель помялся, гулко повторил:
– Мы не бьем в спину. – Помолчал и закончил: – Мы выполняем приказы нашей повелительницы.
И взмахнул тяжеленной булавой.
– Намекаешь, что я с тобой нечестен? – Карлос считал себя умелым обманщиком, а потому проницательность Лашара его изрядно разозлила.
– Нет, не намекаю, я обвиняю тебя во лжи. – Не менее злой Маркус мгновенно отказался от почтительного тона. – Ты врешь.
– Это возмутительно!
– Ханс! – Датос бросил взгляд на ментора. – Пусть мерзавца выведут вон!
– Вы дали рыцарю Лашару аудиенцию, лорд Грид, и…
– Вы забыли, кого я здесь представляю, провинциальные олухи! – проревел Маркус. – Когда леди Кобрин требует ответа, он должен быть точным и полным! Моя повелительница не терпит лжи!
Его пальцы сомкнулись на рукояти меча.
– Да я лично тебя выброшу вон! – Взбешенный Датос поднялся с трона.
– Отец, позволь мне!
Приличная поначалу аудиенция на глазах скатывалась к банальному скандалу. Ослепленный яростью Датос, злой Карлос, дерзкий Лашар – они готовы были вцепиться друг в друга. Не хватало лишь сигнала.
Которым стала распахнувшаяся дверь.
– Измена!
Окровавленная Егоза влетела в тронный зал и сразу, не теряя времени, метнула в Лашара огненную стрелу, но…
Лашар ждал атаки и увернулся. Молния ударила в каменную стену, вызвав облако веселых искр, а за мгновение до этого ментор Ханс вонзил кинжал в грудь лорда Грида.
Подлое нападение позволило кобрийцам сразу же уравнять шансы и даже получить преимущество. Все они незадолго до атаки незаметно взяли в свободные руки «искры прайма», которые и впитали перед нанесением первых ударов.
Ураган спасся, булава Раздавителя с грохотом обрушилась на телегу, возле которой стоял воевода, но сам Генрих успел шагнуть в сторону и незамедлительно толкнул кобрийца в бок. Раздавитель на мгновение потерял равновесие, едва удержался на ногах, и это позволило Урагану выхватить оружие. В следующий миг воеводы сошлись в суровой схватке, с грохотом обрушивая друг на друга тяжелые удары. Простые на первый взгляд: удар-блок, удар-блок, но настолько сильные, что устоять под ними могли лишь самые мощные Герои, каковыми и являлись воеводы. Ураган и Раздавитель оказались достойны друг друга, и предсказать исход боя не мог никто.
Арчибальд Ржавый Ус тоже не оплошал. Нападки Исподлобья разозлили бессмертного, а ярость свою он выражал только одним способом: готовностью к бою. Арчибальд парировал коварный выпад безликого и тут же перешел в атаку, заставив Улле отступить.
А вот Джейкоб не справился. Он стоял ближе всех к кобрийцам, готовился язвительно ответить на издевательские подначки Тома, расслабился, – и умер первым. Исподлобья ударил Самострела в живот, молниеносно выдернул клинок из тела ошарашенного, еще не почувствовавшего боли Героя и следующим ударом отрубил Джейкобу голову, впитав прайм неудачливого дуэлянта.
– Кобрин и победа!
– Кобрин и победа! – рявкнули Максимилиан и Улле.
– Во славу Грида!
– Кобрин и победа!
Трое на троих, но длинный меч Арчибальда позволял отбиваться и от чистильщика, и от безликого, а потому Ураган выкрикнул:
– Егоза! Спасай лорда!
И Шахмана бросилась в тронный зал.
Лашар, мерзавец, даром что маленький, на поверку оказался шустрым, как мышь-полевка, и сильным, как чуданутый медведь. Атака, в которую самонадеянно бросился Карлос, захлебнулась почти сразу, и распаленный юноша понял две вещи: этот соперник превосходит всех, с кем ему доводилось биться до сих пор, а кинжал не выглядит убедительным оружием против меча. Но самое ужасное заключалось в том, что Лашар мгновенно перешел в наступление. Ужасное не только потому, что отбиваться становилось все труднее и труднее – нет. Карлос чувствовал себя хозяином замка, он был на своей территории, он подвергся подлому нападению и ожидал, что Маркус попытается улизнуть, а тот и не думал отступать!
Выпад.
Еще один.
«Где же Егоза?!»
Гордость? Какая, к собакам чудским, гордость? Нужна помощь! Срочно нужна помощь! Нужно разобраться с подлым Лашаром и заняться Хансом!
Ханс!
Карлос едва увернулся от выпада ментора. Успел чиркнуть кинжалом по руке предателя и тут же отскочил в сторону, спасаясь от меча Маркуса.
Блок.
Выпад.
Блок. Блок.
Отец мертв, стражники не спешат на помощь.
– Егоза!
Следующее движение позволило юноше бросить быстрый взгляд в нужную сторону, и он понял, почему Егоза не спешит на выручку: девушка удерживала дверь, в которую кто-то ломился.
«Проклятье!»
– Карлос Грид, я обвиняю тебя в убийстве собственного отца, Датоса, лорда Грида! – громко провозгласил ментор Ханс.
Предатель добавил к окровавленному кинжалу меч и теперь готовился нанести последний удар, лично расправиться с наследником владения.
– Я обвиняю тебя в измене короне и заговоре с целью убийства Безвариата Сотрапезника!
«О чем он говорит?!»
Дверь с грохотом слетела с петель. Две огненные стрелы, чей-то вскрик, рев Урагана, ругательства, лязг железа, безумный хохот ментора Ханса и приближающийся меч Лашара…
«Мы проиграли!»
Егоза рядом, а это значит, что пала последняя линия обороны, что в тронный зал ворвались опытные, прекрасно обученные Герои леди Кобрин, которых не удалось задержать во дворе.
«Где стража? Где все?!»
Решение пришло внезапно.
– Дай мне время! – выкрикнул юноша. – Две минуты, а потом – во двор!
– Я поняла!
Шахмана заняла место молодого лорда, и Карлос бросился к потайной двери.
Они почти уравняли счет.
Почти.
Разыграли, как по нотам: Ураган ловким ударом отбросил Раздавителя, но следующий выпад получился корявым. С виду – корявым. Генрих открылся, безликий попытался его достать, увлекся, и подоспевший Ржавый Ус с громким: «Хрясь!» разрубил врага от плеча до пояса. Наискось, как положено, чтобы сразу.
– Грид! – заревел Ураган, с удвоенной силой бросаясь на Раздавителя.
Еще бы чуть-чуть, капельку, еще бы пару минут, до подхода стражников, но… Не оказалось у них этого «чуть», потому что увлекшийся Арчибальд рискнул атаковать Раздавителя, а в этот самый миг Исподлобья заставил отступить Егозу, после чего ловко рассек Ржавому Усу бок. Бессмертный захрипел, Том врезал Генриху, и освободившийся от опеки Раздавитель впечатал булаву прямо в голову Арчибальда.
Первая мысль – во двор. Там стражники, хоть какая-то помощь и поддержка. Карлос распахивает окно и слышит:
– Карлос убил отца!
«Проклятый Ханс!»
Ментор стоит на телеге и потрясает кулаками. Его лицо в крови, рука в крови, одежда разорвана, а в глазах пылает праведный гнев.
– Я свидетель! Я видел! Карлос как безумный набросился на лорда Грида!
Ему поверят? Проклятье, поверят! Стражники слишком давно подчиняются ментору, они привыкли доверять Хансу. Они видят в нем командира.
«Я должен был встать во главе стражи! Я!»
Топот ног, распахивается дверь…
«Все?!»
– Карлос, мы не справляемся!
Это Егоза. Ее «кадило», в котором тлели, дожидаясь своего часа маленькие угольки, почти опустело – запас превратился в огненные стрелы.
Ураган прикрывает отход, Самострел и Ржавый Ус мертвы. Отступают. Проигрывают! Не могут победить обученных кобрийцев.
– Надо уходить!
«Уходить!»
У Карлоса кружится голова. От горечи, гнева, злости и унижения.
Уходить из родного замка, из родного города. Бежать, словно преступник, слыша за спиной яростные вопли:
– Он убийца!
– Убийца!
– На его руках кровь лорда Грида! Нашего господина!
«Бежать в Пущу, от своих! От гридийцев! Бежать?! Уж лучше смерть!»
Словно во сне взмахивает он кинжалом и неразборчиво кричит:
– Я не уйду!
По его щекам текут слезы.
– Егоза! Скорее!
Это ревет Ураган.
Шахмана хватает Карлоса за плечо и тащит в окно, сопротивляться Героине юноша не в силах. Они прыгают на крышу и бегут к конюшне. За ними топает Генрих, а комната, которую они только что покинули, вспыхивает прощальным подарком Егозы – выигрывая время, лиса устраивает преследователям огненную завесу и отвлекает своей уникальной уловкой, заставляя кобрийцев рубиться с иллюзией Шахманы.
«Уходим… Отец мертв… Уходим…»
Черный дым валит из окон и подтверждает слова ментора Ханса:
– Карлос Грид – отцеубийца!
Ураган сбивает с ног зазевавшегося стражника и распахивает ворота.
– Карлос Грид – отцеубийца!
Ураган сбивает с ног зазевавшегося стражника и распахивает ворота.
– Отцеубийца!
Они вскакивают на жеребцов.
– Отцеубийца!!
Гридвальд безжалостно прощается с наследником.
* * *Сны бывают разными, но тот, который видела Марида, оказался гораздо лучше реальности, в которой она очутилась после пробуждения. После того, как образ любимого Релеветара разлетелся бесплотной дымкой и девушка открыла глаза.
Первая мысль оригинальностью не отличалась:
«Где я?»
Вокруг нее поднимался густой лес – влажный и темный. Кроны могучих деревьев закрывали небо, толстые ветви, сплетаясь, создавали над головой Мариды настоящую крышу, а стенами импровизированного дома были кусты и молодая поросль, почти полностью закрывавшие обзор. Девушка стояла на небольшой просеке, через которую была проложена ухабистая дорожка – две грязные колеи, уходящие неизвестно куда. Стояла и с удивлением озиралась, переводя взгляд то на лес, то на странный ящик, из которого она только что выбралась, то на валяющиеся вокруг осколки недавней битвы: целые и сломанные стрелы, куски окровавленной ткани, изрубленные металлические пластины, бывшие некогда доспехами, чья-то рука, чье-то ухо и трупы… А точнее – тушки. Посеченная Чудь валялась вокруг очнувшейся Мариды.
«Как я здесь оказалась? – Не паника овладела девушкой, а искреннее недоумение. – Лес? Битва? Чудь? – Она ущипнула себя за руку. – Я все еще сплю? Я…»
А в следующий миг нахлынуло:
«Виталия! Я была в Виталии! Заснула на постоялом дворе. Я ужинала… Мне ужасно захотелось спать…»
– Меня похитили! Меня!!
Невероятный, но в то же самое время – логичный, все объясняющий вывод.
– Меня опоили, но я… Я видела… Я помню…
Смутные видения, которые до сих пор казались невнятными обрывками, предварявшими настоящий сон.
В комнату входят мужчины в масках. Они настороже, они держат оружие наготове, но убедившись, что Марида не в силах оказать сопротивление, расслабляются…
Ее берут под мышки и волокут во внутренний двор постоялого двора…
Ноги бьются по ступенькам…
Ящик, чем-то похожий на гроб… Не простой ящик – в него подавалось сонное зелье на основе прайма…
– Дерьмо! – Марида злобно пнула ногой свою разломанную тюрьму. – Что все это значит? Кто за это ответит?
А в следующий миг похолодела. Вспомнила, что во дворе стояли несколько кибиток и в каждой лежали по два ящика. Значит, ее друзья…
– Нас всех похитили!
Невероятно, однако лес, пустынная дорога и порубленная Чудь подтверждали: все правильно, вас всех похитили.
– Но зачем? Кому это надо? Кто посмел? Куда нас везли?
Марида окончательно пришла в себя, стряхнула праймовое оцепенение, и мысли, несмотря на охватившую девушку ярость, стали четкими и ясными.
– Нужно все это выяснить!
Она не знала, где находится, не знала, можно ли найти помощь, не знала, кому теперь можно доверять, а потому приняла решение, которое показалось ей единственно верным:
– Я знаю, куда направились похитители. – Следы на грязной дороге указывали на север. – Я догоню их, освобожу друзей, и мы получим ответы на все вопросы!
Сомнения оставили девушку, и она, плюнув на поломанный ящик, уверенно направилась вслед за кибитками.
Люди, знающие о полноводной Ильве понаслышке, а также не понимающие всех нюансов тяжелого труда честных контрабандистов, представляют Камышовый Остров весьма прямолинейно. Перед их внутренним взором, если таковой, конечно, имеется, возникает крутой утес, делящий бурные воды Ильвы на два примерно одинаковых потока. Утес, разумеется, скалистый, но местами покрыт густыми рощами, в тени которых удобно и приятно вести контрабандные дела. А главная гора острова изъедена многочисленными пещерами, в глубинах которых прячутся от постороннего взгляда толстые сундуки, набитые монетами, драгоценными камнями и другими элегантными предметами постоянной необходимости. Простые люди потому и называются простыми, что просты от макушки до подметок дешевых сапог, им трудно понять, что незаконные сделки принято совершать в местах укромных, а что может быть более выдающимся, чем торчащий посреди реки утес? Ну, разве что построенный в контрабандных целях каменный мост.
А потому в суровой своей действительности Камышовый Остров не содержал ни единого клочка суши, какие уж там пещеры! В этом месте, аккурат на стыке леса Девяти Дятлов и болота Мертвых Опарышей, Ильва разливалась особенно широко. При этом левая ее сторона, прилегающая к землям доктов, оставалась глубокой, а вот правая, болотная, неприлично заросла тем самым камышом, который и дал название несуществующему Острову. Зеленые дебри растянулись на десять с лишним лиг, держать их под контролем у патрулей не было никакой возможности, и контрабандисты беззастенчиво проворачивали на Камышовом Острове свои делишки. Все, что требовалось от посредников – предельно точно обрисовать заинтересованным сторонам точку встречи: плыви, мол, от приметного ясеня, сначала прямо, а потом, где-то на середине, бери курс на гору Гнилой Зуб, что за Мертвыми Опарышами виднеется. Как в камыши войдешь, начинай селезнем крякать, крякай, да прислушивайся – тебе цаплей ответят, так и встретитесь.
Так и встречались.
И меж собой встречались, и с Чудью, что меж камышей скользила, добычу выискивая, и с патрулями военными – всяко на Острове бывало. На неглубоком в этом месте дне Ильвы вперемешку покоились ящики с товаром, сброшенные с лодок при появлении патруля, и проржавевшие мечи, с помощью которых контрабандисты пытались отбиться от пограничников, если считали, что это возможно. Лежали там скелеты, которые в доспехах воинских, которые без них, продырявленные лодки и монеты, не успевшие перейти из рук в руки. На том же самом дне находили последний приют и другие мертвецы – со смертельными ранами в спинах, предательским образом нанесенными деловыми партнерами или собственными товарищами, порванные речной Чудью и простые утопленники – случалось и такое. И создавалось впечатление, что на костях незадачливых путешественников камыш с каждым годом поднимался все гуще и гуще.
– Как он сказал – крякать?
– Угу.
– Крякай!
– Крякал уже.
– Крякай, сказал!
– Надоело!
Одноглазый Черепват со злобным удивлением вытаращился на осмелившегося перечить помощника:
– Я тебе дам «надоело», придурок! Я тебе сейчас такое «надоело» устрою, что ты костей не соберешь, жаба вонючая. Я тебе…
– Перережь ему глотку, да и дело с концом, – предложил Безухий.
– А крякать кто будет? Ты?
– Я не умею.
– А он умеет.
– Тогда отрежь ему ухо.
– Кря-кря! – тут же выступил провинившийся контрабандист.
– Приятнее! – потребовал Одноглазый.
– А я не с девкой в кабаке, чтобы «приятнее», – огрызнулся «крякальщик».
– Опять пасть разинул? – осведомился Черепват, сжимая рукоять кинжала.
– Тихо! – Безухий поднял руку. – Кажись, цапля кашляет.
– Цапли не кашляют, – заметил «крякальщик».
– А что делают? Курлычут?
– Журавли курлычут, а цапли кричат.
Спорить со слишком умным помощником у Черепвата не было ни времени, ни желания. Зарубку в памяти он сделал: «Выпендривается, гад» – и пообещал себе разобраться с нахальным после дела.
– В общем, я, кажется, цаплю слышал.
– Или Чудь какую, – кисло уточнил Одноглазый.
– Чудь шумит, когда рядом, на расстоянии удара…
– Типун тебе на язык.
– А это, значит, цапля.
– Тогда гребем, – решил Одноглазый, и сидящие в лодке парни заработали веслами.
Братья Черепваты стали удачливыми контрабандистами исключительно потому, что никогда не забывали о том, что они в первую очередь контрабандисты, а уже потом – удачливые. А еще они помнили, что приплывающие с той стороны Ильвы контрагенты – такие же, как и они сами, головорезы, и поэтому в передовой лодке, что рыскала сейчас по камышам в поисках точки встречи, товара не было – только вооруженные бойцы. На всякий, как говорится, случай.
– Крякай!
– Кря-кря.
Метрах в десяти зашумел камыш, и послышался скрипучий голос:
– Черепваты?
– Они самые, – подтвердил Безухий. – Одноногий?
– Ага.
Еще несколько гребков через заросли, и две низенькие лодки, похожие друг на друга, как две капли воды, едва не столкнулись носами.
– Привет, братья.
– Привет, Му.
Кобрийские пограничники всегда обходились с пойманными контрабандистами гораздо жестче адорнийских коллег, не глаза выкалывали, а отрубали на первый раз какую-нибудь конечность – на усмотрение господина командира. И поэтому рядом с пристроившимся на корме Му лежал не только взведенный арбалет, но и крепкий костыль. И еще сундучок стоял, частично укрытый куском парусины.
– Где товар? – осведомился Одноногий, быстро оглядев лодку адорнийцев.
– А где деньги? – в тон докту спросил Безухий.